Иванов-Разумник Р. В. - О смысле жизни

  

   Ивановъ-Разумникъ. О СМЫСЛѢ ЖИЗНИ. Ѳ. Сологубъ, Л. Андреевъ, Л. Шестовъ. СПб. 1910.

   "Im Werden Verlag". Некоммерческое электронное издание. 2006

   http://imwerden.de

  

  

  

   Предислов³е ко 2-му издан³ю.

   Вопросъ ? смыслѣ жизни и рѣшен³я его. (Вмѣсто введен³я).

   Ѳедоръ Сологубъ.

   Леонидъ Андреевъ.

   Левъ Шестовъ.

   Имманентный субьективизмъ. (Вмѣсто заключен³я).

  

  

   Въ настоящемъ издан³и, кромe многочисленныхъ мелкихъ поправокъ, вставокъ и сокращен³й, дополнена глава o Л. Андреевe. Все остальное не подверглось какимъ-либо значительнымъ измeнен³ямъ.

   Очень цeня письменное обращен³е ко мнe многихъ читателей по вопросамъ, затронутымъ въ этой и другихъ моихъ книгахъ, я, къ сожалeн³ю, не имeю возможности отвeчать каждому непосредственно. Въ статьe "Еще o смыслѣ жизни", помeщенной въ книгe "Литература и общественность", читатели найдутъ, быть можетъ, отвeты на нeкоторые вопросы, затронутые въ настоящей книгe лишь мимоходомъ.

  

  

  

  

  

  

   Для чего человѣкъ живетъ? Въ чемъ смыслъ существован³я каждаго отдѣльнаго человѣка и всего человѣчества? Есть ли вообще этотъ смыслъ, или же истор³я жизни человѣка и жизни человѣчества равно безсмысленны? Всем³рная истор³я не есть ли только "д³аволовъ водевиль", въ которомъ всѣ мы жалк³я мар³онетки? Можетъ ли быть объяснено ? и если можетъ, то какъ ? "м³ровое зло", возмущающее насъ своей явной безсмысленностью? И являются ли такимъ объяснен³емъ, а значитъ отчасти и оправдан³емъ м³ра, тѣ теор³и прогресса, которыя пользуются въ настоящее время наи-большей распространенностью? Если нѣтъ, то чѣмъ и какъ живетъ еще современный человѣкъ со своей изъязвленной совѣстью? Чѣмъ оправдываеть онъ, чѣмъ онъ можетъ оправдать окружающее его "безум³е и ужасъ"? ? "оправдано" должно быть все окружающее,

  

   М³ръ долженъ быть оправданъ весь,

   Чтобъ можно было жить...

  

   Однимъ словомъ ? въ чемъ смыслъ, цѣль и оправдан³е отдѣльной жизни человѣка? Въ чемъ смыслъ, цѣль и оправдан³е общей жизни человѣчества, всем³рной человѣческой истор³и?

   Этотъ рядъ вопросовъ, старыхъ и вѣчно-юныхъ какъ м³ръ, неотъемлемо присущъ человѣческому сознан³ю. Нѣтъ и не было человѣка, который бы не рѣшилъ для себя такъ или иначе эти вопросы; и если не у каждаго это рѣшен³е лежитъ въ полѣ яснаго сознан³я, то за порогомъ сознан³я оно лежитъ несомнѣнно у каждаго. Нѣтъ и не было религ³и, системы, теор³и, м³ровоззрѣн³я, которыя бы не пытались дать общеобязательное рѣшен³е этихъ вопросовъ; и если такого общаго рѣшен³я до сихъ поръ еще нѣтъ (и никогда не будетъ), то это показываетъ только, что такое рѣшен³е не можетъ быть сведено къ логическимъ и этическимъ нормамъ. Вопросы эти ? метафизическаго порядка, и поскольку метафизика не есть наука и невозможна, какъ наука, постольку же невозможно, къ счастью, и "научное" рѣшен³е этихъ вопросовъ. Наукѣ и смежнымъ съ нею философскимъ дисциплинамъ, въ родъ теор³и познан³я, здѣсь нечего дѣлать; здѣсь область философ³и въ широкомъ смыслѣ, область интуитивнаго творчества, область совмѣстной работы Шекспира и Лейбница, Гете и Фихте, Достоевскаго и Вл. Соловьева; здѣсь область взаимодѣйств³я спекулятивной мысли и художественнаго созидан³я, здѣсь соприкасается творческая интуиц³я художника и философа. И если великимъ художникомъ въ этой области можетъ считаться, напримѣръ, Фихте со своей системой этическаго пантеизма, то ген³альнымъ философомъ является и Достоевск³й, создавш³й Ивана Карамазова, впервые въ русской литературѣ такъ резко, ребромъ поставившаго тѣ "проклятые вопросы", которые мы повторили выше.

   Не съ Карамазова, конечно, это началось и не имъ кончилось: еще за сорокъ лѣтъ до Ивана Карамазова Бѣлинск³й бросалъ вызовъ "Молоху, пожирающему жизнь", и весьма непочтительно возвращалъ Егору Ѳедоровичу (Гегелю) билетъ на право входа во вселенскую гармон³ю, требуя отчета ? каждомъ изъ брат³й по крови; и черезъ тридцать лѣтъ послѣ Ивана Карамазова мы имѣемъ передъ собою то рѣшен³е карамазовскихъ вопросовъ, съ которымъ мы познакомимся, изучая творчество Леонида Андреева, Ѳедора Сологуба, Льва Шестова. Во всякомъ случаѣ несомнѣнно, что эти три писателя могутъ сказать про себя: "всѣ мы вышли изъ Ивана Карамазова", подобно тому какъ Достоевск³й въ свое время утверждалъ, что вся русская "гуманическая" литература вышла изъ "Шинели". Иванъ Карамазовъ настолько рѣзко и непримиримо поставилъ свои жгуч³е вопросы, что рѣшен³е ихъ отнынѣ навсегда будетъ связано съ его именемъ.

   Этотъ рядъ карамазовскихъ вопросовъ является той общей осью вращен³я, которая проходитъ черезъ центры творчества Л. Андреева, Ѳ. Сологуба и Л. Шестова: вотъ та точка зрѣн³я, къ которой мы придемъ и съ которой будемъ изучать творчество этихъ трехъ столь различныхъ и столь близкихъ другъ другу писателей. Соединен³е этихъ трехъ именъ не случайно и объясняется именно тѣмъ, что во всей современной русской литературѣ только эти три писателя поставили во главу угла своего художественнаго и философскаго творчества вопросъ ? смыслѣ жизни. Конечно, вопросъ этотъ не отведенъ въ монопольное владѣн³е Сологуба, Андреева и Шестова; его пытаются рѣшать такъ или иначе разные второстепенные и третьестепенные "таланты" нашей современной литературы; его касаются мимоходомъ и так³е крупные выдающ³еся таланты, какъ Валер³й Брюсовъ (въ своей драмѣ "Земля" и во многихъ стихотворен³яхъ), его категорически рѣшаетъ Мережковск³й и родственная ему группа писателей. Но только три писателя, изучен³е которыхъ является цѣлью настоящей книги, кладутъ этотъ вопросъ ? смыслѣ жизни въ основу всего своего миропониман³я, являясь въ то же самое время одними изъ наиболѣе выдающихся представителей современнаго русскаго художественно-философскаго творчества.

   Эта точка зрѣн³я ? обоснован³е которой явится результатомъ настоящей книги ? ясно показываетъ, что разборъ названныхъ писателей отнюдь не будетъ обычнаго критическаго характера: пусть читатель не ждетъ найти въ дальнѣйшемъ эстетическую, психологическую или соц³ологическую критику произведен³й этихъ авторовъ; онъ найдетъ только критику философско-этическую, цѣль которой не психологическ³й или эстетическ³й анализъ (это только попутное средство), но раскрыт³е того, что составляетъ "душу живу" каждаго произведен³я, опредѣлен³е "философ³и" автора, "паѳоса" его творчества, говоря словами романтиковъ тридцатыхъ годовъ. Это стоитъ выше всякаго утилитарнаго или эстетическаго критер³я и это, думается намъ, единст-венная цѣль, достойная критики, достойная литературы.

  

   Прежде чѣмъ перейти къ знакомству съ художественно-философскимъ творчест-вомъ Ѳ. Сологуба, Л. Андреева и Л. Шестова, вернемся на минуту къ Ивану Карамазову и къ тѣмъ м³ровымъ вопросамъ ? въ томъ числѣ и вопросу ? смыслѣ жизни, ? которые были имъ такъ ген³ально поставлены и на которые такъ безнадежно плоско отвѣчали всѣ наши "теор³и прогресса". Вѣдь всякая теор³я прогресса есть въ конечномъ счетѣ отвѣтъ на вопросъ ? смыслѣ жизни; съ главнѣйшими изъ этихъ отвѣтовъ намъ и слѣдуетъ прежде всего познакомиться.

   Иванъ Карамазовъ пришелъ со своими м³ровыми вопросами въ русскую литературу и слишкомъ рано и слишкомъ поздно. Онъ опоздалъ на тридцать-сорокъ лѣтъ, такъ какъ вопросы эти были мучительно близки только сверстникамъ Бѣлинскаго и Герцена; послѣ нихъ, въ эпоху шестидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ, эти вопросы были сведены на нѣтъ, признаны слишкомъ простыми и легкими. Да и не до нихъ было. На первый планъ выступила общественная, практическая, созидательная и разрушительная работа; Иванъ Карамазовъ со своими запросами былъ неумѣстенъ въ эпоху судебныхъ реформъ и дарвинизма, земскихъ учрежден³й и соц³олог³и, всеобщей эмансипац³и и народовольческаго террора. Но, придя слишкомъ поздно, Иванъ Карамазовъ пришелъ и слишкомъ рано. Кто былъ его единственнымъ слушателемъ? Алеша, этотъ сюсюкающ³й младенецъ, по ядовитой характеристикѣ Михайловскаго и Л. Шестова... Потомъ пришли восьмидесятые годы со своимъ однобокимъ эстетиз-момъ и идеалами "трансцендентальнаго чиновничества"; пришло толстовство, для котораго всѣ проклятые вопросы были уже рѣшены безапелляц³онно и безповоротно. Потомъ пришелъ марксизмъ съ разъ навсегда готовыми рѣшен³ями всѣхъ вопросовъ, съ идеаломъ своего Zukunftstaat'a, стремлен³е къ достижен³ю котораго упраздняетъ всѣ карамазовск³е вопросы... И только во второй половинѣ девяностыхъ годовъ карамазовск³е вопросы вновь воскресли, вновь нашли свой откликъ въ русской литературѣ, вновь были поставлены съ прежней страстностью и силой.

   Оставимъ въ сторонѣ и эстетизмъ и трансцендентальное чиновничество съ ихъ рѣшен³емъ карамазовскихъ вопросовъ; вспомнимъ только, какъ рѣшались и, главное, какъ ставились эти вопросы до и послѣ Ивана Карамазова той частью интеллигенц³и, которая составляла большинство русскаго культурнаго общества.

   Взгляды этого большинства вполнѣ опредѣляются формулой: позитивная теор³я прогресса, и подъ эту формулу одинаково подходятъ и семидесятникъ-народникъ, и восьмидесятникъ-толстовецъ, и девятидесятникъ-марксистъ, какъ ни различны и даже ни противоположны они въ остальныхъ частяхъ своего м³ровоззрѣн³я. Чтобы не возбуждать лишнихъ споровъ, не будемъ говорить ? толстовствѣ, хотя и несомнѣнно, что толстовское "царство бож³е на землѣ" является вполнѣ рац³оналистическимъ по-строен³емъ и рац³оналистической теор³ей прогресса; ограничимся только народничествомъ и марксизмомъ, позитивное построен³е теор³и прогресса которыхъ врядъ ли кто будетъ оспаривать. Сущность этой теор³и прогресса общеизвѣстна; ея основная и характернѣйшая черта заключается въ томъ, что цѣль историческаго процесса признается имманентной ? цѣлью этой являются грядущ³я человѣческ³я поколѣн³я. Мы боремся, мы умираемъ за счастье нашихъ далекихъ потомковъ, мы страдаемъ и гибнемъ для достижен³я золотого вѣка на землѣ: въ этомъ отвѣтъ на всѣ карамазовск³е вопросы, въ этомъ смыслъ, цѣль и оправдан³е и отдѣльной человѣческой жизни и всем³рной человѣческой истор³и. Цѣль всем³рной истор³и ? "la grande conception d'Humanitê", говоря словами О. Конта; смыслъ всем³рной истор³и ? постепенное приближен³е этого Человѣчества къ идеалу, будь то толстовское Добро или марксистск³й Zukunftstaat; оправдан³е всем³рной истор³и ? грядущее счастье этого Человѣчества, хотя бы въ далекомъ будущемъ. Мы смертны ? но человѣчество безсмертно; мы несчастны ? но человѣчество будетъ счастливо; мы страдаемъ и гибнемъ ? но "страдан³я наши перейдутъ въ радость для тѣхъ, кто будетъ жить послѣ насъ, счастье и миръ настанутъ на землѣ"... (Чеховъ, "Три сестры").

   Такъ отвѣчаетъ на вопросы ? смыслѣ жизни позитивная теор³я прогресса, такъ отвѣчала на нихъ почти вся русская интеллигенц³я восьмидесятыхъ и девяностыхъ годовъ, такъ отвѣтила и русская художественная литература этой эпохи въ лицѣ Чехова и Горькаго. Чеховъ искалъ спасен³я отъ карамазовскихъ вопросовъ въ своей "вѣрѣ въ прогрессъ"; какъ утопающ³й за соломинку, онъ хватался за мысль, что "черезъ двѣсти-триста лѣтъ настанетъ новая, счастливая жизнь", что "черезъ триста-четыреста лѣтъ вся земля обратится въ цвѣтущ³й садъ", что "черезъ двѣсти-триста лѣтъ жизнь на землѣ будетъ невообразимо прекрасной, изумительной"... Отвѣтъ ли это на вопросы ? смыслѣ жизни, мы скоро увидимъ. М. Горьк³й даетъ на эти вопросы такой же отвѣтъ: цѣль для него ? въ будущемъ, мы живемъ для грядущихъ поколѣн³й, для лучшаго будущаго, для "лучшаго человѣка"... "Всякъ думаетъ, что для себя проживаетъ, анъ выходитъ, что для лучшаго! По сту лѣтъ... а, можетъ, и больше для лучшаго человѣка живутъ"... ("На днѣ"). И когда-нибудь этотъ сверхъ-человѣкъ, эти лучш³е люди найдутъ "гармон³ю между собой и м³ромъ", создадутъ эту гармон³ю въ самихъ себѣ, озарятъ "весь мрачный хаосъ жизни на этой изстрадавшейся землѣ" и сметутъ съ нея "всю злую грязь ? въ могилу прошлаго"... ("Человѣкъ"). Все это является только преломлен³емъ въ художественномъ творчествѣ Чехова и Горькаго той общепринятой позитивной теор³и прогресса, основныя положен³я которой достигли крайней степени развит³я въ марксистскомъ учен³и ? государствѣ будущаго, Zukunftstaat'е, какъ ? такой формѣ общежит³я, которое установитъ на вѣчныя времена на землѣ миръ и въ человѣцѣхъ благоволен³е...

  

   Въ течен³е долгаг? времени такой отвѣтъ на вопросы ? смыслѣ жизни считался единственно возможнымъ и неопровержимымъ. Но мало-по-малу стали слышаться и единичные голоса протеста, впослѣдств³и объединивш³еся въ хорѣ отщепенцевъ марксизма, въ томъ критическомъ течен³и, которое въ концѣ девяностыхъ и началѣ девятисотыхъ годовъ пришло "отъ марксизма къ идеализму". Идеализмъ рѣзко возсталъ противъ позитивной теор³и прогресса, противъ "великой концепц³и Человѣчества", являющагося цѣлью прогресса, противъ всей этой шигалевщины, считающей людей средствомъ для блага немногихъ избранныхъ; и надо признать, что эта борьба идеализма съ позитивной теор³ей прогресса не могла не быть побѣдоносной: слишкомъ слабы были опорные пункты этой теор³и, слишкомъ много было въ ней мѣстъ minoris resistentiae. Ha эти мѣста и обрушила свои удары идеалистическая критика. Одинъ примѣръ: человѣкъ смертенъ, но человѣчество безсмертно, слышали мы отъ позитивной теор³и прогресса. "...Но что же такое это человѣчество и отличается ли оно своими свойствами отъ человѣка? ? слышимъ мы возражен³я одного изъ представителей идеалистическаго течен³я (въ сборникѣ "Проблемы идеализма"). ? Нѣтъ, оно ничѣмъ отъ него не отличается, оно представляетъ просто большое неопредѣленное количество людей, со всѣми людскими свойствами, и такъ же мало получаетъ новыхъ качествъ въ своей природѣ, какъ куча камней или зерна по сравнен³ю съ каждымъ отдѣльнымъ камнемъ или зерномъ. То, что позитивизмъ называетъ человѣчествомъ, есть повторен³е на неопредѣленномъ пространствѣ и времени и неопредѣленное количество разъ насъ самихъ со всей нашей слабостью и ограниченностью. Имѣетъ наша жизнь абсолютный смыслъ, цѣну и задачу, ее имѣетъ и человѣчество; но если жизнь каждаго человѣка, отдѣльно взятая, является безсмыслицей, абсолютной случайностью, то такъ же безсмысленны и судьбы человѣчества. Не вѣруя въ абсолютный смыслъ жизни личности и думая найти его въ жизни цѣлаго собран³я намъ подобныхъ, мы, какъ испуганныя дѣти, прячемся другь за друга; логическую абстракц³ю хотимъ выдать за высшее существо..." (С. Булгаковъ, "Основныя проблемы теор³и прогресса"). Какъ бы ни относиться къ крайнему номинализму такого взгляда, но во всякомъ случаѣ несомнѣнно, что возражен³е это попадаетъ въ одно изъ больныхъ мѣстъ позитивной теор³и прогресса: отсылать отъ Понт³я къ Пилату, отъ человѣка къ человѣчеству ? значитъ только обнаружить свое безсил³е въ рѣшен³и вопросовъ ? смыслѣ жизни.

   Еще безнадежнѣе положен³е вѣрующихъ въ позитивную теор³ю прогресса въ томъ случаѣ, когда они пытаются на вопросъ ? цѣли человѣческой жизни или цѣли всем³рной истор³и отвѣтить ссылкой на будущее: "цѣль въ будущемъ", "мы живемъ и работаемъ для блага грядущихъ поколѣн³й"... Сознан³е этого должно приносить намъ, якобы, высшее нравственное удовлетворен³е: вѣдь "черезъ двѣсти-триста лѣтъ" будетъ рай на землѣ, а все м³ровое зло будетъ сметено съ нея "въ могилу прошлаго"... Мы знаемъ, какъ настойчиво пытался загипнотизировать себя Чеховъ этой трогательной вѣрой въ то, что наши страдан³я перейдутъ въ радость грядущихъ поколѣн³й, что счастье и миръ настанутъ на землѣ; но ему никогда не удалось довести до успѣшнаго конца этотъ добросовѣстный самообманъ. Грустныя, тоскливыя ноты остались до конца доминирующими въ творчествѣ Чехова, такъ какъ никогда не могъ онъ заглушить въ себѣ протеста живой личности противъ бездушной теор³и. Счастье и миръ настанутъ на землѣ, а изъ меня лопухъ расти будетъ; ну, а дальше? ? спрашиваетъ себя каждый изъ насъ словами Базарова, спрашивалъ себя, несомнѣнно, и Чеховъ. И такъ говоритъ въ насъ не эгоизмъ, а тотъ глубочайш³й этическ³й индивидуализмъ, который признаетъ въ каждой человѣческой личности ? цѣль, который не можетъ удовлетвориться миромъ и счастьемъ немногихъ за счетъ страдан³й и гибели большинства; въ каждомъ изъ насъ протестуетъ Иванъ Карамазовъ: "не для того же я страдалъ, чтобы собой, злодѣйствами и страдан³ями моими унавозить кому-то будущую гармон³ю"...

   И передъ лицомъ такого протеста стушевывается всякая вѣра въ прогрессъ, эта растянутая на сотни и тысячи лѣтъ шигалевщина, это признан³е современныхъ поколѣн³й только средствомъ для поколѣн³й грядущихъ, это оправдан³е безсмысленности нашего существован³я осмысленностью существован³я нашихъ потомковъ. "Народы представляли бы нѣчто жалкое, если бъ они свою жизнь считали только одной ступенью неизвѣстному будущему; они были бы похожи на носильщиковъ, которымъ одна тяжесть ноши и трудъ пути, а руно несомое другимъ" ? это говорилъ Герценъ въ началѣ сороковыхъ годовъ. И еще: "...для кого мы работаемъ? Кто этотъ Молохъ, который, по мѣрѣ приближен³я къ нему тружениковъ, вмѣсто награды, пятится на-задъ и въ утѣшен³е изнуреннымъ и обреченнымъ на гибель толпамъ, которыя ему кричатъ morituri te salutant, только и умѣетъ отвѣтить насмѣшкой, что послѣ ихъ смерти будетъ прекрасно на землѣ?"... ("Съ того берега"). Герценъ ясно видѣлъ то, чего не сознавалъ Чеховъ: утѣшен³е, что "черезъ двѣсти-триста лѣтъ" на землѣ будетъ рай ? не утѣшен³е, а насмѣшка; пусть черезъ двѣсти-триста лѣтъ вся злая грязь будетъ сметена съ лица земли "въ могилу прошлаго", какъ утѣшаетъ насъ М. Горьк³й ? что же это, какъ не злая насмѣшка надъ современнымъ живымъ человѣкомъ, изнуреннымъ и обреченнымъ на гибель черезъ пять ? десять ? двадцать лѣтъ? И если, по крылатому выражен³ю того же М. Горькаго, въ каретѣ прошлаго далеко не уѣдешь, то грядущ³я похороны м³рового зла въ "могилѣ прошлаго" не являются ли попыткой утѣшить насъ "каретой будущаго"? Вѣдь и въ каретѣ будущаго далеко не уѣдешь...

  

   Сторонники позитивной теор³и прогресса пытаются уврачевать настоящую боль картиной далекаго будущаго, иллюз³ей безболѣзненнаго и мирнаго жит³я въ будущемъ земномъ раѣ; но человѣческое сознан³е, не затемненное догматическими предпосылками, не мирится съ такимъ признан³емъ реальнаго человѣка средствомъ для сверхъ-человѣка будущаго, что и выразилъ ген³ально въ русской литературѣ Иванъ Карамазовъ, а задолго до него ? Герценъ. Представители идеалистическаго течен³я конца XIX вѣка въ своей борьбѣ съ позитивной теор³ей прогресса только повторяли тѣ аргументы, которые за полъ-вѣка до того были исчерпывающимъ образомъ развиты авторомъ "Съ того берега" и позднѣе ? авторомъ "Легенды о Великомъ Инквизиторѣ". Чѣмъ однако нео-идеалисты замѣнили эту еще разъ разбитую ими теор³ю? ? Теор³ей до извѣстной степени противоположной и которая можетъ быть обозначена нами какъ мистическая теория прогресса. Согласно этой теор³и, цѣль историческаго процесса является трансцендентной ? эта цѣль есть Богъ. М³ромъ и истор³ей правитъ "абсолютный разумъ", онъ же является мощнымъ объективнымъ выражен³емъ добра, т.-е. уже Добра съ прописной буквы. Зло же является имманентнымъ истор³и, что не мѣщаетъ намъ признавать "трансцендентную рац³ональность всего сущаго" (см. указанную выше статью С. Булгакова). Мы боремся, страдаемъ и умираемъ не за счастье будущихъ поколѣн³й, не для достижен³я золотого вѣка на землѣ, а для достижен³я нѣкоторой трансцендентной намъ великой цѣли, великаго идеала ? осуществлен³я нѣкоего прем³рнаго плана Создателя м³ра. А потому абсолютный смыслъ и значен³е имѣетъ и жизнь человѣка и жизнь человѣчества. "Что значитъ найти смыслъ истор³и? Это значитъ, прежде всего, признать, что истор³я есть раскрыт³е и выполнен³е одного творческаго и разумнаго плана, что въ историческомъ процессѣ выражена м³ровая провиденц³альная мысль. Поэтому все, что только было и будетъ въ истор³и, необходимо для раскрыт³я этого плана, для цѣлей разума"... (ibid.). Все, что только было и будетъ въ истор³и ? значитъ, и всѣ возмущавш³я Бѣлинскаго жертвы услов³й жизни и истор³и, всѣ жертвы случайностей, суевѣр³я, инквизиции, Филиппа I I и проч., и проч., все это необходимыя ступени для раскрыт³я плана и цѣлей верховнаго Разума, являющагося въ то же время и абсолютнымъ Добромъ...

   Такова эта мистическая теор³я прогресса. Нельзя не пр³йти къ заключен³ю, что въ ней не меньше пунктовъ minoris resistentiae, чѣмъ въ уже знакомой намъ позитивной теор³и. Одинъ изъ самыхъ слабыхъ пунктовъ сразу бросается въ глаза ? это какъ-разъ тотъ пунктъ, въ который бьютъ всѣ карамазовск³е вопросы: чѣмъ могутъ быть оправданы человѣческ³я страдан³я не съ нуменальной, а съ феноменальной точки зрѣн³я? И болѣе того: какъ примирить "существован³е зла и страдан³я съ признан³емъ разумнаго, благого и мощнаго начала" (ibid.), какъ примирить Абсолютный Разумъ и Добро съ безвинной человѣческой мукой, благ³я божественныя предначертан³я съ гибелью и страдан³ями людей? "Нельзя отрицать, что это едва ли не самый трудный вопросъ всего теистическаго м³ровоззрѣн³я", ? признается тотъ же С. Булгаковъ, типичный представитель мистической теор³и прогресса. Какъ же отвѣчаетъ онъ на этотъ "едва ли не самый трудный вопросъ"? Слѣдуя за Вл. Соловьевымъ, онъ даетъ на этотъ вопросъ слѣдующ³е три отвѣта. Первый: человѣку предоставлена Богомъ свобода выбора добра и зла; с лишкомъ сто лѣтъ тому назадъ Шиллеръ заявлялъ, что "Богъ попускаетъ злу свирѣпствовать въ м³рѣ, чтобы не уничтожить восхитительное явлен³е свободы"... Этотъ старый, изъѣденный молью отвѣтъ не удовлетворилъ бы Ивана Карамазова. Свобода выбора ? очень хорошо, отвѣтилъ бы Иванъ Карамазовъ, а за него отвѣчаемъ мы: но вотъ передъ нами ребенокъ, затравленный собаками звѣря-помѣщика (вы помните этотъ потрясающ³й разсказъ въ "Братьяхъ Карамазовыхъ"?); вотъ смерть въ мучен³яхъ отъ безсмысленной случайности; вотъ упалъ кирпичъ съ домоваго карниза ? и "молодое, полное жизни, надеждъ на будущее, веселое, прекрасное, радостное существо вдругъ обращается навсегда въ негоднаго калѣку" (съ этими словами Л. Шестова мы еще встрѣтимся); вотъ Шешковск³й пытаетъ въ застѣнкѣ Радищева и т. д., и т. д. Гдѣ здѣсь свобода выбора добра и зла? Она есть у звѣря-помѣщика, но гдѣ она у затравленнаго собаками ребенка? А вѣдь весь вопросъ именно въ этихъ неповинныхъ страдан³яхъ. Возмезд³е? Но гдѣ, въ чемъ и кому возмезд³е въ случаѣ съ камнемъ, изуродовавшимъ человѣка? Да и никакое возмезд³е не можетъ уравновѣсить предсмертной тоски разрываемаго псами ребенка... На все это намъ даютъ слѣдующ³й второй отвѣтъ: проблему зла невозможно индивидуализировать. Взятые въ отдѣльности, частные случаи неизбѣжнаго зла являются совершенно иррац³ональными. Но и это не отвѣтъ на мучительные вопросы Ивана Карамазова, это лишь отказъ отъ отвѣта. Только въ томъ случаѣ этотъ отвѣтъ имѣлъ бы нѣкоторое значен³е, если бы предварительно уже была установлена и доказана разумность зла не въ частныхъ случаяхъ, а въ общемъ; но это какъ-разъ то, что мы подвергли выше сомнѣн³ю и на что сторонники мистической теор³и прогресса не дали намъ еще удовлетворительнаго отвѣта. Тогда мы слышимъ оть нихъ трет³й отвѣтъ: всеблагость Бога и м³ровое зло примиримы лишь на почвѣ трансцендентнаго сознан³я... Иными словами это значитъ, что когда мы воскреснемъ изъ мертвыхъ и узримъ вооч³ю вселенскую гармон³ю, то тогда только мы поймемъ смыслъ безвинной человѣческой муки и воскликнемъ "правъ Ты, Господи!.." "И самъ я, пожалуй, воскликну со всѣми, ? говоритъ Иванъ Карамазовъ, ? ...но я не хочу тогда восклицатъ... (и) отъ высшей гармон³и совершенно отказываюсь. Не стоитъ она слезинки хотя бы одного только... замученнаго ребенка"... Это во-первыхъ. А во-вторыхъ: примирен³е Ормузда и Аримана на трансцендентной почвѣ ? это уже дѣло религ³озной вѣры, ни для кого изъ насъ въ этомъ направлен³и необязательной. Сторонники мистической теор³и прогресса религ³озно вѣрятъ, что "въ м³рѣ царитъ разумъ и потому событ³й абсолютно иррац³ональныхъ нѣтъ" и что въ этомъ случаѣ религ³озное сознан³е велитъ "идти противъ эмпирической очевидности, отрицать ее во имя высшаго знан³я"... (слова того же С. Булгакова). Блаженъ, кто вѣруетъ; но мы предпочитаемъ остаться при эмпирической очевидности и не жертвовать ею трансцендентной неочевидности. А такъ какъ вся мистическая теор³я прогресса построена на почвѣ вѣры, то мы и предоставляемъ ее въ полное владѣн³е вѣрующихъ, да благо имъ будетъ...

  

   Итакъ, отвѣтъ на вопросы о смыслѣ жизни въ обоихъ случаяхъ оказался мало удовлетворительнымъ, въ обоихъ случаяхъ основаннымъ на религ³озной вѣрѣ: мистическая теор³я прогресса требуетъ слѣпой вѣры во всеблагого Бога, позитивная теор³я прогресса покоится на догматической вѣрѣ во всеблаженное Человѣчество. Но кромѣ того обѣ эти теор³и недостаточно выдвигаютъ на первый планъ ту живую, страдающую человѣческую личность, отъ имени которой Иванъ Карамазовъ ставилъ свои гнетущ³е вопросы и которая для насъ дороже всего въ м³рѣ; обѣ эти теор³и построены на почвѣ универсализма и считаютъ невозможнымъ индивидуа-лизировать поставленныя человѣческимъ сознан³емъ проблемы. Возможны однако и друг³е отвѣты, возможна и другая постановка самихъ вопросовъ; и въ русской художественной и философской литературѣ послѣдняго десятилѣт³я мы какъ-разъ встрѣчаемся съ тремя глубоко интересными попытками еще и еще разъ отвѣтить на неотъемлемые человѣческому сознан³ю этическ³е запросы. Художественное творчество Ѳ. Сологуба и Л. Андреева и философское творчество Л. Шестова взаимно дополняютъ другъ друга въ этомъ отношен³и, тѣмъ болѣе, что художественное творчество двухъ первыхъ настолько же является философскимъ, насколько философ-ское творчество послѣдняго является художественнымъ. И всѣ трое они стоятъ передъ во-просомъ о смыслѣ жизни, и всѣ трое мучительно ищутъ они отвѣта, то сближаясь другъ съ другомъ, то расходясь въ этихъ своихъ поискахъ въ разныя стороны. Мы прослѣдимъ за творчествомъ этихъ писателей, наиболѣе ярко и цѣльно переломившихъ въ своемъ художественномъ сознан³и тѣ тяжелыя проблемы, которыя мучали и Бѣлинскаго, и Герцена, и Достоевскаго и разрѣшить которыя одинаково не смогла и позитивная и мистическая теор³я прогресса.

   Такъ взглянемъ мы на творчество Л. Андреева, Ѳ. Сологуба и Л. Шестова. Мы увидимъ, что карамазовск³е вопросы отравили ихъ душу своимъ ядомъ, что каждый изъ нихъ пытался спастись противояд³емъ, у каждаго изъ нихъ различнымъ и мѣнявшимся съ течен³емъ времени; мы увидимъ откуда они всѣ трое вышли и къ чему пришли или приходятъ; мы попробуемъ подвести нѣкоторый общ³й итогъ ихъ нравственнымъ и идейнымъ скитан³ямъ и постараемся сами пр³йти къ нѣкоторому опредѣленному выводу, къ одному изъ возможныхъ отвѣтовъ на вѣчные вопросы о смыслѣ жизни. Мы убѣдимся тогда въ тѣсной преемственной связи русской художественно-философ-ской мысли всего Х²Х-го столѣт³я, мы убѣдимся, что трагическ³я проблемы, мучивш³я Бѣлинскаго и Герцена и съ потрясающей силой поставленныя Достоевскимъ, вновь неотвязно стоятъ передъ нашимъ сознан³емъ, вновь преломляются въ художественномъ и философскомъ творчествѣ талантливѣйшихъ изъ современныхъ писателей ? Льва Шестова, Ѳедора Сологуба и Леонида Андреева. Познакомившись съ ними, мы вернемся назадъ ? къ русской литературѣ минувшаго вѣка и къ рѣшен³ю въ ней вопроса о смыслѣ жизни; въ результатѣ всего этого читателю станетъ яснымъ нашъ отвѣтъ на поставленные выше вопросы. Отвѣтъ этотъ ? скажемъ заранѣе ? заключается въ одинаковомъ отрицан³и и позитивной и мистической теор³и прогресса и въ указан³и третьяго возможнаго пути, пути имманентнаго субъективизма. Намѣтить въ общихъ чертахъ эту систему м³ровоззрѣн³я ? такова въ конечномъ счетѣ задача и цѣль этой книги.

   Все это выяснится попутно съ изучен³емъ художественно-философскаго творчест-ва Сологуба, Андреева, и Шестова. Къ нимъ мы теперь и переходимъ.

  

  

  

  

   Остановимся прежде всего на чисто-фактическомъ перечнѣ главныхъ произведен³й Ѳ. Сологуба, мало извѣстныхъ въ широкой публикѣ. И это очень жаль, такъ какъ талантъ этого писателя заслуживаетъ болѣе внимательнаго отношен³я; вплоть до "Мелкаго Бѣса" къ таланту Сологуба относились ? а большинство относится и до сей поры ? не такъ, какъ онъ того заслуживаетъ. А между тѣмъ сильный и своеобразный талантъ этого писателя, скрывающагося подъ псевдонимомъ "Ѳедоръ Сологубъ", проявился уже съ самаго начала его литературной дѣятельности ? съ первой книги его стиховъ, вышедшей еще въ ²895-мъ году. Годъ спустя вышла вторая книга его стиховъ, вмѣстѣ со сборникомъ его разсказовъ, подъ общимъ заглав³емъ "Тѣни"; въ 1903 г. вышелъ большой томъ его стиховъ (книги третья и четвертая, кн?ство "Скорп³онъ"); въ 1906 и 1907 гг. вышли небольшими брошюрами книги пятая и шестая его стихотворен³й; недавно вышли седьмая книга стиховъ (переводы изъ Верлена) и восьмая ("Пламенный Кругъ").

   Мы имѣемъ въ рядѣ перечисленныхъ книгъ около пятисотъ стихотворен³й; за пятнадцать лѣтъ это не такъ много, но болѣе чѣмъ достаточно для того, чтобы опредѣлился "удѣльный вѣсъ" поэз³и. Въ этомъ отношен³и не можетъ быть двухъ мнѣн³й: Ѳ. Сологубъ дѣйствительно "Бож³ею милостью поэтъ", одинъ изъ первыхъ послѣ Бальмонта и Брюсова за все послѣднее десятилѣт³е. Тоскливая и больная, но великолѣпная поэз³я Ѳ. Сологуба займетъ въ истор³и русской литературы узкое, но высокое мѣсто; своеобразное и нѣсколько однообразное поэтическое творчество его всегда будетъ находить звучащ³я ему въ униссонъ родственныя души. Но художественное творчество Ѳ. Сологуба далеко выходитъ за предѣлы чистой лирики; повѣсти и романы Ѳ. Сологуба замѣчательны не менѣе его стихотворен³й. Надо замѣтить, что далеко не вся проза Ѳ. Сологуба собрана въ его книгахъ; многое и чрезвычайно характерное остается разбросаннымъ по разнымъ сборникамъ и журналамъ (особенно въ "Золотомъ Рунѣ", въ "Перевалѣ", въ "Вѣсахъ"): таковы всѣ критико-философск³я статьи Ѳ. Сологуба, крайне любопытныя для выяснен³я его литературной физ³оном³и. Зато его беллетристика собрана имъ почти вся. Уже въ 1896-мъ году вышелъ упомянутый выше сборникъ его разсказовъ (и стиховъ) ? "Тѣни". Почти въ то же время вышелъ его романъ "Тяжелые сны", не обративш³й на себя тогда ничьего вниман³я, а теперь заслоненный отъ насъ вторымъ романомъ Ѳ. Сологуба ? "Мелкимъ Бѣсомъ" (1907 г.), этимъ, безспорно, лучшимъ произведен³емъ Ѳ. Сологуба. Въ 1904-мъ году вышелъ сборникъ разсказовъ Ѳ. Сологуба "Жало Смерти", а въ 1905 и 1906 гг. вышли его "Сказки" и "Политическ³я сказочки" (кн?ства Грифъ и Шиповникъ); наконецъ, уже въ 1907 г. вышелъ сборникъ его разсказовъ "Истлѣвающ³я личины" и мистер³я "Литург³я Мнѣ", въ 1908 г. ? его трагед³я "Побѣда смерти" и сборникъ разсказовъ "Книга Разлукъ", и въ началѣ 1909 г. ? новеллы и легенды "Книга очарован³й". Вотъ и всѣ семнадцать вышедшихъ до сихъ поръ брошюрокъ, книжекъ и томовъ его произведен³й; и что бы ни далъ намъ еще Ѳ. Сологубъ въ будущемъ, но его прошлое уже достаточно ясно и опредѣленно: оно можетъ поэтому подлежать нашему изучен³ю. Изучен³е это покажетъ намъ, что дѣйствительно ось творчества Ѳ. Сологуба проходитъ черезъ тѣ проклятые вопросы, которые были формулированы выше. Чтобы убѣдиться въ этомъ, намъ необходимо пройти шагъ за шагомъ по вершинамъ творчества Ѳ. Сологуба.

  

   Уже въ первой книжкѣ стиховъ Ѳ. Сологуба намѣчаются тѣ мотивы, которые впослѣдств³и стали преобладающими въ творчествѣ этого автора и съ которыми мы еще познакомимся; лучшимъ эпиграфомъ къ книжкѣ было бы взятое изъ нея же дву-стиш³е:

  

   Эти больныя томленья ?

   Передъ бѣдою!

  

   И бѣда пришла "тихими стопами" въ образѣ того страха передъ жизнью, того страха жизни, который впервые проявился въ русской литературѣ у Лермонтова и достигъ апогея своего художественнаго развит³я у Чехова. Страхъ этотъ психологически объясняется безсил³емъ, неумѣн³емъ или невозможностью осмыслить жизнь, а жизнь безсмысленная ? страшна, страшнѣе самой смерти.

   Бѣда пришла "тихими стопами". Мы находимъ сначала у Ѳ. Сологуба легкое недоумѣн³е, тихую грусть о смыслѣ жизни:

  

   Грустно грежу, скорбь лелѣю,

   Паутину жизни рву,

   И дознаться не умѣю,

   Для чего и чѣмъ живу...

  

   Въ такомъ настроен³и духа поэтъ переносится "поперемѣнно отъ безнадежности къ желаньямъ", въ поискахъ за той истиной, которая, несмотря ни на что, остается для него скрытой; самъ онъ выражаетъ это, говоря про себя:

  

   Блуждаетъ пѣсня странная,

   Безумная моя.

   Есть тайна несказанная,

   Ее найду ли я?

  

   Какой тайны жаждетъ поэтъ ? это мы еще увидимъ; но во всякомъ случаѣ поиски эти оставались тщетными, а больныя томленья поэта передъ бѣдою становились все болѣе и болѣе острыми. И если иногда онъ еще готовъ въ минуту примиренья оправдать свою жизнь ("Благословляю, жизнь моя, твои печали"...), то отъ большинст-ва стиховъ его первой книги все больше и больше начинаетъ вѣять холодомъ отчаянья. Смѣна явлен³й внѣшняго м³ра не даетъ ему отвѣта на его запросы, а приводитъ только къ полнѣйшей растерянности: "явленья меня обступили и взоръ мой лучи ослѣпили..." Куда уйти отъ этихъ "предметовъ предметнаго м³ра" (по позднѣйшему выражен³ю самого же Ѳ. Сологуба), въ чемъ найти имъ смыслъ, цѣль, оправдан³е въ ихъ неразрывной связи съ внутренней жизнью человѣка? Въ жизни Ѳ. Сологубъ не находитъ отвѣта и ищетъ его въ смерти:

  

   Мы устали преслѣдовать цѣли,

   На работу затрачивать силы, ?

   Мы созрѣли

   Для могилы.

  

   Отдадимся могилѣ безъ спора,

   Какъ малютки своей колыбели,

   Мы истлѣемъ въ ней скоро,

   И безъ цѣли...

  

   Иными словами: жизнь безсмысленна настолько же, какъ и могильное тлѣнье; если же въ ней и есть какой-либо смыслъ, то мы безсильны его отыскать, мы устали преслѣдовать цѣли.

   Къ такому взгляду отчаянья пришелъ Ѳ. Сологубъ въ первой книгѣ своихъ стиховъ ? больныя томленья разрѣшились бѣдою. Весь дальнѣйш³й пер³одъ творчества Ѳ. Сологуба отмѣченъ этимъ знакомъ отчаянья, сопровождаемаго страхомъ жизни, и въ то же время попытками уяснить себѣ суть жизни, смыслъ жизни: мы находимъ эти мотивы и въ томикѣ разсказовъ и стиховъ, появившемся въ 1896 году подъ заглав³емъ "Тѣни", и въ вышедшемъ годомъ позже романѣ "Тяжелые сны", и въ стихахъ послѣдующаго сборника ("Собран³е стиховъ", кн. III и IV), и въ романѣ "Мелк³й Бѣсъ", писавшемся съ 1892 года, хотя вышедшемъ въ свѣтъ пятнадцатью годами позже... То мы слышимъ, что наша жизнь есть д³аволовъ водевиль, что

  

   Вся жизнь, весь м³ръ ? игра безъ цѣли:

   Не надо жить;

  

   то передъ нами уже не категорическое рѣшен³е, а снова рядъ тоскливыхъ вопросовъ:

  

   Бьютъ, звенятъ ручьи,

   Тучи воду пьютъ, ?

   Какъ же дни мои,

   Для чего цвѣтутъ?

  

   Я возникъ изъ почвы дикой,

   Я расцвѣлъ въ недобрый часъ.

   Для кого пылалъ костеръ велик³й,

   Для чего угасъ?

  

   И любопытно отмѣтить, что поэта одинаково не удовлетворяетъ ни субъективное оправдан³е жизни, ни вѣра въ ея объективную цѣлесообразность. Съ одной стороны ему хочется найти общ³й смыслъ и въ жизни м³ра и въ жизни человѣка, одно субъективное оправдан³е жизни его не удовлетворяетъ; устами Нюты Ермолиной, героини романа "Тяжелые сны", онъ груститъ о томъ, что природа равнодушна къ человѣку: "...все къ намъ безучастно и не для насъ: и вѣтеръ, и звѣри, и птицы, которые для чего-то развиваютъ всю эту страшную энерг³ю. Ненужныя струи, покорныя вѣчнымъ законамъ, стремятся безцѣльно ? и на берегахъ вѣчно-движущейся силы, безсильные, какъ дѣти, тоскуютъ люди"... Съ другой стороны Ѳ. Сологубъ не устаетъ высмѣивать вѣру въ тотъ антропоцентризмъ, который отразился и въ словахъ Нюты Ермолиной ("ненужныя струи" рѣки...); онъ ядовито иллюстрируетъ эту точку зрѣн³я въ своихъ прелестныхъ сказкахъ и сказочкахъ. "Шелъ человѣкъ и плюнулъ трижды. Онъ ушелъ, плевки остались. И сказалъ одинъ плевокъ: ? Мы здѣсь, а человѣка нѣтъ. И другой сказалъ: ? Онъ ушелъ. И трет³й: ? Онъ только затѣмъ и приходилъ, чтобы насъ посадить здѣсь. Мы ? цѣль жизни человѣка. Онъ ушелъ, а мы остались" ("Три плевка": ср. со сказкой "Путешественникъ камень"). И въ то же время у Ѳ. Сологуба нѣтъ вѣры въ объективную цѣлесообразность жизни, для него "безнадежностью великой безпощадный вѣетъ свѣтъ"; подобно Герцену, онъ не вѣритъ въ цѣль прогресса, въ того Молоха, который "по мѣрѣ приближен³я къ нему тружениковъ вмѣсто награды пятится назадъ":

  

   Въ путяхъ томительной печали

   Стремится вѣчно родъ людской

   Въ недосягаемыя дали

   Къ какой-то цѣли роковой.

  

   И создаетъ неутомимо

   Судьба преграды передъ нимъ,

   И все далекъ отъ пилигрима

   Его святой Ерусалимъ.

  

   А между тѣмъ безъ "святого Ерусалима" Ѳ. Сологубъ обойтись не можетъ; и вотъ почему онъ одно время, подобно Чехову, приходитъ къ своеобразной "вѣрѣ въ прогрессъ", утѣшается шигалевщиной, утверждаетъ, что цѣль ? въ будущемъ. Въ этой вѣрѣ онъ искалъ прибѣжища отъ того холоднаго отчаянья, которое сказалось въ первомъ сборникѣ его стиховъ и продиктовало ему лучш³й разсказъ его второй книги ? "Тѣни". Двѣнадцатилѣтн³й мальчикъ Володя увлекается дѣтской игрой ? складывая разными способами руки, онъ получаетъ на освѣщенной стѣнѣ силуэты, изображающ³е разныя фигуры; но забава эта скоро становится трагической. "...Не изъ однихъ же пальцевъ можно складывать тѣни, ? приходитъ ему въ голову: ? изъ всего можно, только надо приноровиться"... Это становится его idêe fixe, а тѣни получаютъ какое-то самостоятельное, реальное значен³е... Вездѣ тѣни, повсюду тѣни. Чтобы отвлечь Володю отъ царства тѣней и царства стѣнъ, мать идетъ съ нимъ на улицу, но "...и на улицѣ были повсюду тѣни, вечерн³я, таинственныя, неуловимыя"... Уйти отъ нихъ, скрыться ? некуда; вся наша жизнь окружена стѣнами. (Мы еще увидимъ, какъ эту же тему развиваетъ Л. Андреевъ въ разсказѣ "Стѣна" и въ другихъ своихъ произведен³яхъ). И на угрозу карцеромъ, которымъ хотятъ излѣчить его болѣзнь, Володя угрюмо отвѣчаетъ: "и тамъ есть стѣна... вездѣ стѣна"... Стѣна и тѣнь ? вотъ и вся человѣческая жизнь; болѣе того ? вотъ и вся жизнь человѣчества. Этой идеи не выдерживаетъ и мать Володи. "...Она повѣряетъ свою душу, вспоминаетъ свою жизнь ? и видитъ ея пустоту, ненужность, безцѣльность... Одно только безсмысленное мелькан³е тѣней, сливающихся въ густѣющихъ сумеркахъ. "Зачѣмъ я жи