ustify"> Переносится она;
Но стрелок, в упорстве смелом,
Мчиться вслед ей с самострелом.
На утес с крутой вершиной
Перепрыгнула она
И повисла над стремниной,
Где застыла крутизна:
Там под ней утес громадный,
А за нею враг нещадный.
В страхе взор она подъемлет -
О пощаде молит он;
Но напрасно: враг не внемлет,
Самострел уж наведен...
Вдруг восстал из бездны черной
Дух ущелий, старец горный.
И, газель своей рукою
Оградивши, перенес:
"Для чего сюда с собою
Смерть и ужас ты занес?
Вам ли тесно, персти чада!
Что ж мое ты гонишь стадо? "
(1854)
Руссо
Монумент, возникший злым укором
Нашим дням и Франции позором,
Гроб Руссо! Склоняюсь пред тобой!
Мир тебе, мудрец, уже безгласный!
Мира в жизни ты искал напрасно, -
Мир нашел ты, но в земле сырой.
Язвы мира век не заживали:
Встарь был мрак - и мудрых убивали,
Нынче - свет, а меньше ль палачей?
Пал Сократ от рук невежд суровых,
Пал Руссо... но от рабов христовых,
За порыв создать из них людей!
(1855)
Пуншевая песня
Внутренней связью
Сил четырех
Держится стройно
Мира чертог.
Звезды лимона
В чашу на дно! -
Горько и жгуче
Жизни зерно.
Но растопите
Сахар в огне:
Где эта жгучесть
В горьком зерне?
Воду струями
Лейте сюда:
Все обтекает
Мирно вода.
Каплю по капле
Лейте вино:
Жизнь оживляет
Только оно!
Выпьем, покамест
Кубок наш жгуч!
Только кипучий
Сладостен ключ!
(1855)
Г. ГЕЙНЕ
"Я лег и спал - так сладко спал..."
Я лег и спал - так сладко спал,
Как будто жить отвык;
Но в сонной грезе мне предстал
Нездешней девы лик
Бледна, как мрамор, холодна,
Жемчужный свет в глазах -
Она таинственно - чудна,
И волны в волосах...
И тихо - тихо белый лик
Склонился надо мной,
Над самым сердцем он поник
Кудрявой головой.
Как кровь ключом кипит сама,
Ключом по жилам бьет
А грудь красавицы нема
И холодна, как лед
"Да! Грудь моя, пожалуй, - лед,
И нет огня в крови;
Но знаю я, как всех гнетет
Насилие любви.
Да! На губах и на щеках
Моих румянца нет;
Но я - забудь невольный страх -
Но я люблю, поэт! "
И крепко - крепко обняла -
И больно стало мне...
Запел петух... Во сне была
И унеслась - во сне...
(11 июня 1858 г.)
"Колыбель моих страданий..."
Колыбель моих страданий,
Гроб покоя моего,
Милый город!.. Что желаний
Прошептал я для него!
Будьте век благословенны
Дом и сад в тени аллей,
Где пронесся миг блаженный
Для меня при встрече с ней.
Никогда бы я нисколько
Не смутил твоей мечты:
Тихо я любил и только
Жить хотел, где дышишь ты.
Но сама меня упреком
Прогоняешь ты... Изволь!
В жилах яд кипит потоком:
Защемила сердце боль...
Посох странника беру я
И бреду, разбитый, в путь,
Свежий гроб вдали почуя, -
Есть и мне где отдохнуть!
(1860)
"В Рейне зеркальном глядится..."
В Рейне зеркальном глядится
Над горою городок,
И по Рейну быстро мчится
В блеске солнца мой челнок
Я гляжу, как заплетает
В кудри золото струя -
И со дна души всплывает
Дума тайная моя,
Ясным, дружеским приветом
Волны в глубь свою манят,
Но я знаю их: под светом -
Смерть и ночь они таят.
Рейн! Ты ликом безмятежным
Схож с коварною моей:
И она ведь взглядом нежным
Манит в глубь своих очей.
(1860)
"Хотел бы в единое слово..."
Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль
И бросить то слово на ветер
Чтоб ветер унес его вдаль.
И пусть бы то слово печали
По ветру к тебе донеслось,
И пусть бы всегда и по всюду
Оно к тебе в сердце лилось!
И если б усталые очи
Сомкнулись под грезой ночной,
О пусть бы то слово печали
Звучало во сне над тобой!
(1859)
"Было... В жизненных потемках..."
Было... В жизненных потемках
Светлый образ мне сиял,
Да угас он, светлый образ,
И повсюду сумрак пал.
Если дети испугались,
Очутивщися впотьмах, -
Запевают громко песню,
Чтоб прогнать невольный страх.
Так - то, глупенький ребенок,
Так впотьмах пою и я.
Песня, может быть, нескладна,
Да боязнь прошла моя.
(1859)
Лорелея
Бог весть, отчего так нежданно
Тоска мне всю душу щемит,
И в памяти так неустанно
Старинная песня звучит?..
Прохладой и сумраком веет;
День выждал вечерней поры;
Рейн катится тихо, и рдеет,
Вся в искрах, вершина горы.
Взошла на утесы крутые
И села девица - краса,
И чешет свои золотые,
Что солнечный луч, волоса.
Их чешет она, распевая, -
И гребень у ней золотой,
- А песня такая чудная,
Что нет и на свете другой.
И обмер рыбак запоздалый
И, песню заслышавши ту,
Забыл про подводные скалы
И смотрит туда - в высоту...
Мне кажется вот так и канет
Челнок: ведь рыбак без ума,
Ведь песней призывною манит
Его Лорели сама.
(31 марта 1859 г.)
"В убогой рыбачьей лачужке..."
В убогой рыбачьей лачужке
На море смотреть мы сошлись;
Вечерний туман поднимался,
Клубятся причудливо ввысь.
И вот в маяке постепенно
Огни указные зажгли:
Над рябью свинцовою моря
Корабль показался вдали.
И мы говорили о бурях,
Крушеньях, о том, как тяжка,
Всегда между небом и морем,
Суровая жизнь моряка.
Потом говорили о южных
И северных мы берегах,
О том, как и люди и нравы
Диковинны в дальних стран'ах.
На Ганге - всё блеск, ароматы,
И все исполински цветет,
И стройное, мирное племя
Пред лотосом гимны поет.
В Лапландии - грязные люди:
Лоб узкий и рот до ушей;
На корточках рыб
И квакают в тундре своей.
И девушки слушали важно,
Но все призамолкли потом;
Корабль был давно нам невидим,
И сумерки пали кругом.
(1861)
"Мне ночь сковала очи..."
Мне ночь сковала очи,
Уста свинец сковал;
С разбитым лбом и сердцем
В могиле я лежал.
И долго ли - не знаю -
Лежал я в тяжком сне,
И вдруг проснулся - слышу:
Стучаться в гроб ко мне.
"Пора проснуться, Гейнрих!
Вставай и посмотри:
Все мертвые восстали
На свет иной зари".
- О, милая, не встать мне:
Я слеп - в очах темно -
Навек они потухли
От горьких слез давно.
"Я поцелуем, Гейнрих,
Сниму туман с очей:
Ты ангелов увидишь
В сиянии лучей".
- О, милая, не встать мне:
Еще не зажила
Та рана, что мне в сердце
Ты словом нанесла.
"Тихонько рану, Гейнрих,
Рукою я зажму,
И заживлю я рану,
И в сердце боль уйму".
- О, милая, не встать мне:
Мой лоб еще в крови -
Пустил в него я пулю,
Сказав "прости" любви.
"Тебе кудрями, Гейнрих,
Я рану обвяжу,
Поток горячей крови
Кудрями удержу".
И так меня просила,
И так звала она,
Что я хотел подняться
На милый зов от сна;
Но вдруг раскрылись раны,
И хлынула струя
Кровавая из сердца,
И... пробудился я.
(1 сентября 1858 г.)
Помаре
1
Да, в моем ликует сердце
Бог любви, и на фанфаре
Он трубит: "Да будет счастье
С королевою Помаре".
Не про ту - не с Отаити,
Разных миссий ученицу,
Про другую говорю
Я дикарку и царицу.
Дважды каждую неделю
Свой народ она чарует
И в саду Мобиль канкан
С резвой полькою танцует.
В каждом жесте, в каждой позе -
С бедр до икор - королева;
Вся - величье и краса
Необузданная дева.
Да, в моем ликует сердце
Бог любви, и на фанфаре
Он трубит: "Да будет счастье
С королевою Помаре".
2
Она танцует. Стан ея
Волнист и гибок, как змея -
И вот вспорхнула, полетела, -
И рвется вслед душа из тела!
Танцует - вьется как стрела;
Но вдруг застыла, замерла,
Призывно вытянула руки...
Спаси, господь, меня от муки!
Танцует. Так была должна
Плясать пред Иродом она,
Младая дщерь Иродиады...
Огнем зловещим брызжут взгляды -
Сведет с ума меня она...
Скажи: чего тебе, жена?
Смеешься?.. Ликторы! Живее!
Казнить пророков в Иудее!..
3
За черствый хлеб вчера она
Грязь месить была должна;
А сегодня пред толпою
Городо мчится четвернею,
И к подушке шелков'ой
Чернокудрой головой
Припадает, озирая,
Как бежит толпа густая.
Эта роскошь, этот вид
Сердце мне в тисках щемит:
Ах, ты с этой колесницы
Ступишь прямо в дверь больницы -
Встретит смерть тебя с косой
И покончит все с тобой.
И прозектор безобразный,
На больничной лавке грязной,
Неуклюжею рукой
Вскроет труп изящный твой...
Эти кони так же скоро
Будут в лапах живодера...
4
Но не то судьба сулила
И не так гневна была.
Слава богу, ты забыла
Всё и мирно умерла.
Ты в светелке опочила
Бедной матери своей,
И она тебе закрыла
Звезды гаснувших очей
Пелену тебе купили
Гроб, могилку у стены...
Правда, похороны были
Как - то жалки и бедны:
[Не тянули "со святыми"
Ни попы, ни певчих хор - ]
За носилками твоими
Шли твой пес и твой фрезер.
"Ах, как часто я Помаре, -
Парикмахер прошептал: -
Неодетой, в будуаре,
Косу черную чесал".
Пес доплелся до кладбища
И вернулся от ворот:
У Махровой Розы пища
И приют бедняжку ждет.
Помнишь Розу - провансалка?
Ей недавно повезло...
Как тебя она, нахалка,
Клеветой язвила зло!
Но, безумная царица
В опозоренном венце,
Соблюла тебя десница
Пресвятая при конце.
(Милосердой волей бога
Двери неба отперты
Для тебя, затем, что много
На земле любила ты!)
(22 сентября 1859 г.)
Шельм фон Берген
Да, Рейн! В Дюссельдорфе у нас карнавал!
Горит восковыми свечами
Весь замок, и музыкой весь потрясен,
И маски пестреют толпами...
Танцует в толпе герцогиня сама;
Смеется - и так непритворно:
Ее кавалер - молодец напоказ,
И всё в нем - изящно - притворно.
Из черного бархата маска на нем;
Под маскою взор расколенный
Весельем горит, как булатный кинжал,
Полу из ножон извлеченный.
Ликует, беснуясь кругом, карнавал
И пару почетную славит,
И шёпотом ей с Коломбиной Пьерро
Забавные шутки картавят.
А трубы покуда гремят и гремят,
Ревет контрабас полоумный...
Но кончился танец - и вот наконец
Замолк и оркестр многошумный.
"Прошу вашу светлость! Увольте меня:
Мне надобно тотчас быть дома... "
Смешно герцогине: "О нет, кавалер,
Я с вами так мало знакома! "
"Прошу вашу светлость! Увольте меня:
Я - выродок казни и ночи... "
Смешно герцогине: "О нет, кавалер,
Позвольте всмотреться вам в очи! "
Напрасно упрашивал женщину он:
Насмешки меняя на ласку,
Насильно с лица у него сорвала
Светлейшая черную маску.
"Палач! - закричала кругом их толпа: -
Из Бергена! " Все с перепугу
Отхлынули прочь. Герцогиня сама
Упала в объятья супругу.
Но герцог умен был: сумел похвалой
Загладить позор он и пени.
Он меч обнажил и сказал палачу:
"Любезный мой, стань на колени!
Ударом меча посвящаю тебя
Я в рыцари, в честь герцогини,
И благо ты шельм, так и будь же ты Шельм,
Но только фон Берген, отныне".
И стал паладином и предком палач
Всех Шельмов фон Берген... С годами
Прославился род их на Рейне... Теперь
Покоятся все под плитами.
(10 июля 1860 г.)
Царь Рампсенит
Только к дочери вошел
Царь в чертоги золотые -
Засмеялась и царевна,
И рабыни молодые.
Засмеялись и арабы;
Даже евнухам потеха;
Даже мумии и сфинксы
Чуть не лопнули от смеха.
Говорит царевна: "Вора
Я поймала, да слукавил:
Хвать его, а он в руке мне
Руку мертвую оставил.
Поняла его теперь я -
Он и ловок и не робок;
Крадет мимо всех задвижек,
Всех замков, крючков и скобок.
У него есть ключ волшебный,
И, когда придет охота,
Отпирает им он двери
И решетки и ворота.
Я не дверь ведь запертая -
И хоть клад твой сберегала,
Да и свой клад девичий
Нынче ночью прогадала".
Так с отцом царевна шутит -
И порхает по чертогу;
Снова евнухи и слуги
Рассмеялись понемногу.
А наутро целый Мемфис
Засмеялся; к крокодилам
Весть дошла - и те всей пастью
Засмеялися над Нилом,
Как на нильском на прибрежье
Стал глашатай - с ним и свита -
И прочел, при звуках трубный,
Он рескрипт от Рампсенита.
"Рампсенит, царь над царями
И владыка над Египтом,
Верноподданным любезным
Возвещает сим рескриптом:
В ночь на третие июня
Тысяч... такое лето
Перед рождеством Христовым, -
Вот когда случилось это, -
Из сокровищницы нашей
Тать похитил непонятно
Много камней драгоценных,
И потом неоднократно
Похищал. Затем - то н'а ночь
Пред казной у самой двери
Нашу дщерь мы положили,
Но не дался тать и дщери.
Прекратить татьбу желая,
А притом - для возвещенья
Симпат'ии нашей к татю
И любви и уваженья -
Нашу дщерь ему в супруги
Отдаем беспрекословно
И наследником престола
Признаём его любовно.
Но, как будущего зятя
Место жительства безвестно -
Сей рескрипт ему объявит
Нашу милость повсеместно.
Января второе, в полдень,
В лето - тысяча... такое
Перед рождеством Христовым.
Rhampsenitus rex. Мероэ".
Тать был избран царским зятем
По прямым словам рескрипта,
А по смерти Рампсенита
Венчан был царем Египта.
Он царил, как и другие;
И искусства процветали
И торговля... Нет сомненья,
Что при нем не много крали.
(24 октября 1860 г)
БЕРАНЖЕ
Грушенька (переделка из Беранже)
Вы, друзья, моей красотки
Не встречали ли порой?
В целом нашем околотке
Нет красавицы такой;
Но у Грушеньки - игруньи,
Этой девочки - шалуньи,
Только юбка за душой.
Раза два она блистала,
В деньгах два раза была,
Да потом всё промотала,
Всё с друзьями прожила:
Эта Грушенька - игрунья,
Эта девочка - шалунья,
Только юбку сберегла.
Что все дамы перед нею!
Я зимою был у ней:
Холод страшный... цепенею...
Что ж? Накрыла - ей - же - ей! -
Эта Грушенька - игрунья,
Эта девочка - шалунья,
Друга юбкою своей!
А теперь... Но я не верю;
Неужели отдала
Всё невежде?.. фату, зверю
Всё на жертву принесла.
Эта Грушунька - игрунья,
Эта девочка - шадунья,
Даже юбку продала!
А ветха, ветха сорочка
У тебя, моя душа!
Грудь сквозит из - под платочка,
Всю холстину колыша...
Эта Грушенька - игрунья,
Эта девочка - шалунья,
Так, без юбки, хороша!
Будет время, обожатель
Груню в золото зальет.
А какой - нибудь приятель
Груню снова обберет.
Эта Грушенька - игрунья,
Эта девочка - шалунья,
Так, без юбки, и умрет.
(31 января 1858 г.)
Жак
"Жак, я должна разбудить тебя силой:
В нашем селении точно пожар -
Пристав приехал и сам комиссар...
За недоимкой... Беда на мой милый!
Встань же, Жак, встань же скорей, не дремля
Будет сейчас комиссар короля!
Видишь: и солнце проснулося даже -
Встань же... Сонливым ты не был пока...
Прежде зари у Рем'и старика
Всё обокрали они для продажи.
Встань же, Жак, встань же скорей, не дремля:
Будет сейчас комиссар короля!
Гр'оша нет... Господи, словно стучаться?..
Чу!.. И собаки уж начали выть.
Только на месяц проси отложить.
Ах, если мог бы король дожидаться!
Встань же, Жак, встань же скорей, не дремля:
Будет сейчас коммисар короля!
Бедные люди мы! Как им не жалко
Нас беспощадным налогом теснить?
В силах ли деда и деток кормить
Только твой заступ да женщины прялка?
Встань же, Жак, встань же скорей, не дремля:
Будет сейчас коммисар короля!
Вместе с лачужкой, у откупа взято
Полдесятины - безбожной ценой;
П'отом удобрено, горькой слезой;
Чт'о уродилося - ростом пожато...
Встань же, Жак, встань же скорей, не дремля:
Будет сейчас коммисар короля!
Труд тебе вечный - нет отдыха, пахарь!
Мяса куска не видать нам, поверь...
Как прокормиться - то тяжко теперь!
Даже и соль вздорожала - наш сахар...
Встань же, Жак встань же скорей, не дремля:
Будет сейчас комиссар короля!
Может быть ангел тебе миротворно
В сне и богатство сулит и покой?
Что для богатых налог трудовой?
В житнице крысам ненужные зерна.
Встань же, Жак, встань же скорей, не дремля:
Будет сейчас комиссар короля!
Боже мой! Входит он... В пропасть упала б!..
Жак, ты молчишь - ты белей полотне!
Ты вчера молвил мне: "плохо, жена! " -
Ты, от кого не слыхала я жалоб...
Встань же, Жак, встань же скорей, не дремля:
Будет сейчас комиссар короля! "
Нет ей ответа: в устах его бледных
Замерло слово любви навсегда...
Смерть усыпляет все муки труда...
Добрые люди, молитесь за бедных!
Встань же, Жак, встань же скорей, не дремля:
Вот господин комиссар короля!
(13 февраля 1858 г.)
В день именин моего доктора
Поднимаем мы к верху стаканы
За здоровье врача своего,
Да боимся: больные тираны
У друзей не отняли б его.
У господ этих вечно замашка -
Разнемочься некстати, сплеча...
Господа, вам - рома'шка, ромашка...
Дайте выпить друзьям за врача!
Ведь могли подождать бы больные,
А не ждут: отовсюду гонцы...
Вон - безумцы зовут молодые,
Кифереина сына жрецы.
Легковерные нас обманули:
Вы в Эроте нашли палача!
Господа, принимайте пилюли..
Дайте выпить друзьям за врача!
Вон - сосед его требует сроку
У одной из его дочерей
Пухнуть начало с левого боку,
И - чт'о день - то сильней и сильней...
Испугалась семья не на шутку;
Рвет и мечет старик сгоряча...
Потерпите, о дева, минутку:
Дайте выпить друзьям за врача!
Пусть весной его жизнь процветает,
Пусть, избегнув житейских мыт'арств,
И не ведает он и не знает
Ни рецептов своих, ни лекарств!
Вкруг него - все друзья молодые...
и беседа их так горяча...
Умирайте уж, что ли, больные:
Дайте выпить друзьям за врача!
Пять этажей
В душной дворницкой, в мраке подвала
Родилась я девчонкой простой;
Лет в пятнадцать - лакеи квартала
Всей гурьбой увивались за мной.
Вскоре я молодому вельможе
Но казалася очень мила:
Эта честь обошлася мне в то же...
И я в первый этаж перешла.
Там, в роскошных покоях, и руки
И лицо мое стали белей.
Упоительны золота звуки...
Не видала я будничных дней!
Но страстей изнурительна сила:
Умер он. Что я слез пролила!
Да печаль красоту пощадила...
Во второй я этаж перешла.
Там я герцога - пера поймала.
Внук его был красивый такой...
За огонь они дали немало:
Первый - пепел, а пламя - другой.
Я к танцору душой привязалась:
Удалилася знать - не снесла;
Но мне зеркало всё улыбалось -
И я в третий этаж перешла.
Там, слывя баронессой, я с жиром
Ощипала все перья почти
Англичанину, двум - трем банкирам
И аббату - господь мне прости!
Но я замуж пойти захотела
За плута одного: он дотла
Обокрал меня... я поседела -
И в четвертый этаж перешла.
А в четвертом - иная работа:
Мне племянниц пришлось пригласить.
Мы кутим, и одна нам забота -
Комиссаров побольше дразнить.
На лету я свой хлеб добывала
И хозяйство и счеты вела,
Да стара и чудовищна стала -
И на пятый этаж перешла.
И теперь я служанка с метлою,
И приютом мне пыльный чердак;
Одинока; огня нет зимою...
И не верят соседи никак -
Чем былая на жизненном рынке;
Но от жизни бывалой моей
Я теперь еще вижу соринки,
Подметая все пять этажей.
(7 июня 1858 г.)
Мой кафтан
Мы все старше, мой друг обветшалый,
Мой убогий кафтан, но тебя
Десять лет я рукою усталой
Сам и чищу и холю - любя.
Как Сократ, ко всему я приучен,
И - поверь мне - с упрямой судьбой
Не борись - философствуй со мной:
Старый друг, будь со мной неразлучен.
Помню - память во мне сохранилась -
Первый день, как тебя я надел:
Был рожден я, всё веселилось,
Хор друзей моих гимн тебе пел.
И теперь ты друзьям не докучен,
И убогим - нам рады они
Точно так же, как в прежние дни:
Старый друг, будь со мной неразлучен.
Вот заплатка... Счастливые лета!
По