| Главная » Книги |
Шуф Владимир Александрович - Крымские стихотворения, Страница 10
Шуф Владимир Александрович - Крымские стихотворенияБыть может, уж и взгляды косы,
И он смешон другим... К тому ж
Все узнает последним муж.
Исподтишка он стал вопросы
Соседям делать стороной, -
Чего не знали ль за женой?
Но даже сплетни, пересуды
Ее коснуться не могли.
Держались кумушки вдали,
Хоть на язык и были худы.
А все ж ревнивая мечта
Его смущала и дразнила,
И думал он, что неспроста
Была жена его уныла.
***
Мавромихали, наконец,
Решил сходить к тому, кто даже
Всем знахарям за образец
Мог послужить: он толк знал в краже,
Мог, лично зная всех воров,
Сказать всегда, кто свел коров,
И кто - что, право, много хуже -
Украл жену, забыв о муже.
И про него молва слыла,
Что знал он всякие дела.
На нем был род тавра, печати
И ореол вкруг головы...
И угадали верно вы,
Что речь идет здесь о Стамати.
Он был невзрачный юркий грек,
Но все ж великий человек
И гений - для контрабандиста.
Он провести мог двести, триста
И даже больше дураков.
Так вот Стамати был каков!
Где проводил часы досуга
И проливал он пот труда, -
Никто не ведал никогда.
На берегу его лачуга
Низка казалась и мала,
Но приспособлена была
Для постороннего багажа.
Ее таможенная стража
Совсем напрасно стерегла:
Хотя за ним всегда три пары
Следило самых зорких глаз,
Стамати ловко каждый раз
В лачугу провозил товары.
Он знал всегда, где ветер дул,
И кто идет на караул.
***
Уже все в Балаклавe спали.
Был путь к Стамати недалек:
К нему из города едва ли
Шел полчаса Мавромихали.
Сквозь щели ставень огонек
Светил в лачуге. Волны с шумом
Катились к берегам угрюмым,
И на каменья и песок
Был тут же вытащен челнок:
Кому Стамати жизнь знакома,
Тот знал, что был хозяин дома.
К Мавромихали подлетел
Мохнатый пес с охрипшим лаем,
Сочтя, должно быть, шалопаем,
Бродящим без нужды и дел,
И было б плохо, если б кстати
На лай не вышел сам Стамати.
Хозяин был любезней пса.
Сняв шапку, стан склоняя гибкий,
С предупредительной улыбкой
Он гостя ввел. Вино, камса
Тотчас на стол явились с полки.
Не больше четверти часа
Шли предварительные толки.
Была взаимности полна
Беседа за глотком вина
С приправой легкой угощенья.
Набравшись мужества и сил,
Мавромихали объяснил
И цель, и повод посещенья.
Поднявши бровь, прищурив глаз,
Стамати выслушал рассказ.
Мавромихали был в расчете,
Как оказалось, прав вполне.
Стамати как-то "на работе"Был у прибрежья, при луне.
Тюк без клейма и без печати
Неся по берегу, Стамати
Баклана с Кирой видел в ночь
И передать был все не прочь
Из дружбы лишь Мавромихали,
Хоть беден, сам в нужде, в печали,
И был бы долею благой
Ему серебряник, другой.
***
Дела запутались и стали,
С товаром в море он не шел,
Стал раздражителен и зол,
Как никогда, Мавромихали.
Он даже бриг забросил свой.
В недоумении качали
Его соседи головой.
Окутан облаком печали,
Мавромихали старый дом
Глядел разрушенным гнездом.
Давно не выходила Кира
К соседям в гости, на базар,
Сошел с лица ее загар,
И в церкви лишь, при пенье клира.
Ее встречали иногда.
Она была бледна, уныла,
И, как туманная звезда,
Лучом померкнувшим светила.
Мавромихали, точно тень,
Бродил в молчании угрюмом
По дому, весь отдавшись думам.
Он проводил тревожно день.
Не до торгов и не до дела,
Когда задета близко честь.
В уме Мавромихали зрела
Давно обдуманная месть.
О, как ему она знакома!
Ее лелеял он и дома,
И в тишине прибрежных скал,
И только случая искал.
***
Ненастье... целые недели
То ветры, то дожди шумели.
Пришла зима с тревогой бурь,
В туман закуталась лазурь,
И холода, и стужи полны,
У берегов шумели волны.
Настал Крещенья светлый день,
И из окрестных деревень
Все греки в праздничной одежде
Шли в Балаклаву, как и прежде.
Веселье было в лицах всех,
Звучали шутки, говор, смех.
Порой от холода и дрожи
Боролись кучки молодежи.
Но грянул звон колоколов,
Пронесся по садам и нивам, -
И смолк гул шуток, праздных слов.
В благоговенье молчаливом
Народ теснился над заливом,
И крестный ход в блистанье риз
Сошел с холма от храма вниз.
Но в этот день волнений мало
Толпе народа обещала
Вся обстановка торжества.
Вода страшна в подобный холод
И тем, кто был здоров и молод.
На этот раз нашлись едва
Охотники, - всего лишь два:
Раздевшись, за крестом ныряли
Баклан и с ним Мавромихали.
Раздался колокола звон,
Священник стал у вод залива,
Крест позлащенный бросил он -
И ружей залп, как грохот взрыва,
В прибрежных скалах повторен,
Вдруг загремел со всех сторон.
Пловцы нырнули. Дрожи полны.
Баклана охватили волны
Ж у него над головой
Сомкнули свод зеленый свой.
***
Объятый влагою морскою,
Стеснив дыханьем сжатым грудь,
Он прорезал в пучине путь
И воду рассекал рукою.
Уж видел на песчаном дне
Он крест в туманной глубине,
Обвитый сетью трав густою,
Блестящий искрой золотою;
Уже он руку протянул
К кресту и шарил под травою,
Как услыхал над головою
И плеск глухой, и смутный гул.
Они чуть явственнее стали,
И над собой увидел он
Большую тень и, как сквозь сон,
Узнал лицо Мавромихали.
Он видел, как сквозь легкий газ
Прозрачной дымки вод зеленых
В него впивалась пара глаз
Горящих, злобных, воспаленных.
Так в море смелый водолаз
На ловле жемчуга порою,
Прельстившись раковин игрою,
Встречает вдруг, взглянув назад,
Вблизи акулы хищный взгляд.
И ближе все глаза сверкали
Сквозь зелень волн, и наконец
Рукой, как опытный пловец,
Рассек волну Мавромихали
И, прянув вниз, рукой другой
Обвил Баклана стан нагой.
Напрягшись, с сжатыми губами,
Ему уперся в грудь руками
Баклан, и с плеском и борьбой
Безмолвный завязался бой.
Сплетясь подобно двум полипам,
Они друг другу иногда
Давили горло, и тогда
Им в рот и ноздри, вместе с хрипом,
Врывалась мутная вода.
О, это были уж не люди! -
Два краба, пара злых акул.
Один всплывал, другой тонул,
Мутился взгляд, спирались груди...
Тут, ниже волн, морских зыбей,
Велась борьба в пучинах моря,
И тот, чья грудь, рука слабей,
Погибнул бы, о жизни споря.
В ушах Баклан уж слышал шум,
Дыханья нет, мутился ум...
В последний раз рванувшись дико,
Хотел он вскрикнуть, - нету крика!
И без сознания на дне
Он распростерся в глубине.
***
Из мутных волн Мавромихали
Один к народу вынес крест,
И рыбаки окружных мест
Об утонувшем толковали.
При помощи каких-то двух
Словоохотливых старух,
Весть Балаклаву облетела,
И сомневаться не могли б,
Что он безвременно погиб,
Хоть не нашли в заливе тела.
Упомянул спустя дня два
Рыбак нездешний в разговоре,
Что видел он вчера, как в море
Всплыла на волнах голова
При чуть мерцающем рассвете.
Был бледен лик и незнаком,
И обвивали лоб венком
Зеленых водорослей сети.
_______
1Улитки с рисом - любимое блюдо греков.
2 Бекмез - фруктовый квас. Ризаки - белый
виноград.
3 Дангалаки - носильщики тяжестей.
В ЦАРСТВЕ СНОВ
Поэма.
I
Покинув наконец священные Афины,
На третий день пути с трудом я отыскал
Пещеру темную среди пустой долины.
II
Клубящийся ручей по камням там плескал,
И в ясной вышине, как чудные руины,
Вздымались надо мной немые груды скал.
III
Под сенью гробовой таинственного свода
Рос красный мак среди пещеры темной, там,
В преддверии глухом чернеющего входа.
IV
Так воин, грозный страж, приставленный к вратам.
С оружьем бережет от буйного народа
Святилище богов, жрецам доступный храм.
V
Из маковок цветка, растущего в покое,
Незримо исходил снотворный аромат -
Он тайно усыплял все смертное, живое.
VI
И если б кто из смертных этих чудных врат
Дерзнул нарушить там молчанье вековое,
Заснул бы и не мог вернуться он назад.
VII
Но я, храним своим волшебным талисманом,
В пещеру страшную безвредно мог войти,
И был объят густым, клубящимся туманом.
VIII
То шел я, как слепец, не видящий пути,
И крался ощупью, то, нагибаясь станом,
Под своды низкие я должен был ползти.
IX
Но скоро, в вышину подняв немые взгляды,
В трепещущем луче, блеснувшем наконец,
Увидел я в дали какие-то громады.
X
Виднелся ль то большой, разрушенный дворец,
Иль арки древние дорийской колоннады,
Не мог я различить, как будто бы слепец.
XI
Но вот густой туман, нависший пеленою,
Редея и клубясь, невидимо исчез,
И дивный кругозор открылся предо мною.
ХII
В пространстве розовом виднелся сонный лес,
И в ясной вышине пурпурною волною
Струился круглый свод, подобие небес.
ХIII
Росой алмазною горящие рубины,
Изваянные там рассыпались цветы
По яркому ковру пестреющей равнины.
XIV
На пальмах золотых не двигались листы,
Как будто на холсте рисованной картины;
Сверкали в них плоды волшебной красоты.
XV
Серебряных озер ласкающие воды
Казались слитыми из жидкого стекла,
Застывшего навек в неведомые годы.
XVI
Над ними высилась безмолвная скала,
И дивного дворца причудливые своды
Прозрачных этих вод являли зеркала.
XVII
Хрустальной лестницы широкие ступени
Курильниц золотых украсил длинный ряд
В синеющем дыму египетских курений,
XVIII
И маки, вкруг дворца растущие, таят,
Высоких портиков храня немые сени,
В пурпуровых цветах снотворный, тонкий яд.
XIX
И все безмолвно там; напрасно ловит ухо
Фонтана тихий плеск, иль просто шум живой -
Там не коснется звук измученного слуха.
XX
И если б над моей склоненной головой
С жужжанием своим тогда промчалась муха,
И ей бы я был рад, как вестнице родной!
XXI
Чрез рощи сонные по дремлющим полянам
К дворцу приблизился я молча наконец
И в портики вошел, хранимый талисманом.
XXII
Но там на встречу мне приветливый гонец
Не вышел с флейтою и радостным тимпаном,
И страшен был, и пуст неведомый дворец.
XXIII
За входом предо мной таинственно предстала
Объятая своей волшебной дремотой
Во тьме огромная, торжественная зала.
XXIV
И высился альков в пустынной зале той,
Как трон, на ступенях высоких пьедестала.
Над ним скользили сны с волшебной быстротой.
XXV
То были странные, пленительные тени.
Картиной радужной по мраморным стенам
Неслося шествие чарующих видений.
XXVI
Так в море на заре, подобно этим снам,
Тень легких облаков на несколько мгновений
Является, скользя по утренним волнам.
ХХVII
И вот я меж колонн, во мраке залы спящей,
При свете трепетном вечернего луча
На двух стальных цепях увидел щит висящий.
ХХVIII
I лезвием двойным широкого меча
Взмахнул я высоко, и трижды в щит блестящий
Могучею рукой ударил я сплеча.
XXIX
И звуки грозные тяжелой бранной стали
Промчались в тишине уснувшего дворца,
И долго портики их отзыв повторяли.
XXX
Так иногда в ответ на громкий глас жреца,
Катясь по облакам из недр горящей дали,
Зевесов мощный гром грохочет без конца.
XXXI
И вот исчезли вдруг картины сновидений,
И робки свет померк таинственных светил;
Носились надо мной невидимые тени.
XXXII
И странный шорох вкруг себя я ощутил,
Как будто листьями бесчисленных растений,
По залам пролетев, там ветер шелестел.
XXXIII
Блудящие огни над темной вышиною
Кружились пеною кипящего ручья,
Осеребренного полуночной луною.
XXXIV
И света яркого холодная струя
Упала с высоты, блеснувшей надо мною,
И чудной красоты увидел старца я.
XXXV
Сквозь нарда фимиам и дым благоуханный
Предстал Морфей, властитель чудных грез
И снов, в пурпурной мантии и маками венчанный.
XXXVI
И он спросил меня, зачем моих отцов
Оставил я предел и край обетованный
И дерзко возмутил святилище богов.
ХХХVII
И будто тяжкий гром божественного гнева,
Мне глас его звучал, подобный лишь волне,
Бегущей к берегам средь бурного напева.
XXXVIII
О царь волшебных грез! - ответил я, во сне -
Я видел, что красой сияющая дева
С печалью на лице склонилася ко мне.
XXXIX
Я слышал поцелуй, как ветра дуновенье -
Казалось, лепестки небесных нежных роз
Коснулись уст моих на краткое мгновенье.
XL
Но лишь очнулся я от этих дивных грез,
И дева чудная исчезла, как виденье,
Как тень, как молния весенних ярких гроз.
XLI
В открытое окно ко мне Зефир лазурный
Вливал цветов весенних нежный аромат...
Но на груди своей нашел я мак пурпурный.
ХLII
Казалось, это был рубин или гранат,
Изваянный резцом цветок с надгробной урны,
Печальной вестницы свершившихся утрат.
XLIII
Он был оставлен мне, как будто в подтвержденье,
Что призрак не совсем пустою был мечтой,
И сон мой тайное имел в себе значенье.
XLIV
И в Дельфы поспешил я к пифии святой,
Чтоб объяснил оракул вещий сновиденье,
И Аполлону в дар взял кубок золотой.
XLV
Но в Дельфах посреди торжественного храма,
В синеющем дыму серебряных кадил
Явилась дева мне в куреньях фимиама.
XLVI
И я с тех пор ее нигде не находил.
Такую красоту один лишь град Приама
В своих стенах священных тайно приютил.
XLVII
Но с дивной высоты сияющего трона,
Который окружал паров густой поток,
Так отвечал мне светлый вестник Аполлона:
XLVIII
"Иди к пещере снов, лежащей на восток,
И в глубину земли таинственного лона
Укажет путь тебе пурпуровый цветок!"
XLIX
И я отправился и, полный светлой веры,
Я три дня не смыкал измученных очей
И наконец достиг неведомой пещеры.
L
Оттуда сны выходят в тихой тьме ночей,
Приняв различных форм туманные размеры,
И льется чудных грез серебряный ручей.
LI
Как чайки белые над бурной глубиною,
Здесь в дивной тишине безмолвного дворца
Скользили по стенам они передо мною.
LII
И в радужных тенях, мелькавших без конца,
Как стая бабочек лазурною весною,
Искал напрасно я знакомого лица.
LIII
Неслись они во тьме волшебной грезой сказки.
То в медных воинов, то в синий блеск копья
Слагались их лучей причудливые краски.
LIV
Я в рощах видел там у сонного ручья
Нагих наяд и нимф вакхические пляски;
Но девы чудной там, увы, не встретил я!
LV
Властитель дивных снов, услышь мое моленье!
Лишь для нее одной дремавшего в тиши
Дворца нарушил я немое усыпленье!
LVI
Виденье чудное, мечту моей души,
О, покажи опять хотя бы на мгновенье,
И сон загадочный скорее разреши!
LVII
И в дивной полутьме лазурного чертога
Исчезли медленно лучистые черты
Явившегося мне таинственного бога.
LVIII
В безмолвии ночном, как будто с высоты,
Услышал голос я, как звук далекий рога,
Как шелест ветерков, колеблющих листы:
LIX
"Когда бестрепетно ты в кубке из сапфира
Осушишь от краев до радужного дна
Напиток роковой снотворного эфира,
LX
И талисманом вновь спасет тебя она,
Ту к жизни вызовешь из облачного мира
Ты деву чудную загадочного сна!"
LXI
И в бледном сумраке торжественного зала,
В невидимой руке мерцая, как звезда,
Мне чаша дивная таинственно предстала.
LХII
Как грозный приговор афинского суда.
Я выпил красный яд сапфирного бокала,
И вдруг все предо мной исчезло без следа.
LХIII
И образ девы вновь с печалью долгой муки
На бледных, как всегда, чертах ее лица
Мелькнул передо мной, в тоске ломая руки.
LXIV
На грудь упали мне развалины дворца,
И песнью лебедя тоскующие звуки
Далеко в вышине дрожали без конца.
LXV
I вот очнулся я опять в своей постели.
Сквозь тонкий занавес открытого окна
Струился аромат, цветы в саду алели...
LXVI
Как отклик звучного, пленительного сна,
| |
| Просмотров: 368 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры