Гомер - Одиссея

[410] Вышла к своим женихам многобуйным из женских покоев; Слух к ней достигнул о замысле тайном на жизнь Телемаха: Все благородный глашатай Медонт ей открыл; и, поспешно, Взявши с собой двух служанок, она, божество меж женами, В ту палату вступив, где ее женихи пировали, [415] Подле столба, потолок там высокий державшего, стала, Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим. Речь к Антиною свою обратив, Пенелопа сказала: "Злой кознодей, Антиной необузданный, словом и делом Ты из товарищей самый разумнейший - так здесь в Итаке [420] Все утверждают. Но где же и в чем твой прославленный разум? Бешеный! Что побуждает тебя Телемаху готовить Смерть и погибель? Зачем ты сирот притесняешь, любезных Зевсу? Не прав человек, замышляющий ближнему злое. Иль ты забыл, как'отец твой сюда прибежал, устрашенный [425] Гневом народа, которым гоним был за то, что, приставши К шайке тафийских разбойников, с ними ограбил феспротов, Наших союзников верных? Его здесь народ порывался Смерти предать и готов у него был исторгнуть из груди Сердце и все, что имел он в Итаке, предать истребленью; [430] Но Одиссей, за него заступившись, народ успокоил; Ты ж Одиссеево грабишь богатство, жену Одиссея Мучишь своим сватовством, Одиссееву сыну готовишь Смерть. Удержись! Говорю и тебе и другим в осторожность". Тут Евримах, сын Полибиев, так отвечал Пенелопе: [435] "О многоумная старца Икария дочь, Пенелопа, Будь беззаботна; зачем ты такой предаешься тревоге? Не было, нет и не будет из нас никого, кто б помыслил Руку поднять на убийство любимца богов Телемаха. Нет! И покуда я жив и покуда очами я землю [440] Вижу, тому не бывать, иль - скажу перед всеми, и верно Сбудется слово мое, - обольется убийца своею Кровью, моим пораженный копьем; Одиссей, не забыл я, Брал здесь нередко меня на колени и мяса куски мне Клал на ладонь и вина благовонного выпить давал мне. [445] Вот почему и всех боле людей я люблю Телемаха. Нет! Никогда он убийства не должен страшиться, по крайней Мере от нас, женихов. Но судьбы избежать невозможно". Так говорил он, ее утешая, а мыслил иное. Но Пенелопа, к себе возвратяся, там в светлых покоях [450] Плакала горько о милом своем Одиссее, покуда Сладкого сна не свела ей на очи богиня Афина. Смерклось, когда к Одиссею и к сыну его возвратился Старый Евмей. Он нашел их, готовящих ужин, зарезав Взятую в стаде свинью годовалую. Прежде, однако, [455] Тайно пришед, Одиссея богиня Афина ударом Трости своей превратила по-прежнему в хилого старца, Рубищем жалким одевши его, чтоб Евмей благородный С первого взгляда его не узнал и (сберечь неспособный Тайну) не бросился в город обрадовать вестью царицу. [460] Встретив его на пороге, сказал Телемах: "Наконец ты, Честный Евмей, возвратился. Скажи же, что видел? Что слышал? В город обратно пришли ль, наконец, женихи из засады? Или еще там сидят и меня стерегут на дороге?" Так, отвечая, сказал Телемаху Евмей благородный: [465] "Сведать о них и расспрашивать мне не входило и в мысли; В городе я об одном лишь заботился: как бы скорее Данное мне порученье исполнить и к вам возвратиться. Шедши ж туда, я с гонцом, от ходивших с тобой мореходцев Посланным, встретился - первый он все объявил Пенелопе; [470] Только одно расскажу я, что видел своими глазами: К городу близко уже, на вершине Эрмейского холма, Был я, когда быстролетный, в глубокую нашу входящий Пристань, корабль усмотрел; я приметил, что было в нем много Ратных; щитами, двуострыми копьями ярко блистал он; [475] Это они, я подумал: но правда ли? Знать мне не можно". Так он сказал. Телемахова сила святая блеснула Легкой улыбкою в очи отцу, неприметно Евмею. Кончив работу и пищу состряпав, они с свинопасом Сели за стол, и порадовал душу им ужин; когда же [480] Был удовольствован голод их сладкой едою, о ложе Каждый подумал и сна благодать ниспослали им боги.

  ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос. Сын Одиссеев, любезный богам, Телемах благородный, К светлым ногам привязав золотые сандалии, в руку Взяв боевое копье, заощренное медью, которым [5]

  Ловко владел, и готовый в дорогу, сказал свинопасу: "В город иду я, отец, чтоб утешить свиданьем со мною Милую мать: без сомненья, дотоле крушиться и горько Плакать она, безутешная, будет, пока не увидит Сына своими глазами; тебе же, Евмей, поручаю [10] Этого странника; в город поди с ним, дабы подаяньем Мог он себя прокормить; там подаст, кто захочет, Хлеба ему иль вина. Мне нельзя на свое попеченье Всякого нищего брать; и своих уж забот мне довольно; Если же этим обидится твой чужеземец, тем хуже [15] Будет ему самому; я люблю говорить откровенно". Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный: "Здесь неохотно и сам бы я, друг, согласился остаться; Нашему брату обед добывать подаянием легче В городе, нежели в поле: там каждый дает нам, что хочет. [20] Мне ж не по летам смотреть за скотиной и всякую службу С тяжким трудом отправлять, пастухам повинуяся. Добрый Путь, мой прекрасный; меня же проводит хозяин, когда я Здесь у огня посогреюсь, когда на дворе потеплеет; В рубище этом мне холодно; тело насквозь проницает [25] Утренник резкий; до города ж, вы говорите, не близко". Так отвечал Одиссей. Телемах благородный поспешным Шагом пошел со двора, и недоброе в мыслях готовил Он женихам. Наконец он пришел беспрепятственно в дом свой. Там, боевое копье прислонивши к высокой колонне, [30] Он через двери высокий порог перешел и увидел Первую в доме усердную няню свою Евриклею: Мягкие клала на стулья овчины старушка. Потоком Слез облилася, увидя его, Евриклея; и скоро Все собрались Одиссеева дома рабыни; и с плачем [35] Голову, плечи и руки они у него лобызали. Вышла разумная тут из покоев своих Пенелопа, Светлым лицом с золотой Афродитой, с младой Артемидой Сходная; сына она обняла и с любовию нежной Светлые очи, и руки, и голову стала, рыдая [40] Громко, ему целовать и крылатое бросила слово: "Ты ль, ненаглядный мой, милый мой сын, возвратился? Тебя я Видеть уже не надеялась боле, отплывшего в Пилос Тайно, со мной не простясь, чтоб узнать об отце отдаленном. Все расскажи мне теперь по порядку, что видел, что слышал". [45] Ласково ей отвечал рассудительный сын Одиссеев: "Милая мать, не печаль мне души и тревоги напрасной В грудь не вливай мне, спасенному чудно от гибели верной; Но, сотворив омовенье и чистой облекшись одеждой, Вместе с рабынями в верхний покой свой поди и с молитвой [50] Там обещание дай принести гекатомбу бессмертным, Если врагов наказать нам поможет Зевес Олимпиец. Сам я на площадь пойду, чтоб позвать чужеземца, который Ныне со мною, когда возвращался я, прибыл в Итаку: Вместе с моими людьми он сюда наперед был отправлен; [55] В город его проводить поручил я Пирею, дабы он В доме его подождал моего возвращения с поля". Так говорил он, и слово его не промчалося мимо Слуха царицы. Омывшись и чистой облекшись одеждой, Вечным богам обещала она принести гекатомбу, [60] Если врагов наказать им поможет Зевес Олимпиец. Тою порой Телемах из высокого царского дома Вышел с копьем; две лихие за ним побежали собаки; Образ его несказанной красой озарила Афина Так, что дивилися люди, его подходящего видя. [65] Все вкруг него собрались женихи многобуйные; каждый Доброе с ним говорил, замышляя недоброе в сердце. Скоро, от их многолюдной толпы отделясь, подошел он К месту, где Ментор сидел и при нем Антифат с Алиферсом, В сердце своем сохранившие верность царю Одиссею. [70] Севши близ них, о себе он им все рассказал, что случилось. Скоро явился Пирей, копьевержец, и Феоклимен с ним Вместе пришел, погулявши по улицам города; не был Долго к нему Телемах без вниманья; к нему подошел он. Первое слово сказал тут Пирей Одиссееву сыну: [75] "В дом мой пошли, Телемах благородный, невольниц, чтоб взяли Там все подарки, которые ты получил от Атрида". Так, отвечая Пирею, сказал Телемах богоравный: "Нам неизвестно, мой верный Пирей, чем окончится дело; Если в жилище моем женихами надменными тайно [80] Буду убит я, они все имущество наше разделят; Лучше тогда, чтоб твоим, а не их те подарки наследством Были; но если на них обратится губящая Кера - Все мне, веселому, сам веселящийся, в дом принесешь ты". Кончив, повел за собою он многострадавшего гостя [85] В дом свой, и скоро туда беспрепятственно прибыли оба. Там, положивши на кресла и стулья свои все одежды, Начали в гладких купальнях они омываться. Когда же Их и омыла и чистым елеем натерла рабыня, В тонких хитонах, облекшись в косматые мантии, оба [90] Вышед из гладких купален, они поместились на стульях. Тут принесла на лохани серебряной руки умыть им Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня, Гладкий потом пододвинула стол; на него положила Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса [95] Выданным ею охотно, чтоб пищей они насладились. Против же них, невдали от двухстворных дверей, Пенелопа В креслах за пряжей сидела и тонкие нити сучила. Подняли руки они к приготовленной пище; когда же Был удовольствован голод их сладкой едой, Пенелопа, [100] Старца Икария дочь многоумная, сыну сказала: "Видно, мне лучше на верх мой уйти и лежать одиноко Там на постели, печалью перестланной, горьким потоком Слез обливаемой с самых тех пор, как в далекую Трою Мстить за Атрида пошел Одиссей, - ты, я вижу, не хочешь, [105] Прежде чем здесь женихи многобуйные вновь соберутся, Мне рассказать, что узнал об отце: возвратился ль он, жив ли?" - "Милая мать, - отвечал рассудительный сын Одиссеев, - Слушай, я все расскажу, ничего от тебя не скрывая. Прежде мы прибыли в Пилос, где пастырь людей многославный [110] Нестор меня в благолепно-устроенном принял жилище, Принял так нежно, как сына отец принимает, когда он В дом возвращается, долго напрасно им жданный; так Нестор Сам и его сыновья многославные были со мною Ласковы. Но об отце ничего рассказать он не мог мне; [115] Жив ли, скитается ль где на земле, иль погиб уж, об этом Слухов к нему не дошло. К Менелаю Атриду меня он, Дав мне коней с колесницею кованой, в Спарту отправил. Там я увидел Елену Аргивскую, многих ахеян, Многих троян погубившую, волей богов всемогущих. [120] Царь Менелай, вызыватель в сраженье, спросил, за какою Нуждою прибыл к нему я в божественный град Лакедемон? Все рассказал я подробно ему,, ничего не скрывая. Так на мои мне слова отвечал Менелай златовласый: "О безрассудные! Мужа могучего брачное ложе, [125] Сами бессильные, мыслят они захватить произвольно! Если бы в темном лесу у великого льва в логовище Лань однодневных, сосущих птенцов положила, сама же Стала по горным лесам, по глубоким, травою обильным Долам бродить и обратно бы лев прибежал в логовище - [130] Разом бы страшная участь птенцов беспомощных постигла; Страшная участь постигнет и их от руки Одиссея. Если б, - о Дий громовержец! о Феб Аполлон! о Афина! - В виде таком, как в Лесбосе, обильно людьми населенном, - Где, с силачом Филомиледом выступив в бой рукопашный, [135] Он опрокинул врага на великую радость ахейцам, - Если бы в виде таком женихам Одиссей вдруг явился, Сделался б брак им, судьбой неизбежной постигнутым, горек. То же, о чем ты, меня вопрошая, услышать желаешь, Я расскажу откровенно, и мною обманут не будешь; [140] Что самому возвестил мне морской проницательный старец, То и тебе я открою, чтоб мог ты всю истину ведать. Видел его на далеком он острове, льющего слезы В светлом жилище Калипсо, богини богинь, произвольно Им овладевшей; и путь для него уничтожен возвратный: [145] Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог бы Он безопасно пройти по хребту многоводного моря". Вот что сказал мне Атрид Менелай, вызыватель в сраженье. Спарту покинув, я поплыл назад, и послали попутный Ветер нам боги - в отечество милое нас проводил он". [150] Кончил рассказ Телемах: взволновалась душа Пенелопы. Феоклимен богоравный тогда ей сказал: "Не крушися, Многоразумная старца Икария дочь, Пенелопа, Знает не все он; теперь на мое обратися вниманьем Слово: я то, что случиться должно, предскажу вам наверно; [155] Сам же Зевесом отцом, гостелюбною вашей трапезой, Также святым очагом Одиссеева дома клянуся В том, что в отечестве милом уже Одиссей, что сокрыт он Где-нибудь в доме иль ходит, незнаемый, все узнавая Здесь, и беду женихам неизбежную в мыслях готовит. [160] Вещая птица, которую видел вблизи корабля я, То мне открыла, и все я тогда ж объявил Телемаху". Феоклимену разумная так отвечала царица: "Если твое предсказание, гость чужеземный, свершится, Будешь от нас угощен ты как друг и дарами осыпан [165] Столь изобильно, что счастью такому все будут дивиться". Так говорили о многом они, собеседуя сладко. Тою порой женихи в Одиссеевом доме бросаньем Дисков и дротиков острых себя забавляли, собравшись Все на мощеном дворе, где бывали их шумные игры. [170] Но когда отовсюду с полей на обед им пригнали Мелкий скот пастухи, приводившие к ним ежедневно Коз и баранов, их кликнул глашатай Медонт; был любимец Он женихов, и вседневно к столу их его приглашали. "Юноши, - он им сказал, - вы играли довольно; войдите [175] В дом, и начнем наш обед совокупною силой готовить: Знаете сами, что вовремя пища нам вдвое вкуснее". Так он сказал им. Они, покоряся его приглашены", Встали и к дому пошли всей толпою; когда же вступили В дом, положивши на гладкие кресла и стулья одежды, [180] Начали крупных баранов, откормленных коз и огромных, Жиром налитых свиней убивать; был зарезан и тучный Бык. И за стряпанье все принялися они. Той порою В город идти с Одиссеем Евмей собрался; и, готовый В путь, он сказал наконец, обратяся к Лаэртову сыну: [185] "Добрый мой гость, ты желаешь, чтоб нынче ж тебя проводил я В город, как нам повелел господин мой, - сказать откровенно, Лучше хотел бы я сторожем дома тебя здесь оставить; Но приказанья боюсь не исполнить; бранить господин мой Будет за это меня; а господская брань неприятна. [190] Время, однако, идти нам; уж боле прошло половины Дня; с наступлением вечера холод пронзителен будет". Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный: "Знаю, все знаю, и все мне понятно, и все, как желаешь, Точно исполню; пойдем же, и будь ты моим провожатым. [195] Только сыщи мне какой бы то ни было посох, чтоб мог я Чем подпираться: дорога столь трудная, слышно, что шею Можно сломить". Так сказав, на плеча он набросил котомку, Всю в заплатах, висевшую вместо ремня на веревке. Дал ему в руки Евмей суковатую палку; и оба [200] Вместе пошли, пастухов и собак сторожами оставив Дома. И в город повел свинопас своего господина В образе хилого старца, который чуть шел, подпираясь Посохом, рубище в жалких лохмотьях набросив на плечи. Тихо идя каменистой, негладкой тропой, напоследок [205] К городу близко они подошли. Находился там светлый Ключ; обложен был он камнем, и брали в нем граждане воду. В старое время Итак, Нерион и Поликтор прекрасный Создали там водоем; окружен он был рощею темных Ольх, над водою растущих; и падал студеной струею [210] Ключ в водоем со скалы, на вершине которой воздвигнут Нимфам алтарь был; всегда приносили там путники жертву. Там козовод повстречался им - сын Долионов Меланфий; Коз, меж отборными взятых из стада, откормленных жирно, В город он гнал женихам на обед; с ним товарищей двое [215] Было. Увидя идущих, он начал ругаться, и громко Их поносил, и разгневал в груди Одиссеевой сердце. "Подлинно здесь негодяй негодяя ведет, - говорил он, - Права пословица: равного с равным бессмертные сводят. Ты, свинопас бестолковый, куда путешествуешь с этим [220] Нищим, столов обирателем, грязным бродягой, который, Стоя в дверях, неопрятные плечи об притолку чешет, Крохи одни, не мечи, не котлы получая в подарок. Мог бы у нас он, когда бы его к нам прислал ты, закуты Наши стеречь, выметать их, козлятам подстилки готовить; [225] Скоро бы он раздобрел, простоквашей у нас обжираясь, Это, однако, ему не по нраву, одно тунеядство Любо ему; за работу не примется: лучше, таскаясь По миру, хлебом чужим набивать ненасытный желудок. Слушай, однако, и то, что услышишь, исполнится верно; [230] Если войти он отважится в дом Одиссея - скамеек Много из рук женихов на его полетит там пустую Голову; ребра, таская его, там ему обломают Об пол". И, так говоря, Одиссея он, с ним поравнявшись, Пяткою в ляжку толкнул, но с дороги не сбил, не принудил [235] Даже шатнуться. И в гневе своем уж готов был Лаэртов Сын, побежавши за ним, суковатою палкою душу Выбить из тела его иль, взорвавши на воздух, ударить Оземь его головою. Но он удержался. Евмей же Начал ругать оскорбителя; руки подняв, он воскликнул: [240] "Нимфы потока, Зевесовы дочери, если когда вам Туком обвитые бедра козлов и баранов здесь в жертву Царь Одиссей приносил, не отриньте мольбы, возвратите Нам Одиссея; да благостный демон его нам проводит! Выгнал тогда б из тебя он надменные мысли, забыл бы [245] Ты как шальной по дорогам шататься и бегать без дела В город, стада под надзором неопытных слуг оставляя". Кончил. Меланфий, на то возражая, сказал свинопасу: "Что ты, собака, рычишь? Колдовство ли какое замыслил? Дай срок, тебя, как товар, в корабле чернобоком отсюда [250] Я увезу и продам в иноземье за добрые деньги; Здесь же иль сам Аполлон сребролукий сразит Телемаха Тихой стрелой, иль, мечом женихов пораженный, погибнет Он, как отец, на чужбине утративший день возвращенья". Так он сказал и ушел, на дороге оставив обоих, [255] Медленней шедших; достигнув обители царской, он прямо Там в пировую палату вступил и за стол с женихами Сел Евримаха напротив, к которому был он усердней, Нежели к прочим; ему предложил тут служитель мясного, Ключница хлеба дала и еды из запаса; он начал [260] Есть. Той порой Одиссей подошел с свинопасом Евмеем К царскому дому: и вдруг им оттуда послышались струны Цитры глубокой, потом раздалося и пение; Фемий Пел; Одиссей, ухватясь за Евмееву руку, воскликнул: "Друг, мы, конечно, пришли к Одиссееву славному дому. [265] Может легко быть он узнан меж всеми другими домами: Длинный ряд горниц просторных, широкий и чисто мощенный Двор, обведенный зубчатой стеною, двойные ворота С крепким замком - в них ворваться насильно никто не помыслит. Думаю я, что теперь там обедают; пар благовонный [270] Мяса я чувствую; слышу и стройно звучащие струны Цитры, богами в сопутницы пиру веселому данной". Так отвечал Одиссею Евмей, свинопас богоравный: "Правда, и все ты, как есть, угадал; человек ты разумный; Прежде, однако, должны мы размыслить о том, что нам сделать [275] Лучше: тебе ли во внутренность дома вступить и явиться Там на глаза женихов многобуйных, а мне здесь остаться? Или тебе на дворе подождать одному, а войти к ним Мне? Ты, однако, не медли, чтоб кто здесь с тобой не подрался Или в тебя не швырнул чем, - я так говорю в осторожность". [280] Голос возвысив, ему отвечал Одиссей хитроумный: "Знаю, все знаю, и мысли твои мне понятны; войди ты Прежде один: я покуда остануся здесь; я довольно В жизни тревожных ударов сносил; и швыряемо было Многим в меня; мне терпеть не учиться, немало видал я [285] Бурь и сражений; пусть будет и ныне со мной, что угодно Дню. Один лишь не может ничем побежден быть желудок, Жадный, насильственный, множество бед приключающий смертным Людям: ему в угожденье и крепкоребристые ходят Морем пустым корабли, принося разоренье народам". [290] Так говорили о многом они в откровенной беседе. Уши и голову, слушая их, подняла тут собака Аргус; она Одиссеева прежде была, и ее он Выкормил сам; но на лов с ней ходить не успел, принужденный Плыть в Илион. Молодые охотники часто на диких [295] Коз, на оленей, на зайцев с собою ее уводили. Ныне ж, забытый (его господин был далеко), он, бедный Аргус, лежал у ворот на навозе, который от многих Мулов и многих коров на запас там копили, чтоб после Им Одиссеевы были поля унавожены тучно; [300] Там полумертвый лежал неподвижно покинутый Аргус. Но Одиссееву близость почувствовал он, шевельнулся, Тронул хвостом и поджал в изъявление радости уши; Близко ж подползть к господину и даже подняться он не был В силах. И, вкось на него поглядевши, слезу, от Евмея [305] Скрытно, обтер Одиссей, и потом он сказал свинопасу: "Странное дело, Евмей; там на куче навозной собаку Вижу, прекрасной породы она, но сказать не умею, Сила и легкость ее на бегу таковы ль, как наружность? Или она лишь такая, каких у господ за столами [310] Часто мы видим: для роскоши держат их знатные люди". Так, отвечая, сказал ты, Евмей свинопас, Одиссею: "Это собака погибшего в дальнем краю Одиссея; Если б она и поныне была такова же, какою, Плыть собираясь в троянскую землю, ее господин мой [315] Дома оставил, - ее быстроте и отважности верно б Ты подивился; в лесу ни в каком захолустье укрыться Дичь от нее не могла; в ней чутье несказанное было. Ныне же бедная брошена; нет уж ее господина, Вчуже погиб он; служанки ж о ней и подумать ленятся; [320] Раб нерадив; не принудь господин повелением строгим К делу его, за работу он сам не возьмется охотой: Тягостный жребий печального рабства избрав человеку, Лучшую доблестей в нем половину Зевес истребляет". Кончил и, в двери светло-населенного дома вступивши, [325] Прямо вошел он в столовую, где женихи пировали. В это мгновение Аргус, увидевший вдруг через двадцать Лет Одиссея, был схвачен рукой смертоносною Мойры. Прежде других Телемах богоравный Евмея, который, Ходя кругом, озирался, увидел; ему головою [330] Подал он знак, чтоб к нему подошел; осмотревшись, пустую Взял он скамью, на которой всегда за столом раздаватель Пищи сидел, чтоб ее рассылать женихам по порядку. Эту скамью пододвинув к столу Телемахову, сел он Против него; предложил тут, приблизившись с блюдом, глашатай [335] Мяса вареного часть им и хлеб, из корзины им взятый. Вслед за Евмеем явился и сам Одиссей богоравный В образе хилого старца, который чуть шел, подпираясь Посохом, с бедной котомкою, рубище в жалких лохмотьях; Сел он в дверях на пороге, спиной прислоняся к дубовой [340] Притолке (выскоблил острою скобелью плотник искусный Гладко ее, наперед топором по снуру обтесавши). Тут свинопасу Евмею сказал Телемах, подавая Хлеб, из корзины меж лучшими взятый, и вкусного мяса, Сколько в обеих горстях уместиться могло: "Отнеси ты [345] Это, Евмей, старику и скажи, чтоб потом обошел он Всех женихов и у них попросил подаянья - стыдливым Нищему, тяжкой нуждой удрученному, быть неприлично". Так он сказал, и Евмей, повинуясь, пошел к Одиссею. Близко к нему приступивши, он бросил крылатое слово: [350] "Это прислал Телемах; и велел он сказать, чтоб потом ты, Всех обойдя женихов, попросил подаянья - стыдливым Нищему быть, говорит он, в жестокой нужде неприлично". Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный: "Зевс да пошлет благоденствие между людьми Телемаху, [355] Дав совершиться всему, что теперь замышляет он в сердце!" Так он сказал и, обеими взявши руками подачу, Мясо и хлеб близ себя положил на убогой котомке. Начал он есть; той порой вдохновенно запел пред гостями Фемий; когда же тот вдоволь наелся, а этот умолкнул - [360] Начали вновь женихи бушевать; но богиня Афина, Тайно приближась к Лаэртову сыну, ему повелела Встать и ходить вкруг столов их, прося подаянья: хотела Видеть она, кто из них благодушен и кто беззаконник; В мыслях же всех без изъятия смерти предать назначала. [365] Встав, он пошел и у каждого начал просить подаянья, Руку к нему простирая, как нищий, скитаться обыкший. С жалостным сердцем они на него в изумленье смотрели, Знать любопытствуя, кто и откуда пришел он. Сидевший С ними пастух козовод, забияка Меланфий, сказал им: [370] "Слушайте вы, женихи многославной царицы, я видел Этого нищего, с ним на дороге сюда повстречавшись; Думаю, был он сюда приведен свинопасом Евмеем; Сам же не знаю я, кто и в какой стороне родился он". Так он сказал. Антиной на Евмея с досадою крикнул: [375] "Ты, свинопас, негодяй всем известный, зачем ты приводишь В город таких развращенных бродяг? Уж и здешняя сволочь Этих столов обирателей нам нестерпимо докучна; Мало, конечно, тебе, что от нищих домашних все ваши Гибнут запасы - чужого еще ты привел к нам обжору". [380] Так, возражая, Евмей свинопас отвечал Антиною: "Ты, Антиной, неразумное мне и недоброе молвил Слово теперь. Приглашает ли кто человека чужого В дом свой без нужды? Лишь тех приглашают, кто нужен на дело: Или гадателей, или врачей, иль искусников зодчих, [385] Или певцов, утешающих душу божественным словом, - Их приглашают с охотою все земнородные люди; Нищего ж, каждому скучного, кто пригласит произвольно? Ты же из всех женихов Пенелопы к рабам Одиссея Самый неласковый был завсегда, и ко мне особливо; [390] Я не печалюсь об этом, покуда моя здесь царица Здравствует с сыном своим Телемахом, моим господином". Кротко Евмею сказал рассудительный сын Одиссеев: "Полно, Евмей, замолчи; говорить с ним не должен ты много; Знаешь, как скор Антиной на обидное слово; он любит [395] Ссориться сам и других на раздор подбивает охотно". Тут, обратясь к Антиною, он бросил крылатое слово: "Ты обо мне, как о сыне отец благодушный, печешься, Друг Антиной, выгоняя своим повелительным словом Странников, в дом мой входящих, - но будет ли Дий тем доволен? [400] Дай, что захочешь; не спорю я; сам приглашаю, напротив; Матери также моей не страшися; тебя не осудит Здесь и никто из рабов, в Одиссеевом доме живущих. Но, конечно, подобные мысли тебе не приходят В сердце: себе все берешь ты, другим же давать не охотник". [405] Кончил, и гневно ему возразил Антиной, сын Евпейтов: "Что ты сказал, Телемах необузданный, гордоречивый? Если б вот это от каждого здесь жениха получил он - Верно, сюда бы три месяца вновь заглянуть не подумал". Так говоря, он скамейку схватил, на которую ноги [410] Клал под столом, и, грозяся, ее показал Одиссею. Прочие ж все подавали, котомку его наполняя Хлебом и мясом. И, много собрав, Одиссей уж готов был Сесть на порог свой, чтоб данной насытиться пищей; но прежде Он подошел к Антиною и бросил крылатое слово: [415] "Дай мне и ты. Не последним тебя здесь считаю, но первым, Лучшим и самым знатнейшим; царю ты подобишься видом! Щедродаянье должно быть тебе и приличней и легче Всех их; и славить тебя я отныне по всей беспредельной Буду земле. Я и сам меж людьми не всегда бесприютно [420] Жил: и богатоустроенным домом владел, и доступен Всякому страннику был, и охотно давал неимущим; Много имел я невольников, много всего, чем роскошно Люди живут и за что величает их свет богачами. Все уничтожил Кронион - была, без сомненья, святая [425] Воля его, чтоб с дружиной отважных добычников поплыл Я в отдаленный Египет (он там приготовил мне гибель). В лоне потока Египта легкоповоротные наши Все корабли утвердив, я велел, чтоб отборные люди Там, на морском берегу, сторожить их остались; другим же [430] Дал приказание с ближних высот обозреть всю окрестность. Вдруг загорелось в них дикое буйство; они, обезумев, Грабить поля плодоносные жителей мирных Египта Бросились, начали жен похищать и детей малолетних, Зверски мужей убивая, - тревога до жителей града [435] Скоро достигла, и сильная ранней зарей собралася Рать; колесницами, пешими, яркою медью оружий Поле кругом закипело; Зевес, веселящийся громом, В жалкое бегство моих обратил; отразить ни единый Силы врага не посмел, и отвсюду нас смерть окружила; [440] Многих тогда из товарищей медь умертвила, и многих Пленных насильственно в град увлекли на печальное рабство. Я же был жителю Крита, в Египет прибывшему, продан Дметору, сыну Эсона, владевшего Кипром; в Итаку Прибыл из Кипра я, много имев на пути злоключений". [445] Гневно сказал, отвечая ему, Антиной, сын Евпейтов: "Верно, нам демон такую чуму посылает, такую Порчу пиров! Отойди от стола моего; на средине Стой там, чтоб не было хуже тебе и Египта и Кипра. Что за наглец неотступный! Какой побродяга бесстыдный! [450] Всех почередно ты здесь обошел; и тебе, что попалось Под руки каждому, подали все, не из щедрости: здесь им Есть что подать; подавать же чужое легко. Убирайся ж Прочь". От стола отступив, отвечал Одиссей хитроумный: "Горе! Так, видно, с лицом у тебя твой рассудок несходен; [455] В доме своем ты и соли щепотку мне дать пожалел бы, Если уж здесь, за обедом чужим прохлаждаяся, хлеба Корку жалеешь мне бросить; а стол ваш, я вижу, обилен". Так он сказал. Антиной, рассердись, на него исподлобья Грозно очами сверкнул и бросил крылатое слово: [460] "Если еще грубиянить ты вздумал, бродяга, то даром Это тебе не пройдет, и добром ты не выйдешь отсюда". Тут он скамейкой швырнул - и жестоко ударила в спину Подле плеча Одиссея она; как утес, не шатнувшись, Он устоял на ногах, не сраженный ударом; он только [465] Молча потряс головою и страшное в сердце помыслил. К двери потом возвратяся, он сел на порог и, котомку На пол с едой положивши, сказал женихам: "Обратите Слух ваш ко мне, женихи многославной царицы, дабы я Высказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце. [470] Не было б в том ни беды, ни прискорбия тяжкого сердцу, Если бы кто, за именье свое, за быков, за блестящих Шерстью овец заступаяся, вытерпел злые побои; Мне ж от руки Антиноя побои достались за гнусный, Жадный и множество бед приключающий людям желудок. [475] Если же боги и мщенье Эриний живут и для бедных - Смерть, Ангиной, а не брак вожделенный ты встретишь, обидчик". Гневно, ему возражая, сказал Антиной, сын Евпейтов: "Ешь и молчи, негодяй; иль беги неоглядкой отсюда; Иначе, так нагрубив мне, ты за ноги будешь рабами [480] Вытащен в дверь, и все кости твои обломаются об пол". Кончил; угрозы его не одобрил никто; негодуя, Так говорили иные из юношей дерзко-надменных: "Ты, Антиной, поступил непохвально, обиду нанесши Этому нищему; что же, когда он один из бессмертных? [485] Боги нередко, облекшися в образ людей чужестранных, Входят в земные жилища, чтоб видеть своими очами, Кто из людей беззаконствует, кто наблюдает их правду". Так женихи говорили; но речи их были напрасны. Злою обидой глубоко в душе Телемах сокрушался [490] Вместе с обиженным; слезы свои утаивши, он только Молча потряс головою и страшное в сердце помыслил. Но Пенелопа разумная, слыша, что был чужеземец В доме их так оскорблен, обратяся к рабыням, сказала: "О, когда бы его поразил Аполлон сребролукий!" [495] Ей Евринома, разумная ключница, так отвечала: "Если бы все исполнялось согласно с желанием нашим, Завтра же светлой Денницы из них ни один бы не встретил". Кончила. Ей Пенелопа разумная так возразила: "Правда, мне все ненависты они, нам от всех притесненье; [500] Но Антиной наиболее с черною Керою сходен: Принят в наш дом чужеземец и, ходя кругом, подаянья Просит у всех он гостей, приневоленный строгой нуждою, - Подали все, и свою он наполнил котомку; лишь этот, Вместо подачи, в него, как безумный, скамейкою бросил". [505] Так Пенелопа рабыням своим говорила в покоях Верхних своих. Одиссей же, сидя на пороге, обедал. Кликнуть к себе повелев свинопаса, царица сказала: "Слушай, Евмей благородный, скажи иноземцу, что я с ним Здесь повидаться желаю, чтоб знать от него, не слыхал ли [510] Он о супруге моем и ему не случилось ли где с ним Встретиться: кажется мне человеком он, много видавшим". Так Пенелопе ответствовал ты, свинопас богоравный: "Если б твои женихи хоть на миг поутихли, царица, Милое сердце твое он своим бы рассказом утешил. [515] Три дня и три ночи он уж гостит под моею убогой Кровлей; пришел же ко мне, с корабля убежав от феспротов. Мне о своих приключеньях еще он не кончил рассказа; Но как внимают певцу, вдохновенному свыше богами, Песнь о великом поющему людям, судьбине подвластным, [520] В них возбуждая желание слушать его непрестанно, Так я внимал чужеземцу, сидя перед ним неподвижно; С ним Одиссей по отцу, говорит он, считается гостем; В Крите широкоравнинном, отчизне Миноса, рожденный, Прибыл оттоле сюда он и много превратностей встретил, [525] Скудно мирским подаяньем питаясь; и слышал он, будто Края феспротов, соседнего с нашей Итакой, достигнул Царь Одиссей, возвращаяся в дом свой с великим богатством". Кончил. Разумная так отвечала ему Пенелопа: "Кликни его самого; я желаю, чтоб сам рассказал он [530] Все мне подробно, покуда игрой на дворе перед дверью Или во внутренних горницах будут они забавляться; Дома они про себя сберегают свои все запасы, Хлеб и вино золотое; их тратят домашние люди; Им же удобней, вседневно врывался в дом наш толпою, [535] Наших быков, и баранов, и коз откормленных резать, Жрать до упаду и светлое наше вино беспощадно Тратить. Наш дом разоряется, ибо уж нет в нем такого Мужа, каков Одиссей, чтоб его от проклятья избавить. Если же он возвратится и снова отчизну увидит, [540] С сыном своим он отмстит им за все". Так царица сказала. В это мгновенье чихнул Телемах, и так сильно, что в целом Доме как гром раздалось; засмеявшись, Евмею, поспешно Кликнув его, Пенелопа крылатое бросила слово: "Добрый Евмей, приведи ты сюда чужеземца немедля; [545] Слово мое зачихнул Телемах; я теперь несомненно Знаю, что злые мои женихи неизбежно погибнут Все: ни один не уйдет от судьбы и от мстительной Керы. Выслушай то, что скажу, и заметь про себя, что услышишь: Если меня без обмана он доброю вестью утешит, [550] Мантию дам я ему, и хитон, и красивую обувь". Кончила. Ей повинуясь, пошел свинопас к Одиссею; Близко к нему подошедши, он бросил крылатое слово: "Слушай, отец чужеземец, разумная наша царица, Мать Телемаха, тебя приглашает к себе; о супруге [555] Хочет она расспросить, сокрушаясь о нем беспрестанно. Если ее без обмана ты доброю вестью утешишь, Мантию ты, и хитон, и красивую обувь получишь. Хлеб же, чтоб свой успокоить желудок, по улицам ходя, В городе можешь сбирать от людей - там подаст, кто захочет". [560] Так Одиссей хитроумный сказал, отвечая Евмею: "Все без обмана я мог бы теперь рассказать Пенелопе, Старца Икария дочери многоразумной; я много Знаю о муже ее: мы одно с ним терпели на свете. Но женихов я боюсь необузданно-дерзких, которых [565] Буйство, бесстыдство и хищность дошли до железного неба; Видел ты сам, как в меня, там ходившего смирно и мысли Злой не имевшего, этот неистовый бросил скамейкой - Кто ж за меня заступился? Никто. Промолчал и прекрасный Сын Одиссеев. Пускай же царица, хотя нетерпенье [570] В ней и велико, дождется, чтоб Гелиос скрылся; тогда я Все, что узнать пожелает она о супруге далеком, Ей расскажу, поместясь у огня, чтоб согреться: одет я Плохо - то ведаешь сам ты, тебя я здесь первого встретил". Так он сказал; и Евмей, повинуясь, пошел к Пенелопе; [575] Встретив его на пороге своем, Пенелопа спросила: "Он не с тобою, Евмей? Для чего же прийти не хотел он, Бедный? Боится ль обиды какой? На глаза ль показаться Людям стыдится? Стыдливому нищему плохо на свете". Так Пенелопе ответствовал ты, свинопас богоравный: [580] "Нет; он умно рассуждает, и с ним ты должна согласиться; Он, женихов необузданно-дерзких, царица, бояся, Просит тебя терпеливо дождаться, чтоб Гелиос скрылся; Думаю также и я, что гораздо удобнее будет, Если его ты одна обо всем на досуге расспросишь". [585] Выслушав, умная так отвечала Евмею царица: "Странник твой, кто бы он ни был, умно рассуждает; и прав он: В целом свете, нигде посреди земнородных неможно Встретить людей, столь неистовых, столь беззаконно-развратных". Так отвечала Евмею она. Свинопас богоравный, [590] Все передав ей, пошел к женихам; с Телемахом в столовой Встретился он и, приблизившись, бросил крылатое слово Шепотом в ухо ему, чтоб его не слыхали другие: "Милый, теперь я иду; за свиньями, за домом, за всеми В доме запасами должно смотреть мне; а ты осторожен [595] Будь здесь, себя береги и смотри, чтоб с тобой никакого Зла не случилось: зломысленных много тебя окружает. Зевс да погубит их прежде, чем бедствие наше созреет!" Кончил. Ему отвечал рассудительный сын Одиссеев: "Добрый совет ты даешь мне, отец; но ты сам, ночевавши [600] Дома, сюда возвратися поутру с отборной свиньею. Боги мой ум просветят и меня надоумят, что делать". Так отвечал Телемах. Свинопас поместился на гладком Стуле; поужинав сытно и свой удовольствовав голод, В поле пошел он к свиньям острозубым, оставивши царский [605] Дом, оглашаемый шумом пирующих; пеньем и пляской Там веселились. Тем временем темная ночь наступила.

  ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ В двери вошел тут один всем известный бродяга; шатаясь По миру, скудным он жил подаяньем и в целой Итаке Славен был жадным желудком своим, и нахальством, и пьянством; Силы, однако, большой не имел он, хотя и высок был [5]

  Ростом. По имени слыл Арнеоном (так матерью назван Был при рожденье), но в городе вся молодежь величала Иром его, потому что у всех он там был на посылках. В двери вступив, Одиссея он стал принуждать, чтоб покинул Дом свой; и бросил ему, раздраженный, крылатое слово: [10] "Прочь от дверей, старичишка, иль за ноги вытащен будешь; Разве не видишь, что все мне мигают, меня понуждая Вытолкать в двери тебя; но марать понапрасну своих я Рук не хочу; убирайся, иль дело окончится дракой". Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей благородный: [15] "Ты сумасброд, я не делаю зла никому здесь; и сколько б Там кто ни подал тебе, я не стану завидовать; оба Можем на этом пороге сидеть мы просторно; нет нужды Спор заводить нам. Ты, вижу, такой же, как я, бесприютный Странственник; бедны мы оба. Лишь боги даруют богатство. [20] Воли, однако, рукам не давай; не советую; стар я: Но, рассердясь, я всю грудь у тебя разобью и все рыло В кровь; и просторнее будет тогда мне на этом пороге Завтра, понеже уж, думаю, ты не придешь во второй раз Властвовать в доме царя Одиссея, Лаэртова сына", [25] Ир в несказанной досаде воскликнул, ему отвечая: "Он же, прожора, и умничать вздумал! Не хуже стряпухи Старой лепечет! Постой же; тебя проучить мне порядком Должно, приняв в кулаки и из челюстей зубы повыбив Все у тебя, как у жадной свиньи, истребляющей ниву. [30] Полно ж сидеть; выходи, покажи нам свое здесь уменье; Вот поглядим мы, ты сладишь ли с тем, кто тебя посильнее". Так меж обоими нищими в бранных словах загорелась Ссора на гладком пороге дверей. То приметила прежде Всех Антиноева сила святая. И с хохотом громким [35] Он, к женихам обратяся, воскликнул: "Друзья, поглядите, Что там в дверях происходит. Подобного мне не случалось Видеть нигде; нам чудесную Дий посылает забаву: С старым бродягой поссорился Ир, и, конечно, уж скоро Драка там будет; пойдем поскорее, нам должно стравить их". [40] Так он сказал; женихи, засмеявшись, вскочили поспешно С мест и соперников, грязным одетых тряпьем, обступили. Тут, обратясь к женихам, Антиной, сын Евпейтов, сказал им: "Выслушать слово мое вас, товарищи, я приглашаю; Козьи желудки лежат там на угольях; сами на ужин [45] Их для себя отложили мы, жиром и кровью наливши; Я предлагаю, чтоб тот, кто из двух победителем будет, Взял для себя из желудков обжаренных лучший; потом мы Будем вседневно его приглашать и к обеду; другим же Нищим сбирать здесь столовые крохи вперед не дозволим". [50] Так предложил Антиной, и одобрили все предложенье. Хитрость замыслив, тогда им сказал Одиссей многоумный: "В бой выходить с молодым старику, изнуренному в силах Нищенской жизнию, трудно, друзья; но докучный желудок Нудит меня согласиться, хотя б и стерпеть здесь побои. [55] Слушайте ж то, что скажу: поклянитесь великою клятвой Мне, что, потворствуя Иру, никто на меня не подымет Рук и сопернику верх надо мной одержать не поможет". Так говорил Одиссей; женихи поклялися; когда же Все поклялися они и клятву свою совершили, [60] Слово к отцу обративши, сказал Телемах богоравный: "Если ты сам добровольно желаешь и смело решился Выступить в бой с ним, то страха не должен иметь: кто посмеет Руку поднять на тебя, тот с собою здесь многих поссорит, Я здесь хозяин, защитник гостей, и, конечно, со мною [65] Будут теперь заодно Антиной, Евримах и другие". Так он сказал. Женихи согласились. Тогда сын Лаэртов Рубище снял и себя им, пристойность храня, опоясал. Тут обнаружились крепкие ляжки, широкие плечи, Твердая грудь, жиловатые руки, и сделала выше [70] Ростом его, неприметно к нему подошедши, Афина. Все женихи на него с изумленьем великим смотрели; Глядя друг на друга, так меж собою они рассуждали: "Иру беда; за нахальство теперь он заплатит. Какие Крепкие мышцы под рубищем этого нищего скрыты!" [75] Так говорили они. Обуяла великая трусость Ира. Его, опоясав, рабы притащили насильно; Бледный, дрожащий от страха, едва на ногах он держался. Слово к нему обративши, сказал Антиной, сын Евпейтов: "Лучше тебе, хвастуну, умереть иль совсем не родиться [80] Было бы, если теперь так дрожишь, так бесстыдно робеешь Ты перед этим, измученным бедностью, старым бродягой. Слушай, однако, и то, что услышишь, исполнится верно: Если тебя победит он и силой своей одолеет, Будешь ты брошен на черный корабль и на твердую землю [85] К злому Эхету царю, всех людей истребителю, сослан. Уши и нос беспощадною медью тебе он обрежет, В крохи изрубит тебя и собакам отдаст на съеденье". Так говорил он. Ужасная робость проникнула Ира; Силою слуги его притащили; и подняли руки [90] Оба. Себя самого тут-спросил Одиссей богоравный: Сильно ль ударить его кулаком, чтоб издох он на месте? Или несильным ударом его опрокинуть? Обдумав Все, напоследок он выбрал несильный удар, поелику Иначе мог бы в сердцах женихов возбудить подозренье. [95] Оба тут вышли; в плечо кулаком Одиссея ударил Ир. Одиссей же его по затылку близ уха: вдавилась Кость сокрушенная внутрь, и багровая кровь полилася Ртом; он, завыв, опрокинулся; зубы его скрежетали, Об пол он пятками бил. Женихи же, всплеснувши руками, [100] Все помирали от смеха. А сын благородный Лаэртов, За ногу Ира схватив, через двери и портик к воротам Дома его через двор протащил; и, его приневолив Сесть там, спиною к стене прислонил, суковатую палку Втиснул ему, полумертвому, в руки и гневное бросил [105] Слово: "Сиди здесь, собак и свиней отгоняй; и нахально Властвовать в доме чужом не пытайся вперед, высылая Нищих оттуда, сам нищий бродяга: иль будет с тобою Хуже беда". Он сказал и, на плечи набросив котомку, Всю в заплатах, висевшую вместо ремня на веревке, [110] К двери своей возвратился и сел на пороге. А гости Встретили? смехом его и, к нему подступивши, сказали: "Молим мы Зевса и вечных богов, чтоб они совершили Все то, чего наиболе теперь ты желаешь, о чем ты Молишь их сам; навсегда ты избавил от злого прожоры [115] Край наш. Он нами немедленно будет на твердую землю К злому Эхету царю, всех людей истребителю, сослан". Так женихи говорили; был рад Одиссей прорицанью. С угольев снявши желудок, наполненный жиром и кровью, Подал Лаэртову сыну его Антиной; и, два хлеба [120] Взяв из корзины, принес их ему Амфином; он наполнил Кубок вином и сказал Одиссею, его поздравляя: "Радуйся, добрый отец иноземец! Теперь нищетою Ты удручен; да пошлют, наконец, и тебе изобилье Боги!" Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный: [125] "Ты, Амфином, благомысленный юноша, вижу я; знатен Твой благородный отец, повсеместно молвою хвалимый, Нис, уроженец Дулихия многобогатый; его ты Сын, мне сказали; и сам испытал я, сколь ты добродушен. Слушай же, друг, и размысли, размысли о том, что услышишь: [130] Все на земле изменяется, все скоротечно; всего же, Что ни цветет, ни живет на земле, человек скоротечней; Он о возможной в грядущем беде не помыслит, покуда Счастием боги лелеют его и стоит на ногах он; Если ж беду ниспошлют на него всемогущие боги, [135] Он негодует, но твердой душой неизбежное сносит: Так суждено уж нам всем, на земле обитающим людям, Что б ни послал нам Кронион, владыка бессмертных и смертных. Некогда славен и я меж людьми был великим богатством; Силой своей увлеченный, тогда беззаконствовал много [140] Я, на отца и возлюбленных братьев своих полагаясь. Горе тому, кто себе на земле позволяет неправду! Должно в смиренье, напротив, дары от богов принимать нам. Вижу, как здесь женихи, самовластно бесчинствуя, губят Все достоянье царя и наносят обиды супруге [145] Мужа, который, я мыслю, недолго с семьей и с отчизной Будет в разлуке. Он близко. О друг, да хранительный демон Вовремя в дом твой тебя уведет, чтоб ему на глаза ты Здесь не попался, когда возвратится в отеческий дом он. Здесь не пройдет без пролития крови, когда с женихами [150] Станет вести свой расчет он, вступя под домашнюю кровлю" Так он сказал и вина золотого, свершив возлиянье, Выпил; и кубок потом возвратил Амфиному. И тихим Шагом пошел Амфином, с головой наклоненной, с печалью Милого сердца, как будто предчувствием бедствия полный; [155] Но не ушел от судьбы он; его оковала Паллада, Пасть от копья Телемахова вместе с другими назначив. Сел он на стул свой опять, к женихам возвратяся беспечно. Тут светлоокая дочь громовержца вложила желанье В грудь Пенелопы, разумной супруги Лаэртова сына, [160] Выйти, дабы, женихам показавшись, сильнейшим желаньем Сердце разжечь им, в очах же супруга и милого сына Боле, чем прежде, явиться достойною их уваженья. Так улыбнуться уста приневолив, она Евриноме, Ключнице старой, сказала: "Хочу я - чего не входило [165] Прежде мне в ум - женихам ненавистным моим показаться; Также хочу и совет там подать Телемаху, чтоб боле С шайкою их, многобуйных грабителей, он не водился; Добры они на словах, но недобрые мысли в уме их". Ей Евринома, усердная ключница, так отвечала: [170] "То, что, дитя, говоришь ты, и я нахожу справедливым. Выдь к ним и милому сыну подай откровенно совет свой. Прежде, однако, омойся, натри благовонным елеем Щеки; тебе не годится с лицом, безобразным от плача, К ним выходить; красота увядает от скорби всегдашней. [175] Сын же твой милый созрел, и тебе, как молила ты, боги Дали увидеть его с бородою расцветшего мужа". Ключнице верной ответствуя, так Пенелопа сказала: "Нет, никогда, Евринома, для них, ненавистных, не буду Я омываться и щек натирать благовонным елеем. [180] Боги, владыки Олимпа, мою красоту погубили В самый тот час, как пошел Одиссей в отдаленную Трою. Но позови Гипподамию, с нею пускай Автоноя Также придет, чтоб меня проводить в пировую палату: К ним не пойду я одна, то стыдливости женской противно". [185] Так говорила царица. Поспешно пошла Евринома Кликнуть обеих служанок, чтоб тотчас послать к госпоже их. Умная мысль родилася тут в сердце Афины Паллады: Сну мироносцу велела богиня сойти к Пенелопе. Сон прилетел и ее улелеял, и все в ней утихло. [190] В креслах она неподвижно сидела; и ей, усыпленной, Все, чем пленяются очи мужей, даровала богиня: Образ ее просиял той красой несказанной, какою В пламенно-быстрой и в сладостно-томной с Харитами пляске Образ Киприды, венком благовонным венчанной, сияет; [195] Стройный ее возвеличился стан, и все тело нежнее, Чище, свежей и блистательней сделалось кости слоновой. Так одаривши ее, удалилась богиня Афина. Но белорукие обе рабыни, вбежавши поспешно В горницу, шумом нарушили сладостный сон Пенелопы. [200] Щеки руками спросонья потерши, она им сказала: "Как же я сладко заснула в моем сокрушенье! О, если б Мне и такую же сладкую смерть принесла Артемида В это мгновенье, чтоб я непрерывной тоской перестала Жизнь сокрушать, все не ведая, где Одиссей, где супруг мой, [205] Доблестью всякой украшенный, между ахеян славнейший". Кончив, по лестнице вниз Пенелопа сошла; вслед за нею Обе служанки сошли, и она, божество красотою, В ту палату вступив, где ее женихи пировали, Подле столба, потолок там высокий державшего, стала, [210] Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим; Справа и слева почтительно стали служанки. Колена Их задрожали при виде ее красоты, и сильнее Вспыхнуло в каждом желание ложе ее разделить с ней. Сына к себе подозвавши, его Пенелопа спросила: [215] "Сын мой, скажи мне, ты в полном ли разуме? В возрасте детском Был ты умней и приличие всякое более ведал. Ныне ж ты мужеской силы достигнул, и кто ни посмотрит Здесь на тебя, чужеземец ли, здешний ли, каждый породу Мужа великого в светлой твоей красоте угадает. [220] Где же, однако, твой ум? Ты совсем позабыл справедливость. Дело бесчинное здесь у тебя на глазах совершилось; Этого странника в доме своем допустил ты обидеть; Что же? Когда чужеземец, доверчиво твой посетивший Дом, оскорбленный там будет сидеть и ругаться им станет [225] Всякий - постыдный упрек от людей на себя навлечешь ты". Матери так отвечал благомысленный сын Одиссеев: "Милая мать, твой упрек справедлив; на него не могу я Сетовать. Ныне я все понимаю; и мне уж не трудно Зло отличать от добра; из ребячества вышел