| Главная » Книги |
Бальмонт Константин Дмитриевич - Перси Биши Шелли. Возмущение Ислама, Страница 18
Бальмонт Константин Дмитриевич - Перси Биши Шелли. Возмущение Исламаtify">
Им голодно, хотят пожрать они
Их братьев, Сатанинское отродье,
Что манит души в вечные огни;
Они хотят железными клыками
Натешиться над гнусными сердцами.
38
Чуме велит умолкнуть Царь Небес;
Возвышенный костер нагромоздите,
Ветвистый оборвите целый лес,
Камеди ядовитой положите,
Она лениво будет липнуть, жечь,
Прокрадываясь медленной походкой,
Огонь пройдет по сучьям, будет жечь,
Под красною железною решеткой,
А снизу будут жалить все больней
Стоножки, скорпионы, ленты змей.
39
На тот костер Лаона и Лаону
Взведите, медью жаркою их слив.
Тогда молитесь Высшему Закону.
Услышан будет Небом ваш призыв".
Он смолк, они молчание хранили,
Меж тем как отзвук голоса вдали
Стихал, как в сказке молкнет отзвук были,
И на колени, злобный, встал в пыли,
И бормотал проклятья, и в раздоре
Толпа заволновалася, как море.
40
Тот голос был как властный ураган,
В легенде растворивший двери Ада:
Разверзся, мнилось, огненный туман.
Раскрылася небесная громада,
Возник как будто трон на облаках,
На нем Судья, окутанный грозою,
В душе у всех восстал безвестный страх,
Сдавил их всех палящей полосою;
Они как звери были в летний зной,
Когда кругом кипит пожар лесной.
41
То было утром - в полдень, между мертвых!
И средь живых, глашатай возгласил:
"Владыка стран, как море, распростертых,
В своем совете высшем так решил:
Кто приведет Лаона иль Лаону
Живыми иль обоих их убьет,
Наследник царства будет по закону,
Но кто живьем обоих приведет,
Тот вступит в брак с владетельной Княгиней
И будет, равным, царствовать отныне".
42
До ночи был костер нагроможден
И сверху был решеткою украшен,
А снизу страшным ложем гадов; он
Превыше был окрестных мощных башен;
Страх следует покорною стопой
За Злобою, не чувствуя обиды, -
Был создан сумасшедшею толпой
Огромный темный остов пирамиды;
Рабы, как овцы под огнем слепней,
Толклись, несли еще, еще ветвей.
43
Настала ночь, беззвездная, немая,
Толпа ждала вкруг этого костра,
Глубокое молчанье сохраняя,
Войска не расходились до утра;
И только змей свистанье и шипенье
Порою раздавалось в этой тьме,
Да кто-нибудь в дремотное забвенье
Впадал, поддавшись бешеной Чуме,
В веселии она носилась диком,
Свой путь в толпе отметив быстрым криком.
44
Настало утро, - в полчищах людей
Безумье, Голод, Страх, Чума крылами
Тела нагромождали: так ручей
В осенний день чернеет весь листами;
Живые бледный составляли круг;
Пред полднем вспыхнул страх всеобщий ада,
Панический, как голод, как недуг,
Он всех душил удавной силой яда;
Шептались все: "Чу! Чу! Они идут?
О, Боже, близок час твой, близок суд!"
45
Жрецы, Святоши были в полной силе,
Они в толпе бродили, и одни
Являли рвенье, а другие были
В действительном безумье: да, в огни,
Они кричали, надо богохульных.
Иначе не насытим адских змей.
И вот зажглись, как в пиршествах разгульных,
Три сотни алчных пламенных печей,
И каждый, хоть родной, но раз неверный,
Родным сжигался в ревности примерной.
46
В свирепом дыме полдень потонул,
Вечерний ветер прах развеял серый,
От этих жертв, на время, бред уснул,
Но на закате вновь восстал, без меры.
Кто скажет, чт_о_ случилось в темноте,
Добра и зла кто уровень отметит?
Он тайну к должной приведет черте
И лабиринт людской души осветит,
Где чаянье, близ мысленных стремнин,
С тоской в борьбе - не час, не год один.
47
Так, мать одна троих детей со смехом
Приволокла к огню и умерла;
И преданные мерзостным утехам
Служители чудовищного зла,
Что ели трупы, в Небе трон узрели
И Ангела, и Ангел тот - она;
И в ту же ночь, как на восторг веселий,
К огню один, как бы под властью сна,
Придя, сказал: "Я - он! В огонь - скорее!"
И был сожжен, и умер, пламенея.
48
И в ту же ночь ряд нежных юных дев,
Прекрасных, как живые изваянья,
Сгорел, под тихий сладостный напев,
И пламени дрожали очертанья;
Одетые как бы сияньем снов,
Они в огне ложились, как в постели,
"Свобода" - было слышно между слов
Той песни, что они, сгорая, пели,
И многие, целуя ноги их,
Сгорели, их последний час был тих.
Песнь одиннадцатая
1
Над пропастью застывши, как виденье,
Не слыша и не чувствуя меня,
Без возгласа, без вздоха, без движенья
Она стояла в ярком свете дня,
И что-то было у нее во взоре,
То, что бывает только в тишине,
Мысль глубины, бездонная, как море;
Безгласно было Небо в вышине;
В пещерах, там внизу, потоки пели;
Сквозь сеть волос ее глаза блестели.
2
На западе, над скатом темных гор,
Висела туча; перед ней седые
Туманы низливалися в простор
От севера, как волны снеговые;
День умирал; вдруг яркий сноп лучей,
Как золото на зыби Океана,
Прорвался всей текучестью своей
И плыл на клочьях быстрого тумана;
Как выброски морские на волнах,
Они носились в красных Небесах.
3
То был поток живых лучей, и справа,
И слева туча берегом была;
В ее разрыв он лился величаво,
Она в краях вдвойне была светла;
Как бы веленьем безглагольной бури
Прилив огня стремился прямо к ней;
Ее блестящий образ на лазури
Как бы мелькал в текучести лучей;
Свет побледнел, она затрепетала,
Волна ее волос огнем блистала.
4
Она меня не видела, хоть я
Был рядом; взор ее глядел на море,
На Небо; счастье, радость бытия,
Блаженство быть в таком немом просторе -
Соткали страсть, сильнее слез и слов,
Сильнее всех обыденных движений;
Та страсть ее сковала чарой снов,
Нашедших много нежных отражений
В ее глазах, все существо мое
Затмивших и являвших лишь ее.
5
В устах, я слышал, мерное волненье
Дышало; в зыбкой бездне темных глаз,
Круг в круге, глубже смерти, сновиденья,
Весь блеск Небес горел, дрожал и гас;
С волненьем сердца слился он безбрежным,
Которое вошло в глубокий взор
И всю ее своим сияньем нежным
Окутало на этой грани гор,
Дрожанием ее же атмосферы,
Блестящей и пленительной сверх меры.
6
Она во мне могла бы Рай зажечь,
Ко мне прильнуть горячими устами,
Всем телом, этой негой груди, плеч,
Но, унесен холодными ветрами,
Не вспыхнул нежно-страстный поцелуй;
Мог услыхать я этот звучный голос,
Что был нежней весной поющих струй,
И все, что у меня в душе боролось,
Нашло бы в ней живой ответ тогда,
Но миг, и мы расстались навсегда.
7
Мы встретились лишь раз еще, не боле.
Мои шаги услышала она,
И я с своей почти расстался волей,
Услышав зов, и цепь уж создана
Почти была, и я лишился силы.
"Куда? Мне не догнать тебя! Куда?
Слабею я! Вернись ко мне, мой милый!
Вернись, вернись! Приди ко мне сюда!"
Тот зов домчался в ветре, замолкая,
Слабея и в конец изнемогая.
8
О, эта ночь без звезд и без луны!
Чума и Голод страшны, но страшнее,
Чем эти ужасающие сны,
Страх Ада; о, как гидра, злость лелея,
Все возрастал и жертвами владел,
И каждый, этим страхом удушенный,
Был в пламени, был меж горящих тел,
Как скорпион, огнями окруженный;
Но страх не мог одну надежду сжечь,
Она была - на нити острый меч.
9
Не смерть - смерть больше не была покоем,
Не жизнь - в ней дикий ужас! - и не сон:
Он преисподней и свирепым роем
Бесов был всех обычных снов лишен;
Кто бодрствовал, тот знал, что он пред бездной,
Грядущее влекло в провал огней,
И каждого вело рукой железной,
Уторопляя шаг бичом из змей,
И каждый час, с походкой равномерной.
Грозил им адским ревом бездны серной.
10
Погаснув для всего, что на земле,
Одно лелеял каждый упованье;
Так на объятой пеною скале
Моряк, дрожа, глядит на возрастанье
Кипучих волн; так в бурю на судне
Стоят матросы, сдерживая шепот;
Дрожали все, чуть только в тишине
Раздастся, там далеко, конский топот,
Или невнятный возглас, здесь и там,
Возникнет и помчится по ветрам.
11
Зачем бледнеют лица от надежды?
В них смерть, и здесь ничем нельзя помочь.
Зачем не спят и не смыкают вежды
Толпы людей уже вторую ночь?
Нет жертв, - и час за часом, дети праха,
Ложатся на тела еще тела,
И в смертный час уста дрожат от страха,
Плоть холодеет, что была тепла;
Толпы молчат, как скошенные нивы;
Вверху Арктур сияет молчаливый.
12
А! Слышишь? Смех, и вскрик, и топот ног?
Восторг, что разразился полновластно?
Идет, бежит стремительный поток.
Они идут! Дорогу им! Напрасно.
То лишь толпа безумных, бледный хор,
От душного колодца мчится с криком:
Земной, рожденный гнилью, метеор,
Оттуда выйдя в блеске многоликом,
В их спутанные волосы впился,
Как синий дым, окутавший леса.
13
И многие, с сочувствием ужасным,
В толпе пустились в этот странный пляс;
Спокойствием сменялся безгласным,
Последний отклик странных воплей гас
И отзвучал средь улиц отдаленных,
Как сдавленный последний смертный стон. -
Среди своих советников бессонных
Тиран сидел и, опершись на трон,
Ждал вести; вдруг пред ними Некто стройный
Предстал один, прекрасный и спокойный.
14
Ряды Бойцов надменных и Жрецов
На пришлеца взглянули с изумленьем,
В монашеский он был одет покров;
Но овладел он тотчас их смущеньем,
Едва заговорил: в его словах
И в самом тоне голоса дышали
Уверенность, которой чужд был страх,
И кротость; эти люди задрожали
От чувства неизвестного, когда
Заговорила с ними не вражда.
15
"Вы в ужасе, Властители Земные,
Вы проклинали, - что ж, на звук тех слов
Проснувшись, встали силы роковые,
И темный Страх явился к вам на зов.
Я враг ваш, - вы хотите быть врагами;
О, если б мог зажечь я светлый день
Своим врагам, я тотчас был бы с вами
Как брат и друг! Но зло бросает тень,
Которая не так проходит скоро,
И Злоба - мать печали и позора.
16
Вы к Небесам взываете в беде.
О, если б вы, в ком мудрость есть и страстность!
Постигли, что возможно вам везде,
Всегда являть живую полновластность,
Лишь нужно не бояться ложных снов,
Что ты и ты, вы создали, чтоб ими
Держать в повиновении рабов;
Задумайтесь над мыслями своими:
Готовите вы жертву, и она
Бесцельности, жестокости полна.
17
Вы счастия желаете - но счастья
Нет в золоте, нет в славе, нет его
В уродующих играх сладострастья;
| |
| Просмотров: 353 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры