iv>
По снисходительной беседе
И по бутылочкам винца.
Хоть взгляды многих были косы,
И в кабачке исподтишка
Шли осторожные расспросы,
Но и завидуя слегка,
Все угощали моряка
И разузнать пытались цену
Товарам, сбыту и промену.
Мавромихали между тем
Был горд, торжественен и нем.
***
"Вот устрицы!" - "Бекмез!" - "Ризаки!
Спелейший, самый лучший сорт!"2 -
Кричат разносчики. Шум, драки.
С кувшином грек толпой оттерт
От покупателя и локтем
Перевернул кадушку с дегтем.
Вот яблок несколько подвод
Привез из Качи садовод.
Вот дангалаки3 с криком "Вира!"
Веревкой тянут жернова...
И пробирается едва
В толпе с своей служанкой Кира.
Сегодня, кажется, она
Слегка встревожена, бледна.
Купила в лавке без уступки,
Продорожив, две-три покупки,
Прошла базар раз шесть подряд,
Не подходя к лотку, к подводе,
И словно ищет здесь в народе
Кого-то Киры робкий взгляд.
Вот ей навстречу грек Стамати
Попался. Ловок и речист,
Он плутом слыл, и, молвить кстати,
Был, говорят, контрабандист.
Он торговал сушеной рыбкой,
А также рыбку кое-где
Он в мутной лавливал воде.
С многозначительной улыбкой,
Прищурив свой косивший глаз,
Он с Кирой странно в этот раз
Раскланялся, подняв развязно
Над головой род фески грязной.
Ему, невольно покраснев,
Кивнула Кира, скрыв свой гнев.
***
Но взор у Киры вспыхнул тихо:
Там, заломив картуз свой лихо
И руки запустив в карман,
Вдоль по базару шел Баклан.
Он раскраснелся за игрою
И победителем был в ней.
Никто из греков вдаль камней
Так не метал, как он порою.
Он, раскачавши между ног,
Огромный камень бросить мог
Далеко за черту и славу
В игре той приобрел по праву,
Которой был известен всей
Элладе древней Одиссей.
Игра проникла в Балаклаву,
И не забыл ее в наш век,
Как древний эллин, новый грек.
***
И вот, как будто между дела,
Хоть тяжело дышала грудь,
Но Кира, проходя, успела
Баклану на ухо шепнуть:
"Приехал муж. Сегодня в ночь
У башни жди!" - и быстро прочь
Пошла, в толпе мелькнув нарядом.
Баклан весь вздрогнул. Жгучим взглядом
Базар, толпу окинул он;
Но лишь народ со всех сторон
Шумел, кричал, и здесь, с ним рядом
Ругались, выпивши слегка,
Два незнакомых рыбака.
***
Безмолвен полдень. Даль открыта.
Плывут над морем стаи туч.
Нависли скалы; дремлет кручь
Их раскаленного гранита,
На солнце гребни их горят,
И желто-красно-серый ряд
Своих иззубренных откосов
Купает в море цепь утесов.
Их разноцветная стена
В лазури волн отражена.
Плывет, лавируя без цели,
Челнок в лазурные поля.
Задумчив, грустен у руля
Сидит Баклан; минуя мели,
Он правит челн едва-едва,
На грудь склонилась голова.
Прошли коротких три недели
С тех пор, как с Кирой глаз-на-глаз
Баклан сошелся в первый раз.
Часы, мгновенья, дни летели...
В восторгах счастья обо всем
Они забыли, не слыхали,
Как грянул вдруг нежданный гром,
И, возвратясь, Мавромихали
Стал господином над добром
И над женой своей, как прежде.
Заснули в радостной надежде
Они на ложе пышных роз,
Хранимом грезами одними,
А между тем, как призрак, рос
И подымался перед ними
Немой, безвыходный вопрос.
Баклану вспомнилось свиданье
У башни замка в эту ночь,
И Кира бледная, точь-в-точь
Как мраморное изваянье.
С печальной статуей сходна
Была так Кира в платье белом...
Стоял в молчанье онемелом
Над ними замок, и одна
Была луной освещена
Седая башня... взор повсюду
Встречал камней огромных груду.
Один из них, склонившись вниз,
Над темной пропастью навис...
Одно движение, - и шумно
Слетит он в бездну. Сходен он
С их счастьем, сладостным как сон,
С любовью их, такой безумной!
Так говорила Кира. Да.
Или расстаться навсегда
Они должны... Совсем, навеки...
Или бежать с ней... но куда?
У Киры родственники греки
Есть в дальнем городе. Она
Звала с слезами и мольбою
Туда Баклана за собою.
Там снова будет жизнь полна,
Они вдвоем забудут горе...
Восторг их счастья будет чист...
Она при нем, он - колонист...
Но море, где же будет море?
Он вздрогнул, он глядит вокруг.
Конца нет ровной, синей дали!
Вот волны мерно заплескали,
И вал седой, как старый друг,
Обнял челнок его с налёта.
Но, чу! Там, в небе, плачет кто-то..
Должно быть, чайка... Кира, да! -
Она так плакала тогда,
Сказав ему, что смерти хуже
Теперь остаться жить при муже.
Но ведь и он не спорил с ней, -
Оставить мужа ей честней,
И что ж несносней для Баклана
Притворства, скрытой лжи, обмана?
К чему же это все, к чему
Ей было говорить ему?
Там, в этом городе далеком,
Они и в бедности найдут
Гостеприимство и приют,
И ровным, радостным потоком.
Жизнь потечет беспечно вновь,
И будет счастьем их - любовь!
***
Но этот город?... Часто деды
Под поздний вечер, за огнем,
Вели печальные беседы
И вспоминали быль о нем.
Лет сто назад свои селенья
В Крыму оставили они...
Тяжелые то были дни
Гонений, бед переселенья.
Покинув прах родных могил,
Ушли они с арбой походной,
И далеко в степи бесплодной
Основан город ими был.
Не виделось конца там горю,
Как скучным пашням и местам,
И многие скончались там
В тоске по родине и морю,
И заменить их не могли
Поля, луга чужой земли.
Вон море стелется широко!
Кругом, куда ни взглянет око, -
Везде простор, лишь корабли
Белеют парусом вдали.
Вон пена искрится, как иней,
Блестит, горит на влаге синей...
От облаков лишь кое-где
Проходят тени по воде.
***
Так с Кирой вместе Балаклаву
Оставит он. В краю ином,
У них там будет сад свой, дом,
И поле вспашет он на славу,
И жатвы им за мирный труд
Тяжелый колос ржи дадут.
Не все ж кормиться рыбной ловлей?
Найдет он там любовь свою,
И уголок под тихой кровлей,
Покой, и счастье, и семью.
Заменит плуг багор и сети;
Быть может, Кира будет мать...
И старость их утешат дети,
И их он станет обнимать.
На век простится он с тоскою,
Не будет больше одинок...
Но вот опять волной морскою
Качнуло дремлющий челнок,
***
Угрозою и гневом полны,
Зеленой, вспененной грядой
Катились плещущие волны.
Вздымался гребень их седой,
И в небе, сумрачно-безмолвны,
Нависли тучи над водой;
И вверх хребет косматый вала
Пучина шумная метала.
Шквал несся, грозен и бурлив;
Нахмурясь, влага потемнела,
И волн катящийся прилив
Бежал в пространстве без предела,
Качая зыбью белых грив.
Злой дух, без образа, без тела,
Казалось, гнал те волны в путь,
Дыханьем напрягая грудь.
***
Шли в даль валы с немолчным спором,
И, как орган, их голоса
Звучали в море мощным хором.
Оделись мглою небеса...
Лишь там, вдали, с морским простором
Слилась лазури полоса,
И ширь, вся в зыби волн мятежной,
Казалась более безбрежной.
***
Кто б мог могучих, волн прибой
Сдержать стеною и гранитом?
Какой колосс затмит собой,
Восстав в пространстве вод открытом,
Простор равнины голубой?
Ни глыбам каменным, ни плитам
Не покорить морей... Волна
Свободна вечно и вольна!
***
О, море! Путнику свободу
Напоминаешь ты всегда,
Уйдя к лазури, к небосводу,
В простор, Бог ведает - куда!
Взор видит всюду только воду,
И беспредельна, и горда,
Пред ним свободная стихия
Вздымает волны голубые!
***
Пред морем тысячи сердец
Вольнее бьются в счастье, в горе,
И, в смутной грезе, наконец,
Баклан любил волну и море.
Высоким духом брат меньшой,
Цепей не ведая, личины,
Он бессознательно душой
Любил простор морской пучины.
Он находил отраду в ней, -
В движенье волн, в дали безбрежной,
И в смене красок и теней
На синеве волны мятежной.
***
Убрав свой парус, воле волн
Он предоставил легкий челн,
И в грустной думе и печали
Глядел, как волны челн качали,
Как мчались, пенились вдали,
И в даль челнок его несли.
И пред лицом седого моря,
Бросавшего за валом вал,
Ему казался жалок, мал
Его надежд, волнений, горя
Вдруг налетевший бурный шквал.
Нужда, поденный труд для хлеба,
Страх за детей и тесный дом -
Все в море шумном и седом,
Под сводом облачного неба,
Ему понятно стало; он,
Как тяжкий бред, как грустный сон,
Всю видел жизнь перед собою,
С заботой, с мелочной борьбою, -
И, мнилось, хохота полна,
Кружила челн его волна.
А там, вся шумною молвою
Валов играющих звеня,
Манила чудной синевою
Родная даль в сиянье дня.
И вспомнил он, что должен вскоре
Оставить эту даль и море
Для крошек счастья, для труда...
Оставить море? - Никогда!
***
В железной клетке, как в темнице,
На небо глядючи с тоской,
Не жить, не биться вольной птице
И не томиться день-деньской.
И не останется в унылой
Той клетке, горести полна,
Ни для птенцов своих она,
Ни для подруги белокрылой.
Она лишь к зелени дубрав
И к небесам горит любовью
И, клювом сердце растерзав,
Свободу купит алой кровью.
***
Чернеет ночь. В дали немой,
В морских пространствах без границы,
Объятых сумраком и тьмой,
Мерцают яркие зарницы,
И, светом их озарена,
Блеснет и скроется волна.
На берегу, одетом мглою,
Чуть слышен шепот под скалою.
КИРА.
- Ты, Анастас?
БАКЛАН.
Здесь, Кира! Я.
КИРА.
О, милый мой! Любовь моя!
Как я рвалась к тебе, спешила...
Как без тебя текут уныло
Часы томительного дня!
Скажи, ты любишь ли меня?
БАКЛАН.
Когда бы был в морском просторе
Язык любви вполне знаком, -
Всех волн несчетных языком
Тебе не высказало б море
Моей тоски!.. Когда б волна
Была тоской любви полна,
Таила слезы в капле каждой,
Не утолила б бездна вод
Толпы страданий и невзгод
С их ненасытной, вечной жаждой!
КИРА.
Так грустен ты... Скажи, к чему
Себя терзаешь ты печалью?
Взгляни: сквозь эту ночь и тьму
Сверкает свет за мглистой далью.
Верь, милый, сердцу моему:
Пройдет бесследно мгла ненастья,
И, как зарница из-за туч,
Жизнь озарит нам яркий луч
Любви, взаимности и счастья.
И недалек наш ясный день.
К моим родным уйдем с тобою, -
Там ждет нас мир, деревьев тень
В лугах над речкой голубою.
Наш дом за полем ржи густой
Для нас двоих не будет тесен;
Мы станем колос золотой
Срезать серпом под звуки песен.
Там про любовь тебе мою
Я сказку чудную спою...
Но ты молчишь?
БАКЛАН.
Довольно, Кира!
Меня напрасно не зови
Очарованием любви,
Всем счастьем, всем блаженством мира.
Иным полна душа и грудь,
Иной избрало сердце путь.
И, затаив глубоко горе,
Уйду я в даль, в седое море...
Прости же, Кира!.. Не забудь!
КИРА.
Как? хочешь ты меня оставить?
Забыть меня? Но почему ж?
Нам помешать не может муж.
Ах, нет, мой друг! К чему лукавить,
Скрывать печальные мечты?
Скажи, меня не любишь ты?
БАКЛАН.
Нет, Кира, нет! Полна любовью,
Как прежде, вся моя душа.
Одной тобой живя, дыша,
Я счастье выкупил бы кровью!
Но, Кира, странная печаль
Меня зовет и манит в даль.
Поверь, жить вместе было б хуже.
Поддержки в жизненной борьбе
Ты не нашла б во мне, как в муже.
Я счастья не дал бы тебе.
Я б не стоял над колыбелью,
Когда б в ней спал наш сын меньшой;
Твоим тревогам и веселью
Я не ответил бы душой.
Моя душа мечтою смутной,
Как сном таинственным, полна.
Она с морской волной сходна,
Кочующей и бесприютной.
Бежит свободная волна,
Темна, мятежна и бурлива,
От тихой пристани залива,
И ей милее сумрак бурь,
Чем свет, и солнце, и лазурь!
КИРА.
Но за тобой пойти готова
Я в край чужой, в морскую даль.
Я жду лишь знака, жду лишь зова!
Пусть будет там нужда сурова, -
Я разделю с тобой печаль.
Что небеса страны далекой,
Что ряд лишений, вал морской
Пред ежечасною тоской
И перед жизнью одинокой?
И став твоей, тебя любя,
Могу ли жить я без тебя?
БАКЛАН.
Дитя мое, ты жизни бурной
Еще не знаешь, вижу я.
Ясна, чиста любовь твоя,
Как хрустали струи лазурной.
Где человек, там с ним нужда.
С собой он всюду носит цепи;
От них не скрыться никуда -
Ни в даль морей, ни в сумрак степи.
Мечты любви, и те куют
Нам тяжкий гнет железных пут.
КИРА.
Ты разлюбил. Тебе нет нужды
До слез моих. Мы сердцем чужды,
Душа твоя с волной сходна
И, как те волны, холодна.
БАКЛАН.
Когда б ты знала горечь муки
И всю печаль моей души,
Тоску любви, и страх разлуки,
И грусть в полуночной тиши, -
Тогда б наверно, сердцем ясным
Мои страданья оценя,
Упреком горьким и напрасным
Не опечалила б меня.
Оставь меня... Любовью прежней
И счастьем я молю тебя, -
И мы расстанемся, любя
Сильней, хотя и безнадежней!
Ни ясных дней, ни светлых грез
Мне не вернуть и морем слез.
КИРА.
Не знаю я твоей печали,
Мне непонятна грусть твоя.
Бывало, горе, помню я,
С тобою вместе мы встречали.
Его не в силах я теперь
Делить с тобой... я одинока...
Но ты печален... милый, верь,
Что мне тебя так жаль глубоко!
Пусть я на смерть обречена,
И больше радостью земною
Я наслаждаться не должна;
Но у меня к тебе одна
Есть просьба: уходи отсюда!
Над нами, словно камней груда,
Висит беда... мой муж ревнив,
Узнает он, что я бывала
С тобою здесь... и град обвала
Падет, тебя похоронив.
Прощай!... Да, вот еще: дай слово
Не звать меня, не видеть снова.
БАКЛАН.
Постой!...
КИРА.
Зачем? О, нет, мой друг!
Не нужно слез и сожаленья.
Не будем длить тоски мгновенья:
Разлуки тягостен недуг.
Мольбы, рыданья, сердца муки,
Напрасных слез, упреков рой -
Не отдалят от нас разлуки
И не вернут любви былой...
Прости на век!...
Она упала
На грудь к нему, и шепот стих,
И вдоль уступов скал крутых
На миг мелькнуло покрывало,
И торопливый шум шагов
Смутил безмолвье берегов.
***
Обняв рукой холодный камень,
Баклан поник в тоске немой,
Объятый ужасом и тьмой.
Струистых молний яркий пламень
Сверкал уж в сумраки сыром,
И вот ударил дальний гром.
Перекатился с гулким треском
Он над волною, над скалой,
И даль, окутанная мглой,
Вдруг озарилась ярким блеском.
Ничто сравниться не могло б
С наставшей бурей. Гул отзывный
В прибрежных скалах, молний сноп
И грохот грома непрерывный -
Все перепуталось, слилось
В смятенье, ужас и хаос.
Казалось, до сих пор немые
Глаголют силы, и стихия,
Расплавясь, в сумрак превратясь,
Теряет образ, вид и связь.
Казалось, вновь в предвечном споре
Грозит земле потопом море.
На миг из бездны черный вал,
Сверкая пеною, вставал,
И тьмой опять густые тени
На волны падали с небес,
И снова блеск, вновь мрак исчез.
Мольбы, рыданья, слезы, пени
Звучали, мнилось, в бездне вод,
И разрывался неба свод
На части с грохотом трескучим,
И подымались волны к тучам,
И по обрывкам черных туч
Носился молний яркий луч.
И вот, почти над головою
Баклана, черная скала
Качнулась, шумно поползла,
Обвившись лентой огневою,
И, оборвавшись в глубину,
С утесов рухнула в волну.
С восторгом, полным чудной муки,
С неизъяснимою тоской
Баклан простер безумно руки
К пучине вод, к волне морской,
И к быстрым молниям летучим,
И к небесам, и к черным тучам,
С глухим раскатом в тьме густой
Бросавшим пламень золотой.
***
С недавних пор Мавромихали
Стал часто в Кире замечать
Томленье тихое печали.
Унынья тайного печать
На бледных щечках, грусть и слезы, -
Все видел он. Следов тревог
В ней не заметить он не мог.
Так блекнет алый венчик розы,
Так вянет сорванный цветок.
За лепестками лепесток
Роняет он, и вновь красою
Ему, как прежде, не блистать,
И не цвести ему опять
В саду, обрызганном росою.
Мавромихали между дел
За Кирой пристально глядел.
Ее с невольною тоскою
Он видел в первый раз такою.
За пряжей сидя у окна,
Беззвучно плакала она,
И разве изредка, ошибкой,
Порой обмолвится улыбкой.
Уж не смотрела веселей
Она давно, была уныла
И даже белых журавлей,
Своих любимцев, не кормила.
Наряды, ленты и убор
Ее уже не занимали,
И подозрительней с тех пор
И строже стал Мавромихали.
Он, красноту заметив глаз,
Вопросы делал ей не раз,
Но Кира с робостью испуга
На боль какого-то недуга
Ссылалась и спешила прочь.
Была однажды где-то в ночь...
И стало тайное сомненье
Его тревожить иногда.
Неровен час, близка беда!
Что верность жен, повиновенье?
Милей им смех, да шум забав,
И часто легок женский нрав...
За ним следи прилежным оком!
Когда муж в плаванье далеком,
Ему частенько неверна
Бывает резвая жена.