| Главная » Книги |
Бальмонт Константин Дмитриевич - Перси Биши Шелли. Возмущение Ислама, Страница 4
Бальмонт Константин Дмитриевич - Перси Биши Шелли. Возмущение Ислама/div>
На пирамиде, точно из огня,
В изваянном оно светилось зное;
Чуть Женщина вошла в тот зал, - стеня,
Назвавши Духа, вдруг она упала
И медленно сокрылася из глаз.
И мрак на месте том возник средь зала,
Он занял все, и слитный свет погас,
Тот мрак ушел к краям и к средоточью,
И Храм был скрыт непостижимой ночью.
56
Тогда на аметистовом полу
Два огонька зажглись; кружась, мерцая,
Змеиные глаза пронзали мглу;
Как метеор, - над речкой пробегая,
Все шли кругом, кругом, и все росли.
Потом слились, блеснули как планета,
И облако нависшее зажгли
Сияньем победительного света,
Пронзили тень, которой был смущен
Возникший на огне хрустальный трон.
57
Под тучею, тем светом разделенной,
Сидел Безвестный; нет, ни сном мечты,
Ни мыслями, ни речью исступленной
Не расскажу его я красоты;
Воздушной теплотой очарованья,
Как розоватой нежностью огня.
Он оживлял и Храм, и изваянья,
И всех сидевших в Храме, и меня;
Он пышен был, но кроток, как мечтанье,
Спокоен, но исполнен состраданья.
58
На миг в моих глазах померкнул свет.
Настолько был я полон изумленья,
Но кто-то мне, как бы тая привет,
Дал руку и сверкнул как утешенье.
Взгляд синих глаз - и кто-то мне сказал:
"Сегодня только слушай, будь безгласным.
В мирском буруне смолк гремучий вал,
Два мощных Духа к нам предвестьем ясным
Явились, чтоб открыть Надежды рай.
Людская власть сильна. Учись, внимай!"
59
Я посмотрел, и вот! Передо мною
Стоял Один; глубок был темный взор,
Чело сияло, как горят весною
И Небо, и Земля, и выси гор.
Движения его в ответ слагались
Его проникновенному уму,
Черты под властью мысли озарялись.
Владыке повинуясь своему,
Из уст полураскрытых, с силой жгучей,
Лилася речь, как некий ключ кипучий.
60
Так в темноте распущенных кудрей
Стоял он тенью светлою, а рядом
Другая тень была, светлей, нежней;
Взяв за руку его, лучистым взглядом
Она сливалась с ним; но этих глаз
Никто другой не видел; под покровом
Вся красота ее, едва светясь,
Манила взор очарованьем новым -
Воспоминанья встали в нем волной,
И так в тиши рассказ он начал свой.
Песнь вторая
1
Улыбки светозарные ребенка,
Взгляд женщин, грудь, вскормившая меня,
Немолчный звук ручьев, поющих звонко,
Зеленый свет изменчивого дня,
Глядящего сквозь виноград сплетенный,
Свет раковин морских среди песка,
Цветы лесные, луч лампады сонной,
Среди стропил идущий с потолка, -
Вот, в утро жизни, звуки и виденья,
Питавшие мое воображенье.
2
Они во мне сложились в нежный свет,
Там, в Арголиде ласковой, у моря;
Как знак от тех, которых больше нет,
Я помню их; но вскоре, с ними споря,
Другие к ним на смену подошли,
Мир прошлого, те мысли и деянья,
Что временем быть стерты не могли,
И темные старинные преданья,
Откуда, суеверьям дав росток,
В умы течет отравленный поток.
3
Я слушал, как и все, легенду жизни
И плакал с огорчением над ней.
Среди кого я был в моей отчизне?
Историки ее постыдных дней,
Рассказчики надежд и опасенья.
Рабы и слуги Гнета грубых сил,
Что в летопись тоски и униженья
Страницу ежедневно заносил.
Рабы того, кто гнал их, ненавидел, -
Такие тени в юности я видел.
4
В моей стране, как дикая чума,
Власть деспотов свирепая царила.
В конюшни обратилися дома,
Для вольных мыслей каждый дом - могила.
Убивши стыд в разнузданных сердцах,
С тираном раб в Беспутстве состязался,
Смешались вожделение и страх,
И дружеский союз образовался:
Так две змеи, в пыли сплетясь, глядят
И путникам уготовляют яд.
5
Земля, приют наш светлый, волны, горы,
Воздушные виденья, что висят
В лазури, для Земли плетя узоры,
Ничей не зачаровывали взгляд,
Никто не видел тучек, порожденья
Морей и Солнца, нежно не следил
Воздушных красок мягкое сплетенье;
В сердцах у всех был душный мрак могил;
Лучи стремят блистательные стрелы,
Но видят их лишь те, что духом смелы.
6
Приют счастливых духов, мир живой.
Для всех моих был мрачною тюрьмою;
Хоть жалких крох - искал несчастный рой,
Терзаемый бедой своей слепою,
Но лишь темнее находил тюрьму,
Еще другие цепи, тяжелее;
Провал зиял и рос, идя во тьму,
Пред взором жадной пропастью чернея,
А сзади Страх и Время, вперебой,
Несли корабль с кричащею толпой.
7
И создали Беда и Преступленье
Из океанских выбросков свой дом,
Жилье тревожной мысли; привиденья
Туда, сюда, на берегу морском.
Блуждают; и они, теней пугаясь,
Шептать молитвы стали; те мольбы
Из уст в уста вошли и, повторяясь,
Вещали: жизнь - тюрьма! Мы все - рабы!
И этот мир, прекрасный и безбрежный,
Пустыней стал, ничтожной, безнадежной!
8
В цепях томились все: тиран и раб,
Душа и тело, жертва и мучитель,
Был каждый пред единой Властью слаб,
Над каждым был незримый притеснитель;
Свою свободу дьяволу отдав,
Кровавые моления слагая,
Для демонских насмешек и забав
Они бросались в прах, изнемогая,
И паутиной в капищах кругом
Плелся обман, рождаемый умом.
9
В узоры жизни я пытливым взором
Проник и в сердце опыт записал;
Но из усмешек тех, кто жил позором.
Из бледности того, кто голод знал,
Из той тоски, которая терзает
Лишившуюся детской ласки мать,
Из сердца, что в борьбе горит и тает,
Собрал я много пищи, чтоб питать
Толпу неукротимую, живую, -
Мои мечты, их силу роковую.
10
Среди руин давно отшедших дней,
Внимая, как шумит и стонет море,
Бродил я; первый слабый свет лучей
Луны всходящей жил в немом просторе,
Где между туч одна пленяла взор
На Севере, воздушная планета,
Едва светя на выси темных гор, -
И, сумерками бледными одета,
Как бы росла толпа колонн, могил,
И ветер, мчась, в них вечный стон будил.
11
Кто создал их, неведомо мне было,
Что делали они, не ведал я,
Но раса тех, в ком чувствовалась сила,
Кто был не грубым в сказке бытия,
В жилищах, в саркофагах оставляет
Красноречивый, полный тайн, язык,
И кто пытлив, его он понимает;
В лучах луны и я в него проник,
Меж тем как Небо над безгласной бездной
Являло мне как бы толковник звездный.
12
Таким был человек, и должен вновь
Таким быть, - о, мудрей, сильней, нежнее,
Чем те, что, в сердце чувствуя любовь,
Тот храм воздвигли, мощь свою лелея!
Я чувствовал, как водопад веков
Стремил мои текучие мечтанья,
И сердце билось, - мнилось, зов ветров
Рождался в свете лунного сиянья,
И дух мой, в блеске истины святой,
Летел вперед с надеждой молодой.
13
О, слишком долго, в сумраке могилы,
Сыны могучих предков, спали вы!
У Правды, у Надежды мощны силы,
Проснитесь, встаньте, гордые, как львы!
И троны притеснителей пред вами,
Услышавши стремительный ваш бег,
Падут во прах, и свежими ветрами
Тот жалкий прах рассеется навек,
И Идол, убеждавший вас к бессилью,
Развеется неуловимой пылью!
14
Так быть должно - я встану, подниму
Дремотную толпу, - вулканом серным
Гоня снега веков, пронзая тьму.
Она огнем зажжется беспримерным:
Так быть должно, в том разума закон,
Так будет! - и во тьме землетрясенья
Кто ж может твердым быть, как не Лаон?
Кто вражеское сдержит нападенье?
В пустыне гордой Вольности, во мгле,
Он мраморная башня на скале!
15
Раз ночью, летом, радость той надежды
Лелеял я, среди седых руин,
И звездные светло дрожали вежды:
С тех пор всегда, в толпе или один,
В виденье иль во сне, в сиянье света
И в темноте ночной, всегда, везде,
Мне радостно горит надежда эта,
Подобная блистательной звезде,
Где б ни был я, она идет со мною,
В глухих горах и над морской волною.
16
Моя душа нашла в себе слова,
Чтобы связать с собою нежным светом
Всех тех, в ком жизнь воистину жива,
Кто обменяться мог со мной приветом;
И как пылает утренний туман,
Дождавшись с солнцем столь желанной встречи,
Так в час, когда мой дух был осиян,
Мои горели мысли в свете речи:
И все, к кому струил я блеск ума,
Светлели, и в сердцах редела тьма.
17
И часто думал я, что вижу брата,
У многих увлажнялся светлый взор.
Когда душа других, огнем объята,
В свои мечты вплетала мой узор,
Я чувствовал, что речь мою он слышит,
Вот тот, и тот, и вот еще другой,
Я слышал, грудь взволнованная дышит,
И все мы дети матери одной;
И точно, - так нам будни представлялись,
Мы к скорби от блаженства просыпались.
18
Да, часто, между тем как вечер гас,
Близ тех руин, седевших над волнами,
Лаон и друг его, в прозрачный час,
Менялися высокими словами,
А между тем, свистя, шумя вокруг,
В пещеры бились бешеные волны;
Увы, неверным был тот лживый друг,
И ум его, людских обманов полный,
Мог ложными сияньями гореть,
Мог брату плесть предательскую сеть.
19
И я такой постигнут был тоскою,
Что, если б не великий помысл мой,
Я ринулся бы к вечному покою,
Я слился бы с недумающей тьмой;
Без ласковой улыбки, без привета,
Быть одному среди людских пустынь.
Как тягостна для сердца пытка эта;
Но я не позабыл своих святынь,
Стараясь разогнать туман печали,
Те облака, что мудрость заслоняли.
20
С бессмертными умами, что узор
Сиянья оставляют за собою,
Моя душа вступила в разговор;
И, усладясь беседою такою,
Я выковал оружье мощных слов,
Чтоб защищать высокие усилья,
Броней они для ярких стали снов,
Мечты раскрыли искристые крылья,
Но юный вестник истины, Лаон,
Был не один той правдой осенен.
21
Сестру любил я, с светлыми глазами,
Подобными огню полярных звезд;
И ни к кому под всеми Небесами
Моя мечта не бросила бы мост;
Я шел куда-нибудь, но взоры эти
Меня всегда к себе назад влекли;
И вот когда все было в целом свете
Так холодно, - когда друзья ушли,
Забыв о всех, о, Цитна, лишь с тобою
Сливался я улыбкой и тоскою.
22
Чем ты была в далекие те дни?
Ребенком, неземным, совсем невинным;
Хоть в помыслах уже зажглись огни,
И с этим миром, диким и пустынным,
Во внутренний уж ты вступила бой,
И иногда лучистый блеск алмаза
В твоих глазах туманился слезой,
От грезы, от печальных слов рассказа
Или от слов, чья страсть и чей привет
| |
| Просмотров: 322 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры