Гомер - Одиссея

чернего мрака Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались. Тою порою померкнуло солнце, и тьма наступила; Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег. [560] Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос; Спутников верных созвав, я велел, чтоб они на проворных Все кораблях собралися и все отвязали канаты. Спутники все собралися и, севши на лавках у весел, Разом могучими веслами вспенили темные воды. [565] Далее поплыли мы в сокрушенье великом о милых Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.

  ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ Скоро на остров Эолию прибыли мы; обитает Гиппотов сын там, Эол благородный, богами любимый. Остров плавучий его неприступною медной стеною Весь обнесен; берега ж подымаются гладким утесом. [5]

  Там от супруги двенадцать детей родилося Эолу, Шесть дочерей светлоликих и шесть сыновей многосильных. Вырастив их, сыновьям дочерей он в супружество отдал. Днем с благородным отцом и заботливой матерью вместе Все за трапезой, уставленной яствами, сладко пируют [10] В зале они, благовонной от запаха пищи и пеньем Флейт оглашаемой; ночью же, каждый с своею супругой, Спят на резных, дорогими коврами покрытых кроватях. В град их прибывши, мы в дом их богатый вступили; там целый Месяц Эол угощал нас радушно и с жадностью слушал [15] Повесть о Трое, о битвах аргивян, о их возвращенье; Все любопытный заставил меня рассказать по порядку. Но напоследок, когда обратился я, в путь изготовясь, С просьбой к нему отпустить нас, на то согласясь благосклонно, Дал он мне сшитый из кожи быка девятигодового [20] Мех с заключенными в нем буреносными ветрами; был он Их господином, по воле Крониона Дия, и всех их Мог возбуждать иль обуздывать, как приходило желанье. Мех на просторном моем корабле он серебряной нитью Туго стянул, чтоб ни малого быть не могло дуновенья [25] Ветров; Зефиру лишь дал повеленье дыханьем попутным Нас в кораблях по водам провожать; но домой возвратиться Дий не судил нам: своей безрассудностью все мы погибли. Девять мы суток и денно и нощно свой путь совершали; Вдруг на десятые сутки явился нам берег отчизны. [30] Был он уж близко; на нем все огни уж могли различить мы. В это мгновенье в глубокий я сон погрузился, понеже Правил до тех пор кормилом один, никому не желая Вверить его, чтоб успешней достигнуть отчизны любезной, Спутники тою порой завели разговор; полагали [35] Все, что с собою имел серебра я и золота много, Мне на прощание данных царем благородным Эолом. Глядя друг на друга, так рассуждали они меж собою: "Боги! Как всюду его одного уважают и любят Люди, какую бы землю и чье бы жилище ни вздумал [40] Он посетить. Уж и в Трое он много сокровищ от разных Собрал добыч; мы одно претерпели, один совершили Путь с ним - а в дом свой должны возвратиться с пустыми руками. Так и Эол; лишь ему одному он богатый подарок Сделал; посмотрим же, что им так плотно завязано в этом [45] Мехе: уж верно найдем серебра там и золота много". Так говорили одни; их одобрили все остальные. Мех был развязан, и шумно исторглися ветры на волю; Бурю воздвигнув, они с кораблями их, громко рыдавших, Снова от брега отчизны умчали в открытое море. [50] Я пробудился и долго умом колебался, не зная, Что мне избрать, самого ли себя уничтожить, в пучину Бросясь, иль, молча судьбе покорясь, меж живыми остаться. Я покорился судьбе и на дне корабля, завернувшись В мантию, тихо лежал. К Эолийскому острову снова [55] Бурею наши суда принесло. Все товарищи с плачем Вышли на твердую землю; запасшись водой ключевою, Наскоро легкий обед мы у быстрых судов совершили. Свой удовольствовав голод едой и питьем, я с собою Взял одного из товарищей наших с глашатаем; прямо [60] К дому Эола царя мы пошли и его там застали Вместе с женой и со всеми детьми за семейным обедом. В двери палаты вступив, я с своими людьми на пороге Сел; изумилась царева семья; все воскликнули вместе: "Ты ль, Одиссей? Не зловредный ли демон к тебе прикоснулся? [65] Здесь мы не всё ль учредили, чтоб ты беспрепятственно прибыл В землю отцов иль в иную какую желанную землю?" Так говорили они; с сокрушеньем души отвечал я: "Сон роковой и безумие спутников мне приключили Бедствие злое; друзья, помогите; вам это возможно". [70] Так я сказал, умоляющим словом смягчить их надеясь. Все замолчали они; но отец мне ответствовал с гневом: "Прочь, недостойный! Немедля мой остров покинь; неприлично Нам под защиту свою принимать человека, который Так очевидно бессмертным, блаженным богам ненавистен. [75] Прочь! Ненавистный блаженным богам и для нас ненавистен". Кончив, меня он, рыдавшего жалобно, из дому выслал. Далее поплыли мы в сокрушении сердца великом. Люди мои, утомяся от гребли, утратили бодрость, Помощи всякой лишенные собственным жалким безумством. [80] Денно и нощно шесть суток носясь по водам, на седьмые Прибыли мы к многовратному граду в стране лестригонов, Ламосу. Там, возвращаяся с поля, пастух вызывает На поле выйти другого; легко б несонливый работник Плату двойную там мог получать, выгоняя пастися [85] Днем белорунных баранов, а ночью быков криворогих: Ибо там паства дневная с ночною сближается паствой. В славную пристань вошли мы: ее образуют утесы, Круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле Устья великими, друг против друга из темныя бездны [90] Моря торчащими камнями, вход и исход заграждая. Люди мои, с кораблями в просторную пристань проникнув, Их утвердили в ее глубине и связали, у берега тесным Рядом поставив: там волн никогда ни великих, ни малых Нет, там равниною гладкою лоно морское сияет. [95] Я же свой черный корабль поместил в отдаленье от прочих, Около устья, канатом его привязав под утесом. После взошел на утес и стоял там, кругом озираясь: Не было видно нигде ни быков, ни работников в поле; Изредка только, взвиваяся, дым от земли подымался. [100] Двух расторопнейших самых товарищей наших я выбрал (Третий был с ними глашатай) и сведать послал их, к каким мы Людям, вкушающим хлеб на земле плодоносной, достигли? Гладкая скоро дорога представилась им, по которой В город дрова на возах с окружающих гор доставлялись. [105] Сильная дева им встретилась там; за водою с кувшином За город вышла она; лестригон Антифат был отец ей; Встретились с нею они при ключе Артакийском, в котором Черпали светлую воду все, жившие в городе близком. К ней подошедши, они ей сказали: "Желаем узнать мы, [110] Дева, кто властвует здешним народом и здешней страною?" Дом Антифата, отца своего, им она указала. В дом тот высокий вступивши, они там супругу владыки Встретили, ростом с великую гору - они ужаснулись. Та же велела скорей из собранья царя Антифата [115] Вызвать; и он, прибежав на погибель товарищей наших, Жадно схватил одного и сожрал; то увидя, другие Бросились в бегство и быстро к судам возвратилися; он же Начал ужасно кричать и встревожил весь город; на громкий Крик отовсюду сбежалась толпа лестригонов могучих; [120] Много сбежалося их, великанам, не людям подобных. С крути утесов они через силу подъемные камни Стали бросать; на судах поднялася тревога - ужасный Крик убиваемых, треск от крушенья снастей; тут злосчастных Спутников наших, как рыб, нанизали на колья и в город [125] Всех унесли на съеденье. В то время как бедственно гибли В пристани спутники, острый я меч обнажил и, отсекши Крепкий канат, на котором стоял мой корабль темноносый, Людям, собравшимся в ужасе, молча кивнул головою, Их побуждая всей силой на весла налечь, чтоб избегнуть [130] Близкой беды: устрашенные дружно ударили в весла. Мимо стремнистых утесов в открытое море успешно Выплыл корабль мой; другие же все невозвратно погибли. Далее поплыли мы, в сокрушенье великом о милых Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти. [135] Мы напоследок достигли до острова Эи. Издавна Сладкоречивая, светлокудрявая там обитает Дева Цирцея, богиня, сестра кознодея Ээта. Был их родителем Гелиос, бог, озаряющий смертных; Мать же была их прекрасная дочь Океанова, Перса. [140] К брегу крутому пристав с кораблем, потаенно вошли мы В тихую пристань: дорогу нам бог указал благосклонный. На берег вышед, на нем мы остались два дня и две ночи, В силах своих изнуренные, с тяжкой печалию сердца. Третий нам день привела светозарнокудрявая Эос. [145] Взявши копье и двуострый свой меч опоясав, пошел я С места, где был наш корабль, на утесистый берег, чтоб сведать, Где мы? Не встречу ль людей? Не послышится ль чей-нибудь голос? Став на вершине утеса, я взором окинул окрестность. Дым, от земли путеносной вдали восходящий, увидел [150] Я за широко разросшимся лесом в жилище Цирцеи. Долго рассудком и сердцем колеблясь, не знал я, идти ли К месту тому мне, где дым от земли подымался багровый? Дело обдумав, уверился я наконец, что удобней Было сначала на брег, где стоял наш корабль, возвратиться, [155] Там отобедать с людьми и, надежнейших выбрав, отправить Их за вестями. Когда ж к кораблю своему подходил я, Сжалился благостный бог надо мной, одиноким: навстречу Мне он оленя богаторогатого, тучного выслал; Пажить лесную покинув, к студеной реке с несказанной [160] Жаждой бежал он, измученный зноем полдневного солнца. Меткое бросив копье, поразил я бегущего зверя В спину: ее проколовши насквозь, острием на другой бок Вышло копье; застонав, он упал, и душа отлетела. Ногу уперши в убитого, вынул копье я из раны, [165] Подле него на земле положил и немедля болотных Гибких тростинок нарвал, чтоб веревку в три локтя длиною Свить, переплетши тростинки и плотно скрутив их. Веревку Свивши, связал я оленю тяжелому длинные ноги; Между ногами просунувши голову, взял я на плечи [170] Ношу и с нею пошел к кораблю, на копье опираясь; Просто ж ее на плечах я не мог бы одною рукою Снесть: был чрезмерно огромен олень. Перед судном на землю Бросил его я, людей разбудил и, приветствовав всех их, Так им сказал: "Ободритесь, товарищи, в область Аида [175] Прежде, пока не наступит наш день роковой, не сойдем мы; Станем же ныне (едой наш корабль запасен изобильно) Пищей себя веселить, прогоняя мучительный голод". Было немедля мое повеленье исполнено; снявши Верхние платья, они собрались у бесплодного моря; [180] Всех их олень изумил, несказанно великий и тучный; Очи свои удовольствовав сладостным зреньем, умыли Руки они и поспешно обед приготовили вкусный. Целый мы день до вечернего сумрака, сидя на бреге, Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались; [185] Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная; Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег. Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос. Спутников верных своих на совет пригласив, я сказал им: "Спутники верные, слушайте то, что скажу вам, печальный: [190] Нам неизвестно, где запад лежит, где является Эос; Где светоносный под землю спускается Гелиос, где он На небо всходит; должны мы теперь совокупно размыслить, Можно ли чем от беды нам спастися; я думаю, нечем. С этой крутой высоты я окрестность окинул глазами: [195] Остров, безбрежною бездной морской, как венцом, окруженный, Плоско на влаге лежащий, увидел я; дым подымался Густо вдали из широко растущего, темного леса". Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце: В память пришли им и злой лестригон Антифат и надменный [200] Силой своею циклоп Полифем, людоед святотатный; Громко они застонали, обильным потоком проливши Слезы, - напрасно: от слез и от стонов их не было пользы. Тут разделить я решился товарищей меднообутых На две дружины; одною дружиной начальствовал сам я; [205] Избран вождем был дружины другой Еврилох благородный. Жеребьи в медноокованном шлеме потом потрясли мы - Вынулся жеребий твердому сердцем вождю Еврилоху. В путь собрался он, и с ним двадцать два из товарищей наших. С плачем они удалились, оставя нас, горем объятых. [210] Скоро они за горами увидели крепкий Цирцеин Дом, сгроможденный из тесаных камней на месте открытом. Около дома толпилися горные львы и лесные Волки: питьем очарованным их укротила Цирцея, Вместо того чтоб напасть на пришельцев, они подбежали [215] К ним миролюбно и, их окруживши, махали хвостами. Как к своему господину, хвостами махая, собаки Ластятся - им же всегда он приносит остатки обеда, - Так остролапые львы и шершавые волки к пришельцам Ластились. Их появленьем они приведенные в ужас, [220] К дому прекраснокудрявой богини Цирцеи поспешно Все устремились. Там голосом звонко-приятным богиня Пела, сидя за широкой, прекрасной, божественно-тонкой Тканью, какая из рук лишь богини бессмертной выходит. К спутникам тут обратяся, Политос, мужей предводитель, [225] Мне меж другими вернейший, любезнейший друг мой, сказал им: "Слышите ль голос приятный, товарищи? Кто-то, за тканью Сидя, поет там, гармонией всю наполняя окрестность. Кто же? Богиня иль смертная? Голос скорей подадим ей". Так он сказал им; они закричали, чтоб вызвать певицу. [230] Вышла немедля она и, блестящую дверь растворивши, В дом пригласила вступить их; забыв осторожность, вступили Все; Еврилох лишь один назади, усомнившись, остался. Чином гостей посадивши на кресла и стулья, Цирцея Смесь из сыра и меду с ячменной мукой и с прамнейским [235] Светлым вином подала им, подсыпав волшебного зелья В чашу, чтоб память у них об отчизне пропала; когда же Ею был подан, а ими отведан напиток, ударом Быстрым жезла загнала чародейка в свиную закутку Всех; очутился там каждый с щетинистой кожей, с свиною [240] Мордой и с хрюком свиным, не утратив, однако, рассудка. Плачущих всех заперла их в закуте волшебница, бросив Им желудей, и свидины, и буковых диких орехов В пищу, к которой так лакомы свиньи, любящие рылом Землю копать. К кораблю Еврилох прибежал той порою [245] С вестью плачевной о бедствии, спутников наших постигшем. Долго не мог, сколь ни силился, слова сказать он, могучим Горем проникнутый в сердце; слезами наполнены были Очи его, и душа в нем терзалась от скорби; когда же Все мы его в изумленье великом расспрашивать стали, [250] Так рассказал он мне повесть о бедствии посланных наших: "Лес перешедши, как ты повелел, Одиссей многославный, Скоро мы там за горами увидели крепкий Цирцеин Дом, сгроможденный из тесаных камней на месте открытом. В нем, мы услышали, пела прекрасно певица, за тканью [255] Сидя, не знаю, богиня иль смертная. Тотчас мы голос Подали; вышла она и, блестящую дверь растворивши, В дом нас вступить пригласила; забыв осторожность, вступили Все; я остался один назади, предузнавши погибель; Все там исчезли они, и обратно никто уж не вышел. [260] Долго я ждал; напоследок ушел, ничего не узнавши". Так он сказал; и немедля, надев на плечо среброгвоздный, Медный, двуострый мой меч и схвативши свой туго согбенный Лук, я велел Еврилоху меня проводить, возвратившись Той же дорогой со мною; но он, на колена в великом [265] Страхе упав, мне с рыданием бросил крылатое слово: "Нет, повелитель, позволь за тобой не ходить мне; уверен Я, что ни сам ты назад не придешь, ни других не воротишь Спутников наших; советую лучше, как можно скорее, Бегством спасаться, иль все мы ужасного дня не минуем". [270] Так говорил Еврилох, и, ему отвечая, сказал я: "Друг Еврилох, принуждать я тебя не хочу; оставайся Здесь, при моем корабле, утешаться питьем и едою; Я же пойду; непреклонной нужде покориться мне должно". С сими словами пошел я от моря, корабль там оставив. [275] Той же порой, как, в святую долину спустяся, уж был я Близко высокого дома волшебницы хитрой Цирцеи, Эрмий с жезлом золотым пред глазами моими, нежданный, Стал, заступив мне дорогу; пленительный образ имел он Юноши с девственным пухом на свежих ланитах, в прекрасном [280] Младости цвете. Мне ласково руку подавши, сказал он: "Стой, злополучный, куда по горам ты бредешь одиноко, Здешнего края не ведая? Люди твои у Цирцеи; Всех обратила в свиней чародейка и в хлев заперла свой. Их ты избавить спешишь; но и сам, опасаюсь, оттуда [285] Цел не уйдешь; и с тобою случится, что с ними случилось. Слушай, однако: тебя от беды я великой избавить Средство имею; дам зелье тебе; ты в жилище Цирцеи Смело поди с ним; оно охранит от ужасного часа. Я же тебе расскажу о волшебствах коварной богини: [290] Пойло она приготовит и зелья в то пойло подсыплет. Но над тобой не подействуют чары; чудесное средство, Данное мною, их силу разрушит. Послушай: как скоро Мощным жезлом чародейным Цирцея к тебе прикоснется, Острый свой меч обнажив, на нее устремись ты немедля, [295] Быстро, как будто ее умертвить вознамерясь; в испуге Станет на ложе с собою тебя призывать чародейка - Ты не подумай отречься от ложа богини: избавишь Спутников, будешь и сам гостелюбно богинею принят. Только потребуй, чтоб прежде она поклялася великой [300] Клятвой, что вредного замысла против тебя не имеет: Иначе мужество, ею расслабленный, все ты утратишь". С сими словами растенье мне подал божественный Эрмий, Вырвав его из земли и природу его объяснив мне: Корень был черный, подобен был цвет молоку белизною; [305] Моли его называют бессмертные; людям опасно С корнем его вырывать из земли, но богам все возможно. Эрмий, подав мне растенье, на светлый Олимп удалился. Я же пошел вдоль лесистого острова к дому Цирцеи, Многими, сердце мое волновавшими, мыслями полный. [310] Став перед дверью прекраснокудрявой богини, я громко Начал ее вызывать; и, услышав мой голос, немедля Вышла она, отворила блестящие двери и в дом дружелюбно Мне предложила вступить; с сокрушением сердца вступил я. Введши в покои меня и на стул посадив среброгвоздный [315] Редкой работы (для ног же была там скамейка), богиня В чашу златую влила для меня свой напиток; но прежде, Злое замыслив, подсыпала зелье в него; и когда он Ею был подан, а мною безвредно отведан, свершила Чару она, дав удар мне жезлом и сказав мне такое [320] Слово: "Иди и свиньею валяйся в закуте с другими". Я же свой меч изощренный извлек и его, подбежав к ней, Поднял, как будто ее умертвить вознамерившись; громко Вскрикнув, она от меча увернулась и, с плачем великим Сжавши колена мои, мне крылатое бросила слово: [325] "Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь? Я в изумленье; питья моего ты отведал и не был Им превращен; а доселе никто не избег чародейства, Даже и тот, кто, не пив, лишь губами к питью прикасался. Сердце железное бьется в груди у тебя; и, конечно, [330] Ты Одиссей, многохитростный муж, о котором давно мне Эрмий, носитель жезла золотого, сказал, что сюда он Будет, на черном плывя корабле от разрушенной Трои. Вдвинь же в ножны медноострый свой меч и со мною Ложе мое раздели: сочетавшись любовью на сладком [335] Ложе, друг другу доверчиво сердце свое мы откроем". Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я: "Как же могу, о Цирцея, твоим быть доверчивым другом, Если в свиней обратила моих ты сопутников? Мне же, Гибельный, верно, замысля обман, ты теперь предлагаешь [340] Ложе с тобой разделить, затворившись в твоей почивальне, - Там ум еня, безоружного, мужество все ты похитишь. Нет, не надейся, чтоб ложе твое разделил я с тобою Прежде, покуда сама ты, богиня, не дашь мне великой Клятвы, что вредного замысла против меня не имеешь". [345] Так я сказал, и Цирцея богами великими стала Клясться; когда ж поклялася и клятву свою совершила, С нею в ее почивальне я лег на прекрасное ложе. Тою порою заботились в светлых покоях четыре Девы, служанки проворные, все учреждавшие в доме; [350] Все они дочери были потоков, и рощ, и священных Рек, в необъятное лоно глубокого моря бегущих. Дева одна, положивши на кресла подушки, постлала Пышные сверху ковры, на ковры ж полотняные ткани. К каждым креслам другая серебряный чудной работы [355] Стол пододвинула с хлебом в златых драгоценных корзинах. Третья смешала в кратере серебряной воду с медвяным, Сладким вином; на столы же поставила кубки златые. Светлой воды принесла напоследок четвертая дева: Яркий огонь разложив под треножным котлом, вскипятила [360] Воду она; вскипятивши же воду в котле, осторожно Стала сама, из котла подливая воды вскипяченной В свежую воду, плеча орошать мне и голову теплой Влагой: и тем прекратилось томившее дух расслабленье Тела. Когда ж и омыт я и чистым натерт был елеем, [365] Легкий надевши хитон и косматую мантию, с девой В светлый покой я вступил, и она к среброгвоздным, богатым Креслам меня проводила, - была там для ног и скамейка. Тут принесла на лохани серебряной руки умыть мне Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня, [370] Гладкий потом пододвинула стол; на него положила Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса, Выданным ею охотно, и стала меня дружелюбно Потчевать вкусною пищей; но пища была мне противна. Думой объятый, сидел я с недобрым предчувствием в сердце. [375] Видя, что думой объятый сижу и что к лакомой пище Рук не хочу протянуть я, печалью объятый, Цирцея, Близко ко мне подошедши, крылатое бросила слово: "Что у тебя на душе, Одиссей? Отчего так уныло Здесь ты сидишь, как немой, ни еды, ни питья не вкушая? [380] Или еще ты страшишься какого коварства? Напрасен Страх твой; ты слышал, тебе поклялась я великою клятвой". Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я: "О Цирцея, какой же, пристойность и правду любящий, Муж согласится себя утешать и питьем и едою [385] Прежде, пока не увидит своими глазами спасенья Спутников? Если желаешь, чтоб пищи твоей я коснулся, Спутников дай мне спасенье своими глазами увидеть". Так я сказал, и немедля с жезлом из покоев Цирцея Вышла, к закуте свиной подошла и, ее отворивши, [390] Их, превращенных в свиней девятигодовалых, оттуда Вывела; стали они перед нею; она ж, обошед их Всех, почередно помазала каждого мазью, и разом Спала с их тела щетина, его покрывавшая густо С самых тех пор, как Цирцея дала им волшебного зелья; [395] Прежний свой вид возвратив, во мгновенье все стали моложе, Силами крепче, красивей лицом и возвышенней станом; Все во мгновенье узнали меня и ко мне протянули Радостно руки; потом зарыдали от скорби; их воплем Дом огласился; проникнула жалость и в душу Цирцеи. [400] Близко ко мне подошедши, богиня богинь мне сказала: "О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный, Медлить не должно; поди на песчаное взморье и верным Спутникам всем совокупно втащить повели на зыбучий Берег корабль твой; потом, все богатства и снасти в пещере [405] Скрыв и товарищей взявши с собою, сюда возвратися". Так мне сказала, и я покорился ей мужеским сердцем. Шагом поспешным пришед к кораблю на песчаное взморье, Близ корабля я на бреге нашел всех товарищей верных, Стонущих громко, из глаз изобильные слезы лиющих. [410] Как запертые в закутах телята, увидя идущих С паствы коров, напитавшихся сочной травой луговою, Все им навстречу бегут, из заград вырываяся тесных, Все окружают, мыча, возвратившихся с пажити маток: Так побежали толпою, увидя меня издалека, [415] Спутники все мне навстречу; и сильно проникла их сердце Радость, как будто б в родную они возвратились Итаку, В наше отечество милое, где родились и цвели мы. Горько заплакав, они мне крылатое бросили слово: "Радостно нам возвращенье твое, повелитель, как будто б [420] В наше отечество, в нашу Итаку мы вдруг возвратились. Но не скрывайся, скажи, где товарищи? Что их постигло?" Так говорили они, вопрошая; им так отвечал я: "Прежде, друзья, совокупною силой корабль на зыбучий Берег втащите; в пещере потом все богатства и снасти [425] Скройте; потом соберитесь и следуйте смело за мною. К спутникам вас поведу я в святую обитель Цирцеи. Всех их, питьем и едой веселящихся, там вы найдете". Было немедля мое повеленье исполнено ими. Но Еврилох, вопреки мне, хотел удержать их; он смело, [430] Голос возвысив, товарищам бросил крылатое слово: "Стойте: куда вы, безумцы? За ним по следам вы хотите В дом чародейки опасной идти? Но она превратит вас Всех иль в свиней, иль в шершавых волков, иль в лесных густогривых Львов, чтоб ее стерегли вы жилище; там с вами случится [435] То ж, что случилось в пещере циклопа, куда безрассудно Наши товарищи следом за дерзким вошли Одиссеем. Он, необузданный, был их погибели жалкой виною". Так говорил Еврилох, и меня побуждало уж сердце Меч длинноострый схватить и его обнаженною медью [440] Голову с плеч непокорного сбросить на землю, хотя он Был мне и родственник близкий; но спутники все, удержавши Руку мою, обратили ко мне миротворное слово: "Если желаешь, божественный, пусть Еврилох остается У моря здесь с кораблем и его сторожит неусыпно; [445] Мы же пойдем за тобою в святую обитель Цирцеи". Всех их от моря повел я, корабль наш покинув на бреге; Но Еврилох не остался один с кораблем и за нами Следом пошел, приведенный моими угрозами в трепет. Тою порой остальные товарищи в доме Цирцеи [450] Баней себя освежили; душистым натершись елеем, В легкий хитон и косматую мантию каждый облекся. Я, возвратясь, их нашел за роскошной трапезой сидящих. Свидясь с друзьями и все рассказав о случившемся с ними, Громко они зарыдали, их воплем весь дом огласился. [455] Близко ко мне подошедши, богиня Цирцея сказала: "Царь Одиссей, многохитростный муж, Лаэртид благородный, Все вы свою укротите печаль и от слез воздержитесь; Знаю довольно я, что на водах многорыбного моря, Что на земле от свирепых людей претерпели вы, - горе [460] Бросив теперь, наслаждайтесь питьем и едою, покуда В вашей груди не родится то мужество снова, с которым Некогда в путь вы пустились, расставшись с отчизною милой, С вашей суровой Итакою. Ныне в бессилии робком, Все помышляя о странствии бедственном, сердце веселью [465] Вы затворяете, - были велики страдания ваши". Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем. С тех пор вседневно, в теченье мы целого года Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались. Но когда, наконец, обращеньем времен совершен был [470] Круг годовой, миновалися месяцы, дни пролетели, Спутники все приступили ко мне с убедительной речью: "Время, несчастный, тебе о возврате в Итаку подумать, Если угодно богам, чтоб спаслись мы, чтоб мог ты увидеть Светло-богатый свой дом, и отчизну, и милых домашних". [475] Так мне сказали, и я покорился им мужеским сердцем. Весело весь мы тот день до вечернего позднего мрака Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались. Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная. Спутники все предались в потемневших палатах покою. [480] Я ж, возвратяся к Цирцее, с ней рядом на ложе роскошном Лег, и колена ее обхватил, и богине, склонившей Слух свой ко мне со вниманием, бросил крылатое слово: "О Цирцея, исполни свое обещанье в отчизну Нас возвратить; сокрушается сердце по ней; в сокрушенье [485] Спутники все приступают ко мне и мою раздирают Душу (когда ты бываешь отсутственна) жалобным плачем". Так говорил я, и так, отвечая, сказала богиня: "О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный, В доме своем я тебя поневоле держать не желаю. [490] Прежде, однако, ты должен, с пути уклоняся, проникнуть В область Аида, где властвует страшная с ним Персефона. Душу пророка, слепца, обладавшего разумом зорким, Душу Тиресия фивского должно тебе вопросить там. Разум ему сохранен Персефоной и мертвому; в аде [495] Он лишь с умом; все другие безумными тенями веют". Так говорила богиня; во мне растерзалося сердце; Горько заплакал я, сидя на ложе; мне стала противна Жизнь, и на солнечный свет поглядеть не хотел я, и долго Рвался, и долго, простершись на ложе, рыдал безутешно. [500] Но напоследок, богине ответствуя, так я сказал ей: "Кто ж, о Цирцея, на этом пути провожатым мне будет? В аде еще не бывал с кораблем ни один земнородный". Так вопросил я богиню, и так мне она отвечала: "О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный, [505] Верь, кораблю твоему провожатый найдется; об этом Ты не заботься; но, мачту поставив и парус поднявши, Смело плыви; твой корабль передам я Борею; когда же Ты, Океан в корабле поперек переплывши, достигнешь Низкого брега, где дико растет Персефонин широкий [510] Лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных, Вздвинув на брег, под которым шумит Океан водовратный, Черный корабль свой, вступи ты в Аидову мглистую область. Быстро бежит там Пирифлегетон в Ахероново лоно Вместе с Коцитом, великою ветвию Стикса; утес там [515] Виден, и обе под ним многошумно сливаются реки. Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь: под утесом Выкопав яму глубокую, в локоть один шириной и длиною, Три соверши возлияния мертвым, всех вместе призвав их: Первое смесью медвяной, другое вином благовонным, [520] Третье водою и, все пересыпав мукою ячменной. Дай обещанье безжизненно-веющим теням усопших: В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву Им принести и в зажженный костер драгоценностей много Бросить, Тиресия ж более прочих уважить, особо [525] Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши. После (когда обещание дашь многославным умершим) Черную овцу и черного с нею барана, - к Эребу Их обратив головою, а сам обратясь к Океану, - В жертву теням принеси; и к тебе тут немедля великой [530] Придут толпою отшедшие души умерших; тогда ты Спутникам дай повеленье, содравши с овцы и с барана, Острой зарезанных медью, лежащих в крови перед вами, Кожу, их бросить немедля в огонь и призвать громогласно Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону; [535] Сам же ты, острый свой меч обнаживши и с ним перед ямой Сев, запрещай приближаться безжизненным теням усопших К крови, покуда ответа не даст вопрошенный Тиресий. Скоро и сам он, представ пред тобой, повелитель народов, Скажет тебе, где дорога, и долог ли путь, и успешно ль [540] Рыбообильного моря путем ты домой возвратишься". Так говорила она; той порой златотронная Эос Встала; богиня, в хитон и хламиду меня облачивши, Светло-серебряной ризой из тонковоздушныя ткани Нежные плечи одела свои, золотым драгоценным [545] Поясом стан обвила и покров с головы опустила. Я же, чертоги ее перешедши, товарищей верных Всех разбудил и, приветствие каждому сделав, сказал им: "Время, друзья, вам от сладкого сна пробудиться; покиньте Ложе; пойдем; нас богиня сама побуждает к отъезду". [550] Так я сказал, и они покорились мне мужеским сердцем. Но и оттуда не мог я отплыть без утраты печальной: Младший из всех на моем корабле, Ельпенор, неотличный Смелостью в битвах, нещедро умом от богов одаренный, Спать для прохлады ушел на площадку возвышенной кровли [555] Дома Цирцеи священного, крепким вином охмеленный. Шумные сборы товарищей, в путь уж готовых, услышав, Вдруг он вскочил и, от хмеля забыв, что назад обратиться Должен был прежде, чтоб с кровли высокой сойти по ступеням, Прянул спросонья вперед, сорвался и, ударясь затылком [560] Оземь, сломил позвонковую кость, и душа отлетела В область Аида. Тем временем спутникам так говорил я: "Мыслите, верно, друзья, вы, что в милую землю отчизны Мы возвращаемся? Путь нам иной указала Цирцея: В царстве Аида, где властвует страшная с ним Персефона, [565] Душу Тиресия фивского должен сперва вопросить я". Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце; Пали на землю они, в исступлении волосы рвали, Всё понапрасну - от слез и от воплей нам не было пользы. Все к своему кораблю, на песчаном стоявшему бреге, [570] Вместе пошли мы, печальные, льющие слезы обильно. Тою порою на брег привела чернорунную овцу С черным бараном Цирцея и, там их оставя, меж нами Тихо прошла, невидимая... Смертным увидеть не можно Бога, когда, приходя к ним, он хочет остаться невидим.

  ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ К морю и к ждавшему нас на песке кораблю собралися Все мы и, сдвинувши черный корабль на священные воды, Мачту на нем утвердили и к ней паруса привязали. Взявши барана и овцу с собой, на корабль совокупно [5]

  Все мы взошли, сокрушенные горем, лиющие слезы. Был нам по темным волнам провожатым надежным попутный Ветер, пловцам благовеющий друг, парусов надуватель, Послан приветноречивою, светлокудрявой богиней; Все корабельные снасти порядком убрав, мы спокойно [10] Плыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру. Были весь день паруса путеводным дыханием полны. Солнце тем временем село, и все потемнели дороги. Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана; Там киммериян печальная область, покрытая вечно [15] Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль Он покидает, всходя на звездами обильное небо, С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь; Ночь безотрадная там искони окружает живущих. [20] Судно, прибыв, на песок мы встащили; барана и овцу Взяли с собой и пошли по течению вод Океана Берегом к месту, которое мне указала Цирцея. Дав Перимеду держать с Еврилохом зверей, обреченных В жертву, я меч обнажил медноострый и, им ископавши [25] Яму глубокую, в локоть один шириной и длиною, Три совершил возлияния мертвым, мной призванным вместе: Первое смесью медвяной, второе вином благовонным, Третье водой и, мукою ячменною все пересыпав, Дал обещанье безжизненно-веющим теням усопших: [30] В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву Им принести и в зажженный костер драгоценностей много Бросить; Тиресия ж более прочих уважить, особо Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши. Дав обещанье такое и сделав воззвание к мертвым, [35] Сам я барана и овцу над ямой глубокой зарезал; Черная кровь полилася в нее, и слетелись толпою Души усопших, из темныя бездны Эреба поднявшись: Души невест, малоопытных юношей, опытных старцев, Дев молодых, о утрате недолгия жизни скорбящих, [40] Бранных мужей, медноострым копьем пораженных смертельно В битве и брони, обрызганной кровью, еще не сложивших. Все они, вылетев вместе бесчисленным роем из ямы, Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным. Кликнув товарищей, им повелел я с овцы и с барана, [45] Острой зарезанных медью, лежавших в крови перед нами, Кожу содрать и, огню их предавши, призвать громогласно Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону. Сам же я меч обнажил изощренный и с ним перед ямой Сел, чтоб мешать приближаться безжизненным теням усопших [50] К крови, пока мне ответа на даст вопрошенный Тиресий. Прежде других предо мною явилась душа Ельпенора; Бедный, еще не зарытый, лежал на земле путеносной. Не был он нами оплакан; ему не свершив погребенья, В доме Цирцеи его мы оставили: в путь мы спешили. [55] Слезы я пролил, увидя его; состраданье мне душу проникло. Голос возвысив, я мертвому бросил крылатое слово: "Скоро же, друг Ельпенор, очутился ты в царстве Аида! Пеший проворнее был ты, чем мы в корабле быстроходном". Так я сказал; простонавши печально, мне так отвечал он: [60] "О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный, Демоном злым погублен я и силой вина несказанной; Крепко на кровле заснув, я забыл, что назад надлежало Прежде пойти, чтоб по лестнице с кровли высокой спуститься; Бросясь вперед, я упал и, затылком ударившись оземь, [65] Кость изломал позвоночную; в область Аида мгновенно Дух отлетел мой. Тебя же любовью к отсутственным милым, Верной женою, отцом, воспитавшим тебя, и цветущим Сыном, тобой во младенческих летах оставленным дома, Ныне молю (мне известно, что, область Аида покинув, [70] Ты в корабле возвратишься на остров Цирцеи) - о! вспомни, Вспомни тогда обо мне, Одиссей благородный, чтоб не был Там не оплаканный я и безгробный оставлен, чтоб гнева Мстящих богов на себя не навлек ты моею бедою. Бросивши труп мой со всеми моими доспехами в пламень, [75] Холм гробовой надо мною насыпьте близ моря седого; В памятный знак же о гибели мужа для поздних потомков В землю на холме моем то весло водрузите, которым Некогда в жизни, ваш верный товарищ, я волны тревожил". Так говорил Ельпенор, и, ему отвечая, сказал я: [80] "Все, злополучный, как требуешь, мною исполнено будет". Так мы, печально беседуя, друг подле друга сидели, Я, отгоняющий тени от крови мечом обнаженным, Он, говорящий со мною, товарища прежнего призрак. Вдруг подошло, я увидел, ко мне привиденье умершей [85] Матери милой моей Антиклеи, рожденной великим Автоликоном, - ее меж живыми оставил я дома, В Трою отплыв. Я заплакал, печаль мне проникнула душу; Но и ее, сколь ни тяжко то было душе, не пустил я К крови: мне не дал ответа еще прорицатель Тиресий. [90] Скоро предстал предо мной и Тиресия фивского образ; Был он с жезлом золотым, и меня он узнал и сказал мне: "Что, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный, Что, злополучный, тебя побудило, покинув пределы Светлого дня, подойти к безотрадной обители мертвых? [95] Но отслонися от ямы и к крови мечом не препятствуй Мне подойти, чтоб, напившися, мог я по правде пророчить". Так он сказал; отслоняся от ямы, я меч среброгвоздный Вдвинул в ножны; а Тиресий, напившися черныя крови, Слово ко мне обратил и сказал мне, по правде пророча: [100] "Царь Одиссей, возвращения сладкого в дом свой ты жаждешь. Бог раздраженный его затруднит несказанно, понеже Гонит тебя колебатель земли Посейдон; ты жестоко Душу разгневал его ослеплением милого сына. Но, и ему вопреки, и беды повстречав, ты достигнуть [105] Можешь отечества, если себя обуздаешь и буйных Спутников; с ними ты к острову знойной Тринакрии, бездну Темно-лазурного моря измерив, корабль приведешь свой; Тучных быков и волнистых баранов пасет там издавна Гелиос светлый, который все видит, все слышит, все знает. [110] Будешь в Итаке, хотя и великие бедствия встретишь, Если воздержишься руку поднять на стада Гелиоса; Если же руку подымешь на них, то пророчу погибель Всем вам: тебе, кораблю и сопутникам; сам ты избегнешь Смерти, но бедственно в дом возвратишься, товарищей в море [115] Всех потеряв, на чужом корабле, и не радость там встретишь: Буйных людей там найдешь ты, твое достоянье губящих, Мучащих дерзким своим сватовством Пенелопу, дарами Брачными ей докучая; ты им отомстишь. Но когда ты, Праведно мстя, женихов, захвативших насильственно дом твой, [120] В нем умертвишь иль обманом, иль явною силой - покинув Царский свой дом и весло корабельное взявши, отправься Странствовать снова и странствуй, покуда людей не увидишь, Моря не знающих, пищи своей никогда не солящих, Также не зревших еще ни в волнах кораблей быстроходных, [125] Пурпурногрудых, ни весел, носящих, как мощные крылья, Их по морям, - от меня же узнай несомнительный признак: Если дорогой ты путника встретишь и путник тот спросит: "Что за лопату несешь на блестящем плече, иноземец?"- В землю весло водрузи - ты окончил свое роковое, [130] Долгое странствие. Мощному там Посейдону принесши В жертву барана, быка и свиней оплодителя вепря, В дом возвратись и великую дома сверши гекатомбу Зевсу и прочим богам, беспредельного неба владыкам, Всем по порядку. И смерть не застигнет тебя на туманном [135] Море; спокойно и медленно к ней подходя, ты кончину Встретишь, украшенный старостью светлой, своим и народным Счастьем богатый. И сбудется все, предреченное мною". Так говорил мне Тиресий; ему отвечая, сказал я: "Старец, пускай совершится, что мне предназначили боги. [140] Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая: Матери милой я вижу отшедшую душу; близ крови Тихо сидит неподвижная тень и как будто не смеет Сыну в лицо поглядеть и завесть разговор с ним. Скажи мне, Старец, как сделать, чтоб мертвая сына живого узнала?" [145] Так я его вопросил, и, ответствуя, так мне сказал он: "Легкое средство на это в немногих словах я открою: Та из безжизненных теней, которой приблизиться к крови Дашь ты, разумно с тобою начнет говорить; но безмолвно Та от тебя удалится, которой ты к крови не пустишь". [150] С сими словами обратно отшедши в обитель Аида, Скрылась душа прорицателя, мне мой сказавшая жребий. Я ж неподвижно остался на месте; но ждал я недолго: К крови приблизилась мать, напилася и сына узнала. С тяжким вздохом она мне крылатое бросила слово: [155] "Как же, мой сын, ты живой мог проникнуть в туманную область Аида? Здесь все ужасает живущего; шумно бегут здесь Страшные реки, потоки великие; здесь Океана Воды глубокие льются; никто переплыть их не может Сам; то одним кораблям крепкозданным возможно. Скажи же, [160] Прямо ль от Трои с своим кораблем и с своими людьми ты, По морю долго скитавшися, прибыл сюда? Неужели Все не видал ни Итаки, ни дома отцов, ни супруги?" Так говорила она, и, ответствуя, так ей сказал я: "Милая мать, приведен я к Аиду нуждой всемогущей; [165] Душу Тиресия фивского мне вопросить надлежало. В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны Нашей еще не видал, бесприютно скитаюсь повсюду С самых тех пор, как с великим царем Агамемноном поплыл В град Илион, изобильный конями, на гибель троянам. [170] Ты ж мне скажи откровенно, какою из Парк непреклонных В руки навек усыпляющей смерти была предана ты? Медленно ль тяжким недугом? Иль вдруг Артемида богиня Тихой стрелою своею тебя без болезни убила? Также скажи об отце и о сыне, покинутых мною: [175] Царский мой сан сохранился ли им? Иль другой уж на место Избран мое и меня уж в народе считают погибшим? Также скажи мне, что делает дома жена Пенелопа? С сыном ли вместе живет, неизменная в верности мужу? Иль уж с каким из ахейских владык сочеталася браком?" [180] Так я ее вопросил; Антиклея мне так отвечала: "Верность тебе сохраняя, в жилище твоем Пенелопа Ждет твоего возвращенья с тоскою великой и тратит Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали; Царский твой сан никому от народа не отдан; бесспорно, [185] Дома своим Телемах достояньем владеет, пирами Всех угощает, как то облеченному саном высоким Следует; все и его угощают. Лаэрт же не ходит Более в город; он в поле далеко живет, не имея Там ни одра, ни богатых покровов, ни мягких подушек; [190] Дома в дождливое зимнее время он вместе с рабами Спит на полу у огня, покровенный одеждой убогой; В летнюю ж знойную пору иль поздней порою осенней Всюду находит себе на земле он в саду виноградном Ложе из листьев опалых, насыпанных мягкою грудой. [195] Там он лежит, и вздыхает, и сердцем крушится, и плачет, Все о тебе помышляя; и старость его безотрадна. Кончилось так и со мной; и моя совершилась судьбина. Но не сестра Аполлонова с луком тугим Артемида Тихой стрелою своею меня без болезни убила, [200] Также не медленный, мной овладевший недуг, растерзавши Тело мое, из него изнуренную душу исторгнул: Нет; но тоска о тебе, Одиссей, о твоем миролюбием Нраве и разуме светлом до срока мою погубила Сладостно-милую жизнь". И умолкла она. Увлеченный [205] Сердцем, обнять захотел я отшедшую матери душу; Три раза руки свои к ней, любовью стремимый, простер я, Три раза между руками моими она проскользнула Тенью иль сонной мечтой, из меня вырывая стенанье. Ей, наконец, сокрушенный, я бросил крылатое слово: [210] "Милая мать, для чего, из объятий моих убегая, Мне запрещаешь в жилище Аида прижаться к родному Сердцу и скорбною сладостью плача с тобой поделиться? Иль Персефона могучая вместо тебя мне прислала Призрак пустой, чтоб мое усугубить великое горе?" [215] Так говорил я; мне мать благородная так отвечала: "Милый мой сын, злополучнейший между людьми, Персефона, Дочь громовержца, тебя приводить в заблужденье не мыслит. Но такова уж судьбина всех мертвых, расставшихся с жизнью. Крепкие жилы уже не связуют ни мышц, ни костей их; [220] Вдруг истребляет пронзительной силой огонь погребальный Все, лишь горячая жизнь охладелые кости покинет: Вовсе тогда, улетевши, как сон, их душа исчезает. Ты же на радостный свет поспеши возвратиться; но помни, Что я сказала, чтоб все повторить при свиданье супруге". [225] Так, собеседуя, мы говорили. Тогда мне явились Призраки жен - их прислала сама Персефона; то были В прежнее время супруги и дочери славных героев; Черную кровь обступили они, подбежав к ней толпою; Я же обдумывал, как бы мне их вопросить почередно [230] Каждую; вот что удобнейшим мне, наконец, показалось: Меч длинноострый немедля схватил и, его обнаживши, К крови приблизиться им не дозволил я всею толпою; Друг за другом они по одной подходили и имя Мне называли свое; и расспрашивать каждую мог я. [235] Прежде других подошла благороднорожденная Тиро, Дочь Салмонеева, славная в мире супруга Крефея, Сына Эолова; все о себе мне она рассказала: Сердце свое Энипеем, рекою божественно-светлой, Между реками земными прекраснейшей, Тиро пленила; [240] Часто она посещала прекрасный поток Энипея; В образ облекся его Посейдон земледержец, чтоб с нею В устье волнистокипучем реки сочетаться любовью; Воды пурпурные встали горой и, слиявшись прозрачным Сводом над ними, сокрыли от взоров и бога и деву. [245] Девственный пояс ее развязал он, ей очи смеживши Сном: и когда, распаленный, свое утолил вожделенье, За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей: "Радуйся, богом любимая! Прежде чем полный свершится Год, у тебя два прекрасные сына родятся (бесплоден [250] С богом союз не бывает), и их воспитай ты с любовью. Но, возвратяся к домашним, мое называть им страшися Имя; тебе же откроюсь: я бог Посейдон земледержец". Так он сказав, погрузился в морское глубокое лоно. В срок от нее близнецы Пелиас и Нелей родилися; [255] Слуги могучие Зевса эгидоносителя были Оба они; обладая стадами баранов, в Иолкосе Тучнополянистом жил Пелиас; а Нелей жил в песчаном Пилосе. Но от Крефея еще родились у прекрасной Тиро Эсон, и Ферет, и могучий ездок Амифион. [260] После нее мне предстала Асопова дочь Антиопа. Гордо хвалилась она, что объятия Дий отворил ей: Были плодом их любви Амфион и Зефос; положили Первое Фив семивратных они основанье и много Башен воздвигли кругом, поелику в широкоравнинных [265] Фивах они, и могучие, жить не могли б без ограды. Амфитрионову после узрел я супругу Алкмену; Сына Геракла, столь славного силой и мужеством львиным, Зевсу она родила, целомудренно с ним сочетавшись. После явилась Мегара; Креон, необузданно-смелый, [270] Был ей отцом; а супругом Геракл, в испытаниях твердый. Вслед за Мегарой предстала Эдипова мать Эпикаста; Страшно-преступное дело в незнанье она совершила, С сыном родным, умертвившим отца, сочетавшися браком. Скоро союз святотатный открыли бессмертные людям. [275] Гибельно царствовать в Кадмовом доме, в возлюбленных Фивах Был осужден от Зевеса Эдип, безотрадный страдалец, Но Эпикаста Аидовы двери сама отворила: Петлю она роковую к бревну потолка прикрепивши, Ею плачевную жизнь прервала; одинок он остался [280] Жертвой терзаний от скликанных матерью страшных Эриний. После явилась Хлорида; ее красотою пленяся, Некогда с ней сочетался Нелей, дорогими дарами Деву прельстивший; был царь Афион Иасид, Орхомена Града Минийского славный властитель, отец ей; царица [285] Пилоса, бодрых она сыновей даровала Нелею: Нестора, Хромия, жадного почестей Периклимена; После Хлорида и дочь родила, многославную Перу, Дивной красы; женихи отовсюду сошлись, но тому лишь Дочь непреклонный Нелей назначал, кто быков круторогих [290] С поля Филакии сгонит, отняв у царя Ификлеса Силой все стадо его. Беспорочный взялся прорицатель Смелое дело свершить; но ему положили преграду Злая судьба, и темничные узы, и пастыри стада. Но когда миновалися месяцы, дни пробежали и годы, [295] Круг совершился и Оры весну привели, - Ификлесу Тайны богов он открыл; Ификлесова сила святая Узы его прервала, и исполнилась воля Зевеса. Славная Леда, супруга Тиндара, потом мне явилась; Ей родилися от брака с Тиндаром могучим два сына: [300] Коней смиритель Кастор и боец Полидевк многосильный. Оба землею они жизнедарною взяты живые; Оба и в мраке подземном честимы Зевесом; вседневно Братом сменяется брат; и вседневно, когда умирает Тот, воскресает другой; и к бессмертным причислены оба. [305] Ифимедею, жену Алоея, потом я увидел; С ней сочетался, - хвалилась она, - Посейдон земледержец; Были плодом их союза два сына (но краток был век их): Отос божественный с славным везде на земле Эфиальтом. Щедрая, станом всех выше людей их земля возрастила; [310] Всех красотой затмевали они, одному Ориону В ней уступая; и оба, едва девяти лет достигнув, В девять локтей толщиной, вышиною же в тридевять были. Дерзкие стали бессмертным богам угрожать, что Олимп их Шумной войной потрясут и губительным боем взволнуют; [315] Оссу на древний Олимп взгромоздить, Пелион многолесный Взбросить на Оссу они покушались, чтоб приступом небо Взять, и угрозу б они совершили, когда бы достигли Мужеской силы; но сын громовержца, Латоной рожденный, Прежде, чем младости пух отенил их ланиты и первый [320] Волос пробился на их подбородке, сразил их обоих. Федру я видел, Прокриду; явилась потом Ариадна, Дочь кознодея Миноса: из Крита бежать с ним в Афины Деву прекрасную бодрый Тесей убедил; но не мог он С ней насладиться любовью; убила ее Артемида [325] Тихой стрелой, наущенная Ва