Иванов-Разумник Р. В. - О смысле жизни

очему упалъ кирпичъ ? этотъ причинный рядъ можетъ быть прослѣженъ нами довольно глубоко; но почему кирпичъ упалъ какъ-разъ въ тотъ моментъ, когда около дома проходилъ человѣкъ и почему онъ упалъ какъ-разъ на человѣка ? это область чистаго "случая"; вопросы "почему" здѣсь неумѣстны.

   Все это очень элементарныя положен³я; мы сейчасъ увидимъ, что ихъ возможно углубить, что теоретически возможно отрицать самое понят³е случая. Вѣдь дѣло въ томъ, что всякое пересѣчен³е двухъ причинныхъ рядовъ можетъ считаться причинно-обусловленнымъ, оно можетъ быть звеномъ третьяго, болѣе общаго, неизвѣстнаго намъ причиннаго ряда. Съ этой точки зрѣн³я ? особенно отстаиваемой нѣкоторыми кант³анцами ? всякое временное слѣдован³е есть только наружная сторона нѣкоторой глубокой внутренней причинной связи; только ограниченность человѣческаго по-знан³я заставляетъ насъ изъ телеологическихъ соображен³й разграничивать временныя и причинныя соотношен³я. Съ этой точки зрѣн³я нелѣпая фраза "stat baculus in angulo, ergo pluit" является выражен³емъ глубокой истины, ибо случайнаго совпаден³я въ м³рѣ быть не можетъ: "in mundo non datur casus ? это апр³орный законъ природы", по словамъ Канта. Случая нѣтъ; есть только необходимость, законы которой не знаютъ исключен³й {Въ виду того, что все написанное Л. Шестовымъ до 1908 г. собрано въ указанныхъ выше пяти книгахъ, то мы для краткости будемъ обозначать ихъ цифрами: I - "Шекспиръ и его критикъ Брандесъ"; II - "Добро въ учен³и гр. Толстого и Ф. Нитше" (по изд. 1900 г.; впослѣдств³и, въ 1907 г., вышло второе издан³е этой книги), III - "Достоевск³й и Нитше"; IV - "Апоѳеозъ безпочвенности" и V - "Начала и Концы".}.

   Какое однако отношен³е имѣетъ все это къ вопросу о смыслѣ жизни? ? Самое ближайшее. Л. Шестовъ, сказали мы, съ ужасомъ остановился передъ фантомомъ Случая, обезсмысливающаго человѣческую жизнь. Вѣдь если существуетъ случай, то несомнѣнно, что никакого объективнаго смысла въ человѣческой жизни нѣть и быть не можетъ. Какой ужъ тутъ объективный смыслъ жизни, если въ любую минуту сорвавш³йся съ домоваго карниза кирпичъ можетъ раскроить вамъ голову! A смыслъ жизни человѣчества? Нечего толковать и о немъ, разъ существуетъ случай: завтра же "Энк³ева комета зацѣпитъ земной шаръ... ? вотъ вамъ и финалъ истор³и" (Герценъ); гдѣ ужъ тутъ говорить объ объективномъ смыслѣ жизни человѣчества! Ну, a если случая нѣтъ, если всѣ явлен³я м³ра неслучайны, необходимы, связаны тѣсной цѣпью причинности ? значитъ ли это, что явлен³я жизни осмысленны? Нѣтъ, не значитъ, ибо если мы даже и съумѣемъ отвѣтить до конца на всѣ вопросы "почему", если мы даже отвѣтимъ не только на вопросъ, почему упалъ кирпичъ, но и на вопросъ, почему онъ упалъ какъ-разъ на человѣка, если мы даже совершенно упразднимъ за ненадобностью понят³е случая, то и тогда останется безъ отвѣта вопросъ "зачѣмъ" ? вопросъ составляющ³й всю проблему о смыслѣ жизни. Проблема эта не причинная, a телеологическая; осмысленность жизни надо доказывать не съ точки зрѣн³я причинныхъ соотношен³й, a исключительно съ точки зрѣн³я телеологизма, цѣлесообразности. Если мы отвѣтимъ на вопросъ "зачѣмъ", если мы покажемъ, что во-преки видимости не Случай, a Цѣлесообразность царитъ въ м³рѣ нравственныхъ явлен³й ? то проблема смысла жизни будетъ нами рѣшена въ положительномъ смыслѣ. Такую задачу поставилъ себѣ Л. Шестовъ и далъ блестящее ея рѣшен³е въ своей книгѣ "Шекспиръ и его критикъ Брандесъ"; блестящее ? но и ошибочное...

   "Цѣлые годы призракъ случайности человѣческаго существован³я преслѣдовалъ его и цѣлые годы велик³й поэтъ безстрашно всматривался въ ужасы жизни и постепенно уяснялъ себѣ ихъ мысль и значен³е", ? пишетъ Л. Шестовъ о Шекспирѣ (I, 281), a мы можемъ повторить о самомъ Л. Шестовѣ, конечно toutes proportions gardêes. Цѣлые годы фантомъ Случая, призракъ случайности человѣческаго существован³я преслѣдовалъ Л. Шестова; цѣлые годы искалъ онъ отвѣта на этотъ мучавш³й его вопросъ о безсмысленности жизни, о случайности ея. Ему казалось сначала, что этотъ вопросъ можно рѣшить въ сторону признан³я смысла жизни, низвержен³я призрачнаго Случая и замѣны его "разумной необходимостью": такой отвѣтъ нашелъ онъ въ творчествѣ Шекспира (это было въ 1895 г.). Десять лѣтъ спустя онъ пишетъ статью о Чеховѣ ? и видитъ въ немъ великаго поэта самодержавной случайности; Шек-спиръ преодолѣлъ этотъ призракъ (казалось когда-то Л. Шестову), a Чеховъ сталъ его "бѣднымъ рыцаремъ", начертавшимъ на своемъ щитѣ кровью сердца эти слова о случайности человѣческаго существован³я. "Въ этомъ ? пишетъ Л. Шестовъ въ 1905 г., ? самая значительная и оригинальная черта его творчества...... Я здѣсь укажу на его комед³ю "Чайку", въ которой, наперекоръ всѣмъ литературнымъ принципамъ, основой дѣйств³я является не логическое развит³е страстей, не неизбѣжная связь между предыдущимъ и послѣдующимъ, a голый, демонстративно ничѣмъ не прикрытый случай (курс. подл.). Читая драму, иной разъ кажется, что передъ тобой номеръ газеты съ безконечнымъ рядомъ faits divers, нагроможденныхъ другъ на друга безъ всякаго порядка и заранѣе обдуманнаго плана. Во всемъ и вездѣ царитъ самодержавный случай, на этотъ разъ дерзко бросающ³й вызовъ всѣмъ м³ровоззрѣн³ямъ. Въ этомъ, говорю, наибольшая оригинальность Чехова"... (V, 13). Такъ это или не такъ ? спорить не будемъ; важно только подчеркнуть, что такъ понимаетъ Чехова Л. Шестовъ, всецѣло соглашаясь, какъ мы увидимъ, съ мучавшей его раньше идеей случайности человѣческаго существован³я; онъ теперь стоитъ за Чеховымъ такъ же, какъ раньше стоялъ за Шекспиромъ.

   Ясно отсюда, что отъ начала и до конца (т.-е. до настоящаго момента) своего творчества Л. Шестовъ стоитъ все передъ той же проблемой случая, случайности ? a значитъ и безсмысленности ? человѣческой жизни; отвѣты онъ даетъ разные, даже противоположные, но все тотъ же вопросъ мучительно сверлитъ его душу: въ чемъ смыслъ и значен³е ужасовъ жизни? въ чемъ смыслъ случайнаго добра, случайнаго зла? въ чемъ смыслъ случайнаго человѣческаго существован³я? Чтобы имѣть право жить, надо отвѣтить на эти вопросы, надо распутать или разрубить проклятый горд³евъ узелъ. Говоря словами поэта ?

  

   М³ръ долженъ быть оправданъ весь,

   Чтобъ можно было жить!

   Душою тамъ, я сердцемъ ? здѣсь;

   A сердце какъ смирить?

   Я узелъ долженъ видѣть весь.

   Но какъ распутать нить?

  

   Да, какъ распутать нить? Какъ найти смыслъ случайнаго, т.-е. безсмысленнаго человѣческаго существован³я? Вопросъ поставленъ такь, что допускаетъ только два отвѣта: или нѣтъ смысла ? тогда наша жизнь случайна, или нѣтъ случая ? тогда наша жизнь осмысленна. Л. Шестовъ началъ со второго отвѣта и пришелъ къ первому ? мы это видѣли выше и въ этомъ мы еще убѣдимся. Теперь же начнемъ съ начала и обратимся къ книгѣ "Шекспиръ и его критикъ Брандесъ": въ ней мы найдемъ попытку низвержен³я съ трона самодержавнаго случая, попытку отвѣта на вопросъ "зачѣмъ", попытку доказательства того, что случая нѣть и что, слѣдовательно, жизнь наша осмысленна...

  

   Л. Шестовъ самъ отмѣчаетъ слѣдующее любопытное обстоятельство изъ истор³и шекспиролог³и: "съ тѣхъ поръ, ? говорить онъ, ? какъ за Шекспиромъ установилась слава величайшаго изъ когда-либо существовавшихъ поэтовъ, у него перестали учиться. Его всегда оставляютъ на самый конецъ. Когда м³росозерцан³е у человѣка сложилось ? онъ начинаетъ "изучать" Шекспира, т.-е. отыскивать въ его произведен³яхъ доказательства справедливости того отношен³я къ жизни и людямъ, которое подсказали ему его собственное прошлое и личные вкусы. Шекспиръ слишкомъ великъ, чтобъ обойти его"... (I, 41). И прежде всего это примѣнимо къ самому Л. Шестову. Найти въ Шекспирѣ союзника ? значитъ найти твердую точку опоры; и Л. Шестовъ хотѣлъ вести свою борьбу съ фантомомъ Случая, опираясь на Шекспира.

   Мы не будемъ обращать вниман³я на полемику Л. Шестова съ Брандесомъ, Гервинусомъ, Крейссигомъ, Ульрици и другими шекспирологами; вообще оставляемъ въ сторонѣ вопросъ о значен³и этой книги Л. Шестова среди необъятной литературы о Шекспирѣ, какъ ни высоко склонны мы цѣнить это значен³е. Несомнѣнно во всякомъ случаѣ одно: въ этой своей полемикѣ съ шекспирологами, и особенно съ Бранде-сомъ, Л. Шестовъ тщетно пытался занять позиц³ю объективнаго толкователя Шекспира, противопоставляя свою точку зрѣн³я субъективнымъ построен³ямъ Брандеса; попытка эта была тщетной потому, что взглядъ Л. Шестова на Шекспира былъ въ совершенно равной степени проникнуть ? да иначе и быть не можетъ ? субъективными предпосылками. Л. Шестову надо было доказать себѣ и другимъ, что случая нѣтъ, что въ м³рѣ царитъ разумная необходимость, что на тронъ узурпатора-Случая надо посадить угнетенную Цѣлесообразность. Быть можетъ, такое м³росозерцан³е сложилось у Л. Шестова непосредственно при изучены Шекспира, но вѣдь отъ этого оно, м³росозерцан³е это, не стало менѣе субъективнымъ? Шекспиръ только путь, только средство; на его произведен³яхъ Л. Шестовъ открываетъ намъ свои взгляды, свое м³ровоззрѣн³е; Шекспиръ дол-женъ отвѣтить ему на тѣ вопросы "зачѣмъ", передъ которыми безсильно останавливается наука и которые вводятъ насъ въ область философы и интуитивнаго творчества.

   Въ первыхъ главахъ своей книги Л. Шестовъ обрушивается на ту объективную науку, которая думаетъ упразднить всѣ вопросы "зачѣмъ" своимъ отвѣтомъ на вопросы "почему". Если вопросы "зачѣмъ" незакономѣрны, ошибочны, излишни, то во что же обращается внутренн³й м³ръ человѣка? ? спрашиваетъ Л. Шестовъ: ? въ такомъ случаѣ "не ложь ли и вся жизнь человѣка... и не имѣетъ ли "научное право" на существован³е только то въ жизни человѣка, что есть въ ней общаго съ существован³емъ внѣшняго м³ра?" На эти вопросы представители объективной науки (Л. Шестовъ имѣетъ въ виду Тэна) отвѣтили утвердительно: да, все личное, все индивидуальное ? ложь; да, все частное, все единичное имѣетъ право на существован³е лишь постольку, поскольку оно можетъ стать общимъ, сверхъ-личнымъ. Мы уже встрѣчались съ этой точкой зрѣн³я: ее исповѣдывалъ знакомый намъ Сергѣй Николаевичъ на своей горной астрономической вышкѣ. Вы помните этого великолѣпнаго представителя объективной науки и сверхъ-личной точки зрѣн³я: сходить съ ума и становится жалкимъ ид³отомъ его сынъ, брошенный въ тюрьму, а онъ недоумѣваетъ: какъ это можно плакать и приходить въ отчаян³е изъ-за гибели одного человѣка?! "Я вижу космосъ, я вижу вездѣ торжествующую безбрежную жизнь ? и я не могу плакать объ одномъ... Жизнь, жизнь вездѣ"... Сынъ его погибнетъ, какъ гибли милл³оны людей ? что за бѣда? "Какъ садовникъ, жизнь срѣзаетъ лучш³е цвѣты, но ихъ благоухан³емъ полна земля... Взгляни туда, въ этотъ безпредѣльный просторъ, въ этотъ неизсякаемый океанъ творческихъ силъ. Взгляни туда!"... Л. Шестовъ приводить почти буквально так³я же слова Тэна о "подвижной внѣшности истор³и или жизни и о томъ яркомъ и ароматическомъ цвѣтен³и, которое природа расточаеть на поверхности быт³я"... И Тэнъ тоже поетъ хвалу неизсякаемому океану творческихъ силъ, тоже чувствуеть "восторженное удивлен³е при видѣ колоссальныхъ силъ, находящихся въ самомъ сердцѣ всего существующаго", тоже сводить человѣка на роль простого винтика въ механизмѣ вселенной: "человѣкъ такой же продукть, какъ и всякая вещь", и плакать о немъ, радоваться, негодовать и проклинать ? не дѣло науки. Смерть, горе, несчаст³я и всѣ черный тѣни земли подчинены строгимъ законамъ необходимости; изучать ихъ ? вотъ все, что нужно. А проклинать, негодовать ? что за нелѣпость? "Статочное ли дѣло, чтобы кто-нибудь сталъ негодовать противъ геометр³и? ? А тѣмъ болѣе противъ живой геометр³и?"... Иначе говоря, нѣтъ и не должно быть вопросовъ "зачѣмъ"; достаточно съ насъ отвѣтовъ на вопросъ "почему". И Л. Шестовъ ядовито комментируетъ ириведенныя выше слова Тэна. "Все это, ? говоритъ онъ, ? въ переводѣ на конкретный языкъ значить: недавно былъ уличенъ кладбищенск³й сторожъ въ осквернен³и труповъ. Но не ужасайтесь: сумма угловъ въ треугольникѣ равняется двумъ прямымъ. Недавно у такого-то убили на войнѣ единственнаго сына. Не бѣда: ломаная больше прямой. Въ Росс³и нѣсколько лѣтъ тому назадъ былъ голодъ. Это совершенно разумно, ибо людямъ нечего было ѣсть, а въ такихъ случаяхъ, по непреложнымъ законамъ природы, они должны обязательно истощаться. Мюссе въ такихъ случаяхъ восклицаеть: "молитва замираеть на устахъ", Байронъ произносить свое страшное проклят³е: "собаки или люди", Гейне бросаеть лиру и беретъ въ руки палку, а ученый, глядя на все это, убѣжденъ, что это только "цвѣтен³е на поверхности быт³я" ? яркое или ароматическое?..." (I, 14).

   Въ то время какъ Л. Шестовъ писалъ свою первую книгу, у насъ въ Росс³и пышно расцвѣталъ ортодоксальный марксизмъ, доводивш³й эти точку зрѣн³я объективизма до абсурда; въ маленькихъ доморощенныхъ Тэнахъ у насъ никогда не было недостатка. Тѣмъ болѣе необходимо подчеркнуть ту позиц³ю, которую занялъ въ этомъ вопросѣ Л. Шестовъ. Наука полновластна въ своей строго опредѣленной области; тамъ она самодержавна, тамъ она царить надъ всѣми "почему", касающимися внѣшняго м³ра. Но когда она хочеть, въ лицѣ крайнихъ объективистовъ, завладѣть и всѣми внутренними переживан³ями человѣка, когда она хочетъ упразднить всѣ вопросы о цѣли и смыслѣ и замѣнить ихъ вопросами причинной послѣдовательности, то туть она уже вторгается въ чужую область, на которую не имѣеть никакихъ правъ. Но тутъ же сразу проявляется и ея безсил³е: не будучи въ состоян³и отвѣтить на вопросы "зачѣмъ", а потому и упраздняя эти вопросы, крайн³е объективисты въ то же время безсильны отвѣтить въ этой области и на вопросы "почему"; вѣрнѣе сказать, они отвѣчаютъ ? но лишь однимъ ничего не отвѣчающимъ словомъ: случай, словомъ, столь ненавистнымъ Л. Шестову. "Случай ? говорить Тэнъ ? ведетъ человѣка сквозь очень опредѣленныя и самыя сложныя обстоятельства къ горю, преступлен³ю, безум³ю, смерти"... "Слово случай, ? замѣчаеть по этому поводу Л. Шестовъ, ? которому такъ строго воспрещено показываться, когда рѣчь идеть объ объективныхъ явлен³яхъ (ибо "случай" говорится тогда, когда ясно, что объяснен³я не нужно), здѣсь именно на своемъ мѣстѣ"... (I, 22). Ибо что такое для Тэна, для объективнаго соц³олога, для великолѣпнаго Сергѣя Николаевича, что такое для всѣхъ нихъ смерть, безум³е, горе, какъ ни случай, не подлежащ³й научному обобщен³ю? И такимъ образомъ "чѣмъ болѣе прочно устанавливается законъ причинности для м³ра внѣшняго, тѣмъ больше отдается во власть случая внутренн³й м³ръ человѣка"... (I, 9).

   Кирпичъ сорвался съ домоваго карниза и разбилъ голову человѣка. "Почему?" ? на это отвѣчаетъ наука; для нея "паденье кирпича лишь доказываеть гармоничность явлен³й природы, торжествующий во всей вселенной закономѣрный порядокъ"... Пойдемъ однако дальше и опять предоставимъ слово самому Л. Шестову. Камень упалъ по неизмѣннымъ законамъ природы, но... "но при этомъ получается еще нѣчто: человѣкъ изуродованъ. То-есть молодое, полное жизни, надеждъ на будущее, веселое, прекрасное, радостное существо вдругъ обращается навсегда въ негоднаго калѣку... Что все это такое? Почему такъ произошло, такъ случилось? Пока камень падалъ и расшибалъ по пути друг³е камни ? все было ясно. Пусть себѣ падаетъ! Но сказать такъ: "камень упалъ и при этомъ обстоятельствѣ уничтоженъ человѣкъ"... ? значить умышленно закрывать глаза. Вѣдь наоборотъ: погибъ человѣкъ ? это сущность, это главное, это требуетъ объяснен³я, а то, что камень упалъ ? есть добавочное обстоятельство. По объяснен³ю же науки, все, что произошло съ человѣкомъ, есть лишь прибавка къ внѣшнему явлен³ю, нѣчто случайное, необъяснимое, не нуждающееся въ объяснен³и. Человѣкъ живетъ или не живетъ, радуется или страдаетъ, падаетъ или возвышается ? все это лишь поверхность, видимость явлен³й: сущность же ихъ ? паден³е камня. Отсюда общ³й выводъ: жизнь, внутренняя жизнь человѣка, есть, по существу своему, нѣчто совершенно случайное"... (I, 9). Съ этимъ подчеркнутымъ нами выводомъ и ведетъ не на жизнь, а на смерть борьбу Л. Шестовъ въ своей первой книгѣ. Жизнь, внутренняя жизнь человѣка, есть нѣчто совершенно не случайное ? хочетъ доказать онъ намъ; доказать это ? значить попытаться отвѣтить на вопросъ "зачѣмъ".

   Это и дѣлаетъ Л. Шестовъ, ища себѣ союзника въ Шекспирѣ. "Мы станемъ слѣдить за Шекспиромъ съ того момента, ? говорить онъ, ? когда ...вмѣсто прежняго вопроса: почему, передъ нимъ возникъ страшный вопросъ ? зачѣмъ"... (I, 44). А это случилось съ Шекспиромъ тогда, когда (въ 1601 году) въ душѣ его произошла какая-то роковая, невѣдомая намъ трагед³я. Эта душевная трагед³я заставила Шекспира "задать себѣ этотъ велик³й и страшный вопросъ: зачѣмъ? Кто испыталъ чувства Лира, кто, вмѣстѣ съ Шекспиромъ, умѣлъ войти въ тотъ безпросвѣтный мракъ, куда сразу, послѣ долгихъ лѣтъ безпечныхъ радостей, попалъ несчастный старикъ ? для того этотъ велик³й вопросъ "зачѣмъ" никогда не перестанетъ существовать. Слабые, маленьк³е люди убѣгутъ отъ него, постараются забыть его, закрыться отъ него повседневными заботами и радостями. Больш³е люди прямо глядятъ въ лицо возставшему призраку и либо гибнутъ, либо уясняютъ себѣ жизнь"... (I, 38). Такъ погибъ Аврел³й, взглянувъ въ глаза возставшему призраку ? Елеазару; такъ, взглянувъ въ его глаза, уяснилъ себѣ смыслъ жизни божественный Августъ...

   Такъ уясняетъ себѣ жизнь и Л. Шестовъ. Онъ взглянулъ вь глаза возставшаго передъ нимъ призрака ? Случая, и спросилъ себя: "зачѣмъ"? Зачѣмь жить, если жизнь есть только случайное сцѣплен³е случайныхъ явлен³й, если "черныя тѣни земли" необъяснимы, если случайное зло и случайное добро безцѣльны? Зачѣмъ жить, если существуетъ "все то, что греки называли ??????, т.-е. все возмущающее душу, все несправедливое и случайное ? какъ ненаказанное преступлен³е, гибель невиннаго существа и т. д...." (I, 205); зачѣмъ жить, если жизненная трагед³я безцѣльна и нелѣпа? Зачѣмъ жить, если жизнь есть только Случай? Такъ спросилъ себя Л. Шестовъ. Отвѣтъ его мы знаемъ: случая нѣтъ. Случай ? это только внѣшняя, видимая сторона жизненнаго процесса, только проявлен³е той "видимой безсмысленности жизни, которая смущала людей отъ сотворен³я м³ра" (I, 233); вопреки видимости, не Случай, а Целесообразность царитъ въ м³рѣ внутренней жизни человѣка: это должно быть установлено, какъ общ³й принципъ. А съ высоты этого принципа объяснимы ? хотя бы теоретически ? всѣ частные случаи. "?????? есть лишь необъясненный случай" (I, 243). Необъясненный ? это еще не значитъ необъяснимый; непознанный ? это еще не значитъ непознаваемый: unverstanden, doch nicht unverständlich, какъ сказалъ Гете. Безцѣльной и безсмысленной трагед³и нѣтъ и не можетъ быть; "нелѣпаго трагизма" не существуетъ, можетъ существовать только "разумная необходимость"; а если такъ, то этимъ оправдана вся жизнь, оправданъ м³ръ, осмыслено существован³е.

   Такой отвѣтъ на вопросъ о смыслѣ жизни далъ Л. Шестовъ въ первой своей книгѣ. Намъ надо теперь прослѣдить тотъ путь, которымъ онъ пришелъ къ такому отвѣту. Путь этотъ ? анализъ трагед³й Шекспира; на трагед³яхъ этихъ Л. Шестовъ хочетъ вскрыть смыслъ трагед³и вообще, хочетъ показать, что тамъ, гдѣ мы видимъ только случайный "нелѣпый трагизмъ", тамъ велик³й художникъ открываетъ передъ нами осмысленный и необходимый процессъ развит³я. Это путь "апологiи трагедии" ? такъ можно было бы назвать первую книгу Л. Шестова. И если намъ покажутъ, что безпричинныя муки Лира, звѣрское ослѣплен³е Глостера, нелѣпая гибель невинной Кордел³и не случайны, не нелѣпы, а имѣютъ свой глубок³й внутренн³й смыслъ, то не должны ли мы будемъ признать, что дѣйствительно нѣтъ "нелѣпаго трагизма", нѣтъ случая? Не придется ли тогда намъ, вмѣстѣ съ Л. Шестовымъ, "благословить целесообразность господствующаго надъ человѣкомъ закона"? (I, 235). Это мы еще увидимъ.

  

   "Гамлетъ", "Юл³й Цезарь", "Кор³оланъ", "Король Лиръ" и "Макбетъ" ? на этихъ пяти трагед³яхъ останавливается Л. Шестовъ, тщательному разбору и анализу ихъ смысла посвящена вся его книга. Мы не можемъ слѣдовать шагъ за шагомъ за Л. Шестовымъ въ этомъ анализѣ и отсылаемъ читателя къ самой книгѣ ? единственной по силѣ чувства и глубинѣ мысли во всей нашей русской литературѣ о Шекспирѣ послѣ статей Бѣлинскаго; мы только намѣтимъ рядомъ цитатъ главныя точки проходимаго Л. Шестовымъ пути и увидимъ, какъ отъ смысла трагедiи Л. Шестовъ переходить къ вопросу о смыслѣ жизни вообще.

   Въ чемъ трагед³я Гамлета и каковъ ея смыслъ? Гамлетъ ? "мыслитель", по характеристикѣ Л. Шестова; его, какъ и многочисленныхъ позднѣйшихъ Гамлетовъ и гамлетиковъ "рефлекс³я заѣла", говоря словами Тургенева. Гамлеты умѣютъ только "мыслить", т.-е. обращаться къ явлен³ямъ одной стороной своего существа; это ихъ свойство "принижаетъ въ нихъ всѣ стороны душевной дѣятельности ? для одной" (I, 53). Чтобы стать человѣкомъ въ настоящемъ смыслѣ этого слова, "мыслитель" долженъ войти въ м³ръ дѣйствительности, долженъ не только мыслить, но и чувствовать, долженъ стать достойнымъ имени человѣка ? и въ этомъ смыслъ той трагедии, которую переживаетъ Гамлетъ. "Жизнь застыла въ Гамлетѣ и проснуться онъ можетъ только отъ сильнаго потрясен³я: трагед³я ему необходима... Тогда лишь онъ узнаеть, что такую жизнь нельзя принять, что нужно найти иную, хотя бы пришлось для этого вынести самыя тяжелыя муки" (I, 69). Прежняя жизнь для Гамлета невозможна: распалась связь временъ, говорить онъ; "пока связь временъ не будетъ возстановлена, нельзя, не нужно жить. И онъ знаетъ, что связь порвалась не внѣ его, а въ немь самомъ"... (I, 76). И въ возстановлен³и этой распавшейся связи временъ заключается развит³е трагед³и Гамлета; онъ сбрасываетъ съ себя узы своей комнатной философ³и, онъ входить въ живую жизнь, въ м³ръ страдан³я и сознан³я. "...Твои муки ? обращается къ Гамлету Л. Шестовъ ? не пропадутъ даромъ. Лучше было тебѣ вынести всѣ испытан³я, рыдать глядя на тѣнь отца своего, безумствовать наединѣ съ собой и передъ матерью, чувствовать себя ничтожнымъ, раздавлен-нымъ червя-комъ ? чѣмъ жить въ Виттенбергѣ въ сознан³и своего великаго душевнаго превосходства. Не слѣпая судьба загнала тебя въ трагед³ю, а разумная необходимость. Нужно выстрадать свое совершенство, свое развит³е" (I, 82). И прежде всего ? нужно вѣрить въ эту разумную необходимость, вѣрить, что, какъ говорить Гамлетъ, и воробей не погибнетъ безъ воли провидѣн³я: "вѣритъ въ провидѣн³е, т.-е. чувствовать глубокую осмысленность нашей жизни ? великое дѣло", заявляетъ Л. Шестовъ (I, 87; курс. вездѣ нашъ). Вскрыть смыслъ трагед³и, разсказать о горѣ, насил³и, уб³йствѣ, смерти ? и притомъ "разсказать не за тѣмъ, чтобы пугать и безъ того напуганное воображен³е картинами ненужныхъ мукъ и безвременныхъ смертей, а за тѣмъ, чтобы объяснить, какой смыслъ все это имѣло ? можетъ лишь велик³й поэтъ"... Такимъ великимъ поэтомъ былъ Шекспиръ. "...Никто ? ни до Шекспира, ни послѣ него ? не умѣлъ такъ ясно видѣть въ человѣческой душѣ, чтобы всю путаницу сложныхъ явлен³й нашей психики, представляющуюся не только наблюдателямъ, но и дѣйствующимъ лицамъ, случайнымъ сплетен³емъ послѣдств³й случайныхъ событ³й, понять какъ нѣчто единое, осмысленное, цѣлесообразное. У Шекспира высшая задача, доступная только художнику: объяснить смыслъ жизни во всѣхъ ея проявлен³яхъ. Не отбросить жизнь, какъ "цвѣтен³е", какъ добавлен³е къ внѣшнимъ явлен³ямъ, только ими и опредѣляемое, а поставить жизнь впереди всего, въ ней видѣть начало... Поэтъ примиряетъ насъ съ жизнью, выясняя осмысленность всего того, что намъ кажется случайнымъ, безсмысленнымъ, возмутительнымъ, ненужнымъ. У Шекспира Гамлетъ выносить трагед³ю не потому, что онъ запутался въ сѣтяхъ слѣпой судьбы...; Гамлету, повторяемъ, его трагед³я была необходима. Шекспиръ именно потому и великъ, что умѣлъ видѣть порядокъ и смыслъ тамъ, гдѣ друг³е видѣли только хаосъ и нелѣпость"... (I, 88).

   Насколько все это убѣдительно или неубѣдительно, ? мы еще увидимъ, а пока пойдемъ дальше за Л. Шестовымъ. Онъ переходить къ "Юл³ю Цезарю" и особенно останавливается на Брутѣ, противопоставляя его Гамлету и считая его величайшимъ представителемъ этическаго индивидуализма. Гамлетъ ? представитель рефлектирующей мысли, Брутъ ? представитель непосредственнаго чувства, вооруженнаго мыслью. "Гамлетъ со всѣмъ, что внѣ его, связанъ идеею. Онъ не можетъ порвать этой связи, но она мучительно тяготитъ его. Брутъ связанъ съ поселяниномъ, съ Римомъ, съ Люц³емъ, съ Порц³ей ? какъ съ самимъ собою" (I, ²²8). Для Брута ? "жить и мыслить... не два раздѣленные, противоположные одинъ другому процесса, а одинъ" (I, 104); люди для него ? не ходяч³я абстракц³и, а подобныя ему существа, чувствующ³я и страдающ³я: "для Брута нѣтъ добра внѣ человѣка... Цѣлью онъ считаеть не правила, а себя и своихъ ближнихъ" (мысль эта о человѣкѣ-самоцѣли, замѣчаетъ Л. Шестовъ, могла явиться только у Шекспира, такъ глубоко понимавшаго и цѣнившаго человѣка; I, 98 и 113). Свобода для него ? высшее благо, рабство ? высшее зло; на этой почвѣ и происходить его душевная трагед³я. Но, переживая ее, рѣшившись пожертвовать ради свободы своимъ лучшимъ другомъ, Цезаремъ, Брутъ все время остается образцомъ человѣка, "вездѣ и всегда..., словомъ и дѣломъ, учить людей нравственному велич³ю"... Въ этомъ смыслъ его трагед³и. И уже одно то, что на свѣтѣ есть Бруты, должно убѣдить насъ, "что есть "человѣкъ", есть зачѣмъ жить, есть что дѣлать ? и ни зло, ни горе, ни сама смерть не обвинятъ жизни"... (I, 120). Мы скоро увидимъ, какъ нѣсколько лѣтъ спустя Л. Шестовъ отнесся къ "нравственному велич³ю" Брута, къ "велѣн³ямъ долга", исполнителемъ которыхъ онъ является...

   Далѣе передъ нами Кор³оланъ. Въ чемъ смыслъ трагед³и этого суроваго римскаго воина? Въ томъ же, въ чемъ и смыслъ всякой трагед³и вообще: въ развит³и человѣческаго достоинства въ человѣкѣ, ибо нужно выстрадать свое развит³е, свое совершенство. Въ этомъ центръ всякой трагед³и, "и въ этомъ смыслѣ трагед³я Кор³олана полна захватывающаго интереса. Съ перваго же дѣйств³я предъ вами раскрыты всѣ услов³я жизни Кор³олана и самъ герой, грубый, безсердечный, ужасный въ своемъ нелѣпомъ могуществѣ. Вы ждете, чѣмъ онъ кончить: неужели онъ уйдетъ такимъ же? Неужели колоссальная сила этого человѣка такъ и останется дикой стих³ей?..... Въ огромномъ горнилѣ Кор³олановой души Шекспиръ слѣдитъ не за безсмысленнымъ кипѣн³емъ расплавленнаго металла, а за тѣмъ, какъ формируется тамъ велик³й идеалъ человѣческаго достоинства и чести, наперекоръ стремлен³ямъ всего и всѣхъ"... А если такъ, то "смыслъ трагед³и становится ясенъ, и смерть Кор³олана, вся его судьба не гнететъ насъ, какъ она ни ужасна. Наоборотъ, смерть, какъ заключен³е осмысленнаго, творческаго душевнаго процесса... примиряетъ насъ, какъ откровен³е свыше"... И такое "примирен³е" не является результатомъ искусственнаго авторскаго намѣрен³я, но непосредственно вытекаетъ изъ существа трагед³и. "Если Шекспиръ осмысливаетъ трагед³ю, то не за тѣмъ, чтобы примирять зрителей, а потому, что онъ видѣлъ смыслъ въ трагед³и... Шекспиръ, вдумываясь въ трагед³ю Кор³олана, видѣлъ, что она пробудила въ немъ лучш³я чувства, что она является для него не наказан³емъ за преступлен³е..., а необходимымъ процессомъ развит³я... Мы видимъ лишь поверхность явлен³й и не въ силахъ проникнуть до той глубины, гдѣ таятся корни, изъ которыхъ выростаетъ человѣческая судьба. Шекспиръ же видѣлъ ихъ, и безсмысленная, жестокая трагед³я Кор³олана получаетъ для него человѣчески понятный смыслъ. На мѣсто "случая", который является для современнаго ученаго кореллативомъ "причины и слѣдств³я", у Шекспира является законъ нашего внутренняго м³ра"...(I, 173, 186, 196 и 197).

   Переходимъ къ трагед³и Макбета, которую Л. Шестовъ именуетъ "трагед³ей категорическаго императива". Въ этой трагед³и вопросъ о смыслѣ жизни соединяется съ вопросомъ о сущности величайшей безсмыслицы ? преступлен³я, трагед³я эта показываетъ намъ, "какъ понималъ ген³альный поэтъ преступниковъ и преступлен³е и чтó примиряло его съ этимъ ужаснѣйшимъ изъ всѣхъ существующихъ ??????`овъ" (I, 249). Ибо если есть хоть одно безсмысленное по существу явлен³е ? напримѣръ, преступлен³е, ? то м³ръ еще не оправданъ; а потому самый жесток³й преступникъ, какой-нибудь Яго или Макбетъ, "долженъ оставаться для насъ человѣкомъ такимъ же, какъ и мы, по поводу котораго мы должны требовать у жизни оправдан³я, какъ Лиръ (мы это еще увидимъ) требовалъ объяснен³я за свое несчаст³е" (I, 253). Итакъ, въ чемъ же трагед³я Макбета? Трагед³я эта, по мнѣн³ю Л. Шестова, заключается въ борьбѣ человѣка съ "категорическимъ императивомъ", т.-е. съ долгомъ въ его кантовскомъ пониман³и. Съ категорическимъ императивомъ и вообще съ формальной этикой Канта ведетъ неустанную борьбу Л. Шестовъ во всѣхъ своихъ книгахъ; борьбу эту онъ началъ своимъ анализомъ трагед³и Макбета. "Макбетъ не рѣшается убить Дункана не изъ-за Дункана, а чтобъ не нарушать покоя своей души. Макбетъ, убивши Дункана, скорбитъ не о Дунканѣ, а о себѣ, о потерянномъ душевномъ мирѣ. У Канта именно это обстоятельство служитъ къ возвеличен³ю категорическаго императива. Это голосъ "разума" an sich, существующаго единственно затѣмъ, чтобы противоставлять свои велѣн³я Макбетовскимъ желан³ямъ. "Разумъ" не говоритъ Макбету: Дун-канъ такой же человѣкъ, какъ ты. Ты хочешь жить и онъ хочетъ жить ? такъ зачѣмъ же ты убьешь его? "Разумъ" грозитъ: не убивай ближняго, ибо ты будешь уб³йцей. Едва ли во всей человѣческой психикѣ можно найти что-либо болѣе обидное для достоинства человѣка, чѣмъ эта кантовская "совѣсть". Не убивай не изъ-за жертвы, а изъ-за предстоящихъ тебѣ непр³ятностей съ категорическими императивами! Здѣсь все: и глубок³й человѣческ³й эгоизмъ, и слабость, и трусость"... (I, 268). Въ борьбѣ съ этими категорическими императивами ? весь смыслъ трагед³и Макбета. Мы не можемъ останавливаться на этомъ интересномъ толкован³и трагед³и Шекспира Л. Шестовымъ и отсылаемъ читателя непосредственно къ самой книгѣ этого автора: приводимыя нами обширныя выписки изъ нея даютъ о ней лишь самое общее понят³е.

   Однако и по тому немногому, что мы привели выше, вырисовывается съ достаточной опредѣленностью отношен³е Л. Шестова къ проблемѣ смысла жизни. Оно сделается для насъ еще болѣе яснымъ, когда мы остановимся на пониман³и Л. Шестовымъ трагед³и короля Лира: здѣсь вопросъ о смыслѣ жизни, о случайности или не-случайности зла, о причинѣ и цѣли ??????'a ставится наиболѣе остро, наиболѣе рѣзко. Понять, осмыслить, оправдать трагед³ю короля Лира ? значить понять, осмыслить и оправдать всю человѣческую жизнь.

   Королю Лиру восемьдесятъ лѣтъ; онъ на порогѣ смерти. И вдругъ ? ошеломляющ³й ударъ, нечеловѣческ³я мучен³я. Неужели и они не случайны? Неужели и они имѣютъ смыслъ? Выгнаннаго изъ дома "злодѣйками-дочерьми" въ бурю и грозу короля Лира пр³ютилъ Глостеръ: за это у Глостера вырываютъ глаза. Неужели и это можно понять, оправдать, осмыслить? Любящая Кордел³я спасаетъ отца ? и задушена своими сестрами; "ничего не можетъ быть ужаснѣе, чѣмъ эта случайная, неожиданная ? ненужная, невидимому ? смерть лучшей изъ женщинъ на глазахъ у старика отца, и безъ того вынесшаго стoль нечеловѣческ³я пытки" (I, 202-203). И это тоже имѣетъ смыслъ? Это тоже понятно? Это тоже можетъ быть оправдано?

   Л. Шестовъ ставитъ всѣ эти вопросы и безъ колебан³я отвѣчаетъ на нихъ: да. Жизнь можетъ быть оправдана, жизнь должна быть осмыслена, но понять и оправдать ее можетъ только велик³й поэтъ, которому дано видѣть глубокую сущность явлен³й, а не ихъ случайную поверхность. Такимъ великимъ поэтомъ былъ Шекспиръ и онъ открываетъ намъ смыслъ трагед³и короля Лира.

   Въ чемъ смыслъ этой трагед³и? Опять-таки въ томъ же, въ чемъ смыслъ трагед³и вообще, въ чемъ былъ смыслъ трагед³и Гамлета или Кор³олана: нужно выстрадать свое развит³е, свое человѣческое достоинство. Гамлетъ былъ только "мыслителемъ" ? трагед³я сдѣлала его человѣкомъ; Кор³оланъ былъ только воиномъ, только "тараномъ", но носилъ въ своей душѣ велик³я возможности; трагед³я проявила ихъ и обратила его въ человѣка. Такъ и Лиръ: онъ былъ королемъ, въ немъ "every inch а King", каждый дюймъ ? король; трагед³я должна сдѣлать его человѣкомъ. Уже первое оскорблен³е, нанесенное раздавшему свое царство королю, является началомъ страшной трагед³и: "король узнаетъ, что онъ человѣкъ и ничего больше, т.-е. бѣдное, голое, двуногое животное" (I, 2²6). Эту истину ему суждено выстрадать, ему суждено пройти тяжелый крестный путь. "За всю свою долгую жизнь онъ успѣлъ лишь научиться чувствовать себя королемъ... Но ему осталось еще понять, что и всѣ друг³е люди ? короли". И когда онъ это пойметь, онъ станетъ "такъ безмѣрно прекрасенъ въ своемъ трогательномъ велич³и и могучей кротости..., что всѣ вынесенныя имъ муки не только перестаютъ казаться намъ нелѣпыми, ненужными, но получаютъ въ нашихъ глазахъ глубок³й смыслъ" (I, 227). Въ этомъ смыслъ трагед³и короля Лира, въ этомъ смыслъ всякой трагед³и. Трагед³я, говоритъ Л. Шестовъ, вызываетъ необычайное напряжен³е силъ; всѣ вопросы жизни возникаютъ передъ человѣкомъ, какъ они возникли передъ Лиромъ, съ той настойчивостью, которая исключаетъ всякую возможность отклонен³я отвѣта. Лиръ выстрадалъ эти отвѣты и сталъ передъ смертью человѣкомъ: въ этомъ смыслъ его трагед³и, въ этомъ отвѣтъ на вопросъ, эачѣмъ ему трагед³я? "Если трагед³я наканунѣ смерти имѣетъ смыслъ, ? приведемъ мы въ заключен³е послѣднюю большую цитату изъ книги Л. Шестова: ? если она не оказывается насмѣшливою игрою адскихъ или ? что еще хуже ? равнодушныхъ силъ; если то, что пережилъ Лиръ, нужно было ему ? то этимъ снимаются всѣ обвинен³я съ жизни. Вмѣсто того, чтобы проклинать судьбу, мы, понявъ содержан³е ея "необъятныхъ книгъ", т.-е. Шекспира, благословимъ цѣлесообразность господствующаго надъ человѣкомъ закона"... "...тамъ, гдѣ для насъ хаосъ, случай, безсмысленная борьба мертвой, равнодушной, но безконечно могучей силы съ живымъ, чувствующимъ, но немощнымъ человѣкомъ, т.-е. тамъ, гдѣ для насъ область нелѣпаго трагизма, тамъ поэтъ видитъ осмысленный процессъ духовнаго развит³я. Подъ видимыми всѣмъ людямъ муками онъ открываетъ невидимую никому задачу жизни"... И въ этомъ смыслъ того, что мы называемъ трагической красотой. "Если бы удары, обрушивш³еся на бѣдную голову старца, были дѣломъ "слѣпой судьбы", "случая", ведущихъ людей къ страдан³ю, безум³ю и смерти, то о трагической красотѣ не могло бы быть и рѣчи. Мы могли бы говорить лишь о трагическомъ безобраз³и"... Трагическое безобраз³е имѣло бы мѣсто при наличности нелѣпаго трагизма, трагическая красота обусловлена разумной необходимостью; трагическую красоту можетъ создать жизнь, а возсоздать ? велик³й художникъ, которому ясенъ законъ разумной необходимости. "Найти тамъ законъ, гдѣ всѣ видятъ нелѣпость, отыскать тамъ смыслъ, гдѣ по общему мнѣн³ю не можетъ не быть безсмыслицы, и не прибѣгнуть ко лжи, къ метафорамъ, къ натяжкамъ, а держаться все время правдиваго воспроизведен³я дѣйствительности ? это высш³й подвигъ человѣческаго ген³я"... (I,234-235, 241).

   Такой подвигъ совершилъ Шекспиръ; доказать это ? цѣль книги Л. Шестова. "Цѣлые годы призракъ случайности человѣческаго существован³я преслѣдовалъ его и цѣлые годы велик³й поэтъ безстрашно всматривался въ ужасы жизни и постепенно уяснялъ себѣ ихъ смыслъ и значен³е"... "Чѣмъ ужаснѣе представлялась ему дѣйствительность, тѣмъ настоятельнѣе чувствовалъ онъ потребность понять все то, что происходило вокругъ него... Поэтъ чувствовалъ, что нельзя жить, не примирившись съ жизнью. Пока есть Лиры, Гамлеты, Отелло; пока есть люди, случайно, въ силу рожден³я или внѣшнихъ обстоятельствъ, ставш³е добычей несчаст³я или, что еще ужаснѣе, виновниками несчаст³я другихъ, преступниками; пока надъ человѣкомъ господствуеть слѣпая сила, опредѣляющая его судьбу ? жизнь наша только "сказка, разсказанная глупцомъ""... И Шекспиръ, по мнѣн³ю Л. Шестова, показалъ намъ, что слѣпой судьбы не существуетъ, что Нѣкто въ сѣромъ ? миѳъ, что Случай ? миражъ, фатаморгана. Случая нѣтъ ? вотъ что говорить намъ Шекспиръ. "Если онъ показываетъ намъ законъ тамъ, гдѣ мы считаемъ неизбѣжнымъ случай, то лишь потому, что тамъ есть этотъ законъ, который мы не въ силахъ различить. Если судьба Лира, казавшаяся всѣмъ судьбой человѣка, которому раздробилъ голову случайно оборвавш³йся съ дома кирпичъ, оказывается осмысленнымъ ростомъ его души, то не фантаз³я Шекспира украсила кирпичъ, а зоркость поэта прослѣдила всѣ результаты дѣйств³я удара. Въ "Королѣ Лирѣ" Шекспиръ возвѣщаетъ велик³й законъ осмысленности явлен³й нравственнаго м³ра: случая нѣтъ, если трагед³я Лира не оказалась случаемъ"... "А если такъ, то ?????? есть лишь необъясненный случай (курс. нашъ). Участь Глостера и Кордел³и, погибшихъ за короля, уже не наполняетъ нашу душу фантастическимъ ужасомъ, какъ и неожиданное явлен³е природы не смущаетъ человѣка, достаточно вышколеннаго, чтобы понимать невозможность нарушен³я закона причинности" (I, 280-281, 242-243).

   Этимъ аккордомъ заканчивается книга Л. Шестова: случая нѣтъ, нелѣпаго трагизма нѣтъ, есть лишь осмысленная необходимость; а все нелѣпое, несправедливое, возмущающее душу ? это только необъясненный случай...

  

   Выше мы почти всюду предоставляли слово самому Л. Шестову, не желая становиться между нимъ и читателями въ его аполог³и трагед³и. Читатель выслушалъ такимъ образомъ убѣжденную и горячую рѣчь рыцаря Цѣлесообразности и непримиримаго врага Случая; насколько эта убѣжденная рѣчь убѣдительна ? вотъ вопросъ, котораго мы еще не коснулись. А коснуться его необходимо, такъ какъ мы имѣемъ здѣсь передъ собой совершенно особое рѣшен³е проблемы о смыслѣ жизни, рѣшен³е, не совпадающее ни съ мистической, ни съ позитивной теор³ей прогресса и въ корнѣ расходящееся съ построен³ями художественнаго творчества и Ѳ. Сологуба и Л. Андреева.

   Дѣйствительно, трудно найти большую противоположность м³ровоззрѣн³й, чѣмъ у Л. Андреева и Л. Шестова, автора книги о Шекспирѣ. "Нѣкто въ сѣромъ" у Л. Андреева ? вѣдь для нравственнаго м³ра это тотъ самый Случай, та самая "слѣпая судьба", которую категорически отвергалъ Л. Шестовъ; по Л. Андрееву м³ромъ правитъ равнодушная сила, механическ³е законы которой настолько же фатально необходимы въ м³рѣ физическомъ, насколько случайны въ м³рѣ нравственномъ; это та самая точка зрѣн³я, которую Л. Шестовъ называлъ наивно-близорукой и которую онъ искренно презиралъ, считая ее удѣломъ "типическаго современнаго человѣка съ вѣрой во власть случая" (I, 43). Центральный вопросъ Л. Андреева: "зачѣмъ жить, если существуетъ смерть?" ? представлялся Л. Шестову удѣломъ книжнаго человѣка, "мыслителя" въ родѣ Гамлета. Философ³я Гамлета на кладбищѣ ? это дѣйствительно кладбищенская философ³я; черепа леденятъ ему кровь: "что жизнь, если рано или поздно всѣ мы будемъ такими?!.. Мысль о смерти, иначе какъ въ видѣ голаго черепа ему не представляющейся..., торжествуетъ надъ нимъ. Онъ не чувствуетъ, что не изъ нея надо исходить"... Такъ говоритъ Л. Шестовъ о Гамлетѣ и могъ бы повторить о Л. Андреевѣ. Ну, а Нѣкто въ сѣромъ? Нѣкто въ сѣромъ ? это фантомъ, который долженъ быть покоренъ нами; мы должны взглянуть въ глаза Елеазара-Случая и оказаться сильнѣе его: "нельзя примириться съ Медузой, не покоривъ ее" (I, 84, 76). И Л. Шестовъ покоряетъ ее, преодолѣваетъ фантомъ Случая и ставитъ на его мѣсто принципъ осмысленной необходимости. Въ этомъ отношен³и, какъ видимъ, Л. Андреевъ и Л. Шестовъ ? двѣ прямыя противоположности. Кто изъ нихъ правъ? Оба правы.

   Л. Шестовъ правъ, ибо онъ понимаетъ то, что иногда непонятно Л. Андрееву: онъ понимаетъ и принимаетъ субъективную осмысленность жизни; въ этомъ какъ-разъ и заключается вся суть его книги, доказывающей, что личная трагед³я осмысленна. Эта мысль вскрыта въ книгѣ Л. Шестова настолько блестяще, что намъ къ ней нечего прибавлять. Человѣкъ долженъ выстрадать свое развит³е, долженъ очиститься и закалиться въ горнилѣ горя и мукъ, ? и такое горе, так³я муки всегда оправданы, всегда понятны: въ этомъ смыслъ трагед³и, въ этомъ субъективный смыслъ жизни. Съ высоты такого принципа находитъ себѣ оправдан³е и та Смерть, отъ которой съ такимъ ужасомъ бѣжитъ Л. Андреевъ. Именно потому и дѣнна жизнь, что существуетъ смерть, сказа-ли мы, говоря о Л. Андреевѣ; эта мысль получаетъ теперь новое освѣщен³е: иногда жизнь дѣлается цѣнной, субъективно осмысленной только передъ взоромъ Смерти. Ибо пока на землѣ есть смерть, есть и трагед³я; а личная трагед³я для многихъ есть единственный путь къ субъективной осмысленности существован³я. Шопенгауеръ гдѣ-то сказалъ, что если бы удалить изъ жизни гнетущую человѣка трагед³ю, то человѣкъ погибъ бы ? какъ погибъ бы и въ томъ случаѣ, если бы устранить давлен³е атмосферы на наше тѣло. Это сравнен³е можно продолжить; можно сказать, что при чрезмѣрномъ увеличены атмосфернаго давлен³я человѣкъ тоже погибнетъ, будетъ раздавленъ, какъ онъ иногда бываетъ раздав-ленъ чрезмѣрной тяжестью нравственныхъ мукъ, непосильно тяжелой трагед³ей. Но так³е случаи не опровергаютъ общаго принципа: мы не можемъ жить внѣ атмосфер-на-го давлен³я. Достоевск³й выражалъ эту же мысль своимъ извѣстнымъ парадоксомъ: чело-вѣкъ до страсти любитъ страдан³е, эту единст-венную причину сознан³я. "Любитъ" ? объ этомъ можно спорить; но Достоевск³й правъ въ томъ, что единственной причиной созна-н³я, дѣйствительно, часто бываетъ страдан³е, трагед³я: Л. Шестовъ показываетъ намъ это на типахъ Лира, Гамлета, Кор³олана. Пока существуютъ страдан³я ? существуетъ трагед³я; но если даже въ какомъ-нибудь Zukunftstaat'ѣ страдан³я навѣки упразднятся, то все же не упразднится смерть; пока же на землѣ есть смерть ? есть и личная трагед³я; пока есть личная трагед³я, очищающая и возвышающая человѣка ? существуетъ субъективный смыслъ горя, мукъ, страдан³й, субъективный смыслъ человѣческой жизни. Посколь-ку муки эти субъективно осмысленны, поскольку осмысленна жизнь ? постольку "разум-ная необходимость" становится на мѣсто "нелѣпаго трагизма", постольку побѣждается на-ми Нѣкто въ сѣромъ. Такъ Человѣкъ побѣждаетъ въ поединкѣ Нѣкоего въ сѣромъ, и мы ви-дѣ-ли выше, что побѣда эта остается непонятой Л. Андреевымъ. Ее понимаетъ, ее раскры-ваетъ намъ Л. Шестовъ: онъ показываетъ смыслъ трагед³и и тѣмъ самымъ вскрываетъ неясную для Л. Андреева субъективную осмысленность "жизни человѣка".

   Но правъ и Л. Андреевъ, ставя надъ человѣкомъ своего Нѣкоего въ сѣромъ, эту слѣпую судьбу, этотъ ненавистный Л. Шестову Случай. Л. Андреевъ правъ потому, что всѣмъ своимъ творчествомъ онъ безсознательно вскрываетъ передъ нами основную ошибку тѣхъ разсужден³й Л. Шестова, съ которыми мы познакомили читателя. Ошибку эту можно сформулировать проще всего такъ: Л. Шестовъ не видѣлъ и не хотѣлъ понять того, что элементы осмысленной трагед³и одного человѣка неизбѣжно являются въ то же самое время элементами безсмысленной драмы другого.

   Пояснимъ двумя-тремя примѣрами. Вотъ передъ нами "жиз