| Главная » Книги |
Сумароков Александр Петрович - Стихотворения, Страница 14
Сумароков Александр Петрович - Стихотворенияp; ПИИТ И БОГАЧ
Богатый человек прославлен быть желал,
Отличным тщася быть отечества в народе.
Он сроду не служил, и хочет быти в моде,
И не трудясь ни в чем. Пиита звать послал
И на него свою надежду славы клал:
"Пожалуй, освяти мое ты имя в оде!"
Но что воспеть Пииту об уроде?
"Будь ты отличностей моих, Пиит, свидетель!
Воспой, мой друг, воспой святую добродетель!"
- "Я петь ее готов.
Пристойных приберу к тому немало слов.
Но как, дружочек мой, ее тогда прославлю,
Когда твое я имя вставлю?
Да я же никогда не хваливал ослов".
ГОЛУБИ И КОРШУН
Когда-то Голуби уговорились
Избрати Коршуна царем,
Надежду утвердив на нем,
И покорились.
Уж нет убежища среди им оных мест,
Он на день Голубей десятка по два ест.
ГОРШКИ
Себя увеселять,
Пошел гулять
Со Глиняным горшком горшок Железный.
Он был ему знаком, и друг ему любезный.
В бока друг друга стук,
Лишь только слышен звук.
И искры от горшка Железного блистались,
А тот недолго мог идти,
И более его нельзя уже найти,
Лишь только на пути
Едины черепки остались.
Покорствуя своей судьбе,
Имей сообщество ты с равными себе.
ПОРОСЯЧИЙ КРИК
Безумцев более в народе,
Так и безумство больше в моде,
Оно же и легко, и легче тяжких дум.
Пошел великий шум:
"Свиньей хитрец визжать умеет,
Но только голосок свиняток он имеет".
Народ бежит,
Друг друга в тесноте всяк сильно угнетает,
И мужа мудрого со плеском почитает,
А он визжит.
Мужик тут некакий хохочет
И хочет
Искусна мудреца искусством превзойти.
Не чают голоса естественней найти.
Визжит мужик, народ согласно вопит: "Худо!
А то визжанье чудо".
- "Смотрите, - говорит мужик, - не я визжал,
Прямого в пазухе свиненка я держал
И уши поросячьи жал".
Так могут ли сказать народы,
Что нечто в свете есть естественней природы?
СОБАЧЬЯ ССОРА
Когда подходит неприятель,
Так тот отечества предатель,
Кто ставит это за ничто,
И другом такову не должен быть никто.
Собаки в стаде собрались
И жестоко дрались.
Волк видит эту брань
И взяти хочет дань,
Его тут сердце радо.
Собакам недосуг, так он напал на стадо.
Волк лих,
Ворвался он к овцам и там коробит их.
Собаки, это видя
И волка ненавидя,
Домашню брань оставили тотчас
И устремили глаз
Ко стаду на проказ,
Друзьям не изменили
И волка полонили,
А за его к овцам приязнь
Достойную ему собаки дали казнь.
А россы в прежни дни татар позабывали,
Когда между собой в расстройке пребывали,
И во отечестве друг с другом воевали,
Против себя самих храня воинский жар,
И были оттого под игом у татар.
РЕМЕСЛЕННИК И КУПЕЦ
Был некий человек не от больших ремесел,
Варил он мыло, был ежеминутно весел,
Был весел без бесед,
А у него богач посадский был сосед.
Посадский торгу служит
И непрестанно тужит,
Имеет новый он на всякий день удар:
Иль с рук нейдет товар,
Иль он медлеет,
Или во кладовых он тлеет, -
Посадский день и ночь болеет
И всяку о себе минуту сожалеет.
К соседу он принес на именины дар
И дал ему пятьсот рублей посадский златом.
Во состоянии Ремесленник богатом
Уж песен не поет, да золото хранит,
И золото одно в ушах его звенит,
Не спит, как спал он прежде,
Ко пропитанию нимало быв в надежде.
И может ли быть сон,
Когда о золоте едином мыслит он?
Одно его оно лишь только утешает
И есть и пить ему мешает,
И песни петь.
Сей жизни мыловар не может уж терпеть,
И как ему житье то стало неприятно,
К посадскому отнес он золото обратно.
ПРОСЬБА МУХИ
Старуха
И горда Муха
Насытить не могла себе довольно брюха,
И самого она была гордейша духа.
Дух гордый к наглости всегда готов.
Взлетела на Олимп и просит там богов -
Туда она взлетела с сыном, -
Дабы переменить ея Мушонка чином,
В котором бы ему побольше был доход:
"Кот
В год
Прибытка верного не меньше воевод
Кладет себе на счет.
Пожалуйте Котом вы, боги, мне Мушонка,
Чтоб полною всегда была его мошонка!"
На смех
Прошением она богов тронула всех.
Пожалован; уже и зубы он готовит,
И стал Коток
Жесток,
И вместо он мышей в дому стал кур ловить,
Хотел он, видно, весь курятник истребить
И кур перегубить,
Велели за это Кота убить.
Смерть больше всякий на свете сем прорухи,
Не должны никогда Котами быти Мухи,
Ниже вовек
Каким начальником быть подлый человек.
ПИИТ И УРОД
Пиит,
Зовомый Симонид,
Был делать принужден великолепну оду
Какому-то Уроду.
Но что писать, хотя в Пиите жар кипел?
Что ж делать? Он запел,
Хотя ко помощи и тщетно музу просит.
Он в оде Кастора и Поллукса возносит,
Слагая оду, он довольно потерпел.
А об Уроде
Не много было в оде.
Урод его благодарит,
Однако за стихи скупенько он дарит
И говорит:
"Возьми задаток,
А с Кастора и Поллукса остаток,
Туда лежит твой след,
А ты останься здесь, дружочек, на обед,
Здесь будет у меня для дружества беседа,
Родня, друзья и каждый мой сосед".
Пируют
И рюмочки вина пииту тут даруют.
Пииты пьют
И в рюмки так вино, как и другие, льют.
Довольно там они бутылки полизали,
Но Симониду тут слуги сказали:
"Прихожие хотят с ним нечто говорить
И сверх того еще его благодарить".
За что, Пиит того не вспоминает,
Слуга не знает,
А он о Касторе и Поллуксе забыл,
Хотя и тот и тот перед дверями был.
"Пойди, - сказали те, - доколе дух твой в теле,
Пойди, любимец наш, пойди скорей отселе!"
Он с ними вышел вон
И слышит смертный стон:
Упал тот дом и сокрушился,
Хозяин живота беседою лишился,
Пошел на вечный сон,
Переломалися его господски кости,
Погиб он тут, его погибли с ним и гости.
ПИИТ И РАЗБОЙНИК
Пиита Ивика Разбойники убили,
А он вопил, когда они его губили:
"О небо, ты мой глас, о небо, ты внемли,
И буди судиею
Над жизнию моею!"
Он тако вопиял, толпой терзаем сею.
В тот самый час летели журавли.
Он вопил: "Вы моей свидетелями будьте
Кончины лютыя и не забудьте
Того, что я вещаю вам,
А я мой дух предам
В надежде сей богам
И душу испущу с небесныя границы".
Летят сии когда-то птицы.
Разбойник вспомнил то убийство и разбой,
Сказал товарищу, караемый судьбой,
Не мня, что их перехватают:
"Вот смерти Ивика свидетели летают!"
УЧИТЕЛЬ ПОЭЗИИ
Для рифмотворства
Потребно множество проворства,
И рифме завсегда хорошей должно быть,
Иль должно при стихах совсем ее забыть.
То можно доказати ясно:
О страсти некто пел,
В которой он кипел,
И думаючи, мня на рифмах петь согласно.
Любезная ему с усмешкой говорила
И будто как журила:
"Ты жарко в холоде к любви поешь маня,
А если станешь ты и впрямь любить меня,
Так рифмы позабудешь
И о любви вещать ты рифмами не будешь".
С поэзией любви судьба не разлучила,
Любовь
Воспламеняет кровь
И многих жаром сим стихи слагать учила.
А я скажу, что часто ведь и той
Любовь дорогой рыщет.
Разумный красотой
Скоряе всех певцов хорошу рифму сыщет,
Не станет он худые рифмы класть,
Любви и стихотворства сласть
Имеет над певцом неразделиму власть.
ТЩЕТНАЯ ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ
Страшился я всегда любовных оку встреч
И тщился я свою свободу уберечь,
Чтоб сердце суетно любовью не зажечь.
Однако я не мог себя предостеречь:
Сложил Венерин сын колчан с крылатых плеч,
И стрелу он вонзил в меня, как острый меч,
Чтоб сим вонзеньем мог меня в беду вовлечь,
Приятные глаза, уста, приятна речь
Могли навек мое спокойствие пресечь,
Велели дням моим в лютейшей грусти течь
И прежде срока мне, горя, во гробе лечь.
ЕДИНОВЛАСТИЕ
Единовластие прехвально,
А многовластие нахально.
Я это предложу
Во басенке, которую скажу.
При множестве хвостов, таская их повсюду,
Стоглавный был Дракон.
Согласья не было законов ниоткуду,
Глава главе тьму делает препон,
Хвосты, лежат они, ни в избу и ни вон,
Лежат они, куда занес Дракона сон.
При множестве хвостов, подобно как и он,
Единоглавый был Дракон,
Согласен был закон.
Я крепко в том стояти буду,
Что счастья...
И праведного там не может быть указа
Между людей,
Где равных множество владеющих судей.
Где много мамушек, так там дитя без глаза.
Не о невольниках я это говорю,
Но лишь о подданных во вольности царю.
ВОЛК И ЖУРАВЛЬ
Волк ел - не знаю, что, - и костью подавился,
Метался от тоски, и чуть он не вздурился.
Увидел журавля и слезно стал просить,
Чтоб он потщился в том ему помощник быть,
И всю он на него надежду полагает.
Журавль свой долгий нос в гортань ему пускает
И вынимает кость. Потом он просит мзды,
Что он от таковой спас злой его беды.
"Довольствуйся ты тем, - зверь хищный отвечает, -
Что Волк тебя в таком здоровье оставляет,
Какое до сея услуги ты имел,
И радуйся тому, что нос остался цел".
Тот права честности немало собрегает,
Кто людям никогда худым не помогает.
МАСКАРАД
Брал мальчика отец с собою в маскарад,
А мальчик узнавать умел людей под маской
Пляской,
Какой бы кто ни вздел сокрыть себя наряд.
Неладно прыгая, всей тушей там тряхнулся,
Упал, расшиб он лоб, расквасил мозг, рехнулся,
Но выздоровел бы по-прежнему плясать,
Когда бы без ума не стал стихов писать.
Склад был безмерно гнусен,
Не видывал еще никто подобных врак.
О мальчик! узнавать ты был людей искусен,
Но знаешь ли теперь, что ты парнасский рак?
Ты в масках прежде знал людей по виду пляски,
А ныне сам себя не знаешь и без маски.
Брось музу, если быть не хочешь ты дурак.
СКАЗКИ
СКАЗКА 1
Мужик у мужика украл с двора корову
И, в городе продав, камку себе купил.
Купил и к празднику скроил жене обнову.
С другого он двора быка себе стащил
И, ласку показав хозяюшке сугубу,
Сшил бострок, а теперь купил ей кунью шубу.
Молодка, на себя надев такой наряд,
Уж не работала, прелестна быть старалась
И двум детинушкам угодна показалась.
Они нечаянно нашли как будто клад.
Подпали молодцы, она не покренилась.
На что же и наряд, когда бы не склонилась?
Один из них был тот, чей бык намнясь пропал,
Другой, - корова чья намнясь с двора пропала.
Молодка таинства в себе не удержала,
Как тот, так и другой про воровство спознал,
Перед судьею тать подробно обличился.
Не знал, как вышло то, однако повинился.
Побит. И велено, как суд определил,
Чтоб тотчас он быка с коровой заплатил.
Как не тужить ему? Он плакал без отрады,
Пришло на рынок несть все женины наряды.
"Не плачь, любезный муж, - речь женина была, -
Тебя мне только жаль, а я свое взяла".
<1755>
СКАЗКА 2
Жил некакий мужик гораздо неубого,
Всего, что надобно для дому, было много,
И, словом, то сказать: сыта была душа.
Хотя он был и стар, однако не скрепился
И в старости своей на девушке женился,
А девушка была гораздо хороша.
Ему понравилось при старости приятство,
А ей понравилось при младости богатство,
И так желанье их в один попало лад.
Женился старичок, хотя и невпопад.
Прискучилося ей и день и ночь быть с дедом,
И познакомилась молодушка с соседом.
Велела некогда, как куры станут петь,
Прийти молодчику повеселиться в клеть,
И, дав ему ключи, ждет полночи утешно.
Старик заснет, так ей всё будет беспомешно.
Пришел молодчик в клеть, а в тот же час на двор,
Как будто сговорясь, пришел за ним и вор,
И, как ни крался он, собаки забрехали,
Хоть двери вору в клеть войти не помешали.
Не надобен обух, замка на дверях нет.
Подумал молодец, что старый хрыч идет.
Насилу вспомнился, как выкрасться оттоле,
А выкравшись, бежал, как уж не можно боле.
Собаки лаяли. "Ах, жонушка, вставай, -
Муж старый говорил, - я слышу в доме лай.
Конечно, на дворе, моя голубка, воры".
Не нравны жонушке те были разговоры.
Она сердилася безмерно на собак
И мужу говоря: "Собаки лают так".
Заснул старик; своя молодке воля стала.
Вскочила, из избы как можно уплетала.
Вбежала в клеть, и в ней соседушка быть мнит,
И говорит ему: "Теперь мой старый спит,
Потешимся с тобою". Изрядные потехи!
Хозяйка вору красть не сделала помехи.
Она пошла назад, а вор пошел домой,
И что он захватил, то всё унес с собой,
И говорил себе: "Хотя мне это странно,
Однако в эту ночь я счастлив несказанно".
<1755>
ЭПИГРАММЫ
Разбойник некогда хранить устав свой клялся,
Чтоб первым не спускать, кто б встречу ни попался:
Такой у них устав издревле положен.
Ан, первый был отец разбойником встречен.
Злодей не тронут был отцовыми слезами:
Как клятву ту прейти? А жить не всем с отцами.
Зарезал и потом отважно говорил:
"Душа дороже мне, как мне отец ни мил!"
<1755>
Брат был игрок; нельзя сестрице не крушиться,
И льзя ли унимать его ей укрепиться,
Когда он день и ночь без милости мотал?
Уж пол-имения ты, братец, проиграл,
Журила игрока сестра и вопрошала:
"Дождусь ли, чтоб тебе игра противна стала?"
Брат ей ответствовал: "Как станешь отставать,
Сестрица, от любви, закаюся играть,
И в постоянстве жить потом мы будем оба".
Сестра ему на то: "Мотать тебе до гроба!"
<1755>
Клавина смолоду сияла красотою,
И многих молодцов она пленила тою,
Но как уже прошел сей век ея златой,
Она и в старости была всё в мысли той,
И что во младости хорошею казалась,
И, сморщася, всегда такою ж называлась,
За что ж ее никто хорошей не зовет?
И Нов-Город уж стар, а Новгород слывет.
<1756>
Ты очень ей любим, она в твоей вся воле,
Да только тридцать есть, которых любит боле.
<1756>
Она уже твоя, однако не навек:
Пока не встретится с ней кстати человек.
<1756>
Знай, тебе я непременна:
Не была тобою, и не буду пленна.
<1756>
За что неверною тебе я прослыла?
Я от рождения твоею не была.
<1756>
Коль мыслишь, я любовь свою к тебе скончала,
Так ищешь тут конца, где не было начала.
<1756>
Всем сердцем я люблю и вся горю, любя,
Да только не тебя.
<1756>
Милон на многи дни с женою разлучился,
Однако к ней еще проститься возвратился.
Она не чаяла при горести своей,
Что возвратится он опять так скоро к ней,
Хотя ей три часа казались за неделю,
И от тоски взяла другого на постелю.
Увидя гостя с ней, приезжий обомлел.
Жена вскричала: "Что ты, муж, оторопел?
Будь господин страстей и овладей собою;
Я телом только с ним, душа моя с тобою".
<1756>
"Я обесчещена", - пришла просить вдова.
Однако знал судья, кто просит такова.
"Чем?"- спрашивал ее.- "Сегодня у соседа, -
Ответствовала та, - случилася беседа.
Тут гостья на меня так грубо солгала:
Уж ты-де во вдовстве четырех родила".
Судья ей говорил: "Плюнь на эту кручину;
Стал свет таков, всегда приложат половину".
<1756>
Клеон при смерти был и был совсем готов
Пустить на. небо дух, в подземный тело ров.
Друзья его пред ним писание вещали
И царствие ему небесно обещали.
"Готов ли ты?" - "Готов, я к раю приступил...
На брата только я прошенья не скрепил".
<1756>
Построил ныне ты пространный госпиталь,
Достойно то хвалы, того лишь только жаль, -
Кого ограбил ты, все в оном быть те льстятся,
Что, бедные, они в нем все не уместятся.
<1756>
Кто хвалит истину, достоин лютой казни;
Он в сердце к ближнему не чувствует приязни.
Какое в нем добро, коль так он хулит свет,
Хваля, чего нигде на полполушки нет?
<1756>
Ты смирен, мой жених, осанист и прекрасен,
Со всеми ты своим молчанием согласен.
Однако за тебя не выйду я вовек:
Ты статуя, а мне потребен человек.
<1756>
Не вознесемся мы великими чинами,
Когда сии чины не вознесутся нами.
Великий человек, великий господин,
Кто как ни думает, есть титул не один.
Великий господин - кто чин большой имеет,
Великий человек - кто много разумеет,
Локк не был господин великий в весь свой век,
Ни конь Калигулин - великий человек.
<1756>
Пеняешь ты мне, муж, тебе-де муж постыл,
А был-де в женихах тебе он очень мил.
С кем я спрягалася, в том вижу то ж приятство:
Я шла не за тебя, но за твое богатство.
<1756>
Ты туфли обругал, а их бояря носят,
Бояря на тебя отмщения в том просят,
Бояря иль паны. Зияет всякий пан,
Держа в руке большой венгерского стакан,
Пышит и дуется от ярости безмерной
И вопит: "Отомстим скоряй сей твари скверной,
Которая на наш восстать дерзнула сан
И нагло плевелы отважилася сеять.
Преступника в куски устав велит иссечь,
А тело после сжечь
И сей негодный прах по воздуху развеять".
<1757>
Два были человека
В несчастии все дни плачевнейшего века.
Метались помощи искать по всем местам,
Куда ни бегали, теряли время там.
Потом отчаянье их день и ночь терзало,
На всё дерзало.
Один бежал,
Схватил кинжал,
Вручил он душу богу,
И сделав сам себе к спокойствию дорогу.
Другой мучение до гроба умножал,
И бога всякий час злословил и дрожал;
Страшася тартара, покаялся при смерти.
Скажите, коего из сих двух взяли черти?
<1759>
Нетрудно в мудреца безумца претворить,
Он вдруг начнет о всем разумно говорить:
Премудрость высшая в великом только чине.
Нося его овца, овца в златой овчине,
Когда воздастся честь Златого ей руна,
Тогда в премудрости прославится она.
<1759>
Нагнала бабушка пред свадьбой внучке скуку,
Рассказывая ей про свадебну науку.
Твердила: "Вытерпи, что ночь ни приключит.
Тебя опричь меня, мою любезну внуку,
При случае таком никто не поучит".
А внучка мыслила, целуя бабку в руку:
"Уж эту, бабушка, я вытерпела муку!"
<1759>
Судьи приказных дел у нас не помечали,
Дьяки сей дар писать и взятки брать нашли,
Писать и брать они дворянство обучали,
Но мы учителей далеко превзошли!
<1759>
Кто в чем когда-нибудь молвою возвышен,
Достоинство 
| |
| Просмотров: 537 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры