с барельефами амфоры.
В ней отыскать черты могли б
И Пенелопы, и Крессиды.
Доныне берега Тавриды
Хранят Эллады древний тип.
Амфор здесь много отрывали,
Но в Кире тип тот был так строг,
Что клад ценней найдет едва ли
И под землей археолог.
***
Напрягся парус. Плещет море
В смолистый кузов корабля,
И ходят волны на просторе,
И уплывает вдаль земля.
В снастях и реях ветер бурный
Свистит, и плачет, и поет,
И за равниной синих вод
Уж тает гор хребет лазурный.
Лишь отделенный от земли
Утес чернеется вдали.
Навстречу брызнув жгучим блеском,
Восходит солнце, все в огне,
И гребень белой пены с плеском
Срывает ветер на волне.
Корабль, свой парус надувая,
Бежит, чуть на бок накренясь,
Скрипит снастей, канатов связь,
И цепь скрежещет рулевая,
И след кипящей бороздой
Корабль бросает над водой.
***
На грязной палубе у бочки
Мавромихала сам сидел
И, погруженный в бездну дел,
Глаз не сводил с далекой точки,
Черневшей в синей глади вод,
Где с морем слился неба свод.
Мавромихали груз торговый
Вез в Евпаторию с собой.
С утра он бриг свой двухмачтовый
Из бухты вывел голубой,
И с ветерком попутным вскоре
На парусах пошел он в море.
Забыв опасность, грозный вал,
Вой бурь и моря нрав коварный,
Мавромихали рисовал
Себе торговлю в день базарный.
Барыш был верен, и расчет
Вознаградит за все тревоги,
Когда продаже подведет
Он достодолжные итоги.
Смотря, как волны через край
Бортов бросали род каскада,
Все размышлял он, где сарай
Нанять у пристани для склада.
Уж он себе составил план,
Как снова точка в синей дали
Взгляд привлекла Мавромихали,
И вскрикнул он, привстав: "Баклан!"
***
Баклан - морская утка. В море
Она встречается везде.
Ныряет, плещется в воде,
Летает вольно на просторе
И, сев у взморья на утес,
О перья чистит плоский нос.
На этот раз ничье бы око
Заметить птицы не могло.
Лишь белый парус, как крыло,
Там на волнах мелькал далеко,
И в бездне моря одинок
Нырял чуть видимый челнок.
Навстречу быстро мчались в море
Корабль и лодка. Наконец
Друг другу видны стали вскоре
Мавромихали и пловец.
И правил на море без страха
Пловец отважный челноком.
На нем с большим воротником
Была матросская рубаха,
И стан подвязан кушаком.
Грудь, голова его открыты
Для солнца были, был он бос,
И пряди черные волос
Свободно ветер рвал сердитый.
Челнок все ближе был, все рос.
"О-ге! Баклан!" - Мавромихали
Окликнул громко с корабля.
"О-ге!" - послышалось из дали,
И мимо, вправо от руля,
Корабль и лодка близко рядом
Промчались, в быстром беге том
Поднявши брызги водопадом
И чуть не стукнувшись бортом.
Но верно опытное око,
И моряка привычен глаз,
"Из Балаклавы?" - "В добрый час!" -
"Я в Евпаторию!" - "Далеко!" -
В корму ударила вода,
И, обменясь приветом, снова
Исчезли быстрые суда,
И только парус иногда
Белел средь моря голубого.
Грек балаклавский Анастас
Красив лицом был, строен станом,
И мог он девушку подчас
Напомнить мягким взглядом глаз.
Его прозвали все "Бакланом"
За то, что целый день-деньской
Он проводил, как птица, в море,
Деля с одной волной морской
И сердце, полное тоской,
И радость светлую, и горе.
Упрям и вечно одинок,
Нырял в волнах его челнок.
И Анастаса парус белый
Встречали часто корабли,
Но так далеко от земли,
Что в даль такую самый смелый
Рыбак едва ли заплывал.
Плескал там только синий вал,
И вверх метало на просторе
Седую пену злое море.
Баклан был опытный рыбак,
И признавали греки сами,
Что править в лодке парусами
Никто не мог искусно так
В ночную бурю, в ветер крепкий
И в дни туманные, когда
Все разбиваются суда
У берегов скалистых в щепки.
Силен был, ловок он, хоть нет
И двадцати Баклану лет.
Но ведь он вырос подле моря
И с детства смелый труд узнал,
Борясь с волной, и с ветром споря,
И проводя ладью у скал.
Баклан был круглым сиротою,
Не знал отца, не помнил мать:
Привык он нежною мечтою
Лишь даль морскую обнимать,
И полюбил всем сердцем вскоре
Он волны шумные и море.
Там ветер легши напевал
Ему напев звучней свирели,
И в челноке, как в колыбели,
Его качал сердитый вал.
***
Баклан отправился с рассветом
Сегодня в море, как всегда.
Дымилась сонная вода...
Зеленоватым, нежным цветом
Сияли волны в этот час.
В полупрозрачной синей дали
Летел туман, как легкий газ,
Как грусть, как облако печали;
Но кое-где уж луч зари
Бросал рубин и янтари.
Причалив лодку у гранита
Скалы угрюмой и сырой,
Где даже утренней порой
Бывает мгла ночная скрыта,
Ловил он голою рукой
Широких крабов в камнях мшистых,
Облитых пеною морской
И влагой брызгов серебристых.
Он мимоходом стаю птиц
Спугнул с кремнистого откоса,
Где полусонный дух утёса
Не открывал еще ресниц,
И где пещеры к темным водам
Склонялись низко влажным сводом.
***
Исчезли утренние сны,
Туман умчался бледным паром,
И море вспыхнуло пожаром,
И солнце вышло из волны,
Когда Баклан закинул сети,
Уплыв в сияющую даль,
Ловить упрямую кефаль.
Вот стая рыб, резвясь, как дети,
Мелькнула в ясной глубине
И скрылась в сумраке на дне.
Как под стеклом, во влаге чистой
Белел медуз грибок звездистый,
И, кувыркаясь, над волной
Дельфин чернел крутой спиной.
Под гранью зыбкого кристалла
Повсюду в море жизнь дышала,
И было все вокруг оно
Толпой существ населено.
Под зеленеющим туманом
Волны кипел там мир иной,
Но, мнилось, радостью одной
Был тесно связан он с Бакланом.
Он расширял восторгом грудь
И звал Баклана за собою,
Туда, в пучину вод нырнуть
И слиться с бездной голубою.
И в глубь смотрел Баклан, и дрожь,
И трепет в сердце пробегали,
И полон счастья и печали
Мечтал и грезил он; но все ж
Прекрасней, чем пучина эта,
Был отблеск солнечного света
На голубой равнине вод,
Лазурный ясный неба свод,
Теплее воздух влажный, чистый,
И лучезарней день огнистый.
Баклан прилег в ладье на дно,
Назад откинулся на спину
И стал в небесную пучину
Глядеть, где облако одно,
Пророча близость скорой бури,
Плыло, как парус по лазури.
Баклан запел, и песнь слышна
Была в пустыне шумной моря,
И вдаль несла ее волна,
Немолчным плеском песне вторя.
ПЕСНЯ БАКЛАНА
Любовь без горя,
Любовь без слез, -
Как волны моря
Без бурь и гроз.
Песок прибрежный
Покрыл прибой,
Душа мятежной
Полна борьбой.
Но смолкнут бури,
Но счастья сон -
Ясней лазури...
Прекрасен он!
Прошли туманы,
Стал воздух чист,
И манжураны
Душистей лист.
Пусть парус с мачты
Злой вихрь унес, -
О, сердце! Плачь ты, -
Не бойся слез!
Не вечно горе,
Яснеет даль...
Утихнет море,
Пройдет печаль!
***
Так пел Баклан, и с песнью сладкой
Отрадной утренней порой
Слетал на грудь к нему украдкой
Воспоминаний светлых рой.
Он вспомнил зимний день холодный,Крещенский праздник, крестный ход,
Хоругви, гул толпы народной
На берегу плескавших вод.
Уж в ожиданье говорливом
Народ теснился над заливом.
Толпами греки в этот день
Сюда сошлись из Балаклавы
И из окрестных деревень.
Рыбак, матрос и шкипер бравый,
Десятки женщин и детей,
И пришлый люд с округи всей -
Собрались здесь, теснились рядом,
Пестрея праздничным нарядом.
Пять-шесть искуснейших пловцов,
Известных в целом околотке,
Стояли в простынях на лодке,
И каждый был из них готов,
Священным рвеньем, верой полный,
Нырнуть в застынувшие волны
И крест схватить наперебой,
Когда он, встреченный пальбой,
Здесь будет вынесен к народу
И с пеньем клира брошен в воду1.
На лодке, в холст закутав стан,
Среди пловцов стоял Баклан,
Тая волненье и тревогу,
На скользкий борт поставив ногу.
Вот дальний звон колоколов
Раздался мирно, тронул воду...
И обернулся ряд голов.
Пронесся говор по народу,
И крестный ход в блистанье риз
С холма от храма сходит вниз.
Священник стал у вод залива,
Крест позлащенный бросил он,
И грянул залп со всех сторон.
И эхо гор, как грохот взрыва,
Промчало залп во все концы,
И в воду бросились пловцы,
И холодом и дрожью полны,
Баклана охватили волны.
Опередив других, рукой
Рассек он плещущую воду,
И крест из глубины морскойОн вынес к шумному народу.
___________
1 Греческий обычай.
***
Баклан припомнил, как потом
В толпе товарищей, с крестом,
При пении псалмов и славы,
Он шел вдоль улиц Балаклавы;
Как в каждом греческом дому
Подарки делали ему,
Вина давали, денег, меду,
И как был рад его приходу
Хозяин каждый здешних мест,
Который верил, как все греки,
Что исцеленье этот крест
Больным приносит в дом во веки.
Уже порядком с горожан
Дань доброхотную собрали
Товарищи, когда Баклан
Зашел и в дом Мавромихали.
Был схож с покинутым гнездом
Какой-нибудь прибрежной птицы
Мавромихали старый дом.
Под кровлей бурой черепицы,
Весь белый глиняный, он врос,
Казалось, в треснувший утес,
Стеною каменной забора
Был тесный двор закрыт от взора,
И в этот двор, узка, мала,
Калитка ветхая вела.
Когда товарищи с Бакланом
Запели, став в кружок к кресту,
В калитку выглянула ту
Красавица с высоким станом
И нежным взглядом синих глаз,
Какие только в первый раз
Баклан увидел, и едва ли
Ему удастся видеть вновь.
Узнав жену Мавромихали,
Узнал он вместе и любовь.
Он долго помнил встречу эту,
Когда красавица ему
С улыбкой бросила монету
И скрылась... После никому
Не говорил Баклан о встречи,
Не заводил про Киру речи,
И о любви его одна
Морская выдала волна.
Есть женщины... их нежны взгляды,
Полны и ласки, и отрады -
Для тех, кто мил и дорог им,
Кто счастлив ими и любим.
Но если вы их сердцу чужды,
Но если им до вас нет нужды, -
Их взор, сквозь бархатный покров,
К вам безучастен и суров.
И есть другие... в зной жестокий
В пустыне миpa одинокий
Не чужд им странник... горячий
К нему взгляд нежных их очей.
В глазах у них улыбка эта
Полна любви, добра и света...
Такой лишь взгляд, подобный дню,
Ловлю я жадно и ценю.
***
Баклан не знал любви и счастья.
Он одинок был, был угрюм,
Он не делил с друзьями дум.
Взгляд, полный ласки и участья,
В душе Баклана пробудил
Невольной страсти первый пыл.
Так солнца луч, упав нежданно
С небес в морские глубины,
Вновь будит жизнь во мгле туманной
На дне таящейся волны.
Баклан томился, как и каждый,
Взаимности и ласки жаждой,
И грусть, немую до тех пор,
Безумной сделал женский взор.
Вновь растревожил в сердце рану
Он бесприютному Баклану,
***
Казались легче смерть, тюрьма,
Чем одиночество и тьма.
С тоской Баклан бродил украдкой
У дома Киры в поздний час,
Когда огонь вечерний гас,
И одевались тенью шаткой
Дома, деревья, и луна
Всходила на небо одна.
Все это с песней вспомнил в море
Баклан, и снова в сердце вдруг
Проснулся страсти злой недуг,
И одиночество, и горе.
Тревожной грусти, думы полн,
Поплыл Баклан в морские дали,
Где шум и говор бурных волн
Смиряли скорбь его печали
И одиноким быть мешали.
***
Уже темнело, и полна
Сияньем трепетным и блеском
Всплыла за тучею луна,
И засверкавшая волна
Ее приветствовала плеском.
И был величествен и горд,
Как гимн, торжественный аккорд
Огнистых волн, одетых мглою,
Гремящих славой и хвалою,
И, как незримый, мощный хор,
Волной волне протяжно вторя,
Вдали, вблизи пел сумрак моря
И весь сияющий простор.
Луна всходила, и хвалебней
Звучало море песнью той,
Все в чешуе сверкавших гребней,
Все в брызгах, в пене золотой.
И вот, с последнею мольбою,
Оно затихло в дивном сне,
Объято ночью голубою,
В сиянье, в блеске и огне.
***
И в полосе дрожащей света,
Как тень, чернея в блеске волн,
Раскинув парус свой, плыл челн,
И след хвостатый, как комета,
Струясь, блестя, бежал за ним.
Дыханьем ветра чуть гоним,
Колеблемый волною нежной,
Достигнул челн черты прибрежной,
Где у подножья хмурых скал
Прибой сверкающий плескал.
Баклан свой челн втащил проворно
На мелкий камень и песок.
Кругом, отвесен и высок,
Тянулся берег грудой черной;
Но здесь, где голая скала
Вступала в лунный свет из тени,
Тропинка узкая вела,
И круто вверх вились ступени.
С веслом в руке Баклан по ним
Стал подыматься вдоль откоса,
Когда с кремнистого утеса,
Гигантским выступом одним
Вверху нависшего над ним,
Баклан услышал тихий голос,
Протяжно певший в вышине.
Его глушило, с ним боролось
Паденье волн; шумя, оне
О камни бились и плескали,
Но песня все была слышна,
И набегавшая волна
Катилась в гневе и печали
С ревнивым шепотом назад,
На скалы бросив слез каскад.
И голосов волны мятежной
Был сердцу чуткому слышней
Призывный трепет песни нежной:
Любовь и счастье были в ней.
И очарован этой песней,
Облокотившись на весло,
Стоял Баклан, и все чудесней
Звучало пенье и росло,
И эхо где то за горою
Той песне вторило порою.
Баклан поднял глаза... над ним
Белело что-то и мелькало:
Крыло ли чайки, покрывало,
Тень, или, может быть, гоним
Дыханьем ветра, здесь вдоль кручи
Скользил туман, обрывок тучи?
Баклан поднялся вверх... луна
Здесь выделяла ярче тени,
И ею вся освещена,
Здесь у обрыва, на ступени
Сидела женщина. Она,
Сложивши руки на колени,
Глядела в сумрак голубой,
В даль, залитую лунным блеском,
И вниз на скалы, где прибой
Сверкал и бился с шумным плеском.
***
Баклан споткнулся... под ногой
Скатился камень, вслед другой;
С уступов падая каскадом,
Они шумели в грудах скал.
И Кира вздрогнула... с ней рядом
Баклан, насупившись, стоял.
Полны смущенья и испуга,
Они взглянули друг на друга.
Кто скажет, как с волной волна,
В равнине вод, в дали безбрежной
Сближается, любви полна,
Печальных дум и грусти нежной,
И как цветок находит свой
Пчела, летая над травой?
Как быстрый ветер после бури
Встречает в небе облака
И в даль по блещущей лазури
Несет их рой издалека?
Кто знает тайну волн, эфира,
Цветов и любящих сердец?
И кто нам скажет, наконец,
Как сблизились Баклан и Кира?
Порой улыбка или взгляд,
Испуг, смущенье робкой встречи
Сердцам влюбленным говорят
Понятней слов, яснее речи.
***
И в эту блещущую ночь,
Когда и скал гранитных глыбы
Любви и страсти превозмочь
В своем безмолвье не могли бы,
Когда, смятения полны,
С волненьем сладостной печали
Восход торжественный луны
И камни трепетно встречали, -
В такую ночь ужели мог,
Хотя б за все богатства мира,
Молчать Баклан; ужели Кира
Могла бы скрыть весь рой тревог,
Теснивших грудь могучей страстью,
Искавших нежных слов, имен,
И звавших к радости и счастью,
Как греза светлому, как сон?
***
Восторгом ночь сияла эта,
И море, как огонь их глаз,
Тонуло в блеске, в волнах света,
Переливаясь, как алмаз.
Сливался в дымке золотистой
С луною сумрак голубой,
И хоры звезд с лазури чистой
Светились кроткою мольбой.
И в этот час в объятьях мира
Земля дремала в чутком сне,
Когда друг другу в тишине
Сказали все Баклан и Кира.
И только шумная волна,
Когда они рука с рукою
Над светлой бездною морскою
Стояли вместе, - лишь она,
Тоски и ревности полна,
Вся в брызгах, в пене серебристой,
Ударила в утес скалистый,
Метелью брызгов, плеском струй
Смутив их первый поцелуй.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Открыты лавки, и на славу
Идут воскресные торги.
Грек-инвалид, хоть без ноги,
И тот на рынок в Балаклаву
Приплелся, подвязав костыль!
На площади толпа и пыль
Толкутся греки по базару,
Крик, споры, говор, детский плач.
Вот липнут к красному товару
Две девы красных, как кумач;
Вот мерит караим аршином
Шелка, торгуясь с армянином,
А там дерутся, сбив картуз,
Два пьяных грека за арбуз.
Анатолиец суетливый
Торгует перцем и оливой;
Жужжит точильщика станок,
И на возу прельщают взоры
Благоухающий чеснок,
Лук, баклажан и помидоры.
Но что всей ярмарки краса,
Чего пройти вы не могли бы,
Так это груды разной рыбы:
Кефаль, селедки и камса.
Товар различнейшего рода.
Он дразнит вкус и аппетит,
И вкруг него всегда стоит
Толпа изрядная народа.
И здесь же вывеска видна
На многолюднейшем трактире.
Улиток с рисом1 и вина
Вы не найдете в целом мире
Таких, какие только тут,
В трактире этом, подают.
***
И у стола здесь заседали
За кружкой доброго винца
Три балаклавские купца
И капитан Мавромихали.
Из Евпатории вчера
Вернулся он с известий роем,
С тюками всякого добра,
И был на ярмарки героем.
Благополучно он в залив
Привел свой бриг, был очень в духе,
И в городе ходили слухи,
Что на торгах он был счастлив.
Хотя, конечно, не считали
В его карманах барыша:
Чужой карман или душа -
Потемки, но соседи знали,
Что у купца Мавромихали
Была торговля хороша.
Успех заметили в соседе
По скрытой важности лица,