Гомер - Одиссея

берег. Встала из мрака младая с перстами багряными Эос; Вдоль по отлогому влажно-песчаному брегу, с молитвой Прежде колена склонив пред богами, пошел я; со мною Были три спутника сильных, на всякое дело отважных. [435] Тою порой, погрузившись в глубокое море, четыре Кожи тюленьи из вод принесла нам богиня; недавно Содраны были они. Чтоб отца обмануть, на песчаном Береге ямы она приготовила нам и сидела, Нас ожидая. Немедля все четверо к ней подошли мы. [440] В ямы уклавши и кожами сверху покрыв нас, богиня Там повелела нам ждать, притаясь; нестерпимо нас мучил Смрад тюленей, напитавшихся горечью влаги соленой, Сносно ль меж чудами моря живому лежать человеку? Но Эйдофея беде помогла и страдание наше [445] Кончила, ноздри амброзией нам благовонной помазав: Был во мгновение запах чудовищ морских уничтожен. Целое утро с мучительной мы пролежали тоскою. Стаею вышли из вод, наконец, тюлени и рядами Друг подле друга вдоль шумного берега все улеглися. [450] В полдень же с моря поднялся и старец. Своих тюленей он Жирных увидя, пошел к ним, и начал считать их, и первых Счел меж своими подводными чудами нас, не проникнув Тайного кова; и сам напоследок меж ними улегся. Кинувшись с криком на сонного, сильной рукою все вместе [455] Мы обхватили его; но старик не забыл чародейства; Вдруг он в свирепого с гривой огромною льва обратился; После предстал нам драконом, пантерою, вепрем великим, Быстротекучей водою и деревом густовершинным; Мы, не робея, тем крепче его, тем упорней держали. [460] Он напоследок, увидя, что все чародейства напрасны, Сделался тих и ко мне, наконец, обратился с вопросом: "Кто из бессмертных тебе указал, Менелай благородный, Средство обманом меня пересилить? Чего ты желаешь?" Так он спросил у меня, и, ему отвечая, сказал я: [465] "Старец, тебе уж известно (зачем притворяться?), что медлю Здесь я давно поневоле, не зная, на что мне решиться, Сердцем тревожась и спутников всех повергая в унылость. Лучше скажи мне (всё ведать должны вы, могучие боги), Кто из бессмертных, меня оковав, запретил мне возвратный [470] Путь по хребту многоводного, рыбообильного моря?" Так у него я спросил, и, ответствуя, так мне сказал он: "Должен бы Зевсу владыке и прочим богам гекатомбу Ты, с кораблями пускаяся в путь, совершить, чтоб скорее, Темное море измерив, в отчизну свою возвратиться. [475] Знай, что тебе суждено не видать ни возлюбленных ближних В светлом жилище своем, ни желанного края отчизны Прежде, пока ты к бегущему с неба потоку Египту Вновь не придешь и обещанной там не свершишь гекатомбы Зевсу и прочим богам, беспредельного неба владыкам. [480] Иначе боги увидеть отчизну тебе не дозволят". Так он сказал, и во мне растерзалося милое сердце: Было мне страшно, предавшись тревогам туманного моря, Вновь продолжительно-трудным путем возвращаться в Египет. Так напоследок, ответствуя, хитрому старцу сказал я: [485] "Что повелел ты, божественный старец, то все я исполню; Ты же теперь объяви, ничего от меня не скрывая: Все ль в кораблях невредимы ахейцы, с которыми в Трое Мы разлучилися, Нестор и я, возвратились в отчизну? Кто злополучный из них на дороге погиб с кораблями? [490] Кто на руках у друзей, перенесши тревоги, скончался?" Так я спросил у него, и, ответствуя, так мне сказал он: "Царь Менелай! Не к добру ты меня вопрошаешь, и лучше б Было тебе и не знать и меня не расспрашивать: горько Плакать ты будешь, когда обо всем расскажу я подробно. [495] Многих уж нет; но и живы осталися многие; двум лишь Только вождям меднолатных аргивян домой возвратиться Смерть запретила (кто пал на сраженье, то ведаешь сам ты); Третий живой средь пустынного моря в неволе крушится. С длинновесельными в бурю морскую погиб кораблями [500] Сын Оилеев Аякс; Посейдон их к великой Гирейской Бросил скале; самого же Аякса из вод он исторгнул; Спасся б от гибели он вопреки раздраженной Афине, Если б в безумстве изречь не дерзнул святотатного слова: Он похвалился, что против богов избежит потопленья. [505] Дерзкое слово царем Посейдоном услышано было; Сильной рукой он во гневе схватил свой ужасный трезубец, Им по Гирейской ударил скале, и скала раздвоилась; Часть устояла: кусками рассыпавшись, в море другая Рухнула вместе с висевшим на ней святотатным Аяксом; [510] С нею и он погрузился в широкошумящее море; Так он погиб, злополучный, упившись соленою влагой. Брат твой сначала судьбы избежал: невредимо ко брегу Он с кораблями достиг, сохраненный владычицей Герой. Но тогда, как в виду неприступных утесов Малеи [515] Был он, внезапно воздвигнулась буря, и рыбообильным Морем его, вопиющего жалобно, к крайним пределам Области бросило той, где Фиест обитал и где после Царское было жилище Фиестова сына, Эгиста. Скоро, однако, опять успокоилось море, и боги [520] Ветер попутный им дали: в отечество их проводил он. Радостно вождь Агамемнон ступил на родительский берег. Стал целовать он отечество милое; снова увидя Землю желанную, пролил обильно он теплые слезы. Но издалека с подзорной стоянки увидел Атрида [525] Сторож, Эгистом поставленный (злое замысля, ему он Дать обещал два таланта); и там наблюдал он уж целый Год, чтоб Атрид не застал их врасплох, возвратяся внезапно. С вестью о нем роковой побежал он в жилище Эгиста. Ков смертоносный тогда хитроумный Эгист приготовил: [530] Двадцать отважных мужей из народа немедля он выбрав, Скрыл их близ дома, где был приготовлен обед изобильный; Взяв колесницы с конями, к царю он Атриду навстречу С ласковым зовом пошел, замышляя недоброе в сердце; Введши его, подозрению чуждого, в дом, на веселом [535] Пире его он убил, как быка убивают при яслях; Люди, с Атридом пришедшие, все до единого пали, Но и Эгистовы с ними сообщники также погибли". Так он сказал, и во мне растерзалося милое сердце: Горько заплакав, упал я на землю; мне стала противна [540] Жизнь, и на солнечный свет поглядеть не хотел я, и долго Плакал, и долго лежал на земле, безутешно рыдая. Но напоследок сказал мне морской проницательный старец: "Царь Менелай, сокрушать столь жестоко себя ты не должен; Слезы твои ничему не помогут: а лучше подумай, [545] Как бы тебе самому возвратиться скорее в отчизну. Или застанешь его ты живого, иль будет Орестом Он уж убит; ты тогда подоспеешь к его погребенью". Так он сказал, ободрился мой дух, и могучее снова Сердце мое, несмотря на великую скорбь, оживилось. [550] Голос возвысив, я бросил Протею крылатое слово: "Знаю теперь о двоих; объяви же, кто третий, который, Морем объятый, живой, говоришь ты, в неволе крушится? Или уж нет и его? Сколь ни горько, но слушать готов я". Так я Протея спросил, и, ответствуя, так мне сказал он: [555] "Это Лаэртов божественный сын, обладатель Итаки. Видел его я на острове, льющего слезы обильно В светлом жилище Калипсо, богини богинь, произвольно Им овладевшей; и путь для него уничтожен возвратный: Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог бы [560] Он безопасно пройти по хребту многоводного моря. Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное: Ты не умрешь и не встретишь судьбы в многоконном Аргосе; Ты за пределы земли, на поля Елисейские будешь Послан богами- туда, где живет Радамант златовласый [565] (Где пробегают светло беспечальные дни человека, Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает, Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным), Ибо супруг ты Елены и зять громовержца Зевеса". [570] Так он сказав, погрузился в морское глубокое лоно. Я же с друзьями отважными вновь к кораблям возвратился, Многими, сердце мое волновавшими, мыслями полный; К морю пришед и к моим кораблям, на вечернюю пищу Собрал людей я; божественно-темная ночь наступила; [575] Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег. Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос; Сдвинули с берега мы корабли на священное море; Мачты подняв и развив паруса, на судах собралися Все мореходные люди и, севши у весел на лавках, [580] Разом могучими веслами вспенили темные воды. Снова направил к бегущему с неба потоку Египту Я корабли и успешно на бреге его совершил гекатомбу; После ж, когда примирил я богов, совершив гекатомбу, Холм гробовой Агамемнону брату на вечную память [585] Там я насыпал; и поплыли мы, и послали попутный Ветер нам боги; в отечество милое нас проводил он. Ты ж, Телемах, у меня погостишь и отсель не поедешь Прежде, пока не свершится одиннадцать дней иль двенадцать; После тебя отпущу с дорогими подарками; дам я [590] Трех быстроногих коней с колесницей блестящей и с ними Редкой работы кувшин, из которого будешь вседневно Ты, поминая меня, пред богами творить возлиянье". - "Царь Менелай, - отвечал рассудительный сын Одиссеев.- Долго меня не держи, тороплюся домой я безмерно; [595] Здесь у тебя я с великою радостью мог бы и целый Год провести, не подумав в отчизну к родным возвратиться, Так несказанно твои разговоры и речи пленяют Душу мою; но сопутники в Пилосе ждут с нетерпеньем Ныне меня: ты ж, напротив, желаешь, чтоб здесь я промедлил. [600] Дай мне в подарок такое, что мог бы удобно хранить я Дома; коней же в Итаку мне взять невозможно: оставь их Здесь утешеньем себе самому; ты владеешь землею Тучных равнин, где родится обильно и лотос и галгант С яркой пшеницей, и полбой, и густо цветущим ячменем. [605] Мы ж ни широких полей, ни лугов не имеем в Итаке; Горные пажити наши для коз, не для коней привольны; Редко лугами богат и коням легконогим приютен Остров, объятый волнами; Итака же менее прочих". Он замолчал. Улыбнулся Атрид, вызыватель в сраженье; [610] Ласково щеки ему потрепавши рукою, сказал он: "Вижу из слов я твоих, что твоя благородна порода, Сын мой; но вместо коней я могу подарить и другое, Это легко мне; из многих сокровищ, которыми дом мой Полон, я самое редкое, лучшее выберу ныне; [615] Дам пировую кратеру богатую; эта кратера Вся из сребра, но края золотые, искусной работы Бога Гефеста; ее подарил мне Федим благородный, Царь сидонян, в то время, когда, возвращаясь в отчизну, В доме его я гостил, и ее от меня ты получишь". [620] Так говорили о многом они, беседуя сладко. В доме царя собралися тем временем званые гости, Коз и овец приведя и вина дорогого принесши (Хлеб же прислали их жены, ходящие в светлых повязках). Так все готовилось к пиру в высоких палатах Атрида. [625] Тою порой женихи в Одиссеевом доме бросаньем Дисков и дротиков острых себя забавляли, собравшись Все на мощеном дворе, где бывали их буйные игры. Но Антиной с Евримахом прекрасным сидели особо, Прочих вожди, перед всеми отличные мужеской силой. [630] Фрониев сын Ноемон, подошед к ним, сидевшим особо, Слово такое сказал, обратясь к Антиною с вопросом: "Может ли кто мне из вас, Антиной, объявить, иль не может, Скоро ль назад Телемах из песчаного Пилоса будет? Взят у меня им корабль - самому мне он надобен ныне: [635] Плыть мне в Элиду широкополянную нужно; двенадцать Там у меня кобылиц и табун лошаков работящих; Дикие все; я хотел бы поймать одного, чтоб объездить". Так он сказал; женихи изумились; взойти не могло им В мысли, чтоб был он в Нелеевом Пилосе; мнили, напротив, [640] Все, что ушел он иль в поле к стадам, иль к своим свинопасам. Строго тогда Антиной, сын Евпейтов, спросил Ноемона: "Все объяви нам по правде: когда он уехал? Какие Были с ним люди? Свободные ль, взятые им из народа? Или наемники? Или рабы? Как успел он то сделать? [645] Также скажи откровенно, чтоб истину ведать могли мы: Силою ль взял у тебя он корабль быстроходный, иль сам ты Отдал его произвольно, как скоро о том попросил он?" Фрониев сын Ноемон, отвечая, сказал Антиною: "Отдал я сам произвольно, и всякий другой поступил бы [650] Так же, когда бы к нему обратился такой огорченный С просьбою муж - ни один бы ему отказать не помыслил. Люди ж, им взятые, все молодые, из самых отличных Выбраны граждан; и их предводителем был, я заметил, Ментор иль кто из бессмертных, облекшийся в Менторов образ: [655] Ибо я был изумлен несказанно - божественный Ментор Встретился здесь мне вчера, хоть и сел на корабль он с другими". Так он сказавши, пошел, чтоб к родителю в дом возвратиться. Но Антиной с Евримахом исполнены были тревоги; Бросив игру, женихи собралися и сели кругом их. [660] К ним обратяся, сказал Антиной, сын Евпейтов, кипящий Гневом, - и грудь у него подымалась, теснимая черной Злобой, и очи его, как огонь пламенеющий, рдели: "Горе нам! Дело великое сделал, так смело пустившись В путь, Телемах; от него мы подобной отваги не ждали: [665] Нам вопреки, он, ребенок, отсюда ушел самовольно, Прочный добывши корабль и отличнейших взяв из народа. Будет вперед нам и зло и беда от него. Но погибни Сам от Зевеса он прежде, чем бедствие наше созреет! Вы ж мне корабль с двадцатью снарядите гребцами, чтоб мог я, [670] В море за ним устремившись, его на возвратной дороге Между Итакой и Замом крутым подстеречь, чтоб в погибель Плаванье вслед за отцом для него самого обратилось". Так он сказал, изъявили свое одобренье другие. Вставши, все вместе они возвратилися в дом Одиссеев. [675] Но Пенелопа недолго в незнанье осталась о хитром Буйных ее женихов заговоре на жизнь Телемаха; Все ей Медонт, благородный глашатай, открыл: недалеко Был он, когда совещались они, и подслушал их речи. С вестью немедленно он по дворцу побежал к Пенелопе. [680] Встретив его на пороге своем; Пенелопа спросила: "С чем ты, Медонт, женихами сюда благородными прислан? С тем ли, чтоб мне объявить, что рабыням царя Одиссея Должно, оставив работы, обед им скорей приготовить? О, когда бы они от меня отступились! Когда бы [685] Это их пиршество было последним в обители нашей! Вы, разорители нашего дома, губящие жадно Все достояние в нем Телемахово, или ни разу В детских вам летах от ваших разумных отцов не случалось Слышать, каков Одиссей был в своем обхождении с ними, [690] Как никому не нанес он ни словом, ни делом обиды В целом народе; хотя многосильным царям и обычно Тех из людей земнородных любить, а других ненавидеть, Но от него не видал оскорбленья никто из живущих. Здесь же лишь ваше бесстыдство, лишь буйные ваши поступки [695] Видны; а быть за добро благодарными вам неуместно". Умные мысли имея, Медонт отвечал Пенелопе: "О царица, когда бы лишь в этом все зло заключалось! Но женихи величайшей, ужаснейшей нам угрожают Ныне бедой - да успеха не даст им Зевес громовержец! [700] Острым мечом замышляют они умертвить Телемаха, Выждав его на возвратном пути: о родителе сведать Поплыл он в Пилос божественный, в царственный град Лакедемон". Так он сказал; задрожали колена и сердце у бедной Матери; долго была бессловесна она, и слезами [705] Очи ее затмевались, и ей не покорствовал голос. С духом собравшись, она, наконец, отвечая, сказала: "Что удалиться, Медонт, побудило дитя мое? Нужно ль Было вверяться ему кораблям, водяными конями Быстро носящим людей мореходных по влаге пространной? [710] Иль захотел он, чтоб в людях и имя его истребилось?" Выслушав слово ее, благородный Медонт отвечал ей: "Мне неизвестно, внушенью ль он бога последовал, сам ли В сердце отплытие в Пилос замыслил, чтоб сведать, в какую Землю родитель судьбиною брошен и что претерпел он". [715] Кончив, разумный Медонт удалился из царского дома. Сердцегубящее горе объяло царицу; остаться Доле на стуле она не могла; хоть и много их было В светлых покоях ее, но она на пороге сидела, Жалобно плача. С рыданьем к ней собралися рабыни, [720] Сколько их ни было в царском жилище и юных и старых. Сильно скорбя посреди их, сказала им так Пенелопа: "Слушайте, милые; дал мне печали Зевес Олимпиец Более всех, на земле современно со мною рожденных; Прежде погиб мой супруг, одаренный могуществом львиным, [725] Всякой высокою доблестью в сонме данаев отличный, Столь преисполнивший славой своей и Элладу и Аргос. Ныне ж и милый мой сын не со мною; бесславно умчали Бури отсюда его, и о том я не сведала прежде; О вы, безумные, как ни одной, ни одной не пришло вам [730] Вовремя в мысли меня разбудить? А, конечно, уж знали Все вы, что он собрался в корабле удалиться отсюда. О, для чего не сказал мне никто, что отплыть он замыслил! Или тогда б, отложивши отъезд, он остался со мною, Или сама б я осталася мертвою в этом жилище. [735] Но позовите скорее ко мне старика Долиона; Верный слуга он; в приданое дан мне отцом и усердно Смотрит за садом моим плодоносным. К Лаэрту немедля Должен пойти он и, сев близ него, о случившемся ныне Старцу сказать; и Лаэрт, все разумно обдумав, быть может, [740] С плачем предстанет народу, который губить допускает Внука его, Одиссеева богоподобного сына". Тут Евриклея, усердная няня, сказала царице: "Свет наш царица, казнить ли меня беспощадною медью Ты повелишь, иль помилуешь, я ничего не сокрою. [745] Было известно мне все; по его повеленью дала я Хлеб и вино на дорогу; с меня же великую клятву Взял он: молчать до двенадцати дней, иль пока ты не спросишь, Где он, сама, иль другой кто отъезда его не откроет. Свежесть лица твоего, он боялся, от плача поблекнет. [750] Ты же, царица, омывшись и чистой облекшись одеждой, Вместе с рабынями в верхний покой свой пойди и молитву Там сотвори перед дочерью Зевса эгидодержавца; Ею, конечно, он будет спасен от грозящия смерти. Но не печаль старика, уж печального; вечные боги, [755] Думаю я, не совсем отвратились еще от потомков Аркесиада; и род их всегда обладателем будет Царского дома, и нив, и полей плодоносных в Итаке". Так Евриклея сказала; утихла печаль, осушились Слезы царицы. Омывшись и чистой облекшись одеждой, [760] Вместе с рабынями в верхний покой свой пошла Пенелопа. Чашу наполнив ячменем, она возгласила к Афине: "Дочь непорочная Зевса эгидодержавца, Афина, Если когда Одиссей благородный в сем доме обильно Тучные бедра быков и овец сожигал пред тобою, [765] Вспомни об этом теперь и спаси Одиссеева сына, Козни моих женихов злонамеренных ныне разрушив". Так помолилась она, и не втуне осталась молитва. Тою порой женихи в потемневшей палате шумели. Так говорили иные из них, безрассудно надменных: [770] "Верно, теперь многославная наша царица готовит Свадьбу, не мысля о том, что от нас приготовлено сыну". Так говорили они, не предвидя того, что и всем им Было готово. Созвав их, сказал Антиной, негодуя: "Буйные люди, советую вам от таких неразумных [775] Слов воздержаться, чтоб кто-нибудь здесь разгласить их не вздумал. Лучше, отсель удаляся в молчанье, исполним на деле То, что теперь на совете согласном своем положили". Выбрав отважнейших двадцать мужей из народа, поспешно С ними пошел к кораблям он, стоявшим на бреге песчаном. [780] Сдвинув с песчаного брега корабль на глубокое море, Мачту они утвердили на нем, все уладили снасти, В крепкоременные петли просунули длинные весла, Должным порядком потом паруса натянули. Когда же Смелые слуги с оружием их собралися, все вместе, [785] Сев на корабль и его отведя на открытое взморье, Ужинать стали они в ожиданье пришествия ночи. Той порою в высоком покое своем Пенелопа Грустно лежала одна, ни еды, ни питья не вкушавши, Мыслью о том лишь тревожась, спасется ли сын беспорочный, [790] Или погибнет, сраженный рукою убийц вероломных? Словно как лев, окружаемый мало-помалу стрелками, С трепетом видит, что скоро их цепью он будет обхвачен, Так от своих размышлений она трепетала. Но мирный Сон прилетел и ее улелеял, и все в ней утихло. [795] Добрая мысль пробудилась тогда в благосклонной Палладе: Призрак она сотворила, имевший наружность прекрасной Дочери старца Икария, светлой Ифтимы, с которой Царь фессалийския Феры, могучий Евмел, сочетался. В дом Одиссеев послала тот призрак Афина, дабы он [800] Там, подошед к погруженной в печаль Пенелопе, ей слезы Легкой рукою отер и ее утолил сокрушенье. В спальню проникнул, ремня у задвижки не тронув, бесплотный Призрак, подкрался и, став над ее головою, промолвил: "Спишь ли, сестра Пенелопа? Тоскует ли милое сердце? [805] Боги, живущие легкою жизнью, тебе запрещают Плакать и сетовать: твой Телемах невредим возвратится Скоро к тебе; он богов никакой не прогневал виною". Мнимой сестре Пенелопа разумная так отвечала, Полная сладкой дремоты в безмолвных вратах сновидений: [810] "Друг мой, сестра, как пришла ты сюда? Ты доныне так редко Нас посещала, в далеком отсюда краю обитая. Как же ты хочешь, чтоб я перестала скорбеть и крушиться, Горе, объявшее дух мой и сердце мое, позабывши? Прежде погиб мой супруг, одаренный могуществом львиным, [815] Всякой высокою доблестью в сонме данаев отличный, Столь преисполнивший славой своей и Элладу и Аргос; Ныне ж и милый мой сын не со мной: он отважился в море, Отрок, нужды не видавший, с людьми говорить не обыкший. Боле о нем я крушуся теперь, чем о бедном супруге; [820] Сердце дрожит за него, чтоб беды с ним какой не случилось На море злом иль в чужой стороне у чужого народа. Здесь же враждебные люди его стерегут, приготовив В мыслях погибель ему на возвратной дороге в отчизну". Темный призрак, ответствуя, так прошептал Пенелопе: [825] "Будь же спокойна и сердца не мучь, безрассудно тревожась Спутница есть у него и такая, которой бы всякий Смертный с надеждою вверил себя - для нее все возможно, - Дочь громовержца Афина сама. О тебе сожалея, Доброю вестью твой дух ободрить мне велела богиня". [830] Мнимой сестре Пенелопа разумная так отвечала: "Если ты вправду богиня и слышала голос богини, То, умоляю, открой и его мне печальную участь. Где он, злосчастный? Еще ли он видит сияние солнца? Или его уж не стало и в область Аида сошел он?" [835] Темный призрак, ответствуя, так прошептал Пенелопе: "Я ничего не могу объявить о судьбе Одиссея; Жив ли, погиб ли, сказать мне нельзя: пусторечие вредно". Призрак тогда, сквозь замочную скважину двери провеяв Воздухом легким, пропал. Пробудяся от сна, Пенелопа [840] Ложе покинула; сердцем она ожила, поелику Явно в глубокую полночь предстал ей пророческий образ. Тою порой женихи в корабле водяною дорогой Шли, неизбежную мысленно смерть Телемаху готовя. Есть на равнине соленого моря утесистый остров [845] Между Итакой и Замом гористым; его именуют Астером; он невелик; корабли там приютная пристань С двух берегов принимает. Там стали на страже ахейцы.

  ПЕСНЬ ПЯТАЯ Эос, покинувши рано Тифона прекрасного ложе, На небо вышла сиять для блаженных богов и для смертных. Боги тогда собрались на великий совет; председал им В тучах гремящий Зевес, всемогущею властию первый. [5]

  Стала Афина рассказывать им о бедах Одиссея, В сердце тревожася долгой неволей его у Калипсо: "Зевс, наш отец и владыка, блаженные, вечные боги, Кротким, благим и приветливым быть уж теперь ни единый Царь скиптроносный не должен, но, правду из сердца изгнавши, Каждый пускай притесняет людей, беззаконствуя смело, - [10] Если могли вы за быть Одиссея, который был добрым, Мудрым царем и народ свой любил, как отец благодушный; Брошенный бурей на остров, он горе великое терпит В светлом жилище могучей богини Калипсо, насильно [15] Им овладевшей; и путь для него уничтожен возвратный: Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог бы Он безопасно пройти по хребту многоводного моря. Ныне ж враги и младого хотят умертвить Телемаха, В море внезапно напав на него: о родителе сведать [20] Поплыл он в Пилос божественный, в царственный град Лакедемон". Ей возражая, ответствовал туч собиратель Кронион: "Странное, дочь моя, слово из уст у тебя излетело. Ты не сама ли рассудком решила своим, что погубит Некогда всех их, домой возвратясь, Одиссей? Телемаха ж [25] Ты проводи осторожно сама - то, конечно, ты можешь; Пусть невредимо он в милую землю отцов возвратится: Пусть и они, не свершив злодеянья, прибудут в Итаку". Так отвечав, обратился он к Эрмию, милому сыну: "Эрмий, наш вестник заботливый, нимфе прекраснокудрявой [30] Ныне лети объявить от богов, что отчизну увидеть Срок наступил Одиссею, в бедах постоянному; путь свой Он совершит без участия свыше, без помощи смертных; Морем, на крепком плоту, повстречавши опасного много, В день двадцатый достигнет он берега Схерии тучной, [35] Где обитают родные богам феакийцы; и будет Ими ему, как бессмертному богу, оказана почесть: В милую землю отцов с кораблем их отплыв, он в подарок Меди, и злата, и разных одежд драгоценных получит Много, столь много, что даже из Трои подобной добычи [40] Он не привез бы, когда б беспрепятственно мог возвратиться. Так, напоследок, по воле судьбы, он возлюбленных ближних, Землю отцов и богато украшенный дом свой увидит". Кончил. И медлить не стал благовестник, аргусоубийца. К светлым ногам привязавши свои золотые подошвы, [45] Амброзиальные, всюду его над водой и над твердым Лоном земли беспредельныя легким носящие ветром, Взял он и жезл свой, по воле его наводящий на бодрых Сон, отверзающий сном затворенные очи у спящих. В путь устремился с жезлом многосильный убийца Аргуса. [50] Скоро, достигнув Пиерии, к морю с эфира слетел он; Быстро помчался потом по волнам рыболовом крылатым, Жадно хватающим рыб из отверстого бурею недра Бездны бесплодно-соленой, купая в ней сильные крылья. Легкою птицей морской пролетев над пучиною, Эрмий [55] Острова, морем вдали сокровенного, скоро достигнул. С зыби широко-туманной на твердую землю поднявшись, Берегом к темному гроту пошел он, где светлокудрявой Нимфы обитель была, и ее самое там увидел. Пламень трескучий сверкал на ее очаге, и весь остров [60] Был накурен благовонием кедра и дерева жизни, Ярко пылавших. И голосом звонко-приятным богиня Пела, сидя с челноком золотым за узорною тканью. Густо разросшись, отвсюду пещеру ее окружали Тополи, ольхи и сладкий лиющие дух кипарисы; [65] В лиственных сенях гнездилися там длиннокрылые птицы, Копчики, совы, морские вороны крикливые, шумной Стаей по взморью ходящие, пищи себе добывая; Сетью зеленою стены глубокого грота окинув, Рос виноград, и на ветвях тяжелые грозды висели; [70] Светлой струею четыре источника рядом бежали Близко один от другого, туда и сюда извиваясь; Вкруг зеленели густые луга, и фиалок и злаков Полные сочных. Когда бы в то место зашел и бессмертный Бог - изумился б, и радость в его бы проникнула сердце, [75] Был изумлен и богов благовестник, сразитель Аргуса; Но, посмотревши на все с изумленьем и радостью сердца, В грот он глубокий вступил напоследок; и с первого взгляда Нимфа, богиня богинь, догадавшися, гостя узнала (Быть незнакомы друг другу не могут бессмертные боги, [80] Даже когда б и великое их разлучало пространство). Но Одиссея, могучего мужа, там Эрмий не встретил; Он одиноко сидел на утесистом бреге и плакал; Горем и вздохами душу питая, там дни проводил он, Взор, помраченный слезами, вперив на пустынное море. [85] Эрмия сесть приглася на богато украшенных креслах, Нимфа, богиня богинь, у него с любопытством спросила: "Эрмий, носитель жезла золотого, почтенный и милый Гость мой, зачем прилетел? У меня никогда не бывал ты Прежде; скажи же, чего ты желаешь? Охотно исполню, [90] Если исполнить возможно и если властна я исполнить. Прежде, однако, ты должен принять от меня угощенье". С сими словами богиня, поставивши стол перед гостем, С сладкой амброзией нектар ему подала пурпуровый. Пищи охотно вкусил благовестник, убийца Аргуса. [95] Душу довольно свою насладивши божественной пищей, Словом таким он ответствовал нимфе прекраснокудрявой: "Знать от меня ты - от бога богиня - желаешь, зачем я Здесь? Объявлю все поистине, волю твою исполняя. Послан Зевесом, не сам произвольно сюда прилетел я, - [100] Кто произвольно захочет измерить бесплодного моря Степь несказанную, где не увидишь жилищ человека, Жертвами чтущего нас, приносящего нам гекатомбы? Но повелений Зевеса эгидодержавца не смеет Между богов ни один от себя отклонить, ни нарушить. [105] Ведомо Дию, что скрыт у тебя злополучнейший самый Муж из мужей, перед градом Приама сражавшихся девять Лет, на десятый же, град ниспровергнув, отплывших в отчизну; Но при отплытии дерзко они раздражили Афину: Бури послала на них и великие волны богиня. [110] Он же, сопутников верных своих потеряв, напоследок, Схваченный бурей, сюда был волнами великими брошен. Требуют боги, чтоб был он немедля тобою отослан; Ибо ему не судьба умереть далеко от отчизны; Воля, напротив, судьбы, чтоб возлюбленных ближних, родную [115] Землю и светло-устроенный дом свой опять он увидел". Так он сказал ей. Калипсо, богиня богинь, содрогнувшись, Голос возвысила свой и крылатое бросила слово: "Боги ревнивые, сколь вы безжалостно к нам непреклонны! Вас раздражает, когда мы, богини, приемлем на ложе [120] Смертного мужа и нам он становится милым супругом. Так Орион светоносною Эос был некогда избран; Гнали его вы, живущие легкою жизнию боги, Гнали до тех пор, пока златотронныя он Артемиды Тихой стрелою в Ортигии не был внезапно застрелен. [125] Так Ясион был прекраснокудрявой Деметрою избран; Сердцем его возлюбя, разделила с ним ложе богиня На поле, три раза вспаханном; скоро о том извещен был Зевс, и его умертвил он, низринувши пламенный гром свой. Ныне я вас прогневала, боги, дав смертному мужу [130] Помощь, когда, обхватив корабельную доску, в волнах он Гибнул - корабль же его быстроходный был пламенным громом Зевса разбит посреди беспредельно-пустынного моря: Так он, сопутников верных своих потеряв, напоследок, Схваченный бурей, сюда был волнами великими брошен. [135] Здесь приютивши его и заботясь о нем, я хотела Милому дать и бессмертье и вечно-цветущую младость. Но повелений Зевеса эгидодержавца не смеет Между богов ни один отклонить от себя, ни нарушить; Пусть он - когда уж того так упорно желает Кронион - [140] Морю неверному снова предастся; помочь я не в силах; Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог бы Он безопасно пройти по хребту многоводного моря. Дать лишь совет осторожный властна я, дабы он отсюда Мог беспрепятственно в милую землю отцов возвратиться". [145] Ей отвечая, сказал благовестник, убийца Аргуса: "Волю Зевеса уважив, немедля его отошли ты, Или, богов раздражив, на себя навлечешь наказанье". Так отвечав, удалился бессмертных крылатый посланник. Светлая нимфа пошла к Одиссею, могучему мужу, [150] Волю Зевеса принявши из уст благовестного бога. Он одиноко сидел на утесистом бреге, и очи Были в слезах; утекала медлительно капля за каплей Жизнь для него в непрестанной тоске по отчизне; и, хладный Сердцем к богине, с ней ночи свои он делил принужденно [155] В гроте глубоком, желанью ее непокорный желаньем. Дни же свои проводил он, сидя на прибрежном утесе, Горем, и плачем, и вздохами душу питая и очи, Полные слез, обратив на пустыню бесплодного моря. Близко к нему подошедши, сказала могучая нимфа: [160] "Слезы отри, злополучный, и боле не трать в сокрушенье Сладостной жизни: тебя отпустить благосклонно хочу я. Бревен больших нарубив топором медноострым и в крепкий Плот их связав, по краям утверди ты перила на толстых Брусьях, чтоб по морю темному плыть безопаснее было. [165] Хлебом, водой и вином пурпуровым снабжу изобильно Я на дорогу тебя, чтоб и голод и жажду легко ты Мог утолять; и одежды я дам; и пошлю за тобою Ветер попутный, чтоб милой отчизны своей ты достигнул, Если угодно богам, беспредельного неба владыкам, - [170] Мне же ни разумом с ними, ни властью равняться не можно". Так говорила она. Одиссей, постоянный в бедах, содрогнулся; Голос возвысив, он бросил богине крылатое слово: "В мыслях твоих не отъезд мой, а нечто иное, богиня; Как же могу переплыть на плоту я широкую бездну [175] Страшного, бурного моря, когда и корабль быстроходный Редко по ней пробегает с Зевесовым ветром попутным? Нет, против воли твоей не взойду я на плот ненадежный Прежде, покуда сама ты, богиня, не дашь мне великой Клятвы, что мне никакого вреда не замыслила ныне". [180] Так говорил он. Калипсо, богиня богинь, улыбнулась; Щеки ему потрепавши рукою, она отвечала: "Правду сказать, ты хитрец, и чрезмерно твой ум осторожен; Странное слово, однако, ответствуя мне, произнес ты. Но я клянусь и землей плодоносной и небом великим, [185] Стикса подземной водою клянусь, ненарушимой, страшной Клятвой, которой и боги не могут изречь без боязни, В том, что тебе никакого вреда не замыслила ныне, Нет, я советую то, что сама для себя избрала бы, Если б в таком же была, как и ты, затрудненье великом; [190] Правда святая и мне дорога; не железное, верь мне, Бьется в груди у меня, а горячее, нежное сердце". Кончив, богиня богинь впереди Одиссея поспешным Шагом пошла, и поспешно пошел Одиссей за богиней. С нею (с бессмертною смертный), достигнув глубокого грота, [195] Сел Одиссей на богатых, оставленных Эрмием, креслах. Нимфа Калипсо, ему для еды и питья предложивши Пищи различной, какою всегда насыщаются люди, Место напротив его заняла за трапезой; рабыни Ей благовонной амброзии подали с нектаром сладким. [200] Подняли руки они к приготовленной лакомой пище: После ж, когда утолен был их голод питьем и едою, Нимфа Калипсо, богиня богинь, Одиссею сказала: "О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный, В милую землю отцов, наконец, предприняв возвратиться, [205] Хочешь немедля меня ты покинуть - прости! Но когда бы Сердцем предчувствовать мог ты, какие судьба назначает Злые тревоги тебе испытать до прибытия в дом свой, Ты бы остался со мною в моем безмятежном жилище. Был бы тогда ты бессмертен. Но сердцем ты жаждешь свиданья [210] С верной супругой, о ней ежечасно крушась и печалясь. Думаю только, что я ни лица красотою, ни стройным Станом не хуже ее; да и могут ли смертные жены С нами, богинями, спорить своею земной красотою?" Ей возражая, ответствовал так Одиссей многоумный: [215] "Выслушай, светлая нимфа, без гнева меня; я довольно Знаю и сам, что не можно с тобой Пенелопе разумной, Смертной жене с вечно юной бессмертной богиней, ни стройным Станом своим, ни лица своего красотою равняться; Всё я, однако, всечасно крушась и печалясь, желаю [220] Дом свой увидеть и сладостный день возвращения встретить, Если же кто из богов мне пошлет потопление в темной Бездне, я выдержу то отверделою в бедствиях грудью: Много встречал я напастей, немало трудов перенес я В море и битвах, пусть будет и ныне со мной, что угодно [225] Дию". Он кончил. Тем временем солнце зашло, и ночная Тьма наступила. Во внутренность грота они удалившись, Там насладились любовью, всю ночь проведя неразлучно. Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос; Встал Одиссей и поспешно облекся в хитон и хламиду. [230] Светло-серебряной ризой из тонковоздушныя ткани Плечи одела богиня свои, золотым драгоценным Поясом стан обвила и покров с головы опустила. Кончив, она собирать начала Одиссея в дорогу; Выбрала прежде топор, по руке ему сделанный, крепкий, [235] Медный, с обеих сторон изощренный, насаженный плотно, С ловкой, красиво из твердой оливы сработанной ручкой; Острую скобель потом принесла и пошла с Одиссеем Вместе во внутренность острова: множество там находилось Тополей черных, и ольх, и высоких, дооблачных сосен, [240] Старых, иссохших на солнечном зное, для плаванья легких. Место ему показав, где была та великая роща, В грот свой глубокий Калипсо, богиня богинь, возвратилась. Начал рубить он деревья и скоро окончил работу; Двадцать он бревен срубил, их очистил, их острою медью [245] Выскоблил гладко, потом уровнял, по снуру обтесавши. Тою порою Калипсо к нему с буравом возвратилась. Начал буравить он брусья и, все пробуравив, сплотил их, Длинными болтами сшив и большими просунув шипами; Дно ж на плоту он такое широкое сделал, какое [250] Муж, в корабельном художестве опытный, строит на прочном Судне, носящем товары купцов по морям беспредельным. Плотными брусьями крепкие ребра связав, напоследок В гладкую палубу сбил он дубовые толстые доски, Мачту поставил, на ней утвердил поперечную райну, [255] Сделал кормило, дабы управлять поворотами судна, Плот окружил для защиты от моря плетнем из ракитных Сучьев, на дно же различного грузу для тяжести бросил. Тою порою Калипсо, богиня богинь, парусины Крепкой ему принесла. И, устроивши парус (к нему же [260] Все, чтоб его развивать и свивать, прикрепивши веревки), Он рычагами могучими сдвинул свой плот на священное море. День совершился четвертый, когда он окончил работу. В пятый его снарядила в дорогу богиня Калипсо. Баней его освежив и душистой облекши одеждой, [265] Нимфа три меха на плот принесла: был один драгоценным Полон напитком, другой ключевою водою, а третий Хлебом, дорожным запасом и разною лакомой пищей. Кончив, она призвала благовеющий ветер попутный. Радостно парус напряг Одиссей и, попутному ветру [270] Вверившись, поплыл. Сидя на корме и могучей рукою Руль обращая, он бодрствовал; сон на его не спускался Очи, и их не сводил он с Плеяд, с нисходящего поздно В море Воота, с Медведицы, в людях еще Колесницы Имя носящей и близ Ориона свершающей вечно [275] Круг свой, себя никогда не купая в водах океана. С нею богиня богинь повелела ему неусыпно Путь соглашать свой, ее оставляя по левую руку. Дней совершилось семнадцать с тех пор, как пустился он в море; Вдруг на осьмнадцатый видимы стали вдали над водами [280] Горы тенистой земли феакиян, уже недалекой: Черным щитом на туманистом море она простиралась. В это мгновенье земли колебатель могучий, покинув Край эфиопян, с далеких Солимских высот Одиссея В море увидел: его он узнал; в нем разгневалось сердце; [285] Страшно лазурнокудрявой тряхнув головой, он воскликнул: "Дерзкий! Неужели боги, пока я в земле эфиопян Праздновал, мне вопреки, согласились помочь Одиссею? Чуть не достиг он земли феакиян, где встретить напастей, Свыше ему предназначенных, должен конец; но еще я [290] Вдоволь успею его, ненавистного, горем насытить". Так он сказал и, великие тучи поднявши, трезубцем Воды взбуровил и бурю воздвиг, отовсюду прикликав Ветры противные; облако темное вдруг обложило Море и землю, и тяжкая с грозного неба сошла ночь. [295] Разом и Евр, и полуденный Нот, и Зефир, и могучий, Светлым рожденный Эфиром, Борей взволновали пучину. В ужас пришел Одиссей, задрожали колена и сердце. Скорбью объятый, сказал своему он великому сердцу: "Горе мне! Что претерпеть, наконец, мне назначило небо! [300] С трепетом вижу теперь, что богиня богинь не ошиблась Мне предсказав, что, пока не достигну отчизны, я в море Встречу напасти великие: все исполняется ныне. Страшными тучами вкруг обложил беспредельное небо Зевс, и взбуровил он море, и бурю воздвиг, отовсюду [305] Ветры противные скликав. Погибель моя наступила. О, троекратно, стократно счастливы данаи, в пространной Трое нашедшие смерть, угождая Атридам! И лучше б Было, когда б я погиб и судьбу неизбежную встретил В день тот, как множество медноокованных копий трояне [310] Бросили разом в меня над бездыханным телом Пелида; С честью б я был погребен, и была б от ахеян мне слава; Ныне ж судьба мне бесславно-печальную смерть посылает..." В это мгновенье большая волна поднялась и расшиблась Вся над его головою; стремительно плот закружился; [315] Схваченный, с палубы в море упал он стремглав, упустивши Руль из руки; повалилася мачта, сломясь под тяжелым Ветров противных, слетевшихся друг против друга, ударом; В море далеко снесло и развившийся парус и райну. Долго его глубина поглощала, и сил не имел он [320] Выбиться кверху, давимый напором волны и стесненный Платьем, богиней Калипсою данным ему на прощанье. Вынырнул он напоследок, из уст извергая морскую Горькую воду, с его бороды и кудрей изобильным Током бежавшую; в этой тревоге, однако, он вспомнил [325] Плот свой, за ним по волнам погнался, за него ухватился, Взлез на него и на палубе сел, избежав потопленья; Плот же бросали туда и сюда взгроможденные волны: Словно как шумный осенний Борей по широкой равнине Носит повсюду иссохший, скатавшийся густо репейник, [330] По морю так беззащитное судно повсюду носили Ветры; то быстро Борею его перебрасывал Нот, то шумящий Евр, им играя, его предавал произволу Зефира. Но Одиссея увидела Кадмова дочь Левкотея, Некогда смертная дева, приветноречивая Ино, [335] После богиня, бессмертия честь восприявшая в море. Стало ей жаль Одиссея, свирепой гонимого бурей. С моря нырком легкокрылым она поднялася, взлетела Легким полетом на твердо сколоченный плот и сказала: "Бедный! За что Посейдон, колебатель земли, так ужасно [340] В сердце разгневан своем и с тобою так упорно враждует? Вовсе, однако, тебя не погубит он, сколь бы ни тщился. Сам на себя положися теперь (ты, я вижу, разумен); Скинувши эту одежду, свой плот уступи произволу Ветров и, бросившись в волны, руками работая смело, [345] Вплавь до земли феакиян достигни: там встретишь спасенье. Дам покрывало тебе чудотворное; им ты оденешь Грудь, и тогда не страшися ни бед, ни в волнах потопленья. Но, лишь окончишь свой путь и к земле прикоснешься рукою, Сняв покрывало, немедля его в многоводное море [350] Брось от земли далеко и, глаза отвратив, удалися". Кончив, богиня ему подала с головы покрывало. После, спорхнув на шумящее море, она улетела Быстрокрылатым нырком, и ее глубина поглотила. Начал тогда про себя размышлять Одиссей богоравный; [355] Скорбью объятый, сказал своему он великому сердцу: "Горе! Не новую ль хитрость замыслив, желает богиня Гибель навлечь на меня, мне советуя плот мой оставить? Нет, я того не исполню; не близок еще, я приметил, Берег земли, где, сказала она, мне спасение будет. [360] Ждать я намерен по тех пор, покуда еще невредимо Судно мое и шипами надежными связаны брусья; С бурей сражаясь, по тех пор с него не сойду я. Но, как скоро волненье могучее плот мой разрушит, Брошуся вплавь: я иного теперь не придумаю средства". [365] Тою порою, как он колебался рассудком и сердцем, Поднял из бездны волну Посейдон, потрясающий землю, Страшную, тяжкую, гороогромную; сильно он грянул Ею в него: как от быстрого вихря сухая солома, Кучей лежавшая, вся разлетается, вдруг разорвавшись, [370] Так от волны разорвалися брусья. Один, Одиссеем Пойманный, был им, как конь, убежавший на волю, оседлан. Сняв на прощанье богиней Калипсою данное платье, Грудь он немедля свою покрывалом одел чудотворным, Руки простерши и плыть изготовясь, потом он отважно [375] Кинулся в волны. Могучий земли колебатель при этом Виде лазурнокудрявой тряхнул головой и воскликнул:" По морю бурному плавай теперь на свободе, покуда Люди, любезные Зевсу, тебя благосклонно не примут; Будет с тебя! Не останешься, думаю, мной недоволен". [380] Так он сказавши, погнал длинногривых коней и умчался В Эгию, где обитал в светлозданных, высоких чертогах. Добрая мысль пробудилась тогда в благосклонной Палладе: Ветрам другим заградивши дорогу, она повелела Им, успокоясь, умолкнуть; позволила только Борею [385] Бурно свирепствовать: волны ж сама укрощала, чтоб в землю Веслолюбивых, угодных богам феакиян достигнуть Мог Одиссей благородный, и смерти и Парк избежавши. Так он два дня и две ночи носим был повсюду шумящим Морем, и гибель не раз неизбежной казалась; когда же [390] С третьим явилася днем лучезарнокудрявая Эос, Вдруг успокоилась буря, и на море все просветлело В тихом безветрии. Поднятый кверху волной и взглянувши Быстро вперед, невдали пред собою увидел он землю. Сколь несказанною радостью детям бывает спасенье [395] Жизни отца, пораженного тяжким недугом, все силы В нем истребившим (понеже злой демон к нему прикоснулся, После ж на радость им всем исцеленного волей бессмертных, - Столь Одиссей был обрадован брега и леса явленьем. Поплыл быстрей он, ступить торопяся на твердую землю. [400] Но, от нее на таком расстоянье, в каком человечий Внятен нам голос, он шум бурунов меж скалами услышал; Волны кипели и выли, свирепо на берег высокий С моря бросаясь, и весь он был облит соленою пеной; Не было пристани там, ни залива, ни мелкого места, [405] Вкруть берега подымались; торчали утесы и рифы. В ужас пришел Одиссей, задрожали колена и сердце; Скорбью объятый, сказал своему он великому сердцу: "Горе! На что мне дозволил увидеть нежданную землю Зевс? И зачем до нее, пересиливши море, достиг я? [410] К острову с моря, я вижу, везде невозможен мне доступ; Острые рифы повсюду; кругом, расшибаяся, блещут Волны, и гладкой стеной воздвигается берег высокий; Море ж вблизи глубоко, и нет места, где было б возможно Твердой ногой опереться, чтоб гибели верной избегнуть. [415] Если пристать попытаюсь, то буду могучей волною Схвачен и брошен на камни зубчатые, тщетно истратив Силы; а если кругом поплыву, чтоб узнать, не найдется ль Где-нибудь берег отлогий иль пристань, страшуся, чтоб снова Бурей морскою я не был похищен, чтоб рыбообильным [420] Морем меня, вопиющего жалобно, вдаль не умчало, Или чтоб демон враждебный какого из чуд, Амфитритой В море питаемых, мне на погибель не выслал из бездны: Знаю, как злобствует против меня Посейдон земледержец". Тою порой, как рассудком и сердцем он так колебался, [425] Быстрой волною помчало его на утесистый берег; Тело б его изорвалось и кости б его сокрушились, Если б он вовремя светлой богиней Афиной наставлен Не был руками за ближний схватиться утес; и к нему прицепившись, Ждал он, со стоном на камне вися, чтоб волна пробежала [430] Мимо; она пробежала, но вдруг, отразясь, на возврате Сшибла с утеса его и отбросила в темное море. Если полипа из ложа ветвистого силою вырвешь, Множество крупинок камня к его прилепляется ножкам: К резкому так прилепилась утесу лоскутьями кожа [435] Рук Одиссеевых; вдруг поглощенный волною великой, В бездне соленой, судьбе вопреки, неизбежно б погиб он, Если б отважности в душу его не вложила Афина. Вынырнув вбок из волны, устремившейся прянуть на камни, Поплыл он в сторону, взором преследуя землю и тщася [440] Где-нибудь берег отлогий иль мелкое место приметить. Вдруг он увидел себя перед устьем реки светловодной. Самым удобным то место ему показалось: там острых Не было камней, там всюду от ветров являлась защита. К мощному богу реки он тогда обратился с молитвой; [445] "Кто бы ты ни был, могучий, к тебе, столь желанному, ныне Я прибегаю, спасаясь от гроз Посейдонова моря. Вечные боги всегда благосклонно внимают молитвам Бедного странника, кто бы он ни был, когда он подобен Мне, твой поток и колена объявшему, много великих [450] Бед претерпевшему; сжалься, могучий, подай мне защиту". Так он молился. И бог, укротив свой поток, успокоил Волны и, на море тишь наведя, отворил Одиссею Устье реки. Но под ним подкосились колена; повисли Руки могучие: в море его изнурилося сердце; [455] Вспухло все тело его; извергая и ртом и ноздрями Воду морскую, он пал, наконец, бездыханный, безгласный, Память утратив, на землю; бесчувствие им овладело. Но напоследок, когда возвратились и память и чувство, С груди своей покрывало, богинею данное, снявши, [460] Бросил его он в широкую, с морем слиянную реку. Быстро помчалася ткань по теченью назад, и богиня В руки ее приняла. Одиссей, от реки отошедши, Скрылся в тростник, и на землю, ее лобызая, простерся. Скорбью объятый, сказал своему он великому сердцу: [465] "Горе мне! Что претерпеть я еще предназначен от неба! Если на бреге потока бессонную ночь проведу я, Утренний иней и хладный туман, от воды восходящий, Вовсе меня, уж последних лишенного сил, уничтожат: Воздух пронзительным холодом веет с реки перед утром. [470] Если же там, на пригорке, под кровом сенистого леса В чаще кустов я засну, то, конечно, не буду проникнут Хладом ночным, отдохну, и меня исцелит миротворный Сон; но страшусь, не достаться б в добычу зверям плотоядным". Так размышлял он; ему, наконец, показалось удобней [475] Выбрать последнее; в лес он пошел, от реки недалеко Росший на холме открытом. Он там две сплетенные крепко Выбрал оливы; одна плодоносна была, а другая Дикая; в сень их проникнуть не мог ни холодный, Сыростью дышащий ветер, ни Гелиос, знойно блестящий; [480] Даже и дождь не пронзал их ветвистого свода: так густо Были они сплетены. Одиссей, угнездившись под ними, Лег, наперед для себя приготовив своими руками Мягкое ложе из листьев опалых, которых такая Груда была, что и двое и трое могли бы удобно [485] В зимнюю бурю, как сильно б она ни шумела, там скрыться. Груду увидя, обрадован был Одиссей несказанно. Бросясь в нее, он совсем закопался в слежавшихся листьях. Как под золой головню неугасшую пахарь скрывает В поле далеко от места жилого, чтоб пламени семя [490] В ней сохраниться могло безопасно от злого пожара, Так Одиссей, под листами зарывшися, грелся, и очи Сладкой дремотой Афина смежила ему, чтоб скорее В нем оживить изнуренные силы. И крепко заснул он.

  ПЕСНЬ ШЕСТАЯ Так постоянный в бедах Одиссей отдыхал, погруженный В сон и усталость. Афина же тою порой низлетела В п