Байрон Джордж Гордон - Марино Фальеро - Книги

Дж. Г. Байронъ

Марино Фальеро.

Марино Фал³еро, исправл. перев. А. Соколовскаго, съ предисл. почетнаго академика К. К. Арсеньева

Байронъ. Библ³отека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905.

МАРИНО ФАЛЬЕРО.

"Историческая трагед³я" "Марино Фал³еро, дожъ Венец³и" была задумана Байрономъ въ 1817 г., когда онъ, пр³ѣхавъ въ Венец³ю, впервые увидѣлъ залу совѣта во дворцѣ дожей съ чернымъ покрываломъ на томъ мѣстѣ, гдѣ долженъ былъ находиться портретъ казненнаго государя-заговорщика. Мысль, отодвинутая на время другими работами, получила осуществлен³е только три года спустя, въ Равеннѣ. Начатая 4-го апрѣля трагед³я была закончена 17-го ³юля 1820 года. Въ началѣ 1821 года она была поставлена безъ соглас³я и вопреки желан³ю автора на сценѣ лондонскаго Дрюриленскаго театра. Успѣха она не имѣла; неблагопр³ятны были и отзывы о ней въ тогдашнихъ газетахъ и журналахъ. Реакц³я въ ея пользу началась сравнительно недавно; но уже Гете, которому Байронъ намѣревался посвятить свою трагед³ю, удивлялся яркости мѣстнаго и нац³ональнаго ея колорита и считалъ возможной обработку ея для сцены. Опытъ такой обработки, не особенно удачный, былъ сдѣланъ гораздо позднѣе извѣстной мейнингенской труппой.

Въ предислов³и къ "Марино Фал³еро" Байронъ указываетъ источники, по которымъ онъ изучалъ избранную имъ тему. Нѣкоторые изъ нихъ, судя по новѣйшимъ изслѣдован³ямъ, не во всемъ и не вполнѣ достовѣрны; но основные факты, на которыхъ построена трагед³я, не возбуждаютъ серьезныхъ сомнѣн³й. Вѣрно въ главныхъ чертахъ воспроизведено прошедшее дожа, мотивы, побуждающ³е его примкнуть къ возстан³ю; согласно съ истиной изображена судьба заговора и заговорщиковъ. Назван³е "исторической" поэтому дано трагед³и по праву. Безусловной точности деталей отъ художественнаго произведен³я, переносящаго насъ въ далекое прошлое, требовать нельзя: вполнѣ достаточно, если оно правдоподобно, если оно не нарушаетъ въ общемъ и цѣломъ исторической перспективы. Не страдаетъ трагед³я Байрона и отъ того, что онъ рѣшился соблюсти одно изъ псевдоклассическихъ единствъ - единство времени. Событ³я, проходящ³я передъ нами, могли совершиться въ течен³е однѣхъ сутокъ. Фал³еро могъ примкнуть къ заговору подъ непосредственнымъ впечатлѣн³емъ снисходительнаго приговора, постановленнаго надъ Стено; Бертучч³о, получивъ неожиданнаго союзника въ лицѣ дожа, могъ или, лучше сказать, долженъ былъ ускорить введен³е его въ среду заговорщиковъ; заговорщики, заручившись могущественной поддержкой и сознавая опасность медленности, могли поспѣшить переходомъ къ дѣйств³ю, для котораго все было подготовлено заранѣе; совѣтъ десяти, зная о враждебномъ настроен³и народной массы, могъ признать неотложной казнь главныхъ виновныхъ. Что Байронъ вовсе не считалъ себя связаннымъ требован³ями традиц³и, осъ этомъ свидѣтельствуетъ свобода, съ которою онъ отнесся къ единству мѣста, нѣсколько разъ нарушаемому въ трагед³и. И это вполнѣ понятно: заключивъ дѣйств³е въ предѣлы дворца, авторъ былъ бы вынужденъ отказаться отъ такихъ капитальныхъ сценъ, какъ разговоръ дожа и Бертучч³о у церкви С. Джованниэ Паоло, какъ появлен³е ихъ среди заговорщиковъ, какъ монологъ Л³они, прерываемый приходомъ Бертрама. Не говоримъ о единствѣ дѣйств³я, наименѣе условномъ и искусственномъ изъ "трехъ единствъ": если оно соблюдено въ "Марино Фал³еро", то это объясняется самымъ замысломъ пьесы, интересъ которой сосредоточивается почти всецѣло на ея главномъ героѣ.

Не помѣшало ли, однако, стремлен³е Байрона къ единству времени обрисовкѣ характера Фал³еро, скрывъ отъ насъ его постепенное развит³е? Такъ думаетъ одинъ изъ новѣйшихъ б³ографовъ Байрона, Аккерманнъ, упуская изъ виду, что моментъ кризиса часто отражаетъ въ себѣ, точно въ зеркалѣ, всего человѣка, какимъ сдѣлала его предшествующая жизнь. Очень не великъ промежутокъ времени, отдѣляющ³й первую сцену "Пикколомини" отъ послѣдней сцены "Смерти Валленштейна", но развѣ вслѣдств³е этого остается что-либо не додѣланнымъ въ образѣ Шиллеровскаго героя? Развѣ дѣйств³е, производимое "Ипполитомъ" Еврипида или "Федрой" Расина, уменьшается отъ того, что мы не видимъ зарожден³я и роста страсти, а застаемъ ее въ полномъ разгарѣ?.. Съ большимъ искусствомъ показалъ намъ Байронъ, что искра недовѣр³я и вражды къ господствующей олигарх³и теплилась въ Фал³еро издавна, задолго до тенденц³ознаго рѣшен³я по дѣлу Стено, раздувшаго ее въ пожирающее пламя {*) Фал³еро говоритъ предъ судомъ:

Пожаръ

Рождается отъ искры: капля можетъ

Пролить сосудъ, а мой былъ переполненъ.}.

Или ты

Не знаешь дѣлъ Венец³? Но знаешь

Совѣта Сорока?

спрашиваетъ онъ своего племянника, выражающаго, до объявлен³я приговора, надежду на справедливость судей (I, 2).

Знаю я

Ихъ преданность и, вмѣстѣ съ тѣмъ, почтенье

замѣчаетъ онъ съ горькой ирон³ей, выслушавъ почтительныя слова, предпосылаемыя судомъ непочтительному приговору. Если этотъ приговоръ - присуждающ³й оскорбителя догарессы, клеветника Стено, къ мѣсячному аресту,- сразу возбуждаетъ безграничную, неудержимую ярость Фал³еро, причина тому коренится глубоко въ его прошломъ. Увѣнчанный славой воина и дипломата, спаситель родного города, которому была посвящена вся его долгая жизнь, онъ возведенъ на первое мѣсто въ государствѣ какъ бы для того, чтобы дать ему почувствовать все безсил³е мнимоверховной власти, всю тщету номинальныхъ ея прерогативъ. И кто же превращаетъ дожа въ призракъ, никому не страшный, въ жалкое подоб³е государя? Не народъ, который самъ "обращенъ въ ничто или хуже чѣмъ ничто", а "ядовитая гидра аристократ³и" (I, 2), горсть презрѣнныхъ сибаритовъ (III, 2). Противъ нихъ направляется гнѣвъ Фал³еро, противъ нихъ возгорается въ немъ жажда мщен³я. Ничтожный обидчикъ Стено отступаетъ на задн³й планъ; наложивъ на него снисходительное взыскан³е, аристократическая корпорац³я заслонила его собою и стала лицомъ къ лицу съ дожемъ, уже и раньше нетерпѣливо переносившимъ ея тиранн³ю. Съ перваго взгляда можетъ показаться преувеличеннымъ негодован³е, вызванное въ Фал³еро сначала поступкомъ Стено, потомъ приговоромъ Сорока; но стоитъ только вчитаться въ трагед³ю, чтобы придти къ другому заключен³ю. Андж³олина любитъ старика Фал³еро не какъ мужа, а скорѣе какъ отца; Фал³еро женился на ней, чтобы доставить беззащитной сиротѣ, дочери друга, "почетную безопасность" среди "гнѣзда пороковъ" (II, 1), какимъ является венец³анская знать. Для него немыслимо поэтому примириться съ сознан³емъ, что въ союзѣ съ нимъ Андж³олина не нашла единственнаго блага, которымъ могъ быть оправданъ неравный бракъ. Клевета Стено направлялась, въ добавокъ, противъ жены главы государства; санъ дожа, высок³й если не въ дѣйствительности, то въ глазахъ Фал³еро, долженъ былъ обезпечить за догарессой особое уважен³е, а ей отказываютъ въ защитѣ, которой вправѣ ожидать послѣдн³й изъ гражданъ. Фал³еро требовалъ только справедливости -

Я лишь хотѣлъ обрушить на злодѣя

Ударъ законной кары, въ чемъ отказа

Не получилъ послѣдн³й бы голякъ,

Когдабъ имѣлъ жену онъ, дорогую его душѣ и т. д.

И въ этой справедливости ему отказали, несмотря на то, что онъ дожъ,- или, вѣрнѣе, именно потому что онъ дожъ! Понятно, что послѣ перваго порыва бѣшенства Фал³еро сразу останавливается на мысли, какъ замѣнить иллюз³ю власти ея реальною полнотою. Слова его племянника, выразившаго желан³е видѣть его настоящимъ государемъ Венец³и, погружаютъ его въ тотъ "м³ръ мечтан³й", который открылся для Макбета съ привѣтомъ вѣдьмъ. Онъ чувствуетъ, однако, что для труднаго дѣла ему нужны союзники - и въ это самое время передъ нимъ является Израэль Бертучч³о, глава заговора, готоваго разразиться надъ правящей кастой. Плебея и патриц³я сближаетъ общее чувство обиды; Бертучч³о рѣшается посвятить дожа въ тайну заговора - дожъ поспѣшно, почти радостно обѣщаетъ ему свое содѣйств³е. Вся сцена между ними полна удивительно мѣткихъ штриховъ, сразу дорисовывающихъ фигуру Фал³еро. "Хотите-ль - быть монархомъ" - спрашиваетъ его Бертучч³о. "Да! но только счастливаго народа" - отвѣчаетъ дожъ.-

Угодно-ль намъ

Монархомъ быть Венец³и

О, да

Но только съ тѣмъ, чтобъ мнѣ народъ и я

Съумѣли свергнуть иго злобной гидры

Па³риц³евъ.

И вмѣстѣ съ тѣмъ въ Фал³еро все еще сказывается рожденный аристократъ, готовый дѣйствовать заодно съ народомъ, но мнящ³й себя чѣмъ-то высшимъ сравнительно съ чернью. "Ты смѣешь, тварь, напоминать мнѣ сына" - восклицаетъ онъ, когда Бертучч³о, нѣсколькими неосторожными словами воскрешаетъ въ немъ память о его погибшемъ сынѣ. Оставшись одинъ, дожъ ужасается при мысли, что вступилъ въ общен³е съ "низкою сволочью" (common ruffians), злоумышляющею противъ государства. Моменты нерѣшительности, вызываемой этою мыслью, чередуются съ старан³ями увѣрить себя въ справедливости задуманнаго дѣла. Чѣмъ-то не-человѣческимъ вѣяло бы отъ Фал³еро, еслибы онъ, безъ колебан³й вступивъ на страшный путь, безъ колебан³й слѣдовалъ по немъ все дальше и дальше. Вѣдь ему предстоялъ разрывъ съ своимъ сослов³емъ, съ принципами, которымъ онъ служилъ, съ традиц³ями, которыми онъ гордился. Напрасно, подходя къ церкви, служащей усыпальницею его предковъ, онъ призываетъ ихъ въ свидѣтели своей правоты: нѣсколько минутъ спустя ему начинаетъ казаться, что ихъ покой нарушенъ дерзновен³емъ потомка. Мучительными его сомнѣн³я становятся тогда, когда онъ видитъ, что бунтъ, во главѣ котораго онъ рѣшился стать, долженъ привести къ поголовному изб³ен³ю людей, близкихъ ему по крови и по воспоминан³ямъ цѣлой жизни. "Ты не вкушалъ съ ними хлѣба и соли,- говоритъ онъ, обращаясь къ Бертучч³о (III, 2),- не пилъ съ ними изъ одной чаши, не смѣялся и не плакалъ вмѣстѣ съ ними. Сѣдиной, какъ моя голова, покрыты головы старѣйшинъ совѣта, съ которыми я былъ молодъ, съ которыми сражался противъ невѣрныхъ. Каждый ударъ, имъ нанесенный, будетъ казаться мнѣ самоуб³йствомъ". Въ этомъ внутреннемъ конфликтѣ - главный трагизмъ положен³я Фал³еро, превосходно схваченный и изображенный Байрономъ. "Я видѣлъ васъ,- говоритъ онъ, ожидая сигнальнаго удара въ колоколъ св. Марка,- я видѣлъ васъ, морск³я волны, окрашенными кровью генуэзцевъ, сарацинъ, гунновъ, съ которою смѣшивалась кровь побѣдителей-венец³анцевъ; неужели я жилъ восемьдесятъ лѣтъ только для того, чтобы узрѣть васъ смѣшанными съ кровью, пролитою въ междоусобной распрѣ - я, прозванный спасителемъ города?.." (IV, 2) Прощаясь съ Андж³олиной, Фал³еро ищетъ утѣшен³я въ мысли, что онъ былъ оруд³емъ въ рукахъ судьбы - и, идя на эшафотъ, признаетъ, что осужденъ не безвинно. Живя въ Равеннѣ и работая надъ "Марино Фал³еро", Байронъ находился во власти двухъ чувствъ: страстнаго желан³я свободы для Итал³и и страстной любви къ графинѣ Гвичч³оли. Оба чувства наложили свой отпечатокъ на "историческую трагед³ю*. Участ³е въ политическомъ движен³и помогло Байрону возсоздать психическ³й м³ръ людей, стремившихся столѣт³ями раньше, къ однородной цѣли. Отсюда сильное, живое впечатлѣн³е, производимое и вождями заговора - Бертучч³о, Календаро, и массой заговорщиковъ. Какъ легко возникаетъ въ ихъ средѣ опасен³е измѣны, какъ быстро исчезаетъ довѣр³е къ вождю, избранному ими самими! Какъ легко разноглас³е относительно средствъ становится препятств³емъ къ достижен³ю цѣли? Бертучч³о головой выше своихъ товарищей: неукротимая ненависть къ притѣснителямъ соединяется въ немъ съ разсчетливостью и осторожностью искуснаго политическаго дѣятеля. Онъ спокойно, повидимому, переноситъ личную обиду, чтобы разомъ свести. счеты не только съ обидчикомъ, но съ цѣлымъ строемъ, создающимъ безнаказанность немногихъ и беззащитность большинства; онъ угадываетъ настроен³е Фал³еро и искусно пользуется имъ для своихъ видовъ, не останавливаясь передъ двойнымъ рискомъ - рискомъ жестокой казни, если разсчетъ его на сообщество дожа окажется невѣрнымъ, рискомъ подозрѣн³я со стороны товарищей, если они не повѣрятъ въ искренность Фал³еро. Въ словахъ Бертучч³о слышатся убѣжден³я самого Байрона, руководивш³я имъ въ служен³и освобождающимся народамъ. Вѣра въ правоту задуманнаго дѣла поддерживаетъ Бертучч³о и послѣ неудачи: его отвѣты на судѣ, коротк³е и твердые, исполнены достоинства. Допрашиваемый о сообщникахъ, онъ указываетъ на преступлен³я патриц³евъ и на страдан³я народа. Когда Календаро протестуетъ противъ приказа нести ихъ на казнь съ завязанными ртами, Бертучч³о останавливаетъ его словами:

......... Я предпочту,

Напротивъ, умереть, но бывъ обязанъ

Ничѣмъ уб³йцамъ нашимъ.

Наша кровь возоп³етъ сильнѣе къ небесамъ.

Календаро уступаетъ Бертучч³о въ проницательности, въ широтѣ взгляда, но не въ мужествѣ. Онъ одинъ изъ всѣхъ заговорщиковъ не смущенъ появлен³емъ въ ихъ средѣ дожа - не смущенъ потому, что безусловно довѣряетъ своему руководителю и другу. Порывистый и горяч³й, онъ соглашается ждать, пока болѣе мудрый Бертучч³о не признаетъ, что наступило время дѣйствовать. Передъ судомъ онъ является столь же безстрашнымъ, какъ и Бертучч³о, но менѣе спокойнымъ: онъ грозитъ судьямъ и проклинаетъ измѣнника Бертрама, котораго великодушно прощаетъ Бертучч³о. Не безъ основан³я Фал³еро сравниваетъ обоихъ вождей заговора съ Брутомъ и Касс³емъ: есть что-то древнеримское и въ рѣшимости ихъ "возстать на море бѣдъ", и въ твердости, съ которой они встрѣчаютъ ударъ судьбы.

Когда Байронъ задумалъ избрать Фал³еро въ герои трагед³и, онъ хотѣлъ сдѣлать мотивомъ его дѣйств³й ревнивое чувство къ молодой женѣ. По совѣту друзей, онъ отказался, къ счаст³ю, отъ этого намѣрен³я. Ревность уже раньше слишкомъ часто служила темой для драматическихъ произведен³й (и въ томъ числѣ для такого, какъ "Отелло"); въ старикѣ притомъ она легко могла бы показаться смѣшною. Оригинальной и красивой вышла, наоборотъ, картина супружеской четы, тѣсно соединенной, несмотря на неравенство лѣтъ, взаимнымъ довѣр³емъ и уважен³емъ. Нарисовать такой высок³й женск³й типъ, какимъ является Андж³олина, могъ только поэтъ, глубоко проникнутый любовью. Конечно, Андж³олина, не допускающая даже и мысли о нарушен³и супружескаго долга (см. II, 1) - не портретъ Терезы Гвичч³оли, измѣнившей ради Байрона своему мужу: но вѣдь между ничтожнымъ Гвичч³оли и героическимъ Фал³еро нѣтъ ничего общаго. Для перваго бракъ былъ коммерческой сдѣлкой, для второго - исполнен³емъ послѣдней, священной воли умершаго друга. Преклонен³ю Байрона передъ Терезой и, въ ея лицѣ, передъ идеальной женщиной внѣшн³я узы, наложенныя на нее бракомъ, препятствовать не могли... Андж³олина соединяетъ въ себѣ женскую нѣжность и незлобивость съ твердостью и энерг³ей мужа. Она не раздѣг³яетъ мстительныхъ чувствъ Фал³еро по отношен³ю къ Стено и легко примиряется съ снисходительнымъ приговоромъ судей, но презрѣн³е ея къ клеветнику такъ велико, что исключаетъ возможность прощен³я. Она не умоляетъ судей простить Фал³еро, но напоминаетъ о его правахъ на милость со стороны представителей спасеннаго имъ государства. Она,- убѣдясь въ непреклонности суда, обращается къ мужу съ словами: "Умри жъ, Фал³еро, если такъ быть должно". Она спокойно выслушиваетъ смертный приговоръ надъ Фал³еро, отказывается отъ той доли его имущества, которую предлагаютъ ей судьи; силы измѣняютъ ей только въ минуту послѣдняго прощанья.

Съ точки зрѣн³я исполнен³я, главнымъ недостаткомъ трагед³и являются нѣкоторыя длинноты, иногда не только замедляющ³я ходъ дѣйств³я, но и не соотвѣтствующ³я характеру и положен³ю дѣйствующихъ лицъ. Совершенно невѣроятно, напримѣръ, чтобы Андж³олина, потерявъ надежду на спасен³е мужа, могла произнести передъ судомъ обширную рѣчь на тему: "малыя причины ведутъ иной разъ къ важнымъ послѣдств³ямъ" - рѣчь ни для чего не нужную, уснащенную историческими примѣрами и не чуждую педантизма. Слишкомъ медленно подвигается впередъ и первая бесѣда между дожемъ и Андж³олиной. Въ общемъ, однако, трагед³я захватываетъ читателя и вовсе не заслуживаетъ упрека въ скукѣ, сдѣланнаго ей Маколеемъ. Не слѣдуетъ забывать, что Байронъ не предназначалъ ея для сцены и могъ поэтому вводить въ нее так³е эпизоды, какъ монологъ Л³они (IV. 1). Очень слабо связанный съ дѣйств³емъ, онъ богатъ поэтическими красотами, напоминающими самые высок³е порывы Байроновскаго лиризма. Въ картину Венец³и, разстилающуюся передъ глазами усталаго патриц³я, Байронъ вложилъ всю свою нѣжность къ удивительному городу, въ которомъ онъ только что провелъ три года, полныхъ впечатлѣн³ями и творчествомъ... Тамъ, гдѣ поэтомъ овладѣвалъ трагизмъ сюжета, дѣйств³е развивается съ неудержимою силой. Первая сцена между Фал³еро и Бертучч³о, сцена появлен³я дожа среди заговорщиковъ, сцена суда надъ Бертучч³о и Календаро, и на театральныхъ подмосткахъ едва ли оказались бы менѣе эффектными (въ лучшемъ смыслѣ этого слова), чѣмъ въ чтен³и. Превосходнымъ заключен³емъ трагед³и и лучшей эпитаф³ей для ея героя служитъ говоръ народа въ ожидан³и казни Фал³еро.

.......Они дерзнули умертвить

Того, кто датъ хотѣлъ намъ всѣмъ свободу;

Онъ былъ всегда къ намъ добръ и милосердъ

..........Еслибъ мы

Предвидѣли ихъ замыслъ, то пришлибъ

Съ оруж³емъ, чтобы разбить замки.

И подъ шумъ этихъ словъ, оправдывающихъ или, по меньшей мѣрѣ, извиняющихъ замыселъ Фал³еро окровавленная голова казненнаго дожа скатывается съ лѣстницы гигантовъ.

Какъ драматиченъ сюжетъ, избранный Байрономъ - объ этомъ можно судить по числу авторовъ, послѣдовавшихъ однажды данному примѣру. Уже въ 1829 г. появилась трагед³я Казим³ра Делавиня: "Марино Фал³еро", мѣстами очень близкая къ байроновской, но уступающая ей на столько, на сколько талантъ французскаго стихослагателя ниже дарован³я англ³йскаго поэта

Изъ нѣмецкихъ писателей трудились надъ той же темой Генрихъ Крузе, Отто Людвигъ Альбертъ Линднеръ, Францъ фонъ-Вернеръ (подъ псевдонимомъ: Мурадъ Эфенди), Мартинъ Грейфъ и Вильгельмъ Валлотъ, изъ англ³йскихъ - Свинбернъ {На тотъ же сюжетъ написана опера Доницетти.}. Францъ Краузе въ подробномъ критическомъ этюдѣ {"Byron's Marino Faliero. Ein Beitrag zur vortrleichenden Literaturgeschichte". Бреславль, 1897 и 1898.}, посвященномъ этимъ произведен³ямъ, приходитъ къ выводу, что ни одно изъ нихъ не выдерживаетъ сравнен³я съ трагед³ей Байрона - и всѣ приводимые имъ отрывки, какъ и все сообщаемое имъ о ходѣ дѣйств³я, подтверждаютъ такой выводъ. Между творен³ями Байрона "Марино Фал³еро" не занимаетъ, конечно, одного изъ первыхъ мѣстъ - но не потому, чтобы слабыми сторонами трагед³и перевѣшивались сильныя, а потому, что не въ ней ген³й автора достигаетъ высшихъ точекъ своего полета.

К. Арсеньевъ.

---

Dux inquioti turbidus Adriae.- Горац³й.

Заговоръ дожа Марино Фал³еро,- одно изъ самыхъ замѣчательныхъ событ³й въ анналахъ самаго своеобразнаго правительства, города и народа въ новой истор³и. Событ³е это относится къ 1355 году. Все въ Венец³и необычайно - или во всякомъ случаѣ было необычайно; ея внѣшн³й обликъ кажется сновидѣн³емъ, и истор³я ея похожа на поэму. Истор³я Марино Фал³еро разсказана во всѣхъ хроникахъ и особенно подробно въ "Жизнеописан³и дожей" Марина Сануто, которое я привожу въ приложен³и. Она передана просто и ясно и, быть можетъ, болѣе драматична сама по себѣ, чѣмъ всякая драма, которую можно написать на этотъ сюжетъ.

Марино Фал³еро, повидимому, былъ очень талантливъ и храбръ. Онъ предводительствовалъ венец³анскими войсками при осадѣ Зары и побѣдилъ венгерскаго короля съ его восьмитысячной арм³ей, убилъ восемь тысячъ воиновъ и въ то же время продолжалъ вести осаду; я не знаю ничего равнаго этому подвигу въ истор³и, за исключен³емъ дѣйств³й Цезаря подъ Алез³ей или принца Евген³я подъ Бѣлградомъ. Въ той же войнѣ Марино Фал³еро былъ послѣ того начальникомъ флота и взялъ Капо д'Истр³я. Онъ былъ посланникомъ въ Генуѣ и Римѣ и въ Римѣ получилъ извѣст³е о своемъ избран³и въ дожи. Тотъ фактъ, что онъ былъ избранъ заочно, доказываетъ, что онъ не велъ интригъ съ цѣлью быть избраннымъ, потому что узналъ одновременно о смерти своего предшественника и о своемъ избран³и. Но у него былъ, какъ видно, необузданный характеръ. Сануто разсказываетъ, что за нѣсколько лѣтъ до того, когда Фал³еро былъ подестой и капитаномъ въ Тревизо, онъ далъ пощечину епископу, который слишкомъ долго не выносилъ причаст³я. Сануто осуждаетъ за это Фал³еро, но не говоритъ, получилъ ли онъ порицан³е отъ сената, и былъ-ли наказанъ за свою дерзость. Кажется, что онъ былъ впослѣдств³и въ хорошихъ отношен³яхъ съ церковью, такъ какъ назначенъ былъ посланникомъ въ Римъ и получилъ въ лэнъ ВальдиМарино въ маркѣ Тревизо, а также титулъ графа отъ Лоренцо арх³епископа ченедскаго. Эти факты я почерпнулъ изъ такихъ авторитетныхъ источниковъ какъ Сануто, Веторъ Санди, Андреа Навагеро, а также изъ отчета объ осадѣ Зары, впервые напечатаннаго неутомимымъ аббатомъ Морелли въ его "Monument! Veneziani di varia Letteratura" (1796); все это я прочелъ въ оригиналѣ. Современные историки, Дарю, Сисмонди и Ложье, приблизительно сходятся со старыми лѣтописцами. Сисмонди приписываетъ заговоръ р_е_в_н_о_с_т_и Фал³еро, но это не подтверждается свидѣтельствами нац³ональныхъ историковъ. Веторъ Санди говоритъ, правда, что: "иные писали, будто-бы... изъ-за своей ревнивой подозрительности (Микэль Стэно) дожъ рѣшился на свой поступокъ и т. д, но это далеко не общее мнѣн³е и на это нѣтъ намека ни у Сануто, ни у Навагеро; Санди самъ прибавляетъ также, что, "судя по другимъ венец³анскимъ предан³ямъ, не только жажда мести вовлекла его въ заговоръ, но также его врожденное честолюб³е, внушавшее ему желан³е стать независимымъ правителемъ". Первымъ поводомъ послужило, повидимому, оскорблен³е, нанесенное дожу Микэлемъ Стэно, который написалъ на герцогскомъ престолѣ грубыя слова, и тотъ фактъ, что къ обидчику слишкомъ снисходительно отнесся судивш³й его "Совѣтъ сорока", въ виду того, что Стэно былъ однимъ изъ его tre Capi. Ухаживан³я Стэно, повидимому, относились къ одной изъ придворныхъ дамъ, а не къ Самой "догарессѣ", репутац³я которой была безупречной, хотя ее славили за ея красоту и за ея молодость. Я не нахожу нигдѣ указан³й (если не считать таковымъ намекъ Санди) на то, что дожъ дѣйствовалъ подъ вл³ян³емъ ревности къ женѣ; напротивъ того, онъ высоко чтилъ ее и отстаивалъ свою честь во имя прежнихъ заслугъ и своего высокаго положен³я.

Я не встрѣчалъ указан³й на всѣ эти историческ³е факты у англ³йскихъ писателей, за исключен³емъ того, что говоритъ д-ръ Муръ въ "View of Italy". Его передача невѣрна и непродумана, переполнена пошлыми шутками о старыхъ мужьяхъ и молодыхъ женахъ, и онъ удивляется тому, что так³я мелк³я причины привели къ такимъ важнымъ послѣдств³ямъ. Не понимаю, какъ это можетъ удивлять такого глубокаго и тонкаго знатока людей, какъ авторъ "Зелуко". Онъ вѣдь зналъ, что герцогъ Мальборо получилъ отставку изъ-за того, что пролилъ кувшинъ воды на платье м-ссъ Машамъ, и что это привело къ позорному утрехтскому миру,- что Людовикъ Х²Ѵ-й впутался въ несчастныя войны изъ-за того, что его министръ обидѣлся, когда онъ высказалъ неудовольств³е по поводу какого-то окна, и король хотѣлъ занять его чѣмъ-нибудь, чтобы заставить забыть обиду. Извѣстно, что Елена погубила Трою, что Лукрец³я была причиной изгнан³я Тарквин³евъ изъ Рима, что Кава привела мавровъ въ Испан³ю, что галловъ повелъ въ Клуз³умъ и оттуда въ Римъ оскорбленный мужъ, что одинъ насмѣшливый стихъ Фридриха Иго Прусскаго по адресу аббата Берни и шутка надъ мадамъ де-Помпадуръ были причиной битвы при Росбахѣ, что бѣгство Дирборгили съ Макъ Мурхадомъ привело къ порабощен³ю Ирланд³и Англ³ей, что личная ссора между Мар³ей Антуанетой и герцогомъ Орлеанскимъ ускорила первое изгнан³е Бурбоновъ и - чтобы не нагромождать еще примѣровъ что Коммодъ, Домиц³анъ и Калигула пали жертвами не своей тиранн³и, а личной мести, и что приказъ Кромвелю сойти съ корабля, на которомъ онъ хотѣлъ отплыть въ Америку, погубилъ и короля и республику. Какъ же въ виду всѣхъ этихъ примѣровъ д-ръ Муръ удивляется тому, что человѣкъ, привыкш³й повелѣвать, занимавш³й самые отвѣтственные посты, долго служивш³й родинѣ, можетъ глубоко возмутиться тѣмъ, что ему безнаказанно нанесли самое грубое оскорблен³е, какое только можно нанести человѣку, будь то владѣтельный князь или крестьянинъ. Къ тому же Фал³еро былъ въ то время старикомъ, а - какъ говоритъ поэтъ - "гнѣвъ юноши горитъ какъ солома, но раскаленной стали подобенъ гнѣвъ старика... Юноши легко наносятъ обиды и забываютъ о нихъ, но старость медлительна и въ томъ и въ другомъ".

Разсужден³я Ложье болѣе философск³я; "таковъ былъ позорный конецъ человѣка, котораго его рожден³е, его возрастъ, его характеръ должны были оградить отъ страстей, ведущихъ къ тяжкимъ преступлен³ямъ. Его таланты, проявлявш³еся въ течен³е долгихъ лѣтъ въ самыхъ важныхъ дѣлахъ, опытъ и умъ, которые онъ выказалъ въ управлен³и государствомъ и какъ посланникъ, снискали ему уважен³е и довѣр³е гражданъ и объединили всѣ голоса въ выборѣ его главой республики. Когда онъ поднялся на высоту, почетно завершавшую его жизнь, ничтожная обида влила въ его сердце такой ядъ, что всѣ его прежн³я доблести исчезли, и онъ закончилъ жизнь позорной смертью предателя. Этотъ печальный прмѣръ показываетъ, ч_т_о н_ѣ_т_ъ в_о_з_р_а_с_т_а, в_ъ к_о_т_о_р_о_м_ъ р_а_з_у_м_ъ ч_е_л_о_в_ѣ_ч_е_с_к_³_й б_ы_л_ъ-б_ы в_ъ б_е_з_о_п_а_с_н_о_с_т_и, и ч_т_о в_ъ ч_е_л_о_в_ѣ_к_ѣ в_с_е_г_д_а о_с_т_а_ю_т_с_я с_т_р_а_с_т_и, к_о_т_о_р_ы_я м_о_г_у_т_ъ в_в_е_р_г_н_у_т_ь е_г_о в_ъ п_о_з_о_р_ъ, е_с_л_и о_н_ъ н_е_д_о_с_т_а_т_о_ч_н_о в_л_а_д_ѣ_е_т_ъ с_о_б_о_й.

Откуда д-ръ Муръ взялъ, что Марино Фал³еро просилъ пощадить его жизнь? Я справлялся во всѣхъ хроникахъ и нигдѣ ничего подобнаго не нашелъ. Правда только, что онъ во всемъ сознался. Его повели на мѣсто пытки, но нигдѣ не упоминается о томъ, что онъ просилъ о помилован³и; и то обстоятельство, что его пытали, менѣе всего указываетъ на недостаточную его твердость; если бы онъ выказалъ малодуш³е, то объ этомъ, навѣрное, упомянули-бы хронисты, которые очень далеки отъ доброжелательнаго къ нему отношен³я. Малодуш³е совершенно не въ характерѣ такого воина, такъ же, какъ и не въ характерѣ времени, въ которое онъ жилъ и въ которое умеръ,- это обвинен³е противорѣчитъ къ тому же исторической правдѣ. Я считаю непростительнымъ клевету на историческ³я личности чрезъ сколько бы ни было времени. О мертвыхъ и несчастныхъ слѣдуетъ говорить правду, а тѣ, кто умерли на эшафотѣ, въ большинствѣ случаевъ достаточно виновны и безъ того; не слѣдуетъ поэтому взводить на нихъ обвинен³я, совершенно невѣроятныя уже въ виду опасностей, которымъ они подвергались, совершая погубивш³я ихъ преступлен³я. Черное покрывало, нарисованное на мѣстѣ портрета Марино Фал³еро въ галлереѣ венец³анскаго дворца дожей, и Лѣстница Гигантовъ, гдѣ онъ былъ коронованъ, развѣнчанъ и обезглавленъ, произвели сильное впечатлѣн³е на мое воображен³е, такъ же, какъ его властный характеръ и странная истор³я. Въ 1819-мъ году я нѣсколько разъ ходилъ въ церковь San Giovanni e San Paolo искать его могилы. Когда я стоялъ подлѣ усыпальницы другой семьи, ко мнѣ подошелъ одинъ священникъ и сказалъ: я могу вамъ показать болѣе прекрасные памятники, чѣмъ этотъ. Я сказалъ ему, что ищу гробницу семьи Фал³еро, и въ частности дожа Марино. Я вамъ покажу ее,- сказалъ онъ, вывелъ меня изъ церкви и указалъ на саркофагъ въ стѣнѣ съ неразборчивой надписью. По его словамъ, гробница эта находилась прежде въ прилегающемъ монастырѣ, но была удалена оттуда, когда пришли французы, и поставлена на свое теперешнее мѣсто. Онъ сказалъ, что присутствовалъ при открыт³и могилы, когда переносили останки дожа, и что тамъ осталась груда костей, но ясныхъ признаковъ обезглавлен³я не было. Конная статуя передъ церковью, о которой я упоминаю въ третьемъ актѣ, изображаетъ не Фал³еро, а какого-то другого, забытаго теперь воина позднѣйшаго времени. Было еще два другихъ дожа изъ этой семьи до Марино. Орделафо, павш³й въ 1117 г. въ битвѣ при Зарѣ (гдѣ его потомокъ впослѣдств³и побѣдилъ гунновъ), и Виталь Фал³еро, правивш³й въ 1082 г. Семья эта, родомъ изъ Фано, была одна изъ самыхъ знатныхъ по крови и богатству въ городѣ самыхъ богатыхъ и до сихъ поръ самыхъ древнихъ семей въ Европѣ. Подробности, которыя я привожу, доказываютъ, насколько меня заинтересовалъ Фал³еро. Удалась-ли мнѣ, или нѣтъ моя трагед³я, но во всякомъ случаѣ я передалъ на англ³йскомъ языкѣ достопамятный историческ³й фактъ.

Я задумалъ эту трагед³ю четыре года тому назадъ и прежде, чѣмъ изучилъ въ достаточной степени источники, склоненъ былъ объяснять заговоръ ревностью Фал³еро. Но, не найдя подтвержден³я этому въ источникахъ, а также въ виду того, что чувство ревности слишкомъ использовано драматургами, я рѣшилъ держаться исторической правды. Это совѣтовалъ мнѣ также покойный Мэтью Льюисъ, когда я говорилъ съ нимъ о моемъ замыслѣ въ Венец³и въ 1817 году.- "Если вы изобразите его ревнивцемъ, сказалъ онъ, то вѣдь вамъ придется соперничать съ авторитетными писателями, даже помимо Шекспира, и разрабатывать исчерпанный сюжетъ. Остановитесь же на историческомъ характерѣ стараго мятежнаго дожа - онъ вывезетъ васъ, если вы его очертите какъ слѣдуетъ - и постарайтесь соблюдать правильную конструкц³ю въ вашей драмѣ". Сэръ Вильямъ Друмондъ далъ мнѣ приблизительно такой-же совѣтъ. Насколько я исполнилъ ихъ указан³я и оказались-ли мнѣ полезными ихъ совѣты - объ этомъ не мнѣ судить. Я не имѣлъ въ виду сцены; положен³е современнаго театра не таково, чтобы онъ давалъ удовлетворен³е честолюб³ю, а я тѣмъ болѣе слишкомъ хорошо знаю закулисныя услов³я, чтобы сцена могла когда-либо соблазнить меня. И я не могу представить себѣ, чтобы человѣкъ съ горячимъ характеромъ могъ отдать себя на судъ театральной публики. Надсмѣхающ³йся читатель, бранящ³йся критикъ и рѣзк³е отзывы въ прессѣ - все это бѣдств³я довольно отдаленныя и не сразу обрушивающ³яся на автора. Но шикан³е понимающей или невѣжественной публики произведен³ю, которое - хорошо ли оно, или дурно - стоило автору большого умственнаго напряжен³я,- слишкомъ осязательное и непосредственное страдан³е, усиленное еще сомнѣн³ями въ компетентности зрителей и сознан³емъ своей неосторожности въ выборѣ ихъ своими судьями. Если бы я смогъ написать пьесу, которую бы приняли для представлен³я на сценѣ, успѣхъ не обрадовалъ бы меня, а неудача сильно бы огорчила. Вотъ почему, даже когда я состоялъ нѣсколько времени членомъ одной театральной дирекц³и, я никогда не пытался писать для театра и не буду пытаться и впредь. Несомнѣнно, однако, что драматическое творчество существуетъ тамъ, гдѣ есть так³я силы какъ ²оанна Бэли, Мильманъ и Джонъ Вильсонъ. "City of Plague* и "Fall of Jerusalem" представляютъ наилучш³й "матер³алъ" для трагед³и со времени Гораса Вальполя, за исключен³емъ отдѣльныхъ мѣстъ въ "Этвальдѣ" и "Де-Монфорѣ". У насъ не цѣнятъ Гораса Вальполя, во-первыхъ, потому что онъ былъ аристократомъ, а во-вторыхъ, потому что онъ былъ джентльмэномъ. Но, не говоря о его несравненныхъ письмахъ и о "Castle of Otranto", онъ "Ultimus Romancrum" авторъ "Mystericus Mother" трагед³и высшаго порядка, а не слезливой любовной драмы. Онъ создалъ первый стихотворный романъ и послѣднюю трагед³ю на нашемъ языкѣ и несомнѣнно стоитъ выше всѣхъ современныхъ авторовъ, кто бы они ни были.

Говоря о моей трагед³и "Марино Фал³еро", я забылъ упомянуть, что хотѣлъ если и не вполнѣ соблюсти въ ней правило единствъ, то во всякомъ случаѣ избѣжать той неправильности, въ которой упрекаютъ англ³йск³й театръ. Поэтому у меня заговоръ представленъ уже составленнымъ, и дожъ только примыкаетъ къ нему; въ дѣйствительности же заговоръ былъ задуманъ самимъ Фал³еро и Израэлемъ Бертучч³о. Друг³я дѣйствующ³я лица (за исключен³емъ догарессы), отдѣльные эпизоды и даже быстрота, съ которой совершаются событ³я, вполнѣ соотвѣтствуютъ исторической правдѣ, за исключен³емъ того, что всѣ совѣщан³я въ дѣйствительности происходили во дворцѣ. Если бы я и въ этомъ отношен³и слѣдовалъ истинѣ, то единство мѣста было бы еще болѣе полнымъ, но мнѣ хотѣлось представить дожа въ присутств³и всѣхъ заговорщиковъ, вмѣсто однообразной передачи его д³алоговъ съ одними и тѣми же лицами.

Желающихъ ознакомиться съ фактической подкладкой я отсылаю къ приложен³ю.

0x01 graphic