align="justify">
Твой супруг обманут нами,
И обманута ты мной,
Я ж любви обманут снами,
Этой ночью и луной.
Все обман в подлунном мире,
В этом мире бед и зла,
Но, как дважды два четыре,
Муж твой глуп, а ты мила!
XXV
АПОЛЛОН И ТЕАТРАЛЫ
Мы, ценители искусства,
При открытии сезона
Шли излить потоки чувства
В храм отверстый Аполлона.
И, завернутые в тогу,
Мы толпой вступили в зданье, -
Привели мы в жертву богу
Трех баранов на закланье:
Трех баранов, самых глупых
Из отборнейшего стада!
И во храме стали в группах.
Вознося мольбы, как надо.
"Дай, о Феб", так в фимиаме
Мы взывали у колонны,
"Чтоб не пели питухами
Тенора и баритоны!"
"Дай актерам тьму талантов,
Хромоту умерь в балете,
Свергни критиков-педантов:
Их мудрей бараны эти!"
Но разгневанный не мало
Олимпиец Бельведерский,
Сжав три пальца, с пьедестала
Показал нам символ дерзкий.
XXVI
МЕЩЕРСКИЙ В ПАРИЖЕ
Князь Мещерский по Парижу
Ходит, весел и влюблен.
"Все прекрасно, что я вижу!" -
Говорит в восторге он.
"Я в "Дневник" вносил когда-то
О французах сущий вздор.
Ум, любезность дипломата
В них хвалю я с этих пор!"
"Все пленительно в Париже:
Ряд кафе, бульвары, бал.
На Париж взглянувши ближе,
В бульвардье я сам попал".
"Здешним дамам и мужчинам
Отдаю я преферанс!"
И, махая "Гражданином",
Князь воскликнул: "Vive la France!"
XXVII
ПРИВИДЕНИЯ
В ночь сочельника глухую,
В час чертей и привидений...
Как известно, в ночь такую
По вселенной бродят тени:
Скалит зубы череп голый,
Пляшут жители могилы,
Приподняв слегка за полы
Саван белый и унылый.
Ночью этой, очень поздно,
Видел я две бледных тени.
Легкий призрак в тьме морозной
Сел другому на колени.
Мчались сани... Призрак в шубке
Пел с фривольностью бравурной;
И его, целуя в губки,
Обнимал скелет амурный.
И скакали, и летали
Злые кони с адской гривой,
Сгинув в сумраки метелиБлиз "Аркадии" счастливой.
ХХVIII
У КАМИНА
У камина грея ноги,
Об искусстве, с миной важной,
Судят тонко критик строгий
И поэт один присяжный.
И китаец из фарфора,
Слыша тонкие сужденья,
В такт кивает разговора
С важным видом одобренья.
XXIX
***
Любовь, поцелуи и ласки
Встречают рожденье ребенка.
Целуют и в щечки, и в глазки
Родные, чужие - так звонко.
Он вырос. Не в том уже духе, -
Его принимают особо, -
И звонко щелчки, оплеухи
Проводят счастливца до гроба.
XXX.
ДОН-ИВАН
Донна Bеpa, донна Анна,
Петербургские испанки,
Стали жертвой Дон-Ивана,
Обольстителя с Фонтанки.
Он играет на гитаре,
Затевает он романы,
И дерется в Альказаре,
Там, где пьянствуют гитаны.
Но с рогатыми мужьями
Он не ссорится ни крошки:
Что же в том, скажите сами,
Если жены ставят рожки?
Взяв Ивана за партнера,
В винт играет донна Анна,
И статуя командора
Заменяет им "болвана".
XXXI
ДВЕ ЛЕКЦИИ
Решая тьму сложных вопросов,
На должной паря высоте.
Читал некий лысый философ
Нам лекции о красоте.
Философа с важною миной
Не понял я, - как ни толкуй!
Но только что встретился с Миной,
Все вмиг объяснил поцелуй.
По пунктам предмет изучая,
Я тайну постиг красоты.
"Вот это наука прямая.
И в лекции нет темноты!"
Профессор ответил мне смехом,
Бросая чарующий взгляд.
Тот взгляд заменить мог с успехом
Длиннейший ученый трактат.
XXXII
ВЫРОЖДЕНИЕ
Макса Нордау вслух читая,
Звери всех концов земли,
Даже резвых птичек стая, -
Все в уныние пришли.
"Мы, конечно, эротисты! -
В страхе молвили коты, -
Несомненны в нас и чисты
Вырождения черты".
И, нахмурив важно складки
Философского чела,
В мистицизме и упадке
Упрекнул осел осла.
На ветвях лесной опушки
Щебетала птиц семья:
В декадентстве там кукушки
Обвиняли соловья.
Похвалив пищеваренье,
Свой прекрасный аппетит,
Только лев Нордау творенье
Проглотил, зевнул и спит.
ХХХIII
СМЕХ
Море житейское, море безбурное, -
Лужи грязнее оно.
В нем отражаясь, и небо лазурное
Все расплылось, как пятно.
Право, от прошлого и настоящего
Горько взгрустнулось бы мне
Если бы не было смеха звенящего -
Радуги в мутной волне.
XXXIV
БЕЗ ЛИЧНОСТЕЙ!
Душой незлобны, сердцем чисты,
Но шутку острую любя,
Смеются часто юмористы,
Гнев навлекая на себя.
Ну, смейтесь, только осторожно!
Мы трогать личность не должны, -
О мертвых лишь судить нам можно,
И то с хорошей стороны.
XXXV
МОЛОДОЕ ПЛЕМЯ
Сладок дух весенних почек,
Приоделись в зелень клены,
Каждый крохотный кусточек
Опушил налет зеленый.
Листья ж старые, все влажны
От растаявшего снега,
Подымают ропот важный,
Все бранят, в чем жизнь и нега.
"То ли было в наше время, -
Говорят, - ваш шум бесцелен,
Молодое листьев племя!
Вы лишь плесень, а не зелень!"
Говорят про мудрость, опыт,
Точно старцы наши, право!
А в лесу смешливый шепот,
Юность шепчется лукаво.
Завтра лес оденет целый
Молодым она убором, -
Истлевай же, пожелтелый,
Старый лист со старым вздором!
XXXVI
АМАЗОНКИ
Баталия! Дам-амазонок
Гвардейские идут полки,
И лук у застрельщицы звонок,
И стрелы Амура легки.
Сомкнулись в шеренге передней,
Подобраны шлейфы в руке,
И римских орлов всепобедней
Их знамя - башмак на древке.
Идут барабанщицы в ногу,
Горнисты становятся в ряд, -
И бьют в барабаны тревогу,
Про женское право трубят.
Корсеты-кирасы вкруг тали,
Прически стоят шишаком...
Не выдержать с ними баталий
И быть нам под их башмаком!
XXXVII
ВЕСЕННИЕ ГРЕЗЫ
У открытого окошка,
Созерцая вешний вид,
Жмурясь, нежась, точно кошка,
Нина Павловна сидит.
Папильотки сняв, наяда
Принялась за туалет...
Заглушает запах сада
"Fleur de lis" и "Violette".
Нина Павловна прелестна.
Обольстительные сны,
Но о чем, - ей неизвестно,
Навевает вздох весны.
Вот она плывет по небу
В облаках из валансьен...
И летит, подобный Фебу,
На бицикле к ней спортсмен.
"Боже мой, я не одета! -
Шепчет Нина второпях. -
Кто бы мог подумать это? -
Tete-a-tete на небесах!"
И она, красней Авроры,
Слышит Феба поцелуй...
Сладкозвучны птичек хоры,
Сладок шепот вешних струй.
ХХХVIII
НА СТРЕЛКЕ
Сюда вечернею порой
Несется, мчится суетливо
Ландо, викторий длинный строй
К прибрежью Финского залива.
Полюбоваться все спешат -
Вчера, сегодня, завтра снова, -
Как гаснет пурпурный закат
За бедной хатой рыболова.
"Ах, с милым рай и в шалаше!
Жить в хижине, среди природы, -
C'est ma passion, мне по душе!" -
Зевнув, лепечет фея моды.
Там солнце в легкой дымке туч,
Там представительница "света",
И робко гаснет алый луч,
Смущенный блеском туалета.
XXXIX
ОСЕННЯЯ ПОРА
Отчего уходит лето,
Отчего завяли розы,
И давно исчезли где-то
Легкокрылые стрекозы?
Отчего? - С каникул скоро
Хмурой тучею осенней
К нам вернутся филистеры
Проявлять в журналах гений.
И у каждого есть взгляды,
И принципы очень строги,
И чьи лучше - думать надо -
Знают праведные боги.
Но в цветах, в воздушном рое
Нет педантства и рутины, -
Не выносят их левкои,
И не терпят георгины.
Филистеры же привозят
К нам идейной много чуши,
И, когда они морозят, -
Блекнут розы, вянут уши.
XL
БАРАШКИ
(Пастушеская песнь)
У меня ль на поле тучном
Бродят вольные стада.
Слышно в их блеянье звучном
Красноречье иногда.
Вон пасутся возле речки,
Где зеркальная струя,
Тонкорунные овечки -
Дам-писательниц семья.
Вон курдючные поэты
Нежно слух ласкают мой,
И блеет в столбцах газеты
Публицист, баран прямой.
Вон, с бубенчиком на шее
Ходит критик-меринос
И, бодаясь за идеи,
На рога берет "вопрос"
А шагов пять-шесть подале,
Шерстью пышен и волнист,
Свой роман жует в журнале
Плодовитый беллетрист.
Громко щелкнув, гонит стадо
На дорогу хлесткий бич, -
Мне давно баранов надо
Основательно постричь!
XLI
БЕЗДЕЛУШКИ
1. Valenciennes.
Как зло вы шутите со мною! -
Вы хороши, как никогда...
И, точно облачком звезда,
Оделись дымкой кружевною.
Мне только сдаться остается.
Опять попалось сердце в плен:
Оно запуталось и бьется
В ажурной сети валансьен.
2. Перчатка.
Царица порхающих фей,
Что пляшут в цветах при луне,
Перчатку оставила мне, -
Веселой победы трофей.
В ней poudre de riz аромат
И запах фиалок слились,
И мне из перчатки твердят
О царстве волшебном кулис.
3. По пороше.
Видны по пороше
Легкие следы...
Не ходи ты к Проше,
Долго ль до беды?
С милым тары-бары,
Выйдешь из ворот, -
Муж, охотник старый,
По следу найдет!
4. Маскарад.
Что такое нынче с Ниной?
Как суха и холодна!
В этой чопорной гостиной
В маске строгости она.
Но твердят мне Нины глазки,
Что под черным домино
Разрешаются вино,
И любовь, и смех, и ласки.
5. Баул.
В дамском крошечном бауле,
Меж батиста и духов,
Я нашел - открыть могу ли? -
Тьму идей, цитат, стихов.
Шопенгауэр тут упрямый,
Франсуа Коппе, Катулл...
Ах, головка этой дамы -
Содержательный баул!
6. N.N.
Вам нужды нет в верховном даре.
Пусть говорят, - в вас нет души;
Но в пеньюаре, в будуаре
И без души - вы хороши!
7. Май.
Лобзанья сладкозвучны,
В тени деревьев рай...
"Вопросы" слишком скучны
В веселый месяц май.
Лишь в губках - пламя лета
И молодость весны,
Лишь этого предмета
Касаться мы должны!
8. Гроза.
В небесах собрались тучи,
В душном воздухе полей
Прокатился гром трескучий,
Вьется молний яркий змей.
Сон нарушен жизни косной,
Слышен брани гром и град,
И блестит молниеносный
Молодой супруги взгляд.
9. Сигарета.
Роза, Зося и Нинетта
Изменили мне. Одна
Неизменна сигарета,
Сигарета мне верна.
В дымных кольцах сигареты
У камина в поздний час
Вновь я вижу пламя глаз
Розы, Зоей и Нинетты.
10. Иван да Марья.
Не могут друг без друга
Жить Марья и Иван.
Иван - судьбой ей дан,
Она - его подруга.
Желтеет каждый год
Иван с тоски и скуки,
А Марья - все цветёт!
И нет для них разлуки.
11. Сфинкс.
Вы мне снились, друг мой кроткий!
Вы имели сфинкса вид;
Сфинкс прелестный в папильотки
Был кокетливо завит.
Взор, как ваш, был чист и светел,
Образ женствен, голос слаб...
Только раньше не заметил
Я у вас с когтями лап!
ХLII
ПЕСНЬ О ГОСПОДИНЕ ЭФРУССИ
На колесах, на турусе
Едет к нам банкир Эфрусси,
С ним Ротшильды, фрер и зон,
А с Ротшильдами - мильон.
Все, в гешефтах съев собаку,
Едут вместе в город Баку.
Там с Эфрусси Ротшильд-сын
Вздумал делать керосин.Всем дела известны "эфти", -
Возле нефти, возле нефти!
Пароходы разных пейс
На Кавказ свершают рейс.
Всякий знает, кто бывал там.
Что барыш большой - с гевалтом!
Наживутся там легко
Ротшильд, Эфрусси и К®.
Там дела, как будто мраком,
Покрывают лапсердаком...
Ах, раздолье на Руси
Всевозможным Эфрусси!
ХLIII
ВЕДЬМА
(Московская быль)
В златоглавой Москве
У Никольских ворот,
Если верить молве,
Отличился народ.
А народ-то не слаб,
А народ-то не прост:
Он поймал среди баб
Ведьму прямо за хвост!
Знать, культура сильна
У родных москвичей, -
Слаще сбитня она,
Калачей горячей!
Просвещению честь
Мы в Москве воздаем, -
Если патоку есть,
Так уж есть с имбирем!
Был Корейша пророк, -
Говоруха теперь
Меж критических строк
Врет - не любо не верь.
Мудрено ль, что во мгле
По Никольской у нас,
Сев верхом на метле,
Ездит ведьма подчас!
XLIV
ОСЕНЬ
Осень. Ходят вдоль аллеи
В тишине она и он.
Он - прекрасен и влюблен,
А она - нежней лилеи.
Говорить он пылко ей:
"Мил наш сад, хоть и поблек он.
Этот лист похож на локон
Золотых твоих кудрей!"
Но она надула губки,
Обрывает желтый лист...
Взгляд ее, как небо, чист,
Кроток вид, как у голубки.
"Лист акаций, -тихо вновь,
Говорит он ей, счастливый, -
Так похож, моя любовь,
На румянец твой стыдливый!
Но она ему в ответ
С грустным вздохом: "Ах, на солнце
Эти листья, - как червонцы;
У тебя ж ни гроша нет!"
Осень. Ходят вдоль аллеи
В тишине она и он.
Он - прекрасен и влюблен,
А она - нежней лилеи.
XLV
ГУСЬ
Басня
Домашний гусь,
Следя полет четы орлиной,
Подумал: "Что ж? Давай и я взовьюсь
И полечу над лесом, над долиной.
Чем хуже я орла? -
И у меня есть крылья!"
И вот мой гусь, напрягшись от усилья,
Поднялся над плетнем. "Каков же взмах крыла?
Да улетать могу хоть за сто миль я!"
Гусь петуху орет:
"Ведь мой полет
К орлиному подходит близко!"
"Да! - отвечал петух. - Ты птица хоть куда,
Одно - беда:
Летаешь низко!"
***
Писатели! Судить я не берусь
Талантов ваших и творений,
Хотя иной литературный гусь
Совсем орлом глядит, как настоящий гений.
XLVI
РАЙ ЗЕМНОЙ
Карпов, Гнедич и другие
Знают светлый край иной,
Где родной драматургии
Процветает рай земной.
Там, привыкнувши к халату,
Драматург, блажен, румян,
Поспектакльную плату
Круглый год кладет в карман.
Блещет все там рампы светом,
Древо благ земных растет,
И висит на древе этом
Позаимствованья плод.
XLVII
НЕЧИСТАЯ СИЛА
Чушь и глушь. В глухом овраге
В дебрях глупости дремучей,
Ополчились пни, коряги.
Сучковатый дром колючий.
Взял дреколья и дубины
Хор косматых публицистов,
Лезет жаба из трясины,
Хохот лешего неи