Главная » Книги

Сумароков Александр Петрович - Стихотворения, Страница 9

Сумароков Александр Петрович - Стихотворения


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25

tify">   И множат сердца боль во неисцельной ране.
   Так ветры шумные на гордом океане
   Ревущею волной пресильно в судно бьют,
   И воду с пеною в него из бездны льют.
  
   <1774>
  
  
   * * *
  
   Другим печальный стих рождает стихотворство,
   Когда преходит мысль восторгнута в претворство,
   А я действительной терзаюся тоской:
   Отъята от меня свобода и покой.
   В сей злой, в сей злейший час любовь, мой друг, тревожит,
   И некий лютый гнев сие смятенье множит.
   Лечу из мысли в мысль, бегу из страсти в страсть,
   Природа над умом приемлет полну власть;
   Но тщетен весь мой гнев: ее ли ненавижу?!
   Она не винна в том, что я ее не вижу,
   Сержуся, что не зрю! Но кто виновен тем?!
   Причина мне случай в несчастии моем.
   Напрасно на нее рождается досада;
   Она бы всякий час со мной быть купно рада.
   Я верен ей, но что имею из того?!
   Я днесь от беспокойств терпенья моего,
   Лишенный всех забав, ничем не услаждаюсь,
   Стараюсь волен быть и больше побеждаюсь,
   В отчаянии, в тоске терпя мою беду,
   С утра до вечера покойной ночи жду,
   Хожу, таская грусть чрез горы, долы, рощи,
   И с нетерпением желаю темной нощи,
   Брожу по берегам и прехожу леса,
   Нечувственна земля, не видны небеса.
   Повсюду предо мной моей любезной очи,
   Одна она в уме. Дождався тихой ночи,
   Глаза хочу сомкнуть во тихие часы,
   Сомкну, забудуся. Но, ах! ея красы
   И очи сомкнуты сквозь веки проницают
   И с нежностью мое там имя восклицают.
   Проснувся, я ловлю ея пустую тень
   И, осязая мрак, желаю, чтоб был день.
   Лишася сладка сна и мояся слезами,
   Я суетно ищу любезную глазами.
   Бегу во все страны, во всех странах грущу,
   Озлюсь и стану полн лютейшия досады,
   Но только вспомяну ея приятны взгляды,
   В минуту, я когда сержусь, как лютый лев,
   В нежнейшую любовь преходит пущий гнев.
  
   <1774>
  
  
   К г. ДМИТРЕВСКОМУ
   НА СМЕРТЬ ТАТИАНЫ МИХАЙЛОВНЫ ТРОЕПОЛЬСКОЙ,
   ПЕРВОЙ АКТРИСЫ ИМПЕРАТОРСКОГО ПРИДВОРНОГО ТЕАТРА
  
   В сей день скончалася, и нет ея теперь,
   Прекрасна женщина и Мельпомены дщерь,
   И охладели уж ея младые члены,
   И Троепольской нет, сей новыя Ильмены.
   Элиза да живет на свете больше лет,
   Она осталася, но Троепольской нет.
   Живущие игрой к увеселенью света,
   Ей память вечная, Элизе многи лета!
   Да веселит она игрою наш народ;
   И чтобы мир изрек: "Элизе сотый год!"
   А ты, мой верный друг, игравший нам Мстислава,
   Кем днесь умножилась моя в России слава,
   Старайся, чтобы наш театр не пал навек.
   А так - как жалостный и добрый человек -
   Восплачь, восплачь о той со мной и воспечались,
   Которой роли все на свете окончались!
  
   18 июня 1774
  
  
   ГЕРОИДЫ
  
   ГЕРОИДА
   ОСНЕЛЬДА К ЗАВЛОХУ
  
   Котора воздухом противна града дышет,
   Трепещущей рукой к тебе, родитель, пишет.
   Какими таинство словами мне зачать?
   Мне трудно то, но, ах, еще трудней молчать!
   Изображай, перо, мои напасти люты.
   О день, плачевный день! Несносные минуты!
   Пиши, несчастная, ты, дерзости внемля,
   И открывай свой стыд. О небо, о земля,
   Немилосердый рок, разгневанные боги!
   Взвели вы в верх мя бед! А вы, мои чертоги,
   Свидетели тоски и плача моего,
   Не обличайте мя и стона вы сего!
   Без обличения в печальном стражду граде,
   И так я мучуся, как мучатся во аде.
   Терзают фурии мою стесненну грудь,
   И не могу без слез на солнце я взглянуть.
   Внимай, родитель мой, внимай мою ты тайну,
   Услышишь от меня вину необычайну:
   Оснельда твоему... о злейшая напасть! -
   Врагу любовница. Вини мою ты страсть,
   Вини поступок мой и дерзостное дело,
   Влеки из тела дух и рви мое ты тело,
   Вини и осуждай на казнь мою любовь
   И проклинай во мне свою преславну кровь,
   Которая срамит тебя, твой род и племя.
   Как я пришла на свет, кляни то злое время
   И час зачатия несчастной дщери сей,
   Котора возросла к досаде лишь твоей!
   Не столько Кию сей наш град сопротивлялся,
   Хореву сколько мой упорен дух являлся,
   Воображала я себе по всякий час,
   Непреходимый ров к любви лежит меж нас,
   И чем сладчайшая надежда мя прельщает,
   Что мне имети долг то вечно запрещает.
   Бессонных множество имела я ночей
   И удалялася Хоревовых очей.
   Хотела, чтобы он был горд передо мною
   И чел мя пленницей; он чел меня княжною.
   Вражда твердила мне: Оснельде он злодей,
   Любовь твердила мне, что верный друг он ей.
   Встревоженная мысль страданьем утешалась,
   И нежная с судьбой любовь не соглашалась.
   С любовию мой долг боролся день и ночь.
   Всяк час я помнила, что я Завлоху дочь,
   Всяк час я плакала и, обмирая, млела,
   Но должности борьбу любовь преодолела.
   Словами князь любви мне точно не являл
   И таинство сие на сердце оставлял.
   Но в сей, увы! в день сей, ища себе ограды,
   Иль паче своея лютейшия досады,
   Как он известие свободы мне принес,
   Вину мне радости, вину и горьких слез,
   Что любит он меня, открыл сие мне ясно,
   И что он знает то, что любит он напрасно
   И для единого мучения себе,
   Когда противно то, родитель мой, тебе.
   А если то твоей угодно отчей воле,
   В себе я кровь твою увижу на престоле
   И подданных твоих от уз освобожду.
   Оставь, родитель мой, оставь сию вражду,
   Которой праведно Завлохов дух пылает,
   Когда во дружество она прейти желает.
   Преобрати в друзей ты мной своих врагов,
   Для подданных своих, для имени богов
   И для стенания отчаянныя дщери!
   Не презри слез моих и скорбь тою измери,
   Котора много лет в отеческой стране
   Без облегчения крушила дух во мне!
   На высочайшие взошла она степени;
   Вообрази меня ты падшу на колени
   И пораженную ужасною судьбой,
   В отчаяньи своем стенящу пред тобой,
   Рожденья час и день клянущу злом тревоги
   И омывающу твои слезами ноги!
   Во образе моем представь ты тени мрак,
   Ланиты бледные и возмущенный зрак!
   Воспомни ты, что я почти рожденна в бедстве
   И бедность лишь одну имела я в наследстве!
   Колико горестей Оснельда пренесла!
   На троне родилась, во узах возросла.
   Довольно счастие Оснельде было злобно.
   Скончай ея беды! Сие тебе удобно.
   Прими в сих крайностях рассудок ты иной
   И сжалься, сжалься ты, родитель, надо мной!
   А если пред отцом Оснельда тщетно стонет,
   Так смерть моя твое удобней сердце тронет.
  
  
   ГЕРОИДА
   ЗАВЛОХ К ОСНЕЛЬДЕ
  
   Несчастливый Завлох ответствует тебе.
   Когда угодно то Оснельде и судьбе,
   Чтоб он при старости, пришед ко гроба двери,
   Лишась почти всего, еще лишился дщери,
   Последней отрасли князей пределов сих,
   Которы отняты мечем из рук моих,
   Что в том не спорит он со злобой части твердой
   И подвергается судьбе немилосердой;
   Но если хочешь ты, чтоб был я твой отец,
   Бори свою любовь и сделай ей конец.
   Ты бедствие мое и горести сугубишь.
   Подумай ты сама, кого, Оснельда, любишь?
   Врага и моего, врага сынов моих.
   Брат зла губителя он братиев твоих,
   Лишившего меня рукою наглой трона.
   Сия против любви мала ли оборона?
   Я мню, ты слышала о дни довольно том,
   В который поражал Завлоха страшный гром,
   Когда по строгости несчастия устава
   Кончалося мое спокойствие и слава,
   Когда Хоревов брат мою корону брал
   И острый меч людей нещадно пожирал.
   Когда я в памяти сие возобновляю,
   Усугубляю скорбь и раны растравляю.
   Дни многи защищал я мужественно град;
   Но в день последний весь на нас разверзся ад:
   В часы великия на свете перемены
   Кий собрал силы все и, приступив под стены,
   Махиной тяжкою во стены ударял,
   Хотя и множество народа он терял.
   Град был со всех сторон в сражении, в осаде.
   Пришел последний час; был слышен вопль во граде:
   "Помрем, друзья, помрем, иль князя защитим,
   За град и за него мы все умреть летим
   И презираем смерть; такая смерть приятна,
   Превратно счастие; но слава не превратна.
   Когда-нибудь умрешь; отбросим смертный страх
   И за отечество умрем с мечми в руках!"
   Дралися, будто львы, кровь лили, будто воду,
   За град и за меня, за честь и за свободу;
   Но тщетна мужества рок силы утомил;
   Враги вошли во град, Кий стены проломил,
   Но я, мои сыны, раби еще дралися,
   И силы в мужестве в последний раз бралися.
   Трех братиев твоих он пленных умертвил,
   Четвертого он сам - и младшего - ловил,
   Гнался, как лютый тигр, за ним в отцовом граде
   Иль как за агнцем волк без пастыря во стаде,
   И, не можа догнать, догнал его стрелой,
   Которая его повергла предо мной.
   Он пал и обагрил младою кровью землю.
   Еще его я глас, еще, увы! я внемлю.
   Он томной речию вопил ко мне, стеня:
   "Прости, родитель мой, и погреби меня,
   Где рок определит тебе дожити время.
   Кончается во мне твое, мой отче, племя.
   При смерти мне одно на свете только льстит:
   Сестры моей супруг злодеям отомстит,
   И что Завлохов род Оснельдой обновится!"
   Не то, мой сын, не то в сестре твоей явится,
   И погребенье ты иное получил:
   Кий трупы ваши здесь конями волочил
   И на снедение зверям их дал и птицам.
   Увы! пристойна ли княжим честь она лицам?
   На то ли, ах! на то ль я, чада, вас родил?
   А ты, злодей, на то ль, на то ли победил?
   Когда вшел Кий во град к паденью нашей чести
   И как до матери твоей дошли те вести,
   Слезами горькими омыв она тебя,
   Упала, умертвив своей рукой себя.
   Как наше счастье всё судьбина зла расшибла
   И вся спасения надежда уж погибла,
   Когда решение послали небеса,
   Бежал из города я в темные леса.
   Оставше воинство со мною утекало,
   Надежду потеряв, убежища искало.
   Когда желанныя мы смерти не нашли,
   Не со бесчестьем мы, но от бесчестья шли,
   И славы мужества мы оным не отринем.
   Я странствовал в лесах, шатался по пустыням.
   Впоследок предприял оставший мой народ
   Идти противу бурь и новых непогод,
   Тебя освободить от тяжкия неволи.
   Такой ли ожидал Завлох несчастной доли?
   И мог ли вобразить когда я то себе,
   Что вражью я сыщу любовницу в тебе?
   Когда ты дочь моя - так будь великодушна!
   А если ты мне враг - Хореву будь послушна!
  
   <1768>
  
  
   СОНЕТЫ
  
   СОНЕТ
  
   Когда вступил я в свет, вступив в него, вопил,
   Как рос, в младенчестве, влекомый к добру нраву,
   Со плачем пременял младенческу забаву.
   Растя, быв отроком, наукой мучим был.
  
   Возрос, познал себя, влюблялся и любил
   И часто я вкушал любовную отраву.
   Я в мужестве хотел имети честь и славу,
   Но тщанием тогда я их не получил.
  
   При старости пришли честь, слава и богатство,
   Но скорбь мне сделала в довольствии препятство.
   Теперь приходит смерть и дух мой гонит вон.
  
   Но как ни горестен был век мой, а стонаю,
   Что скончевается сей долгий страшный сон.
   Родился, жил в слезах, в слезах и умираю.
  
   <1755>
  
  
   СОНЕТ
  
   Не трать, красавица, ты времени напрасно,
   Любися; без любви всё в свете суеты,
   Жалей и не теряй прелестной красоты,
   Чтоб больше не тужить, что век прошел несчастно.
  
   Любися в младости, доколе сердце страстно:
   Как младость пролетит, ты будешь уж не ты.
   Плети себе венки, покамест есть цветы,
   Гуляй в садах весной, а осенью ненастно.
  
   Взгляни когда, взгляни на розовый цветок,
   Тогда когда уже завял ея листок:
   И красота твоя, подобно ей, завянет.
  
   Не трать своих ты дней, доколь ты нестара,
   И знай, что на тебя никто тогда не взглянет,
   Когда, как розы сей, пройдет твоя пора.
  
   <1755>
  
  
   СОНЕТ
  
   О существа состав, без образа смещенный,
   Младенчик, что мою утробу бременил,
   И, не родясь еще, смерть жалостно вкусил
   К закрытию стыда девичества лишенной!
  
   О ты, несчастный плод, любовью сотворенный!
   Тебя посеял грех, и грех и погубил.
   Вещь бедная, что жар любви производил!
   Дар чести, горестно на жертву принесенный!
  
   Я вижу в жалобах тебя и во слезах.
   Не вображайся ты толь живо мне в глазах,
   Чтоб меньше беспокойств я, плачуща, имела.
  
   То два мучителя старались учинить:
   Любовь, сразивши честь, тебе дать жизнь велела,
   А честь, сразив любовь, велела умертвить.
  
   <1755>
  
  
   СОНЕТ
   НА ОТЧАЯНИЕ
  
   Жестокая тоска, отчаяния дочь!
   Не вижу лютыя я жизни перемены:
   В леса ли я пойду или в луга зелены,
   Со мною ты везде и не отходишь прочь.
  
   Пугаюся всего, погибла сердца мочь.
   И дома, где живу, меня стращают стены.
   Терзай меня, тоска, и рви мои ты члены,
   Лишай меня ума, дух муча день и ночь!
  
   Препровождаю дни единою тоскою;
   К чему ж такая жизнь, в которой нет покою,
   И можно ли тогда бояться умереть?
  
   Я тщетно в жалобах плоды сыскать желаю.
   К тебе, о боже мой, молитву воссылаю,
   Не дай невинного в отчаянии зреть!
  
   <1768>
  
  
   БАЛЛАД
  
   Смертельного наполнен яда,
   В бедах младой мой век течет.
   Рвет сердце всякий день досада
   И скорбь за скорбью в грудь влечет,
   Подвержен я несчастья власти,
   Едва креплюся, чтоб не пасти.
  
   Ты в жизни мне одна отрада,
   Одна утеха ты, мой свет!
   За горести мне ты награда,
   Котору счастье мне дает,
   Мне в жизни нет иныя сласти.
   Тобой сношу свирепство части.
  
   В крови твоей, драгая, хлада
   Ко мне ни на минуту нет.
   Бодрюсь одним приятством взгляда,
   Как рок все силы прочь берет.
   Пускай сберутся все напасти,
   Лишь ты тверда пребуди в страсти.
  
   <1755>
  
   РОНДО
  
   Не думай ты, чтоб я других ловила
   И чью бы грудь я взором уязвила.
   Напрасно мне пеняешь ты, грубя.
   Я та же всё. Не возмущай себя,
   Хотя твое я сердце растравила.
   Любовь меня еще не изрезвила,
   Неверности мне в сердце не вдавила.
   И что горю другим я кем, любя,
   Не думай ты.
   Изменою я мыслей не кривила,
   Другим любви я сроду не явила,
   Свободу кем и сердце погубя,
   Твой страхом дух я тщетно удивила,
   Но, чтоб любить я стала и тебя,
   Не думай ты.
  
   <1759>
  
  
   СТАНСЫ
  
   СТАНС
  
   Сам себя я ненавижу,
   Не страшуся ничего;
   Окончания не вижу
   Я страданья моего.
   Сердце стонет,
   Взор мой тонет
   Во слезах и день и ночь.
   Дух томится,
   Солнце тьмится,
   В полдень убегая прочь.
  
   Скройся, солнце, ты навеки,
   Скройся, солнце, от меня!
   Проливайтеся, слез реки,
   Горький ток из глаз гоня!
   Я несчастен,
   Всем причастен
   Мукам, кои в свете есть!
   Все имею;
   Не умею
   Более терзанья несть.
  
   Разрываются все члены, -
   И теснится грудь моя.
   Я не зрю бедам премены
   И не жду уже ея.
   И такою
   Злой тоскою
   Во отчаянье введен,
   Что я люту
   Ту минуту
   Проклинаю, как рожден.
  
   Во стенании и плаче
   Я еще тужу о том,
   И тужу всего я паче,
   Что родился не скотом;
   Кроме славы,
   Все б забавы
   Были в области моей.
   Гнанный псами,
   Я б лесами
   Сокрывался от людей.
  
   Ах, а ныне где сокрыться
   От, злодеев я могу?
   Разве в землю мне зарыться,
   Коль от них не убегу?
   Иль, о горе!
   В бурно море
   Мне низвергнуться к водам
   И в пучине,
   В сей кручине,
   Обрести конец бедам!
  
   Что во славе, коль покою
   Я не вижу никогда,
   И несносною тоскою
   Я терзаюся всегда?
   Что в отраду,
   Мне в награду,
   Вечной славы ожидать
   Тьмы в утробе,
   Мне во гробе,
   Коей вечно не видать?
  
   Поспешай, драгая вечность,
   Узы ты мои претерть!
   И в покойну бесконечность
   Воведи меня ты, смерть!
   Сердцу больно,
   Так довольно
   Злому счастию служить.
   Если в скуке
   Жить и в муке,
   Так на что на свете жить?
  
   О тебе одной болею,
   Дорогая, тя любя,
   И тебя одной жалею.
   Я жалею лишь тебя.
   Я крушуся,
   Что лишуся
   Я любезной навсегда,
   И судьбою
   Я с тобою
   Не увижусь никогда.
  
   <1768>
  
  
   СТАНС
   ГРАДУ СИНБИРСКУ НА ПУГАЧЕВА
  
   Прогнал ты Разина стоявшим войском твердо,
   Синбирск, и удалил ты древнего врага,
   Хоть он и наступал с огнем немилосердо
   На Волгины брега!
  
   А Разин нынешний в твои падет, оковы,
   И во стенах твоих окованный сидит.
   Пристойные ему возмездия готовы,
   Суд злобы не щадит.
  
   Москва и град Петров и все российски грады,
   Российско воинство, и олтари, и трон
   Стремятся, чтоб он был караем без пощады,
   Гнушается им Дон.
  
   Сей варвар не щадил ни возраста, ни пола,
   Пес тако бешеный что встретит, то грызет.
   Подобно так на луг из блатистото дола
   Дракон, шипя, ползет.
  
   Но казни нет ему довольныя на свете,
   Воображенье он тиранством превзошел,
   И все он мерзости, и в силе быв и цвете,
   Во естестве нашел.
  
   Рожденна тварь сия на свет бессильной выдрой,
   Но, ядом напоясь, который рыжет Нил,
   Сравняться он хотел со баснословной гидрой, -
   Явился крокодил.
  
   Сей дерзостный Икар ко солнцу возлетает
   И тщится повредить блаженный жребий росск.
   Под солнце подлетев, жжет крылья он и тает,
   И растопился воск.
  
   Осетил Пугачев себе людей безумных,
   Не знающих никак нимало божества.
   Прибавил к ним во сеть людей, пиянством шумных,
   Извергов естества.
  
   Такой разбойничьей толпою он воюет,
   Он шайки ратников составил из зверей,
   И, как поветрием, во все страны он дует
   Во наглости своей.
  
   Противен род дворян ушам его и взору.
   Сей враг отечества ликует, их губив,
   Дабы повергнути престола сим подпору,
   Дворянство истребив.
  
   Они мучения, стеня, претерпевали,
   Но он от верности возмог ли их оттерть?
   Младенцев Ироду терзати предавали,
   Чад видя злую смерть.
  
   Падут родители и сами, им губимы,
   Предшествующую терпев в домах боязнь,
   Но, в верности своей они неколебимы,
   Вкушают люту казнь.
  
   Покрыты сединой главы со плеч валятся.
   Он тигра превзошел и аспида, ярясь.
   Не тако фурии во преисподней злятся,
   Во исступленьи зрясь.
  
   Убийца сей, разив, тираня благородных,
   Колико погубил отцов и матерей!
   В замужество дает за ратников негодных
   Почтенных дочерей.
  
   Грабеж, насилье жен, пожары там и муки,
   Где гнусный ты себя, разбойник, ни яви!
   И обагряются мучительские руки
   В невиннейшей крови.
  
   Но сколько всем сердцам ты, новый Разин, мерзок,
   Колико духом подл и мужеством ты мал
   И сколько страшен был, нежалостлив и дерзок,
   Толь сильно свержен стал.
  
   Тебе ль укрыться льзя от глаз того героя,
   Который взять возмог и неприступный град?
   Трепещешь ты теперь, лице во мраке кроя,
   Готовяся во ад.
  
   Граф Панин никогда пред войском не воздремлет,
   И сбросил он тебя, взлетевша, с высоты.
   И силой и умом мучителя он емлет.
   Страдай теперь и ты!
  
   Уже геенна вся на варвара зияет,
   И тартар на тебя разверз уже уста.
   А Панин на горах вод Волгиных сияет,
   Очистив те места.
  
   Ликует под венцем Российская Астрея,
   Скончав несчастье чад державы своея
   И злое пиршество свирепого Атрея
   В местах страны тоя.
  
   Восходит веселей из моря солнце красно
   По днях жестокости на волгин оризонт.
   Взыграли Дон, Яик со Волгою согласно,
   И с ней Каспийский понт.
  
 &nbs

Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
Просмотров: 474 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа