Главная » Книги

Шуф Владимир Александрович - Крымские стихотворения, Страница 8

Шуф Владимир Александрович - Крымские стихотворения


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17

с барельефами амфоры.
   В ней отыскать черты могли б
   И Пенелопы, и Крессиды.
   Доныне берега Тавриды
   Хранят Эллады древний тип.
   Амфор здесь много отрывали,
   Но в Кире тип тот был так строг,
   Что клад ценней найдет едва ли
   И под землей археолог.
  
   ***
  
   Напрягся парус. Плещет море
   В смолистый кузов корабля,
   И ходят волны на просторе,
   И уплывает вдаль земля.
   В снастях и реях ветер бурный
   Свистит, и плачет, и поет,
   И за равниной синих вод
   Уж тает гор хребет лазурный.
   Лишь отделенный от земли
   Утес чернеется вдали.
   Навстречу брызнув жгучим блеском,
   Восходит солнце, все в огне,
   И гребень белой пены с плеском
   Срывает ветер на волне.
   Корабль, свой парус надувая,
   Бежит, чуть на бок накренясь,
   Скрипит снастей, канатов связь,
   И цепь скрежещет рулевая,
   И след кипящей бороздой
   Корабль бросает над водой.
  
   ***
  
   На грязной палубе у бочки
   Мавромихала сам сидел
   И, погруженный в бездну дел,
   Глаз не сводил с далекой точки,
   Черневшей в синей глади вод,
   Где с морем слился неба свод.
   Мавромихали груз торговый
   Вез в Евпаторию с собой.
   С утра он бриг свой двухмачтовый
   Из бухты вывел голубой,
   И с ветерком попутным вскоре
   На парусах пошел он в море.
   Забыв опасность, грозный вал,
   Вой бурь и моря нрав коварный,
   Мавромихали рисовал
   Себе торговлю в день базарный.
   Барыш был верен, и расчет
   Вознаградит за все тревоги,
   Когда продаже подведет
   Он достодолжные итоги.
   Смотря, как волны через край
   Бортов бросали род каскада,
   Все размышлял он, где сарай
   Нанять у пристани для склада.
   Уж он себе составил план,
   Как снова точка в синей дали
   Взгляд привлекла Мавромихали,
   И вскрикнул он, привстав: "Баклан!"
  
   ***
  
   Баклан - морская утка. В море
   Она встречается везде.
   Ныряет, плещется в воде,
   Летает вольно на просторе
   И, сев у взморья на утес,
   О перья чистит плоский нос.
   На этот раз ничье бы око
   Заметить птицы не могло.
   Лишь белый парус, как крыло,
   Там на волнах мелькал далеко,
   И в бездне моря одинок
   Нырял чуть видимый челнок.
   Навстречу быстро мчались в море
   Корабль и лодка. Наконец
   Друг другу видны стали вскоре
   Мавромихали и пловец.
   И правил на море без страха
   Пловец отважный челноком.
   На нем с большим воротником
   Была матросская рубаха,
   И стан подвязан кушаком.
   Грудь, голова его открыты
   Для солнца были, был он бос,
   И пряди черные волос
   Свободно ветер рвал сердитый.
   Челнок все ближе был, все рос.
   "О-ге! Баклан!" - Мавромихали
   Окликнул громко с корабля.
   "О-ге!" - послышалось из дали,
   И мимо, вправо от руля,
   Корабль и лодка близко рядом
   Промчались, в быстром беге том
   Поднявши брызги водопадом
   И чуть не стукнувшись бортом.
   Но верно опытное око,
   И моряка привычен глаз,
   "Из Балаклавы?" - "В добрый час!" -
   "Я в Евпаторию!" - "Далеко!" -
   В корму ударила вода,
   И, обменясь приветом, снова
   Исчезли быстрые суда,
   И только парус иногда
   Белел средь моря голубого.
   Грек балаклавский Анастас
   Красив лицом был, строен станом,
   И мог он девушку подчас
   Напомнить мягким взглядом глаз.
   Его прозвали все "Бакланом"
   За то, что целый день-деньской
   Он проводил, как птица, в море,
   Деля с одной волной морской
   И сердце, полное тоской,
   И радость светлую, и горе.
   Упрям и вечно одинок,
   Нырял в волнах его челнок.
   И Анастаса парус белый
   Встречали часто корабли,
   Но так далеко от земли,
   Что в даль такую самый смелый
   Рыбак едва ли заплывал.
   Плескал там только синий вал,
   И вверх метало на просторе
   Седую пену злое море.
   Баклан был опытный рыбак,
   И признавали греки сами,
   Что править в лодке парусами
   Никто не мог искусно так
   В ночную бурю, в ветер крепкий
   И в дни туманные, когда
   Все разбиваются суда
   У берегов скалистых в щепки.
   Силен был, ловок он, хоть нет
   И двадцати Баклану лет.
   Но ведь он вырос подле моря
   И с детства смелый труд узнал,
   Борясь с волной, и с ветром споря,
   И проводя ладью у скал.
   Баклан был круглым сиротою,
   Не знал отца, не помнил мать:
   Привык он нежною мечтою
   Лишь даль морскую обнимать,
   И полюбил всем сердцем вскоре
   Он волны шумные и море.
   Там ветер легши напевал
   Ему напев звучней свирели,
   И в челноке, как в колыбели,
   Его качал сердитый вал.
  
   ***
  
   Баклан отправился с рассветом
   Сегодня в море, как всегда.
   Дымилась сонная вода...
   Зеленоватым, нежным цветом
   Сияли волны в этот час.
   В полупрозрачной синей дали
   Летел туман, как легкий газ,
   Как грусть, как облако печали;
   Но кое-где уж луч зари
   Бросал рубин и янтари.
   Причалив лодку у гранита
   Скалы угрюмой и сырой,
   Где даже утренней порой
   Бывает мгла ночная скрыта,
   Ловил он голою рукой
   Широких крабов в камнях мшистых,
   Облитых пеною морской
   И влагой брызгов серебристых.
   Он мимоходом стаю птиц
   Спугнул с кремнистого откоса,
   Где полусонный дух утёса
   Не открывал еще ресниц,
   И где пещеры к темным водам
   Склонялись низко влажным сводом.
  
   ***
  
   Исчезли утренние сны,
   Туман умчался бледным паром,
   И море вспыхнуло пожаром,
   И солнце вышло из волны,
   Когда Баклан закинул сети,
   Уплыв в сияющую даль,
   Ловить упрямую кефаль.
   Вот стая рыб, резвясь, как дети,
   Мелькнула в ясной глубине
   И скрылась в сумраке на дне.
   Как под стеклом, во влаге чистой
   Белел медуз грибок звездистый,
   И, кувыркаясь, над волной
   Дельфин чернел крутой спиной.
   Под гранью зыбкого кристалла
   Повсюду в море жизнь дышала,
   И было все вокруг оно
   Толпой существ населено.
   Под зеленеющим туманом
   Волны кипел там мир иной,
   Но, мнилось, радостью одной
   Был тесно связан он с Бакланом.
   Он расширял восторгом грудь
   И звал Баклана за собою,
   Туда, в пучину вод нырнуть
   И слиться с бездной голубою.
   И в глубь смотрел Баклан, и дрожь,
   И трепет в сердце пробегали,
   И полон счастья и печали
   Мечтал и грезил он; но все ж
   Прекрасней, чем пучина эта,
   Был отблеск солнечного света
   На голубой равнине вод,
   Лазурный ясный неба свод,
   Теплее воздух влажный, чистый,
   И лучезарней день огнистый.
   Баклан прилег в ладье на дно,
   Назад откинулся на спину
   И стал в небесную пучину
   Глядеть, где облако одно,
   Пророча близость скорой бури,
   Плыло, как парус по лазури.
   Баклан запел, и песнь слышна
   Была в пустыне шумной моря,
   И вдаль несла ее волна,
   Немолчным плеском песне вторя.
  
   ПЕСНЯ БАКЛАНА
  
   Любовь без горя,
   Любовь без слез, -
   Как волны моря
   Без бурь и гроз.
  
   Песок прибрежный
   Покрыл прибой,
   Душа мятежной
   Полна борьбой.
  
   Но смолкнут бури,
   Но счастья сон -
   Ясней лазури...
   Прекрасен он!
  
   Прошли туманы,
   Стал воздух чист,
   И манжураны
   Душистей лист.
  
   Пусть парус с мачты
   Злой вихрь унес, -
   О, сердце! Плачь ты, -
   Не бойся слез!
  
   Не вечно горе,
   Яснеет даль...
   Утихнет море,
   Пройдет печаль!
  
   ***
  
   Так пел Баклан, и с песнью сладкой
   Отрадной утренней порой
   Слетал на грудь к нему украдкой
   Воспоминаний светлых рой.
   Он вспомнил зимний день холодный,Крещенский праздник, крестный ход,
   Хоругви, гул толпы народной
   На берегу плескавших вод.
   Уж в ожиданье говорливом
   Народ теснился над заливом.
   Толпами греки в этот день
   Сюда сошлись из Балаклавы
   И из окрестных деревень.
   Рыбак, матрос и шкипер бравый,
   Десятки женщин и детей,
   И пришлый люд с округи всей -
   Собрались здесь, теснились рядом,
   Пестрея праздничным нарядом.
   Пять-шесть искуснейших пловцов,
   Известных в целом околотке,
   Стояли в простынях на лодке,
   И каждый был из них готов,
   Священным рвеньем, верой полный,
   Нырнуть в застынувшие волны
   И крест схватить наперебой,
   Когда он, встреченный пальбой,
   Здесь будет вынесен к народу
   И с пеньем клира брошен в воду1.
   На лодке, в холст закутав стан,
   Среди пловцов стоял Баклан,
   Тая волненье и тревогу,
   На скользкий борт поставив ногу.
   Вот дальний звон колоколов
   Раздался мирно, тронул воду...
   И обернулся ряд голов.
   Пронесся говор по народу,
   И крестный ход в блистанье риз
   С холма от храма сходит вниз.
   Священник стал у вод залива,
   Крест позлащенный бросил он,
   И грянул залп со всех сторон.
   И эхо гор, как грохот взрыва,
   Промчало залп во все концы,
   И в воду бросились пловцы,
   И холодом и дрожью полны,
   Баклана охватили волны.
   Опередив других, рукой
   Рассек он плещущую воду,
   И крест из глубины морскойОн вынес к шумному народу.
   ___________
   1 Греческий обычай.
  
   ***
  
   Баклан припомнил, как потом
   В толпе товарищей, с крестом,
   При пении псалмов и славы,
   Он шел вдоль улиц Балаклавы;
   Как в каждом греческом дому
   Подарки делали ему,
   Вина давали, денег, меду,
   И как был рад его приходу
   Хозяин каждый здешних мест,
   Который верил, как все греки,
   Что исцеленье этот крест
   Больным приносит в дом во веки.
   Уже порядком с горожан
   Дань доброхотную собрали
   Товарищи, когда Баклан
   Зашел и в дом Мавромихали.
   Был схож с покинутым гнездом
   Какой-нибудь прибрежной птицы
   Мавромихали старый дом.
   Под кровлей бурой черепицы,
   Весь белый глиняный, он врос,
   Казалось, в треснувший утес,
   Стеною каменной забора
   Был тесный двор закрыт от взора,
   И в этот двор, узка, мала,
   Калитка ветхая вела.
   Когда товарищи с Бакланом
   Запели, став в кружок к кресту,
   В калитку выглянула ту
   Красавица с высоким станом
   И нежным взглядом синих глаз,
   Какие только в первый раз
   Баклан увидел, и едва ли
   Ему удастся видеть вновь.
   Узнав жену Мавромихали,
   Узнал он вместе и любовь.
   Он долго помнил встречу эту,
   Когда красавица ему
   С улыбкой бросила монету
   И скрылась... После никому
   Не говорил Баклан о встречи,
   Не заводил про Киру речи,
   И о любви его одна
   Морская выдала волна.
   Есть женщины... их нежны взгляды,
   Полны и ласки, и отрады -
   Для тех, кто мил и дорог им,
   Кто счастлив ими и любим.
   Но если вы их сердцу чужды,
   Но если им до вас нет нужды, -
   Их взор, сквозь бархатный покров,
   К вам безучастен и суров.
   И есть другие... в зной жестокий
   В пустыне миpa одинокий
   Не чужд им странник... горячий
   К нему взгляд нежных их очей.
   В глазах у них улыбка эта
   Полна любви, добра и света...
   Такой лишь взгляд, подобный дню,
   Ловлю я жадно и ценю.
  
   ***
  
   Баклан не знал любви и счастья.
   Он одинок был, был угрюм,
   Он не делил с друзьями дум.
   Взгляд, полный ласки и участья,
   В душе Баклана пробудил
   Невольной страсти первый пыл.
   Так солнца луч, упав нежданно
   С небес в морские глубины,
   Вновь будит жизнь во мгле туманной
   На дне таящейся волны.
   Баклан томился, как и каждый,
   Взаимности и ласки жаждой,
   И грусть, немую до тех пор,
   Безумной сделал женский взор.
   Вновь растревожил в сердце рану
   Он бесприютному Баклану,
  
   ***
  
   Казались легче смерть, тюрьма,
   Чем одиночество и тьма.
   С тоской Баклан бродил украдкой
   У дома Киры в поздний час,
   Когда огонь вечерний гас,
   И одевались тенью шаткой
   Дома, деревья, и луна
   Всходила на небо одна.
   Все это с песней вспомнил в море
   Баклан, и снова в сердце вдруг
   Проснулся страсти злой недуг,
   И одиночество, и горе.
   Тревожной грусти, думы полн,
   Поплыл Баклан в морские дали,
   Где шум и говор бурных волн
   Смиряли скорбь его печали
   И одиноким быть мешали.
  
   ***
  
   Уже темнело, и полна
   Сияньем трепетным и блеском
   Всплыла за тучею луна,
   И засверкавшая волна
   Ее приветствовала плеском.
   И был величествен и горд,
   Как гимн, торжественный аккорд
   Огнистых волн, одетых мглою,
   Гремящих славой и хвалою,
   И, как незримый, мощный хор,
   Волной волне протяжно вторя,
   Вдали, вблизи пел сумрак моря
   И весь сияющий простор.
   Луна всходила, и хвалебней
   Звучало море песнью той,
   Все в чешуе сверкавших гребней,
   Все в брызгах, в пене золотой.
   И вот, с последнею мольбою,
   Оно затихло в дивном сне,
   Объято ночью голубою,
   В сиянье, в блеске и огне.
  
   ***
  
   И в полосе дрожащей света,
   Как тень, чернея в блеске волн,
   Раскинув парус свой, плыл челн,
   И след хвостатый, как комета,
   Струясь, блестя, бежал за ним.
   Дыханьем ветра чуть гоним,
   Колеблемый волною нежной,
   Достигнул челн черты прибрежной,
   Где у подножья хмурых скал
   Прибой сверкающий плескал.
   Баклан свой челн втащил проворно
   На мелкий камень и песок.
   Кругом, отвесен и высок,
   Тянулся берег грудой черной;
   Но здесь, где голая скала
   Вступала в лунный свет из тени,
   Тропинка узкая вела,
   И круто вверх вились ступени.
   С веслом в руке Баклан по ним
   Стал подыматься вдоль откоса,
   Когда с кремнистого утеса,
   Гигантским выступом одним
   Вверху нависшего над ним,
   Баклан услышал тихий голос,
   Протяжно певший в вышине.
   Его глушило, с ним боролось
   Паденье волн; шумя, оне
   О камни бились и плескали,
   Но песня все была слышна,
   И набегавшая волна
   Катилась в гневе и печали
   С ревнивым шепотом назад,
   На скалы бросив слез каскад.
   И голосов волны мятежной
   Был сердцу чуткому слышней
   Призывный трепет песни нежной:
   Любовь и счастье были в ней.
   И очарован этой песней,
   Облокотившись на весло,
   Стоял Баклан, и все чудесней
   Звучало пенье и росло,
   И эхо где то за горою
   Той песне вторило порою.
   Баклан поднял глаза... над ним
   Белело что-то и мелькало:
   Крыло ли чайки, покрывало,
   Тень, или, может быть, гоним
   Дыханьем ветра, здесь вдоль кручи
   Скользил туман, обрывок тучи?
   Баклан поднялся вверх... луна
   Здесь выделяла ярче тени,
   И ею вся освещена,
   Здесь у обрыва, на ступени
   Сидела женщина. Она,
   Сложивши руки на колени,
   Глядела в сумрак голубой,
   В даль, залитую лунным блеском,
   И вниз на скалы, где прибой
   Сверкал и бился с шумным плеском.
  
   ***
  
   Баклан споткнулся... под ногой
   Скатился камень, вслед другой;
   С уступов падая каскадом,
   Они шумели в грудах скал.
   И Кира вздрогнула... с ней рядом
   Баклан, насупившись, стоял.
   Полны смущенья и испуга,
   Они взглянули друг на друга.
   Кто скажет, как с волной волна,
   В равнине вод, в дали безбрежной
   Сближается, любви полна,
   Печальных дум и грусти нежной,
   И как цветок находит свой
   Пчела, летая над травой?
   Как быстрый ветер после бури
   Встречает в небе облака
   И в даль по блещущей лазури
   Несет их рой издалека?
   Кто знает тайну волн, эфира,
   Цветов и любящих сердец?
   И кто нам скажет, наконец,
   Как сблизились Баклан и Кира?
   Порой улыбка или взгляд,
   Испуг, смущенье робкой встречи
   Сердцам влюбленным говорят
   Понятней слов, яснее речи.
  
   ***
  
   И в эту блещущую ночь,
   Когда и скал гранитных глыбы
   Любви и страсти превозмочь
   В своем безмолвье не могли бы,
   Когда, смятения полны,
   С волненьем сладостной печали
   Восход торжественный луны
   И камни трепетно встречали, -
   В такую ночь ужели мог,
   Хотя б за все богатства мира,
   Молчать Баклан; ужели Кира
   Могла бы скрыть весь рой тревог,
   Теснивших грудь могучей страстью,
   Искавших нежных слов, имен,
   И звавших к радости и счастью,
   Как греза светлому, как сон?
  
   ***
  
   Восторгом ночь сияла эта,
   И море, как огонь их глаз,
   Тонуло в блеске, в волнах света,
   Переливаясь, как алмаз.
   Сливался в дымке золотистой
   С луною сумрак голубой,
   И хоры звезд с лазури чистой
   Светились кроткою мольбой.
   И в этот час в объятьях мира
   Земля дремала в чутком сне,
   Когда друг другу в тишине
   Сказали все Баклан и Кира.
   И только шумная волна,
   Когда они рука с рукою
   Над светлой бездною морскою
   Стояли вместе, - лишь она,
   Тоски и ревности полна,
   Вся в брызгах, в пене серебристой,
   Ударила в утес скалистый,
   Метелью брызгов, плеском струй
   Смутив их первый поцелуй.
  
  
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
   Открыты лавки, и на славу
   Идут воскресные торги.
   Грек-инвалид, хоть без ноги,
   И тот на рынок в Балаклаву
   Приплелся, подвязав костыль!
   На площади толпа и пыль
   Толкутся греки по базару,
   Крик, споры, говор, детский плач.
   Вот липнут к красному товару
   Две девы красных, как кумач;
   Вот мерит караим аршином
   Шелка, торгуясь с армянином,
   А там дерутся, сбив картуз,
   Два пьяных грека за арбуз.
   Анатолиец суетливый
   Торгует перцем и оливой;
   Жужжит точильщика станок,
   И на возу прельщают взоры
   Благоухающий чеснок,
   Лук, баклажан и помидоры.
   Но что всей ярмарки краса,
   Чего пройти вы не могли бы,
   Так это груды разной рыбы:
   Кефаль, селедки и камса.
   Товар различнейшего рода.
   Он дразнит вкус и аппетит,
   И вкруг него всегда стоит
   Толпа изрядная народа.
   И здесь же вывеска видна
   На многолюднейшем трактире.
   Улиток с рисом1 и вина
   Вы не найдете в целом мире
   Таких, какие только тут,
   В трактире этом, подают.
  
   ***
  
   И у стола здесь заседали
   За кружкой доброго винца
   Три балаклавские купца
   И капитан Мавромихали.
   Из Евпатории вчера
   Вернулся он с известий роем,
   С тюками всякого добра,
   И был на ярмарки героем.
   Благополучно он в залив
   Привел свой бриг, был очень в духе,
   И в городе ходили слухи,
   Что на торгах он был счастлив.
   Хотя, конечно, не считали
   В его карманах барыша:
   Чужой карман или душа -
   Потемки, но соседи знали,
   Что у купца Мавромихали
   Была торговля хороша.
   Успех заметили в соседе
   По скрытой важности лица,

Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
Просмотров: 332 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа