Полонский Яков Петрович - Братья, Страница 14 - Книги

;

Но никогда еще Игнат мой смеха

Такого не слыхал, как в день, когда

На улицах народною потехой

Был лист с проклятьем папы, - никогда

Он не слыхал еще таких визжаний,

Таких гнусливых дудок, завываний -

Концерта не сравнимого ни с чем;

Я думаю, чертям в аду, и тем

От этих диссонансов было б тошно,

Сам сатана сгорел бы от стыда.

(Такой концерт придуман был нарочно:

Так пьяных в Риме водят иногда.)

Проклятье папы или отлученье

Прибито было к палке - и над ним

Несли дырявый зонтик, - без сомненья,

Сам Пий не ждал с проклятием своим

Такого всенародного почета.

Илюшин молча шел, - но сзади кто-то

Его толкнул и дал ему свечу: .,

"Неси!" -и он понес; - не умолчу,

Как покраснел сконфуженный Игнатий,

Как он рукой старался защитить

Огонь свечи, - как, не боясь проклятий,

Боялся он толпе не угодить.

А бомбы падали... О! бомбы эти

Не ты ли, добрый пастырь, мечешь в Рим,

И бьют они детей твоих - и дети

Хохочут над проклятием твоим.

Твоею гордою душой Христос не понят -

Ты храмы запер, - слушай, как трезвонят

Колокола... они благовестят,

Что дети выросли... и что навряд

Тебе их испугать своим проклятьем...

Так думал про себя Игнатий - он...

На этот раз был пресмешным Игнатьем,

Так гордо выступал, что был смешон.

Смешон не так, как иногда бывает

Смешон болван, когда в толпе гостей

Он на себя вниманье обращает,

Забавно-важной пошлостью своей.

Нет, в той толпе, где роль ему досталась,

Почти ни на кого не обращалось

Вниманья - каждый роль свою играл

По вдохновенью - каждый понимал,

Что это смех народа - смех притворный,

У многих на лице сквозь этот смех

Дрожали слезы - Рим в борьбе упорной

Не ждал и не желал таких потех.

Еще толпа была религиозна

И суеверна. - Можно доказать -

Так, например, однажды, после грозной

И жаркой канонады, чтоб занять

Народ, друзья народа учинили

Такое зрелище: они сложили

На площади del'Popolo костры

И запалили. (Далеко с горы

Французы увидали сероватый

Столб дыму, - Удино вообразил,

Что город загорелся от гранаты -

И гром пальбы на время прекратил.)

На площади ж del'Popolo - свершали

Ото-да-фе - как казнь новейших дней.

Кареты кардиналов сожигали.

Так точно, как когда-то жгли людей;

Те люди были в саваны одеты, -

Но не нуждались в саванах кареты.

В те дни, когда везде торжествовал

Дух инквизиции - стон землю оглашал -

Теперь же кардиналов экипажи

Трещали очень весело, когда

Со всех сторон огонь лизал их, - даже

И не вздохнули, - только иногда

Атласные подушки, слишком плотно

Обсиженные, покорясь нужде,

Горели как-то очень неохотно,

Шипели, как блины в сковороде,

Пока трещали кузова, и стекла

В них лопались, румяные, как свекла;

Народные ораторы порой,

Чтоб как-нибудь подняться над толпой,

На козла вспрыгивали, на запятки

Влезали... и орали, не боясь,

Что прогорят у башмаков их пятки,

Или шальная искра выжжет глаз.

Так за монашеские преступленья

Народ монашескую роскошь жег.

Свершая это жертвоприношенье,

Он, разумеется, никак не мог

Забыть одну... преступную карету.

Карету папы, - колесницу эту,

Украшенную дорогой резьбой

И золотом - как жертву на убой

Уже везли, - кто уцепясь за дышло,

Кто за рессоры... все кричали: жечь,

Жечь греховодницу! - и что же вышло?

Ее спасла нечаянная речь -

Речь одного поклонника искусства.

Любуясь изумительной резьбой

Фигур и орнаментов, он, из чувства

К прекрасному, невольно крикнул: "Стой!

Стой! прежде выслушайте адвоката;

Я адвокат - карета виновата -

Она возила папу, - стало быть.

Ее нам также следует казнить;

Но слушайте, другое назначенье

Мы ей дадим... Взгляните на нее,

Какая прелесть, - эти украшенья,

Гирлянды... ангелы. - Нет! мнение мое -

Такое мненье... мы карету эту

Тому Христу-малютке подарим,

Который, гордому не внемля свету,

Так любит нас и нами так любим:

Как Пий он никогда не брезгал нами,

Стучался в двери к нам, когда слезами

Мы обливались - к бедным и больным

Он шел охотно, как родной к родным,

Как к братьям брат; везде, где умирали, -

Везде полупотухшие глаза

Его, как бога, с верою встречали,

И вспыхивала мутная слеза.

И что ж! пока в карете мы возили

Святейшего отца - как сироту

С открытою головкой в жар носили

Небесного младенца: мы Христу

Не посвятили даже балдахина;

Мы видели, как маленький (bambino)

Мок под дождем... и не жалели мы

Спасителя, когда во дни зимы

Он к нищим шел, как нищий, неодетый.

О, братья, мы должны загладить грех,

Загладить грех наш этою каретой,

Другого средства нет - пошлюсь на тех,

На тех пошлюсь, в ком вера не простыла

И ,не замолкла совесть - ме дадим

Христа в обиду, - в нем вся наша сила..."

- "Так что ж нам делать?"

- "Вот что, подарим

Мы эту золоченую карету

Христу, пускай он ездит". -

И на эту

Простую речь откликнулся народ

Восторженно - к Христу, к Христу! - и вот

Пока одни, водой наполнив шляпы,

Гасили уголья, другие повезли

Великолепную карету папы,

Под звон колоколов, к царю земли,

Иль к детскому его изображенью. -

Так простодушной веры полон был

Народ, не верующий отлученью,

Так, ненавидя папу, Рим любил

Распятого, и так необычайно

Спаслась карета (этот факт - не тайна,

Его все знают) - только отнята

Теперь карета эта у Христа,

И в дни парадные в карете этой

Опять качается святой отец,

Любовью, правдой, разумом отпетый

И, стало быть, давно живой мертвец.

БОЛЬШАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ

Гроза росла; - но не извивы молний,

А выстрелы сверкали. Никогда

И сам Зевес с Олимпа в мир наш дольний

Не извергал таких громов, когда

С титанами боролся. Облаками

Клубился дым, их серыми волнами,

Как некий древний бог, со всех сторон

Вольнолюбивый Рим был окружен.

Гроза росла - к французам приливали

Те силы, что позднее шли стеной

На вольных парижан и запятнали

Свой стяг братоубийственной враждой...

Они теперь над Римом упражнялись:

Зигзагами кой-где траншеи шли,

Кой-где росли, тянулись, приближались

Окопы и - мелькали фитили.

Окрестности от залпов содрогались,

Осадные орудья разгорались,

С холма на холм свинец дождем летел,

На груды тел валились груды тел;

Республика держалась за стенами;

Но этих стен кирпич за слоем слой

Срезали ядра, - мусор стен, местами

Заваливая рвы, лежал горой.

Рим стал дышать не воздухом, а дымом;

Однажды, из окна, на этот дым

Глядел Игнат - глядел, любуясь Римом,

И думал, злым отчаяньем томим:

"Неужели от этого пожара

Останется цела одна тиара!

Неужели враг мысли и труда,

Народа враг - не общий враг, когда

Он на своих чужое поднял знамя..."

И с ужасом воображал Игнат,

Как фрески Рафаэля лижет пламя,

Как, накалившись, мраморы трещат...

"С одним великим именем я связан

Был с ранних лет, и это имя - Рим;

Я лучшею мечтой ему обязан -

Обязан и погибнуть вместе с ним..."

Так юноша-художник волновался.

Уж под столом альбом его валялся,

Уж высохла палитра, уж давно

Пожухлое пылилось полотно.

Унылый скромник стал неузнаваем:

На перевязки рвал свое белье,

Иль, освежась поспешно русским чаем,

Двухствольное захватывал ружье

И выбегал. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . .

<1866-1870>