| Главная » Книги |
Сумароков Александр Петрович - Стихотворения, Страница 12
Сумароков Александр Петрович - Стихотворенияbsp; ЛИСИЦА И ТЕРНОВНЫЙ КУСТ
Стоял Терновный куст.
Лиса мошенничать обыкла
И в плутни вникла.
Науку воровства всю знает наизуст,
Как сын собачий
Науку о крючках,
А попросту бессовестный подьячий.
Лисице ягоды прелестны на сучках,
И делает она в Терновник лапой хватки,
Подобно как писец примается за взятки.
Терновный куст
Как ягодой, так шильем густ
И колется. Лиса ярится,
Что промысел ея без добычи варится.
Лисица говорит Терновнику: "Злодей!
Все лапы исколол во злобе ты своей".
Терновник отвечал: "Бранись, как ты изволишь:
Не я тебе колю, сама себя ты колешь".
Читатель! знаешь ли, к чему мои слова?
Каков Терновный куст, сатира такова.
<1760>
КОРШУН В ПАВЛИНЫХ ПЕРЬЯХ
Когда-то убрался в павлинья Коршун перья
И признан ото всех без лицемерья,
Что он Павлин.
Крестьянин стал великий господин
И озирается гораздо строго,
Как будто важности в мозгу его премного.
Павлин мой чванится, и думает Павлин,
Что эдакий великий господин
На свете он один.
И туловище всё всё гордостью жеребо,
Не только хвост его; и смотрит только в небо.
В чести мужик гордится завсегда,
И ежели его с боярами сверстают,
Так он без гордости не взглянет никогда;
С чинами дурости душ подлых возрастают.
Рассмотрен наконец богатый господин,
Ощипан он, и стал ни Коршун, ни Павлин.
Кто Коршун, я лишен такой большой догадки,
Павлинья перья - взятки.
<1760>
КОРШУН
Брюхато брюхо, - льзя ль по-русски то сказать?
Так брюхо не брюхато,
А чрево не чревато,
Таких не можно слов между собой связать.
У Коршуна брюшко иль стельно, иль жеребо,
От гордости сей зверь взирает только в небо.
Он стал Павлин. Не скажут ли мне то,
Что Коршун ведь не зверь, но птица?
Не бесконечна ли сей критики граница?
Что
Худого в том, коль я сказал "жеребо"?
Для рифмы положил я слово то, для "небо".
А, это приискав, и несколько был рад.
Остался в точности, как должно быти, склад.
То шутки, каковы рондо, сонет, баллад...
От этого писцы нередко отбегают,
Однако то они когда пренебрегают.
"Жеребо" положил не ради ль рифмы я?
Но сим испорчена ль хоть мало мысль моя?
Напрасно, кажется, за то меня ругают,
Что я неслыханну тут рифму положил,
Я критики за то себе не заслужил.
"Жеребо" слово я ошибкой не считаю,
А вместо басни той сию теперь сплетаю.
Был Коршун горд,
Как черт,
Да только он смотрел не в ад, но в небо,
А черти смотрят в ад.
(Не мните критикой мне сею дати мат.
Не зрю ошибки я, что я сказал "жеребо".
Но к притче приступлю.) Стал Коршун быть Павлин,
В его он перьях был великий господин.
Но птицы прочие безумца ощипали,
Так брюхо гордое и горды мысли пали.
Кто хочет, может он писателя винить,
Однако должно ли писателя бранить,
А это слышали мои исправно уши.
Но кто переведет на свете подлы души!
<Октябрь - ноябрь 1760>
БОЛВАН
Был выбран некто в боги:
Имел он голову, имел он руки, ноги
И стан;
Лишь не было ума на полполушку,
И деревянную имел он душку.
Был - идол, попросту: Болван.
И зачали Болвану все молиться,
Слезами пред Болваном литься
И в перси бить.
Кричат: "Потщися нам, потщися пособить!"
Всяк помощи великой чает.
Болван того
Не примечает
И ничего
Не отвечает:
Не слушает Болван речей ни от кого,
Не смотрит, как жрецы мошны искусно слабят
Перед его пришедших олтари
И деньги грабят
Таким подобием, каким секретари
В приказе
Под несмотрением несмысленных судей
Сбирают подати в карман себе с людей,
Не помня, что о том написано в указе.
Потратя множество и злата и сребра
И не видав себе молебщики добра,
Престали кланяться уроду
И бросили Болвана в воду,
Сказав: "Не отвращал от нас ты зла:
Не мог ко счастию ты нам пути отверзти!
Не будет от тебя, как будто от козла,
Ни молока, ни шерсти".
<1760>
ПОРТНОЙ И МАРТЫШКА
Портной кроил,
Мартышка это примечает
И чает,
Искусства своего Портной не утаил.
Зачем-то он,
Скроив, и то и то оставив, вышел вон.
Мартышка ножницы Портного ухватила
И без него,
Не зная ничего,
Изрядно накутила,
И мнила так она, что это ремесло
От знания ея не уросло.
Зверок сей был ремеслоборец,
Портной пиит, а он негодный рифмотворец.
<1760>
ЛИСИЦА И СТАТУЯ
К Елисавете Васильевне Херасковой
Я ведаю, что ты парнасским духом дышишь,
Стихи ты пишешь.
Не возложил никто на женский разум уз.
Чтоб дамам не писать, в котором то законе?
Минерва - женщина, и вся беседа муз
Не пола мужеска на Геликоне.
Пиши! Не будешь тем ты меньше хороша,
В прекрасной быть должна прекрасна и душа,
А я скажу то смело,
Что самое прекраснейшее тело
Без разума - посредственное дело.
Послушай, что тебе я ныне донесу
Про Лису:
В каком-то Статую она нашла лесу;
Венера то была работы Праксителя.
С полпуда говорит Лисица слов ей, меля:
"Промолви, кумушка!" - Лисица ей ворчит,
А кумушка молчит.
Пошла Лисица прочь, и говорит Лисица:
"Прости, прекрасная девица,
В которой нет ни капельки ума!
Прости, прекрасная и глупая кума!"
А ты то ведаешь, Хераскова, сама,
Что кум таких довольно мы имеем,
Хотя мы дур и дураков не сеем.
<1761>
ЗМЕЯ И ПИЛА
Не устремляйтеся того критиковать,
Кого немножечко трудненько подкопать,
Все ваши сборы
И наплетенны вздоры
Не сделают ему малейшего вреда,
А вам наделают премножество стыда.
Змея нашла Пилу: зверок ея то взгляду.
Змея не думает усердно ни о ком
И не скупится тратить яду,
Грызет Пилу и лижет языком.
Что больше вкруг Пилы она яряся вьется,
То больше крови льется,
И, проливая кровь потоком из себя,
Пилу губя,
Кровь собенну за кровь чужую почитает
И кровью тает,
Пилу пилит,
Язык болит,
Истрескалися губы.
Увидела Змея, переломавши зубы,
Что тронута она была,
А не Пила.
<1761>
ПИР У ЛЬВА
Коль истиной не можно отвечать,
Всего полезнее молчать.
С боярами как жить, потребно это ведать.
У Льва был пир,
Пришел весь мир
Обедать.
В покоях вонь у Льва:
Квартера такова.
А львы живут нескудно,
Так это чудно.
Подобны в чистоте жилищ они чухнам
Или посадским мужикам,
Которые в торги умеренно вступили
И откупами нас еще не облупили
И вместо портупей имеют кушаки,
А кратче так: торговы мужики.
Пришла вонь Волку к носу;
Волк это объявил в беседе без допросу,
Что запах худ.
Услышав, Лев кричит: "Бездельник ты и плут,
Худого запаха и не бывало тут.
И смеют ли в такие толки
Входить о львовом доме волки?"
А чтобы бредить Волк напредки не дерзал,
Немножечко он Волка потазал
И для поправки наказал,
А именно - на части растерзал.
Мартышка, видя страшны грозы,
Сказала: "Здесь нарциссы, розы
Цветут".
Лев ей ответствовал: "И ты такой же плут:
Нарциссов, роз и не бывало тут.
Напредки не сплетай ты лести,
А за такие вести
И за приязнь
Прими и ты достойну казнь".
Преставился Волчишка,
Преставилась Мартышка.
"Скажи, Лисица, ты, - хозяин вопрошал, -
Какой бы запах нам дышал?
Я знаю, что твое гораздо чувство нежно;
Понюхай ты прилежно".
Лисица на этот вопрос
Сказала: "У меня залег сегодни нос".
<1762>
КОЛОВРАТНОСТЬ
Собака Кошку съела,
Собаку съел Медведь,
Медведя - зевом - Лев принудил умереть,
Сразити Льва рука Охотничья умела,
Охотника ужалила Змея,
Змею загрызла Кошка.
Сия
Вкруг около дорожка,
А мысль моя,
И видно нам неоднократно,
Что всё на свете коловратно.
<1762>
ПРОТОКОЛ
Украл подьячий протокол,
А я не лицемерю,
Что этому не верю:
Впадет ли в таковой раскол
Душа такого человека!
Подьячие того не делали в век века,
И может ли когда иметь подьячий страсть,
Чтоб стал он красть!
Нет, я не лицемерю,
Что этому не верю;
Подьяческа душа
Гораздо хороша.
Да Правда говорит гораздо красноречно:
Уверила меня, что было то, конечно.
У Правды мало врак;
Не спорю, было так.
Судья того приказа
Был добрый человек;
Да лишь во весь он век
Не выучил ни одного указа,
Однако осудил за протокол
Подьячего на кол.
Хоть это строго,
Да не гораздо много.
Мне жалко только то: подьячий мой
Оттоль не принесет полушечки домой.
Подьячий несколько в лице переменялся
И извинялся,
На милосердие судью маня,
И говорил: "Попутал черт меня".
Судья на то: "Так он теперь и оправдался.
Я, право, этого, мой друг, не дожидался.
За протокол
Его поймать и посадить на кол".
Однако ты, судья, хоть город весь изрыщешь,
Не скоро черта сыщешь;
Пожалуй, справок ты не умножай,
Да этого на кол сажай.
<1762>
ОБЕЗЬЯНА-СТИХОТВОРЕЦ
Пришла кастальских вод напиться обезьяна,
Которые она кастильскими звала,
И мыслила, сих вод напившися допьяна,
Что, вместо Греции, в Ишпании была,
И стала петь, Гомера подражая,
Величество своей души изображая.
Но как ей петь!
Высоки мысли ей удобно ли иметь?
К делам, которые она тогда гласила,
Мала сей твари сила:
Нет мыслей; за слова приняться надлежит.
Вселенная дрожит,
Во громы громы бьют, стремятся тучи в тучи,
Гиганты холмиков на небо мечут кучи,
Горам дает она толчки.
Зевес надел очки
И ноздри раздувает,
Зря пухлого певца,
И хочет истребить нещадно до конца
Пустых речей творца,
Который дерзостно героев воспевает.
Однако, рассмотрев, что то не человек,
Но обезьяна горделива,
Смеяся, говорил: "Не мнил во весь я век
Сему подобного сыскать на свете дива".
<1763>
ВОЙНА ОРЛОВ
Дрались Орлы,
И очень были злы.
За что?
Того не ведает никто.
Под самыми они дралися небесами;
Не на земли дрались, но выше облаков,
Так, следственно, и там довольно дураков.
Деремся вить и мы, за что, не зная сами;
Довольно, что Орлы повоевать хотят,
А перья вниз летят.
Дерутся совестно они, без лицемерья.
Орлы поссорились, стрелкам орлины перья.
Между 1762-1765(?)
ДВА ПОВАРА
Виргилий, Цицерон,
Бургавен, Эйлер, Локк, Картезий и Невтон,
Апелл и Пракситель, Мецен и Сципион.
О треблаженная божественная мода!
Зайди когда в приказ -
Где столько, как у нас,
Бумаги в день испишут?
А то, что грамота, писцы едва и слышут.
Кто срода никогда солдатом не бывал,
С Невы до Одера, стреляя, доставал.
Сапожник медик был, дая цельбы пустые.
Муж некто знаменит
Молчанием одним попался во святые.
О дни златые!
Но скоро всё сие Минерва пременит,
Которая Россией обладает,
От коей мрачный ум сиянья ожидает,
А лира между тем мне басенку звенит,
Был некий господин, сын дьячий, иль боярин,
Иль выезжий татарин, -
Герольдия сама не ведает о том.
Так как же знать и мне в России здесь о ком?
Однако дворянин, вот то известно свету.
Причина - что имел ливрею и карету,
Перед каретою всегда впряжен был цук,
А за каретою был егерь и гайдук.
Ковчег его творил по камню громкий стук,
А где не мощены по улицам дороги,
Карета тяжкая в грязи была по дроги.
Гостей имел боярин завсегда,
Да то беда,
Кухмистра не имеет,
А стряпать не умеет.
Дал двух молодчиков учиться в повара,
И стали в год они в поварне мастера.
Хозяин делает беседу,
Зовет гостей к обеду,
Не тех, которых он простым питьем поит,
Да где по праздникам в передних он стоит.
Кухмистры стол устраивают,
Большие ко столу наедут господа.
В большом котле кипит капуста и вода,
Кухмистры над котлом зевают
И все в один котел потравы зарывают,
Чего не слыхано поныне никогда.
Что выльется за штука,
Сварившися, оттоль,
Где сахар был и соль,
Каплун и щука?
На что такой вопрос?
Сварился, вылился хаос.
Кричит хозяин мой, хватается за шпагу,
Однако повара с поварни дали тягу.
Хозяин чешет лоб и нос.
Вот пятница страшной недели!
Бояре съехались и ничего не ели.
<1765>
БЛОХА
Блоха, подъемля гордо бровь,
Кровь барскую поносит,
На воеводство просит:
"Достойна я, - кричит, - во мне всё барска кровь"
Ответствовано ей: "На что там барска слава?
Потребен барский ум и барская расправа".
<1769>
ОСЬ И БЫК
В лесу воспитанная с негой,
Под тяжкой трется Ось телегой
И, неподмазанна, кричит.
А Бык, который то везет, везя молчит,
Изображает Ось господчика мне нежна,
Который держит худо счет,
По-русски - мот,
А Бык - крестьянина прилежна.
Страдает от долгов обремененный мот,
А этого не воспомянет,
Что пахарь, изливая пот,
Трудится и тягло ему на карты тянет.
<1769>
САТИР И ГНУСНЫЕ ЛЮДИ
Сквозь темную пред оком тучу
Взгляни, читатель, ты
На светски суеты!
Увидишь общего дурачества ты кучу;
Однако для ради спокойства своего,
Пожалуй, никогда не шевели его;
Основана сия над страшным куча адом,
Наполнена различным гадом,
Покрыта ядом.
С великим пастухи в долине были стадом.
Когда?
Не думай, что тогда,
Когда для человека
Текли часы златаго века,
Когда еще наук премудрость не ввела
И в свете истина без школ еще цвела,
Как не был чин еще достоинства свидетель,
Но добродетель.
И, словом, я скажу вот это наконец:
Реченны пастухи вчера пасли овец,
По всякий день у них была тревога всяка:
Вздор, пьянство, шум и драка.
И, словом, так:
Из паства сделали они себе кабак -
Во глотку,
И в брюхо, и в бока
На место молока
Цедили водку,
И не жалел никто ни зуб, ни кулака,
Кабашный нектар сей имеючи лекарством,
А бешеную жизнь имев небесным царством.
От водки голова болит,
Но водка сердце веселит,
Молошное питье не диво,
Его хмельняй и пиво;
Какое ж им питье и пить,
Коль водки не купить?
А деньги для чего иного им копить?
В лесу над долом сим Сатир жил очень близко,
И тварию их он презренною считал,
Что низки так они, живут колико низко.
Всегда он видел их, всегда и хохотал,
Что нет ни чести тут, ни разума, ни мира.
Поймали пастухи Сатира
И бьют сего -
Без милосердия - невинна Демокрита.
Не видит помощи Сатир ни от кого.
Однако Пан пришел спасти Сатира бита;
Сатира отнял он, и говорил им Пан:
"За что поделали ему вы столько ран?
Напредки меньше пейте;
А что смеялся он, за то себя вы бейте,
А ты вперед, мой друг,
Ко наставлению не делай им услуг;
Опасно наставленье строго,
Где зверства и безумства много".
<1769>
АРАП
Чье сердце злобно,
Того ничем исправить не удобно;
Нравоучением его не претворю;
Злодей, сатиру чтя, злодействие сугубит;
Дурная бабища вить зеркала не любит.
Козицкий! правду ли я это говорю?
Нельзя во злой душе злодействия убавить.
И так же критика несмысленным писцам
Толико нравится, как волк овцам;
Не можно автора безумного исправить:
Безумные чтецы им сверх того покров,
А авторство неисходимый ров;
Так лучше авторов несмысленных оставить.
Злодеи тщатся пусть на свете сем шалить,
А авторы себя мечтою веселить.
Был некто в бане мыть искусен и проворен.
Арапа сутки мыл, Арап остался черен.
В другой день банщик тот Арапа поволок
На полок;
Арапа жарит,
А по-крестьянски то - Арапа парит
И черноту с него старается стереть.
Арап мой преет,
Арап потеет,
И кожа на Арапе тлеет:
Арапу черным жить и черным умереть.
Сатира, критика совсем подобны бане:
Когда кто вымаран, того в ней льзя омыть;
Кто черен родился, тому вовек так быть,
В злодее чести нет, ни разума в чурбане.
<1769>
ИСТИНА
Хотя весь свет
Изрыщешь,
Прямыя Истины не сыщешь;
Ея на свете нет;
Семь тысяч лет
Живет
Она высоко,
В таких местах, куда не долетает око,
Как быстро взор ни понеси,
А именно - живет она на небеси.
Так я тебе скажу об этом поученье:
О чем ты сетуешь напрасно, человек,
Что твой недолог век
И скоро наших тел со духом разлученье?
Коль свет наполнен суеты,
Так ясно видишь ты,
Что всё на свете сем мечты,
А наша жизнь не жизнь, но горесть и мученье.
<1769>
СТРЯПЧИЙ
Какой-то человек ко Стряпчему бежит:
"Мне триста, - говорит, - рублей принадлежит".
Что делать надобно тяжбою, как он чает?
А Стряпчий отвечает:
"Совет мой тот:
Поди и отнеси дьяку рублей пятьсот".
<1769>
ПОРЧА ЯЗЫКА
Послушай басенки, Мотонис, ты моей:
Смотри в подобии на истину ты в ней
И отвращение имей
От тех людей,
Которые ругаются собою,
Чему смеюся я с Козицким и с тобою.
В дремучий вшодши лес,
В чужих краях был Пес
И, сограждан своих поставив за невежей,
Жил в волчьей он стране и во стране медвежей,
Не лаял больше Пес; медведем он ревел
И волчьи песни пел.
Пришед оттоль ко псам обратно,
Отеческий язык некстати украшал:
Медвежий рев и вой он волчий в лай мешал
И почал говорить собакам непонятно.
Собаки говорили:
"Не надобно твоих нам новеньких музык;
Ты портишь ими наш язык",
И стали грызть его и уморили,
А я надгробие читал у Пса сего:
"Вовек отеческим языком не гнушайся,
И не вводи в него
Чужого ничего,
Но собственной своей красою украшайся".
<1769>
КУЛАШНЫЙ БОЙ
На что кулашный бой?
| |
| Просмотров: 645 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры