| Главная » Книги |
Бальмонт Константин Дмитриевич - Перси Биши Шелли. Возмущение Ислама, Страница 5
Бальмонт Константин Дмитриевич - Перси Биши Шелли. Возмущение Ислама">
В их глубине зажгли свой беглый свет.
23
Она была как нежное виденье
На этой утомительной Земле,
В себе самой тая все побужденья, -
Как облачко, что утром, в светлой мгле,
Блуждает без следа по бездне синей
И, возрастая в нежной красоте,
Усладою возникнет над пустыней;
Свою мечту стремя к моей мечте,
По зыби жизни, в час отдохновенья,
Шла эта тень бессмертного виденья.
24
Она была мне как моя же тень,
Другое я, но лучше и нежнее;
Она зажгла непогасимый день
Среди крутых обрывов, где, чернея,
Все темное, людское, в цепь сплелось,
Где я один во тьме был, - и, покуда
Лишиться всех друзей мне не пришлось,
Еще не знал я, что такое чудо
Взамену той утраты мне дано,
Что сердцу с сердцем слиться суждено.
25
Цветок прелестный, выросший на камне,
Ребенок, живший лишь двенадцать лет,
И раньше дорога она была мне,
Теперь же в ней замкнулся целый свет;
Товарищ мой единственный, со мною
Она охотно шла вперед, туда,
Где Океан встречается с Землею,
Где в горы бьет вспененная вода
И в глушь густых ветвей, в лесные долы,
Где аромат и где ручей веселый.
26
Так радостно мы шли, рука с рукой,
Я счастлив был прикосновеньем нежным,
И все места, в стране моей родной,
Я обнимал стремлением безбрежным.
Все памятники прошлых славных дней
Я озирал сочувствующим взглядом,
А Цитна, нежный свет души моей,
Была со мною в те мгновенья рядом,
И взор ее как будто убеждал,
Чтоб я душой тех мест не покидал.
27
Ни днем ни ночью мы не разлучались,
Нас только разлучал короткий сон;
И если волны моря чуть качались,
И воздух был затишьем напоен,
У самых волн, в полуденном покое,
Она дремала на моих руках,
Над нами было Небо голубое,
И мысль ее скользила в разных снах,
То в грусти, то в лучах душа купалась.
И плакала она и улыбалась.
28
И иногда, в своем воздушном сне,
"Лаон" она шептала, и, вставая, -
Как птичка, в час заката, в тишине
Внезапным пеньем воздух наполняя,
Летит, - сестра и спутница моя
Над морем пела светлый гимн Свободе,
Который, полный страсти, создал я, -
И, мнилось, все внимало ей в природе;
Как нежный дух, в порыве торжества
Она роняла звонкие слова.
29
И белые ее мерцали руки
Сквозь темную волну ее волос.
О, как впивал я сердцем эти звуки!
То упованье, что во мне зажглось
И выразилось в песне этой стройной,
Казалось мне возвышенным, когда
Она, смолкая, делалась спокойной,
И дух ее скользил туда, туда,
Уйдя из глаз глубоких в отдаленье,
На крыльях моего, ее виденья.
30
Пред тем как Цитне отдал я его,
Рой мыслей в нескончаемой вселенной
Я создал из стремленья своего,
Чтоб дух людской, в глубоком мраке пленный,
Освободить от тягостных цепей, -
Подвластными я сделал все предметы
Для песни героической моей,
Простор морской, и Землю, и планеты,
Судьбу и жизнь, и все, что в дивный строй
Сливает мир, встающий пред душой.
31
И Цитна поняла порыв могучий,
Усиливши, взяла его в себя,
Как белизна растущей в небе тучи
Вбирает ветер, гул грозы любя;
Все помыслы мои, пред тем как светом
И музыкой зажглись, горели в ней,
Ее лицо сияло мне приветом,
И бледностью, серьезностью своей
Она со мной безгласно говорила,
В моем лице за сном моим следила.
32
В моей душе сильней зажегся пыл
От единенья с этой чистотою,
В ее уме мой разум мне светил.
Не тщетно мы над участью людскою
С ней размышляли, - мудрость возросла:
О, Цитна, дух и кроткий и могучий!
Без страха боли, смерти или зла,
Но нежности исполненная жгучей,
Она была как ясный детский сон,
Но гений был в ребенке заключен!
33
То знанье было новым: возраст старый,
С легендой несущественных вещей,
Ничто - он разогнать не в силах чары
На жизнь души наброшенных цепей,
Душа всегда раскрыть стремится крылья,
Но старость ледяная холодна,
Исполнена насмешки и бессилья,
Невольнической жесткости полна,
И человек смеется, раб избитый,
Над той могилой, где надежды скрыты.
34
Нет, не суровым мир принадлежит,
Так Цитна в чутком сне мне возвестила,
Не сознавая, чт_о_ за власть лежит
В таких словах, какая в этом сила;
Пока она в спокойствии спала,
Моя душа задумалась тревожно:
Над вестниками правды духи зла
Владычествуют - как это возможно?
И вот, в красноречивом полусне,
Она дала ответ желанный мне.
35
Тот нежный облик, женский ум, невинный,
В себя совсем не воспринявший яд,
Которым так отравлен мир пустынный,
Был мой очаг, лелеявший мой взгляд;
Увы, родной Земли другие дети,
С природной красотой разлучены,
Подвластны Злу, в его попали сети,
Позорные его лелеют сны,
И служат всем его увеселеньям,
И дышат, наконец, легко - презреньем.
36
Я чувствовал лишь холодно позор
Такой беды; но с Цитной я сдружился,
И более широким с этих пор
Сочувствием мой разум озарился;
Не раз о том скорбели вместе мы,
Что половина всей людской пустыни -
Орудье вожделений, жертвы тьмы.
Невольницы в тюрьме, рабов рабыни:
На кладбище убитых юных сил
Гиена-страсть хохочет меж могил.
37
В ее лице огонь горел, сверкая,
При мысли о позорности такой.
И я сказал: "О, Цитна дорогая,
Я вижу, ты вступаешь с миром в бой;
Пока мужчина с женщиной не встретят
Домашний мир, свободны и равны,
Взор человека света не заметит;
Оковы быть разрушены должны, -
Тогда придет восторг освобожденья".
И вспыхнул взор у ней от восхищенья.
38
С серьезностью сказала мне она:
"Лаон, мне надлежит задача эта,
С умов счастливых женщин - злого сна
Стряхну я гнет, и, полные привета,
Мы, вольные, толпою молодой,
Придем к тебе, лучисты будут взгляды.
И окружат весь Город Золотой
Свободные живые мириады".
Она меня за шею обняла
И трепетный во мне ответ нашла.
39
Я улыбнулся и хранил молчанье.
"Зачем ты улыбаешься, Лаон? -
Сказала Цитна. - Пусть мои мечтанья
Неопытны, и пусть мой дух смущен,
И я бледнеть могу, но, не робея,
Коль хочешь, на тиранов я пойду.
И было бы гораздо мне труднее
В позоре жить, томиться, как в бреду,
С местами, сердцу милыми, расстаться
И, друг родной, с тобою не видаться.
40
Как сделалась такою я, Лаон?
Ты знаешь, как ребенок может смело
На мир взглянуть. Ты властью наделен,
И на тебя я походить хотела,
Чтоб сделаться свободней и добрей;
Но там, вдали за темным Океаном,
Есть многие как бы с душой моей,
Хотя они окованы обманом;
Когда они, как я, в твой глянут взор,
Они отвергнут смело свой позор.
41
Иль слов я не найду, полна боязни,
И холодны пребудут все вокруг?
Однажды, помню, присужденный к казни,
Невольник спасся тем, что спел он вдруг
Ту песню, что судья любил когда-то.
Так точно все? услышавши меня,
Смягчатся; и, в другом увидев брата,
Заплачет каждый; полные огня,
Сердца забьются в воле непреклонной,
Чтоб этот мир восстал - преображенный!
42
Да, в золотые я дворцы войду,
И в хижины, и в душные подвалы,
Где женщина живет в больном бреду,
И рядом с ней тиран ее усталый;
Там музыкой твоих волшебных чар
Освобожу тоскующих я пленных,
И будет молод тот, кто был так стар;
Твой дух, что тайн исполнен сокровенных.
Через меня как солнце будет им,
И в знанье скорбь развеется как дым.
43
Как человек способен быть свободным,
Когда с ним рядом женщина-раба?
Кто воздухом упьется благородным.
Когда вокруг гниющие гроба?
Как могут те, чьи спутники суть твари.
Восстать на тех, кто их гнетет весь век?
В позорном нескончаемом кошмаре
Живет, Обманом скован, человек:
Своих сестер позорят их же братья,
И женщина - насмешка и проклятье.
44
Да, я еще ребенок, но идти
Мне нужно, хоть остаться я желала б.
На мой огонь, на жизненном пути.
Толпы рабов, забыв стенанья жалоб.
Придут из темных тюрем, ощутив.
Что с членов их спадает одряхлелость:
О да, могуч души моей порыв,
Никто мою не поколеблет смелость.
На детях правды - светлая печать,
Ее увидя, Ложь должна молчать.
45
Еще помедли. Должный день настанет.
Уйдешь ты, я с берега взгляну,
Как парус твой из отдаленья глянет.
Как ты прорежешь синюю волну;
И я скажу: вот я одна отныне.
А ты над миром зов свой возгласишь,
И миллионы, как пески в пустыне,
К тебе придут, ты их соединишь,
Ты будешь им как свет освобожденья.
Ты будешь их восторг и возрожденье.
46
Тогда как лес, что между гор, высок,
И вот объят пожаром разъяренным.
Настолько, что обширнейший поток
Подобен был бы каплям полусонным, -
Из наших сочетавшихся умов
Возникнет искра, зло сожжет всецело;
И Цитна, как ненужный гнет оков,
Младенчество свое отбросит смело.
Направит в мир людей шаги свои,
Как птичка мчится прямо в пасть змеи.
47
"Разлука ждет нас. О, Лаон, могла ли
Я думать, что расстанусь я с тобой!
О, брат моей души, такой печали
Почти не принимает разум мой!" -
Рыданья мне сказали, как ей больно.
Она, дрожа, прижалася ко мне,
И я молчал, и плакал я невольно.
Вдруг, точно тот, кто был в глубоком сне,
Она со мной объятием сомкнулась
И страстно так, и бурно содрогнулась.
48
"Мы встретимся - разлуке есть коней.
Для нас придет блаженная минута,
Не в нежной ласке двух родных сердец, -
В пустой Лазури нет для нас приюта, -
И не в могиле встретимся мы, - в ней,
Я думаю, мы встретим лишь забвенье;
Мы встретимся опять в умах людей,
Что скажут нам свое благословенье
И свет наш сохранят в своих сердцах,
Когда вот это тело будет прах".
49
Я говорить не мог, ее волненье
Отхлынуло, смягчилися черты,
Вспененный ток прервал свое теченье;
При свете звезд сошли мы с высоты,
Без слез, без слов домой свой путь свершили,
Но оба были бледны, страсть была
Внутри, в душе, как вспышки звездной пыли,
Чей свет смягчает облачная мгла;
И в расставанье, хоть мечтою слиты,
Искали друг от друга мы защиты.
Песнь третья
1
Какие мысли в эту ночь во сне
Моей сестры возникли, я не знаю;
Но тысячи веков приснились мне,
И мнилось, я не сплю, я их считаю,
В душе поток возник из темноты.
Безбрежный хаос 
| |
| Просмотров: 330 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры