| Главная » Книги |
Шуф Владимир Александрович - Крымские стихотворения, Страница 5
Шуф Владимир Александрович - Крымские стихотворения; В лучезарном сиянии дня.
Или на сердце горе закралося?
Не кручинься, мой друг, погоди! -
Пережить еще много осталося
Светлых дней для тебя впереди.
Отряхни же слезинку блестящую
На свою белоснежную грудь -
Жизнь печальную, жизнь настоящую
В золотистых мечтах позабудь!
XXV
На смерть поэта.
В белоснежном гробу спит певец молодой,
Окруженный венками лавровыми.
Он над нами горел лучезарной звездой
И мирил с небесами суровыми -
С небесами, покрытыми тьмою ночной
И угрюмыми, серыми тучами:
С нашим веком пустым, с нашей жизнью больной,
Бедной силами духа могучими.
Оглянитесь назад, сколько славных имен
Изумленному взору там встретится!
А над нами давно омрачен небосклон,
Ни одной в нем звезды не засветится!
Ах, зачем же и ты, наш певец молодой,
Взят от нас беспощадной могилою!
Ты пред нами мелькнул перекатной звездой
И погас над землею унылою.
И гляжу я с тоской в беспредельную даль,
Где твой след в поднебесье теряется,
И мрачней на душе роковая печаль,
И тоскливее сердце сжимается!
XXVI
М. И-ой.
Ты пела, - и печаль,
Как призрак, отлетала.
Разбив оковы тела,
Душа стремилась в даль.
В груди моей уснула
Боль тягостных обид....
Не так ли пел Давид
Перед лицом Саула? -
Душа светлела вновь,
Скрывался демон муки,
И были эти звуки -
Любовь, сама любовь!
ХХVII
***
Утомленный жестокой борьбою,
Все на свете на миг позабыв,
Я не мог уж бороться с собою
И сдержать свой безумный порыв.
Как пловец, я во время ненастья
Вдруг лишился надежды и сил,
Я просил невозможного счастья,
Я любви невозможной просил!
Вся тоска позабытых желаний
Поднялась в моем сердце опять,
И не мог заглушить я рыданий
И безумного горя унять!
XXVIII
***
Когда в душе моей больной
Воспоминание проглянет
О днях, когда я был иной,
Невольно сердцу грустно станет.
О днях, когда я был счастлив,
Любил и верил без раздела,
Когда желания порыв
Жизнь обессилить не успела.
Теперь, лишь прежнее храня,
И новых замыслов не строя,
От наступающего дня
Я жду не счастья, а покоя.
И, как усталый пешеход,
Кидаю я свой взгляд унылый
На путь, который в даль ведет,
В желанный край, мне прежде милый.
XXIX
Раскаяние.
Дитя мое, вы правы, правы!
Чего желал безумно я?
Для вас нужны еще забавы,
Мечты и нежная семья,
А я пришел к вам утомленный
Искать привета и любви!
Не так ли странник, запыленный,
В грязи, в лохмотьях и в крови,
Прийдя в чужие поселенья,
Не находя участья вкруг,
В ребенке ищет утешенья,
И видит в нем один испуг.
XXX
***
Не тревожь мое сердце разбитое,
Про любовь мне свою не тверди:
Пусть умрет это чувство забытое
Одиноко в усталой груди.
На пути моем счастье не встретится,
И бесплодно промчатся года -
Для меня в небесах не засветится
Ни одна золотая звезда.
Мою жизнь не наполнишь пустынную,
Не украсишь печальные дни...
Но любовь молодую, невинную
Для другого в душе сохрани!
XXXI
Сестре милосердия.
Простите, добрая сестра,
Мои непрошенные речи;
Но я на вас еще вчера
Все любовался - с первой встречи.
Как вам идет простой наряд
И эта белая повязка!
Как нежен ваш склоненный взгляд,
Какая светится в нем ласка!
Зачем нельзя у ваших ног
Мне умереть на поле битвы,
Чтоб над собой услышать мог
Я ваши теплые молитвы!
Чтоб вы склонились надо мной
Хотя б на миг один с тоскою,
И взор усталый и больной
Закрыли мне своей рукою...
Но, верьте, есть печаль сильней,
Несчастней люди есть на свете -
Им милосердие нужней,
Чем умиравшим в лазарете!
XXXII
Праздник Воскресенья Христова.
Вот светлый день настал Христова Воскресенья;
Отворен настежь храм, за дверью золотой
Звучат пред алтарем молитвы и хваленья,
Все дышит праздником и радостью святой.
И, снова пробудясь в цветах от усыпленья,
Уже блестит земля весенней красотой...
Одна душа моя не знает обновленья,
И сердце прежнею томится пустотой.
XXXIII
Поздняя встреча.
После долгой разлуки, былых испытаний,
Пережитых в минувшие дни,
Измененные опытом горьких страданий
Встретились снова они.
И о детстве своем и беспечном, и шумном
Они вспомнили в дальнем краю,
И разбитую ими в порыве безумном
Любовь молодую свою.
Но сломила их скорбь пережитых сомнений,
Для любви опустела их грудь,
И напрасной, и поздней тоской сожалений
Им утраченных дней не вернуть.
XXXIV
Участье.
Исполнена горячего участья,
Пред образом она молилась обо мне,
Просила у небес и радости, и счастья
Мне, путнику на чуждой стороне,
И плакала в полночной тишине,
И слезы падали из глаз ее прекрасных,
Как звездочки с небес безоблачных и ясных.
А между тем сама могла бы счастье дать,
Мне подарить любовь и наслажденье,
И облегчить души моей мученье,
И к жизни возвратить меня опять!
XXXV.
***
Маловерный, малодушный! -
Жизнь еще перед тобой:
Смело руль возьми послушный
И борись с своей судьбой,
И борись, как с бурным морем
Смелый борется пловец -
И тогда с нуждой и горем
Ты простишься наконец; -
И зажжется пред тобою
Животворный луч в дали.
И домчат тебя с собою,
Укрепленнаго борьбою,
Волны к берегу земли!
XXXVL
***
Когда в толпе людской ты встретишь
взгляд холодный,
Когда язвительный намек услышишь ты,
И осмеют в тебе порыв твой благородный,
И чувства светлые, и лучшие мечты,
Тогда ты обратишь свой грустный взор с мольбою
К тому, кто горячо всегда тебя любил,
Хотя во многом был виновен пред тобою,
Кто так же, как и ты, людьми непонят был.
Но преждевременно его ты осудила
За страсти жгучие и ряд безумных дел,
За то, что жизнь его была, как ночь, уныла,
И примириться с ней он сердцем не умел.
XXXVI
Слезы.
Много, много горя, много слез и муки
Накопилось в сердце в дни былой разлуки.
И когда с тобою встретились мы снова,
Не могли друг другу мы сказать ни слова.
Лишь обнявшись крепко, мы сидели рядом,
Да из глаз катились слезы крупным градом.
Но как сладки слезы на груди у милой,
Как волнуют сердце верою и силой!
С ними легче в жизни тяжкая дорога,
И теплей молитва пред очами Бога.
Но бывают слезы жгучие, иные,
Одиноко льются в сумерки ночные.
О, не дай их, Боже, никому на свете!
Тяжелы и горьки людям слезы эти!
ХХХVIII
Как я тебя люблю!
Я люблю тебя так, как никто, никогда
Полюбить тебя больше не может:
Любит так только тот, кто всю жизнь, все года
И все силы в любовь свою вложит.
На моих же глазах ты росла, расцвела,
С детских лет тебя знал я и видел,
И тебя я берег от неправды и зла,
И дурное в тебе ненавидел.
В твою душу я первый вложил смена
Добрых чувств, жажду света и знанья;
Пробудил я тебя от спокойного сна
Для любви, для надежд и страданья.
И тебя не любить мне? Никто, никогда
Полюбить тебя больше не может -
Любит так только тот, кто всю жизнь, все года
И все силы в любовь свою вложит!
XXXIX
Береза.
Помнишь ты у воды над зеркальной рtкой
Белый ствол наклоненной березы?
Как поникла она, словно с тихой тоской
Проливая горючие слезы?..
Как с тобой мы в заросший кустами обрыв
Приходили четою влюбленной
Посидеть, помечтать, все на свете забыв,
Под березой над речкою сонной.
И над нами шумел обнажавшийся лес,
Падал лист золотистый, осенний,
И сквозя в синеве побледневших небес
Облака пролетали, как тени.
И о чем же береза грустила тогда
И шепталась с соседней ракитой?
Не о том ли, что нам не сулили года
Ничего кроме жизни разбитой?
Не о том ли, что все: и любовь, и мечты,
Все погибнуть должно было скоро,Ничего нам не дав, кроме слёз, пустоты,
Да в душе рокового укора?
XL
Бедная роза.
Утирая невольные слезы,
Шел я садом сквозь сумрак и сон,
И едва распустившейся розы
Я сорвал белоснежный бутон,
И в саду, дремотою объятом,
Насладился ее ароматом.
Не дождем, не жемчужной росой
Окропил я ее в полуночи -
Я над ней свои выплакал очи
И прожог ее горькой слезой.
И завянет она пред рассветом,И, пробившись из сумрачных туч,
Как улыбкой, прощальным приветом
Озарит ее солнечный луч.
XLI
Разбитый корабль.
Утих на взморье шум сердитый,
И после бури в час ночной
Корабль, у берега разбитый,
Устало борется с волной.
Без парусов повисли снасти,
Потерян якорь, нет руля,
И отдается чуждой власти
Печальный кормчий корабля,
И, в море бросив груз тяжелый
И мачту стройную срубив,
Глядит, как остов этот голый
Несет задумчивый прилив.
XLII
Атина.
I
Во дни юности пылкой душой
Я стремился к любви бесконечной;
Жизнь считал я дорогой большой
К царству счастья и радости вечной.
Но мне тут же, на первом шагу
Повстречались неправда и злоба;
Я узнал, что любить не могу
И быть верным до самого гроба.
И увидел тогда я с тоской,
Что любовь не одно наслажденье
Нам дарит благодатной рукой,
Что за ней настает охлажденье,
Скука, горечь с одной стороны,
А с другой - безотрадные муки,
Невозвратно мелькнувшие сны,
И в конце - неизбежность разлуки.
Сколько жгучих упреков одних
Оставляет любовь за собою!
Нет, Бог с нею! Подальше от них:
От любви, завоеванной с бою,
От блаженной минуты одной,
Двух-трех дней торжества, упоенья! -
Я такою ужасной ценой
Не могу покупать наслажденья.
И брожу я в чужой стороне,
Позабыв все любовные сказки...
Но я рад, если женщина мне
Подарит хоть продажные ласки.
II
Вот из этих-то женщин одну
С благодарностью я вспоминаю
И люблю, как любил в старину.
Кто она - я наверно не знаю.
Знаю, впрочем, как звали ее,
Что гречанка она из Галаты,
Что живет, продавая шитье,
И что мало берет она платы.
Я в Стамбуле с ней встретился раз.
Лет шестнадцать, семнадцать ей было,
Но посредством улыбок и глаз
Она бойко со мной говорила:
Мой язык непонятен был ей,
Новогреческий, знал я не больше -
И поэтому, верно, я с ней
Прожил вдвое, чем с прочими, дольше;
Да и не было споров у нас
О правах и на счет убеждений,
Ни борьбы, ни заплаканных глаз,
Ни упреков, ни слез, ни сомнений.
Вижу домик ее, как теперь,
Среди улицы грязной квартала,
В ее комнату низкую дверь,
Где у входа жаровня стояла,
Где на углях варила порой
Для меня она кофе свой скромный,
Когда к ней я под буркой сырой
Приходил ночью поздней и темной.
III
Пусть в прошедшую ночь в ее дверь
К ней другие стучалися смело -
С ней забыться спешил я теперь
И на миг ей отдаться всецело.
И смотрел на нее я с тоской,
И любил в этот миг ее нежно...
Сладок был поцелуй молодой
И огонь ее ласки мятежной.
От нее возвращаясь к себе
В монастырь*, где я жил в это время.
Где монахи в посте и мольбе
Переносят житейское бремя,
Вспоминал я с невольной тоской
Поцелуй моей греческой пери
И с досадой стучался рукой
В монастырские толстые двери.
И привратник, седой великан,
Отпирал мне железо затвора
И с улыбкою прятал в карман
Два красивых наполеондора.Турок-лодочник, мой проводник,
Уходил, и я шел в свою келью,
Где горел одинокий ночник
Над холодной и жесткой постелью,
____________
* Монастырь св. Франциска.
IV
Но теперь тех умчавшихся дней
Мне не жаль, как поблекшей картины.
Только имя я помню моей
Черноглазой гречанки Атины*.
Мы без грусти расстались тогда,
Будем рады увидеться снова,
И опять друг без друга года
Проживем - и не скажем ни слова.
И была до последнего дня
Наша связь без забот и тревоги,
И Атина любила меня,
Несмотря на удел свой убогий.
Не бывало ни горя у нас,
Ни тяжелой и острой печали...
Да не лучше ль она во сто раз
Тех, с которыми так мы страдали,
Тех, которым мы все отдаем.
Что в нас лучшего жизнь сохранила,
И потом неразлучно вдвоем
Жизнь проводим темно и уныло!
____________
* Новогреч. "Афина".
XLIIL
Актер.
С подмосток, пред толпой нарядной
Я произнес свой монолог...
И если б кто подслушать мог,
Какою мукой безотрадной
Тогда томился я, с какой
Неизъяснимою тоской
Я пережил свои страданья,
Свои погибшие мечты!...
A мне гремят рукоплесканья,
Мне сыплют пестрые цветы!
XLIV
***
Похоронена жизнь моя бедная,
И в цветах померанца на лбу
Она спит молодая, и бледная,
Вечным сном в белоснежном гробу,
И не слышно над нею рыдания,
Не заплачет над нею семья,
И улыбкой одной сострадания
Ее в землю проводят друзья.
Ты, разбившая счастье последнее
И надежду в усталой груди,
Только ты на кладбище соседнее,
На могилу мою - приходи!..
XLV
Орел.
Размахом мощного крыла
Орел летел к звездам небесным...
Но вот взвилась ее стрела -
И он упал к ногам прелестным
На землю, в пестрые цветы
Таким же пленником... как ты!
XLVI
Гимн софтов.
У врат святилища Каабы
Сидел в раздумье Магомет.
Кругом теснилися арабы,
И с неба луч заката слабый
Бросал на них свой алый свет,
Храня молчанье неземное,
Пророк был мрачен, недвижим -
Казалось, солнце золотое
В своем торжественном покое
Остановилось перед ним.
Вдруг дикий сын Арабистана,
Прекрасный голубь молодой
Белее снежных гор Ливана
К ногам подателя Корана
Слетел падучею звездой.
Спасенья в бедствии жестоком
Среди опасностей и зол
Он умолял перед пророком:
Его заметил хищным оком,
Его преследовал орел.
Он ради птенчиков двух малых
Просил защиты от врага...
А уж на небе в тучах алых
Орел ширял на крыльях впалых,
Покинув горные снега.
И вот, едва в плаще широком
Учитель спрятал голубка,
Орел предстал перед пророком.
Во взоре хищника жестоком
Светилась мрачная тоска.
Один среди небес свободных
Летал он, грозный и немой.
Там, на вершине скал бесплодных
Напрасно шесть птенцов голодныхЕго с добычей ждут домой.
Душа учителя скорбела:
Ему обоих было жаль,
И в милосердье без предала
Куском от собственного тела
Он утолил его печаль.
И вот тогда пред Магометом
Свершилось знаменье чудес:
Две птицы озарились светом,
И превратились, и с приветом
Предстали слугами небес.
Их сам Господь послал к пророку.
Чтоб это сердце испытать,
И чтоб в покорной жертве року
Его всевидящему оку
Открыть святую благодать.
И вот в лучах Господней славы
Исчезли ангелы, как дым,
И гимн раздался величавый,
И расцвели цветы и травы,
И солнце улыбнулось им.
XLII
***
Могла ты снова дать мне счастье и любовь.
Меня бы ты из мертвых воскресила;
Раскрылась бы моя холодная могила,
И сердце трепетно забилось жизнью вновь;
Но, видишь ли... для этого так много
Любви нам нужно, светлой и благой,
Так близок должен быть нам человек другой.
Что воскрешать возможно лишь для Бога!
XLVIII
Октава.
Любовь мою к тебе сравнить могу я
С лучами солнца, летом, в жар дневной
Блестящими высоко надо мной
И жгучими, как пламень поцелуя;
Любовь же к ней - с печальною луной,
Которая, не грея, не волнуя,
В прошедшем лишь развалины одне
Унылым светом озаряет мне.
XLIX
***
Что ты бьешься, птичка-крошка,
И стучишь в мое окно?
Заколочено окошко
Зимней рамою давно!
Или то душа родная
Прилетала, чтобы мне
Песню спеть, напоминая
О далекой старине?
L
Пасха в Крыму.
Как весен 
| |
| Просмотров: 422 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры