Байрон Джордж Гордон - Марино Фальеро

23;шен³ю за шею или по крайней мѣрѣ къ вѣчному изгнан³ю.

   Судьбѣ угодно было, чтобы дожъ Марино сложилъ свою голову на плахѣ. A такъ какъ произведен³ю всякаго дѣйств³я необходимо должно предшествовать обнаружен³е его причины, то и случилось, что въ тотъ самый день, когда былъ произнесенъ приговоръ надъ сэромъ Микеле Стено,- а это былъ первый день Великаго Поста,- одинъ дворянинъ изъ дома Барбаро, очень вспыльчивый господинъ, явился въ арсеналъ и сталъ чего-то требовать у корабельныхъ мастеровъ. Это произошло въ присутств³и арсенальнаго адмирала, а тотъ, услыша требован³е, отвѣчалъ: "Нѣтъ, этого сдѣлать нельзя". Между дворяниномъ и адмираломъ произошла ссора и дворянинъ ударилъ его кулакомъ прямо надъ глазомъ; а такъ какъ на пальцѣ у него было кольцо, то кольцо это оцарапало адмирала до крови. Побитый и окровавленный адмиралъ побѣжалъ прямо къ дожу жаловаться и просилъ его строго наказать этого дворянина изъ дома Барбаро. "Что же я могу для тебя сдѣлать?" отвѣчалъ ему дожъ: "подумай о той позорной надписи, которая была написана обо мнѣ, да подумай о томъ, какъ за это наказали написавшаго ее мерзавца Микеле Стено,- и ты увидишь, насколько Совѣтъ Сорока уважаетъ мою особу".- На с³е адмиралъ отвѣтилъ: "Свѣтлѣйш³й дожъ, если бы вы пожелали сдѣлаться государемъ и изрубить всѣхъ этихъ рогоносцевъ дворянъ въ куски,- я готовъ, если вы только мнѣ поможете, сдѣлать васъ властелиномъ всего этого государства, и тогда вы со всѣми ними расправитесь". Услышавъ с³е, дожъ сказалъ: "Какъ же можно это сдѣлать?" - и она стали разсуждать объ этомъ предметѣ.

   Дожъ позвалъ своего племянника, сэра Бертучч³о Фальеро, жившаго съ нимъ во дворцѣ, и они начали сговариваться между собою. Не сходя съ мѣста, они послали за Филиппомъ Календаро, весьма извѣстнымъ морякомъ, и за Бертучч³о Израэло, человѣкомъ весьма хитрымъ и коварнымъ. Затѣмъ, посовѣтовавшись другъ съ другомъ, они согласились присоединить къ дѣлу еще нѣсколько другихъ людей; и такимъ образомъ въ течен³е нѣсколькихъ ночей подрядъ сходились у дожа, въ его дворцѣ. Сюда призывались по-одиночкѣ слѣдующ³я лица: Никколо Фаджуоло, Джованни да Корфу, Стефано Фаджоно, Никколо далле Бенде, Никколо Б³ондо и Стефано Тривизано. Было рѣшено, что 16 или 17 руководителей будутъ находиться въ разныхъ частяхъ города, каждый - во главѣ отряда въ 40 человѣкъ, вооруженныхъ и вполнѣ готовыхъ; но эти отряды не должны были знать своего назначен³я. Въ назваченный день здѣсь и тамъ должно было произойти нѣсколько вооруженныхъ стычекъ, для того, чтобы дать дожу поводъ зазвонить въ колокола св. Марка,- ибо въ эти колокола звонили только по приказу дожа. При звонѣ этихъ колоколовъ сказанные 16 или 17 руководителей, съ своими отрядами, должны были придти на площадь св. Марка, по ведущимъ на нее улицамъ. A когда на ту же площадь соберутся и нобили, и знатнѣйш³е граждане, чтобы узнать о причинѣ набата, тогда заговорщики должны были изрубить ихъ въ куски и, покончивъ съ этимъ дѣломъ, провозгласитъ господина Марино Фальеро государемъ Венец³и. Согласившись обо всемъ этоѵъ между собою, они порѣшили исполнить свое намѣрен³е въ пятницу, въ 15-й день апрѣля, въ 1355 году. Заговоръ сей они составили столь сокровенно, что никто и не догадывался объ ихъ замыслахъ.

   Но Господь, всегда помогавш³й нашему славному городу и, возлюбивъ его за справедливость и святость, никогда о немъ не забывавш³й, внушилъ нѣкоему Бельтрамо Бергамаско явиться причиною раскрыт³я сего заговора, а именно слѣдующимъ образомъ. Сей Бельтрамо, бывш³й слугою сэра Никколо Л³они изъ Санто-Стефано, случайно услыхалъ нѣсколько словъ о томъ, что должно случиться, и, въ вышеупомянутомъ апрѣлѣ мѣсяцѣ, пришелъ въ домъ сказаннаго Никколо Л³они и разсказалъ ему обо всѣхъ подробностяхъ заговора. Сэръ Никколо, услышавъ обо всемъ этомъ, былъ пораженъ смертельнымъ ужасомъ. Онъ узналъ всѣ подробности, и Бельтрамо просилъ его держать все это въ тайнѣ, такъ какъ разсказалъ ему только для того, чтобы онъ, сэръ Никколо, въ ночь на 15-е апрѣля оставался дома и такимъ образомъ спасъ свою жизнь. Но когда Бельтрамо собрался уходить, сэръ Никколо приказалъ своимъ слугамъ схватить его и запереть на ключъ, а самъ отправился въ домъ мессера Дж³ованни Градениго Назони, того самаго, что впослѣдств³и сдѣлался дожемъ, а въ ту пору жилъ также въ приходѣ Санто-Стефано,- и разсказалъ ему все. Это дѣло показалось ему чрезвычайно важнымъ, каково оно и было въ дѣйствительности; тогда они вдвоемъ отправились въ домъ сэра Марко Корнаро, жившаго въ приходѣ Санъ-Феличе, и, переговоривъ съ нимъ, порѣшили всѣ втроемъ вернуться назадъ, въ домъ сэра Никколо Л³они, чтобы разспросить сказаннаго Бельтрамо. Допросивъ его и выслушавъ все, что онъ могъ имъ сообщить, они оставили его въ заключен³и, а сами, все трое, пошли въ церковь Санъ-Сальваторе и оттуда послали своихъ людей позвать сенаторовъ, адвокатовъ и главныхъ членовъ Совѣта Десяти и Великаго Совѣта.

   Когда всѣ собрались, имъ разсказали всю истор³ю. Всѣ были смертельно поражены ужасомъ. Рѣшили послать за Бельтрамо. Онъ былъ къ нимъ приведенъ. Они его допросили и убѣдились, что онъ показалъ правду, а потому, хотя и были крайне встревожены, но тотчасъ же рѣшили принять свои мѣры. Они послали за главными членами Совѣта Сорока, за начальниками городской полиц³и и стражи и приказали ямъ, собравъ надежныхъ людей, пойти въ дома руководителей заговора и захватитъ ихъ. Они захватили также и начальника арсенала, чтобы лишитъ заговорщиковъ возможности сдѣлать какую-нибудь попытку. Съ наступлен³емъ ночи всѣ они собрались во дворецъ. Собравшись во дворцѣ, они приказали запереть всѣ ворота, послали къ звонарю колокольни и запретили ему звонить въ колокола. Все сказанное было исполнено. Вышеупомянутые заговорщики были схвачены и приведены во дворецъ, а Совѣтъ Десяти, увидѣвъ, что дожъ также принимаетъ участ³е въ заговорѣ, рѣшилъ усилить свой составъ двадцатью важнѣйшими въ государствѣ лицами, предоставивъ имъ право совѣщательнаго голоса, но безъ участ³я въ баллотировкѣ.

   Такими совѣтниками явились слѣдующ³я лица: сэръ Дж³ованни Мочениго, изъ округа Санъ-Марко; сэръ Альноро Вен³еро, изъ Санта-Марины; въ округѣ Кастелло; сэръ Томасо В³адро, изъ Канаредж³о; сэръ Дж³ованни Санудо, изъ Санта-Кроче; сэръ П³етро-Травизано, изъ Санъ-Паоло; сэръ Пантал³оне Барбо Большой, изъ Оссодуро. Адвокатами республики были Цуфредо Морозини и сэръ Ор³о Пасквалиго; эти не принимали участ³я въ баллотировкѣ. Членами Совѣта Десяти были: сэръ Дж³ованни Марчелло, сэръ Томасо Санудо и сэръ Микелетто Дельфино, стоявш³е во главѣ сказаннаго Совѣта Десяти, сэръ Лука да Ледже и сэръ П³отро да Мосто, инквизиторы сказаннаго Совѣта, а также сэръ Марко Полани, сэръ Марино Венер³о, сэръ Ландо Ломбардо и сэръ Николетто Тривизано, изъ прихода Санъ-Анджело.

   Поздно ночью, передъ самымъ разсвѣтомъ, они избрали Юнту изъ двадцати мудрѣйшихъ, достойнѣйшихъ и старѣйшихъ Венец³анскихъ дворянъ. Эти дворяне должны были участвовать въ совѣщан³и, но не въ голосован³и. И это рѣшен³е образовать Юнту Двадцати было всѣми похваляемо. Членами этой Юнты были слѣдующ³я лица (слѣдуютъ имена).

   Эти двадцать человѣкъ были призваны въ засѣдан³е Совѣта Десяти. Тогда послано было за господиномъ дожемъ Марино Фальеро; а господинъ Марино въ ту пору находился во дворцѣ вмѣстѣ со многими придворными господами, дворянами и прочими знатными людьми, изъ которыхъ никто еще ничего не зналъ.

   Въ это же самое время Бертучч³о Израэлло, стоявш³й во главѣ заговорщиковъ въ приходѣ Санта-Кроче, былъ схваченъ, связанъ и приведенъ въ Совѣтъ. Были схвачены также Дзанелло дель-Бринъ, Николетто ли Роза, Николетто Альберто и Гвард³ага, вмѣстѣ съ нѣсколькими матросами и людьми разнаго зван³я. Они были допрошены, и существован³е заговора удостовѣрено.

   Въ 1-6й денъ апрѣля Совѣтъ Десяти приговорилъ Филиппо Календаро и Бертучч³о Израэлло къ повѣшен³ю на красныхъ перилахъ дворцоваго балкона, съ котораго дожъ обыкновенно смотрѣлъ на бой быковъ; и они были повѣшены съ заткнутыми ртами.

   На слѣдующ³й день были осуждены: Никколо Цуккуоло, Николетто Блондо, Николетто Доро, Марко Дж³уда, Якомолло Даголино, Николетто Фиделе, сынъ Филиппо Календаро, Марко Торелло, по прозвищу Израэлло, Стефано Тривизаво; мѣняла въ приходѣ Санта Маргерита, и Антон³о далле Бенде. Всѣ они были захвачены въ К³одже, такъ какъ пытались бѣжать. Впослѣдств³и, въ силу произнесеннаго надъ ними Совѣтомъ Десяти приговора, они были повѣшены одинъ за другимъ,- кто въ одиночку, а кто попарно,- на колоннахъ дворца, начиная отъ красныхъ перилъ и дальше къ каналу. Друг³е же арестованные были освобождены отъ наказан³я, такъ какъ хотя они и были вовлечены въ заговоръ, но не приняли въ немъ участ³я, ибо руководители увѣряли ихъ, что имъ должно вооружиться для надобностей службы государственной, чтобы захватить нѣкоторыхъ преступниковъ; а болѣе того они ничего не знали. Николетто Альберто, Гвард³ага, Бартоломео Чириколо съ сыномъ и нѣсколько другихъ, признанныхъ невиновными, были освобождены.

   Въ пятницу же, въ 16-й день апрѣля, въ вышесказанномъ Совѣтѣ Десяти произнесенъ былъ приговоръ, что господинъ дожъ Марино Фальеро долженъ быть обезглавленъ, и что эта казнь должна быть совершена на верхней площадкѣ каменной лѣстницы, съ которой дожи приносятъ присягу при первомъ своемъ вступлен³и во дворецъ. На слѣдующ³й день, 17 апрѣля, ворота дворца были заперты, и дожу отрубили голову, около полудня. A государственная шапка была свята у него съ головы прежде казни. Говорятъ, когда казнь была совершена, одинъ изъ Совѣта Десяти подошелъ къ дворцовымъ колоннамъ у площади св. Марка и показалъ народу окровавленный мечъ, воскликнувъ громкимъ голосомъ: "Страшный приговоръ палъ на измѣнника!" Ворота были растворены, и народъ бросился во дворъ, чтобы посмотрѣть на тѣло обезглавленнаго дожа.

   Слѣдуетъ знать, что сэръ Дж³ованни Санудо, членъ Совѣта, не присутствовалъ во время произнесен³я вышеупомянутаго приговора, ибо былъ нездоровъ и оставался дома. Такимъ образомъ, въ голосован³и участвовало только 14 человѣкъ, а именно - пять совѣщательныхъ членовъ и девять изъ Совѣта Десяти. Постановлено было также, что всѣ земли и владѣн³я дожа и прочихъ измѣнниковъ были конфискованы и обращены въ собственность республики. Въ видѣ особой милости, Совѣтъ Десяти дозволилъ дожу распорядиться двумя тысячами дукатовъ изъ личнаго его имущества. Затѣмъ было постановлено, что всѣ совѣтники и всѣ адвокаты республики, а равно члены Совѣта Десяти и Юнты, принимавш³е участ³е въ судѣ надъ дожемъ и прочими измѣнниками, имѣютъ право днемъ и ночью носить оруж³е, какъ въ самой Венец³и, такъ и на пространствѣ отъ Градо до Кавидзере. Каждому изъ нихъ дозволено было также имѣть двухъ вооруженныхъ тѣлохранителей, которые должны были жить у нихъ въ домахъ и получать отъ нихъ содержан³е. Тотъ же, кто самъ не пожелаетъ держать таковыхъ тѣлохранителей, могъ передать свое право своимъ сыновьямъ или братьямъ,- но только двумъ лицамъ. Дозволен³е носить оруж³е было даровано также и четыремъ секретарямъ канцеляр³и, то есть Верховнаго Суда, составлявшимъ протоколы допросовъ (слѣдуютъ имена).

   Послѣ повѣшен³я измѣнниковъ и обезглавлен³я дожа въ государствѣ водворились полный миръ и спокойств³е. Какъ я читалъ въ одной хроникѣ, тѣло дожа отвезено было на баркѣ, съ восемью факелами, въ церковь Санъ Дж³ованни о Паоло и тамъ погребено. Въ настоящее время его могила находится въ среднемъ придѣлѣ небольшой церкви Санта Мар³а делло-Паче, выстроенной епископомъ Бергамскимъ Габр³елемъ. Это - каменная гробница, съ высѣченною на ней надписью: "Heicе jacet Dominus Marinus Faletro Dux".

   Они не дозволили также выставить его портретъ въ залѣ Великаго Совѣта; на томъ мѣстѣ, гдѣ долженъ былъ быть этотъ портретъ, вы читаете лишь слова: Hic est locus Marini Faletri, decapitati pro criminibus". Домъ его, какъ полагаютъ, былъ отдавъ церкви св. Апостола; это былъ большой домъ возлѣ моста. Но это едва ли такъ было, или же семья Фальеро опять купила этотъ домъ у церкви,- ибо онъ и до сихъ поръ принадлежитъ этой семьѣ. Я долженъ также прибавить, что нѣкоторые желали, чтобы на томъ мѣстѣ, гдѣ долженъ былъ находиться его портретъ, написаны были слѣдующ³я слова: "Marinus Faletro Dux. Temeritas me cepit. Poenas lui, decapitatus pro criminibus". A друг³е сочинили стихи, достойные написан³я на его гробницѣ: Dux Venetum jacet heic, patriani qui prodere tentans, Sceptra, decus, censum perdidit, atque caput.

  

  

   "Молодому дожу Андреа Дандоло наслѣдовалъ старикъ, который поздно всталъ у кормила республики, что не принесло пользы ни ему самому, ни его родинѣ; это былъ Марино Фальеро, человѣкъ, извѣстный мнѣ по старой дружбѣ. Мног³е судили о немъ несправедливо, хотя онъ дѣйствительно отличался болѣе мужествомъ, нежели благоразум³емъ. Но довольствуясь положен³емъ перваго лица въ государствѣ, онъ лѣвой ногой вступилъ во дворецъ дожей; вслѣдств³е сего этотъ Венец³анск³й дожъ, личность котораго во всѣ времена была священна и который издревле былъ почитаемъ какъ нѣкое божество названнаго города, вдругъ оказался обезглавленнымъ въ преддвер³и дворца. Я могъ бы многое сказать о причинахъ подобнаго событ³я, если бы слухи о нихъ во были такъ разнообразвы и двусмысленны; впрочемъ, никто его не оправдываетъ, а всѣ утверждаютъ, что онъ желалъ что-то измѣнить въ государственномъ строѣ республики, власть надъ которою онъ получилъ отъ своихъ предшественниковъ. Чего же онъ собственно хотѣлъ? Я полагаю, что онъ уже и такъ получилъ все то, чего никогда не давали никому другому: вѣдь когда онъ былъ посломъ при папѣ и на берегахъ Роны заключилъ договоръ о мирѣ, который я ранѣе тщетно пытался заключить, ему было предложено зван³е дожа, котораго онъ не просилъ и не ожидалъ. Возвратившись въ отечество, онъ сталъ помышлять о томъ, о чемъ ранѣе никогда не помышлялъ,- и пострадалъ такъ, какъ никто прежде него не страдалъ: въ этомъ знаменитѣйшемъ, славнѣйшемъ и прекраснѣйшемъ изъ всѣхъ видѣнныхъ ивою городовъ, гдѣ его предки удостоивались величайшихъ почестей и тр³умфовъ, онъ былъ схваченъ, какъ рабъ, лишенъ знаковъ своего достоинства, обезглавленъ и своею кровью обагрилъ преддвер³е дворца и мраморныя ступени, такъ часто блиставш³я во время торжественныхъ празднествъ или побѣдъ надъ непр³ятелемъ. Я указалъ мѣсто,- укажу теперь и время: это произошло въ годъ отъ Рождества Христова 1355, апрѣля 18-го дня. Имѣя въ виду законы и обычаи названнаго города и сообразивъ, какая важная перемѣна была предотвращена смертью одного человѣка (впрочемъ, какъ говорятъ, еще и нѣкоторые друг³е, бывш³е его сообщниками, уже подверглись той же участи, или ожидаютъ ея), мы должны признать, что во всей Итал³и въ наше время не произошло событ³я болѣе важнаго. Можетъ быть, ты ожидаешь моего приговора о немъ? Я оправдываю народъ, если только дать вѣру слухамъ, хотя онъ и могъ бы наказать дожа менѣе сурово и съ большею снисходительностью отплатить ему за свое оскорблен³е; но не такъ-то легко укротити справедливое негодован³е, особенно сильно проявляющееся среди многочисленнаго народа, быстро поддающагося гнѣву подъ вл³ян³емъ тревожныхъ и смутныхъ слуховъ. и сожалѣю и вмѣстѣ съ тѣмъ негодую на этого злополучнаго человѣка, который, будучи удостоенъ необычныхъ почестей, не знаю чего захотѣлъ подъ конецъ своей жизни; его злополуч³е представляется еще болѣе печальнымъ, ибо изъ произнесеннаго надъ нимъ приговора явствуетъ, что онъ былъ во только несчастенъ, но и безуменъ, и что онъ напрасно пользовался въ течен³е столькихъ лѣтъ репутац³ей человѣка благоразсудительнаго. Я желалъ бы, чтобы дожи, которые будутъ его преемниками, постоянно имѣли этотъ примѣръ передъ глазами, какъ зеркало, въ которомъ они должны видѣть, что они - не государи, а только слуги, т. е. вожди, и даже не столько вожди, сколько удостоенные почестей слуги республики. Будь здоровъ - и, какъ бы ни протекали дѣла государственныя, постараемся наилучшимъ образомъ устраняать свои частныя дѣла". (Viaggi di Francesco Petrarca, descritti dal professore Ambrogio Levati, Milano 1820, IV, 323-325). Эта выписка изъ латинскаго послан³я Петрарки доказываетъ, во-первыхъ, что Марино Фальеро былъ его личнымъ другомъ: поэтъ говоритъ о "старой дружбѣ" съ нимъ; во-вторыхъ,- что Марино Фальеро "отличался болѣе мужествомъ, нежели благоразум³емъ"; въ-третьихъ,- что Петрарка до нѣкоторой степени ему завидовалъ, такъ какъ онъ говоритъ, что Марино Фальеро заключилъ договоръ, который самъ Петрарка "тщетно старался заключить"; въ-четвертыхъ, что зван³е дожа было предложено тогда, когда онъ о немъ "не просилъ и не помышлялъ"; такимъ образомъ, онъ получилъ "то, чего никогда не давали никому другому", доказательство того высокаго уважен³я, какимъ онъ пользовался; въ-пятыхъ, что Марино имѣлъ репутац³ю человѣка благоразумнаго, которая была скомпрометирована только его послѣднимъ предпр³ят³емъ. Трудно, однако, допустить, чтобы такою репутац³ею онъ пользовался въ продолжен³е всей своей жизни "напрасно"; люди, обыкновенно, успѣваютъ обнаружить всѣ свои качества ранѣе достижен³я 80-лѣтняго возраста, особенно же - въ республикахъ. Изъ этихъ и другихъ собранныхъ мною историческихъ примѣчан³и можно заключить, что Марино Фальеро обладалъ многими качествами героя, за исключен³емъ только удачи, и что онъ отличался слишкомъ пылкими страстями. Жалкое и невѣжественное мнѣн³е д-ра Мура оказывается лишеннымъ всякаго основан³я. Петрарка говоритъ, что въ его время въ Итал³и не случалось болѣе важнаго событ³я. Онъ расходится также съ другими историками, говоря, что Фальеро былъ "на берегахъ Роны", а не въ Римѣ, въ то время, когда его избрали дожемъ; друг³е же говорятъ, что депутац³я отъ венец³анскаго сената встрѣтила его въ Равеннѣ. Не мое дѣло рѣшать, какъ это произошло въ дѣйствительности, да это и не важно. Если бы его попытка удалась, онъ измѣнилъ бы политическ³й строй Венец³и, а можетъ быть - и всей Итал³я. A каковъ этотъ строй въ настоящее время?

  

  

   "Къ этимъ нападкамъ, которыя такъ часто повторяются правительствомъ противъ духовенства,- къ постоянной борьбѣ между различными общественными группами,- къ попыткамъ массы дворянства дѣйствовать противъ лицъ, облеченныхъ властью,- во всѣмъ этимъ проектамъ нововведен³и, которыя всегда оканчивались побѣдою государственной полиц³я, мы должны присоединить еще одно обстоятельство, которое побуждаетъ насъ съ неодобрен³емъ относиться къ учен³ямъ стараго времени, а именно - слишкомъ сильную распущенность нравовъ.

   "Та свобода отношен³й, въ которой издавна видѣли главную прелесть венец³анскаго общества, обратилась въ скандальную развращенность; узы брака въ этой католической странѣ стали считаться менѣе священными, нежели у народовъ, законы и религ³я которыхъ допускаютъ расторжен³е этихъ узъ. Не будучи въ состоян³и нарушить брачный договоръ, они начали вести себя такъ, какъ будто этого договора вовсе не существовало, и подобное отрицан³е брака, нескромно заявляемое самими супругами, легко допускалось столь же развращенными судьями и священниками. Эти разводы, подъ другимъ наименован³емъ, сдѣлались столь обычными, что лишь въ исключительныхъ случаяхъ являлись поводомъ къ судебной отвѣтственности и полиц³я считала своею обязанностью устранить публичный скандалъ, вызываемый подобнымъ поведен³емъ. Въ 1782 г. Совѣтъ Десяти постановилъ, что всякая женщина, возбуждая искъ о расторжен³и своего брака, должна быть въ ожидан³я судебнаго рѣшен³я заключаема въ монастырь, по назначен³ю суда {Переписка французскаго повѣреннаго въ дѣлахъ. г. Шлика. Депеша отъ 24 августа 1782 г.}. Вскорѣ затѣмъ тотъ же Совѣтъ подчинилъ всѣ дѣла этого рода своей юрисдикц³и {Тамъ же. Депеша отъ 31 августа.}. Такое нарушен³е правъ церковнаго суда вызвало протестъ со стороны Рима; тогда Совѣтъ сохранилъ за собою только право отказа въ прошен³яхъ лицъ, находящихся въ супружествѣ и согласился передавать этого рода дѣла на уважен³е Святѣйшаго Престола, какъ бы не разрѣшенныя по существу {Тамъ же. Депеша отъ 3 сентября 1785 г.}.

   "Настало время, когда разорен³е частныхъ лицъ, упадокъ нравственности среди молодежи, семейные раздоры, вызываемые подобными злоупотреблен³ями, наконецъ, побудили правительство отступить отъ издавна усвоенныхъ принциповъ, въ силу которыхъ подданнымъ дозволялась свобода личнаго поведен³я. Всѣ непотребныя женщины были изгнаны изъ Венец³и; но ихъ изгнан³е не вернуло къ добрымъ нравамъ народъ, уже погрязш³й въ позорнѣйшемъ развратѣ. Этотъ развратъ проникъ въ нѣдра частныхъ семей и даже въ монастыри, венец³анцы увидѣли себя вынужденными призвать обратно и даже вознаградить за убытки {Декретъ объ ихъ возвращен³и называетъ ихъ nostre benemerite meretrici. Имъ былъ ассигнованъ особый фондъ и нѣсколько домовъ, называвшихся Case rampane; отсюда происходитъ позорная кличка Carampane. (Позднѣйш³е писатели опровергаютъ это показан³е Дарю и приводятъ рядъ постановлен³й Венец³анскаго правительства противъ разврата).}, тѣхъ женщинъ, которыя иногда становились обладательницами важныхъ тайнъ и которыми можно было съ выгодою пользоваться для разорен³я людей, чье богатство могло оказаться политически опаснымъ. Съ тѣхъ поръ развратъ сталъ еще больше усиливаться, и мы видѣли матерей, которыя не только торговали невинностью своихъ дочерей, но продавали эту невинность по формальному договору, засвидѣтельствованному государственнымъ чиновникомъ, слѣдовательно,- подъ покровительствомъ законовъ {Мейеръ, Описан³е Венец³и, т. II, и Архенгольцъ, Картина Итал³и, т. I, отд. 2, стр. 65-66.}.

   "Пр³емныя аристократическихъ женскихъ монастырей и дона непотребныхъ женщинъ сдѣлались для Венец³анскаго общества единственными мѣстами собран³й, несмотря на то, что полиц³я заботливо окружала эти мѣста шп³онами; въ этихъ мѣстахъ, которыя, повидимому, должны были рѣзко отличаться другъ отъ друга, господствовала одинаковая свобода обращен³я. Музыка, угощен³я, любовныя ухаживанья такъ же мало запрещались въ монастырскихъ пр³емныхъ, какъ и въ казино. Послѣдн³я существовали во множествѣ и служили главнымъ образомъ для игры. Странно было видѣть здѣсь особъ обоего пола, въ маскахъ или въ важномъ судейскомъ облачен³и, сидящими вокругъ игорнаго стола, гоняясь за фортуной и безмолвно выражая то глубокое отчаян³е при неудачѣ, то радость и надежду при удачѣ.

   "У богатыхъ людей были свои собственныя казино, посѣщаемыя ими инкогнито; а ихъ жены, покидаемыя въ одиночествѣ, находили себѣ утѣху въ той свободѣ, которою онѣ безпрепятственно могли пользоваться. Распущенность нравовъ лишила этихъ знатныхъ людей всякой власти. Мы пересмотрѣли всю истор³ю Венец³и - и ни разу не замѣтили, чтобы эти люди оказали на все хоть малѣйшее вл³ян³е", Daru, Histoire de la République de Venise, P. 1821. V, 328-332.

  

   Авторъ "Описательныхъ очерковъ Итал³и" (1820) и пр.- одного изъ сотни изданныхъ въ послѣднее время путешеств³й,- крайне озабоченъ тѣмъ, чтобы его не обвинили въ плаг³атѣ изъ "Чайльдъ-Гарольдъ" и "Беппо" (см.т. IV, стр. 159). Онъ прибавляетъ, что совпаден³я мнѣн³й еще менѣе могутъ быть объясняемы "разговоромъ со мною", ибо онъ "нѣсколько разъ уклонялся отъ знакомства со мною, будучи въ Итал³и".

   Я не знаю, кто этотъ господинъ {Въ письмѣ къ Муррею отъ 11 сент. 1820 г. Байронъ писалъ: "Съ послѣдней почтой я послалъ вамъ примѣчан³е, гордое, какъ самъ Фальеро, въ отвѣтъ ничтожному туристу, который увѣряетъ, что онъ могъ со мною познакомиться". Но въ концѣ мѣсяца, 20 сентября, онъ взялъ свои слова назадъ: "Распечатываю письмо, чтобы прибавить, что, прочитавъ большую часть 4-хъ томовъ объ Итал³и (Sketches descriptive of Italy in the years 1816, 1817, etc., by Miss Jane Waldie), я замѣтилъ (borresco referens!), что они написаны женщиной! Въ виду этого, вы должны вычеркнутъ мое примѣчан³е и отвѣтъ... Я могу только сказать, что мнѣ жаль, что дама могла ваговорить такихъ вещей. Что я сказалъ бы представителю другого вола, вы уже знаете".- Примѣчан³е, однако, явилось въ 1-мъ изд., вышедшемъ 21 апрѣля 1821 г.}, но, должно быть, онъ былъ обманутъ тѣми, кто "нѣсколько разъ предлагалъ познакомить его со мною, такъ какъ я неизмѣнно отказывался принимать кого бы то мы было изъ англичанъ, если онъ не былъ знакомъ со мною раньше, хотя бы даже у него и были письма ко мнѣ изъ Англ³и. Если слова автора не выдумка, то я прошу его не успокоивать себя мыслью, что онъ могъ со мною познакомиться ибо я ничего не избѣгалъ такъ заботливо, какъ всякаго рода сношен³й съ его соотечественниками, кромѣ весьма немногихъ, долгое время жившихъ въ Венец³и, или тѣхъ, которые были знакомы со мною раньше. Тотъ, кто дѣлалъ ему подобное предложен³е, обладалъ безстыдствомъ, равнымъ тому, какое надо имѣть, чтобы увѣрять въ томъ, чего не бывало. Дѣло въ томъ, что я прихожу въ ужасъ отъ всякаго соприкосновен³я съ путешествующими англичанами, что могли бы вполнѣ подтвердить, если бы дѣло того стояло, мой другъ, генеральный консулъ Гоппнеръ, и графиня Бендзони (салонъ которой въ особенности ими посѣщается). Эти туристы преслѣдовали меня даже въ моихъ поѣздкахъ верхомъ на Лидо и заставляли меня дѣлать самые непр³ятные объѣзды, только чтобы избѣжать встрѣчи съ ними. Когда г-жа Бендзони предлагала мнѣ знакомства съ ними, я постоянно отказывался; изъ тысячи подобныхъ предложен³й, которыя мнѣ навязывались, я принялъ только два,- и оба относились къ ирландскимъ дамамъ.

   "Я едва ли снизошелъ бы до печатнаго отвѣта на подобный вздоръ, если бы наглость автора "Очерковъ" не вынудила меня къ опровержен³ю его неумныхъ и нахальныхъ увѣрен³й,- нахальныхъ потому, что какое дѣло читателю до сообщен³я автора, что онъ "постоянно отклонялъ знакомство", даже если бы это была и правда, чего, по причинамъ, выше мною приведеннымъ, и быть не могло. За исключен³емъ лордовъ Лэнсдоуна, Джерси и Лодердаля, гг. Скотта, Гаммонда, сэра Гемфри Дэви, покойнаго г. Льюиса, В. Бэнкса, г. Гоппнера, Томаса Мура, лорда Киннэрда, его брата, г. Джоя и г. Гобгоуза, я не помню, чтобы я сказалъ хоть одно слово съ какимъ-нибудь англичаниномъ съ тѣхъ поръ, какъ я покинулъ ихъ страну; притомъ почти всѣ названныя лица были знакомы со мною ранѣе. Съ другими,- а Богу извѣстно, сколько сотенъ было такихъ, которые ходили ко мнѣ съ письмами или съ визитами,- я отказывался отъ всякихъ сношен³й и буду радъ и счастливъ, если это чувство окажется взаимнымъ.