/div>
О заданном одном старинном предложеньи
Сыскать начало всех начал,
Когда за облака он думой возносился,
Дорогой шедши, оступился
И в ров попал
Отец, который с ним случился,
Скоряе бросился веревку принести,
Премудрость изо рва на свет произвести
А думный между тем детина,
В той яме сидя, рассуждал
"Какая быть могла причина,
Что оступился я и в этот ров попал?
Причина, кажется, тому землетрясенье,
А в яму скорое стремленье -
Центральное влеченье,
Воздушное давленье..."
Отец с веревкой прибежал,
"Вот, - говорит, - тебе веревка, ухватися
Я потащу тебя, держися".
- "Нет, погоди тащить, скажи мне наперед,-
Понес студент обычный бред -
Веревка вещь какая?
Отец его был не учен,
Но рассудителен, умен
Вопрос ученый оставляя,
"Веревка - вещь, - ему ответствовал, - такая,
Чтоб ею вытащить, кто в яму попадет".
- "На это б выдумать орудие другое, -
Ученый всё свое несет. -
А это что такое!..
Веревка! - вервие простое!"
- "Да время надобно, - отец ему на то.-
А это хоть не ново,
Да благо уж готово".
- "Да время что? .."
- "А время вещь такая,
Которую с глупцом не стану я терять,
Сиди, - сказал отец, - пока приду опять"
Что, если бы вралей и остальных собрать
И в яму к этому в товарищи послать?
Да яма надобна большая!
СОБАКА И МУХИ
Собака ловит мух, однако не поймает
И, глупая, не рассуждает,
Что муха ведь летает
И что поймать ее пустое затевает.
Лови, собака, то, что под твоей ногой,
Не то, что над твоей летает головой.
ДУРАК И ТЕНЬ
Я видел дурака такого одного,
Который всё гнался за тению своею,
Чтобы поймать ее. Да как? бегом за нею.
За тенью он - тень от него.
Из жалости к нему, что столько он трудится,
Прохожий дураку велел остановиться.
"Ты хочешь,- говорит ему он, - тень поймать?
А это что? Не достать -
Лишь только стоит наклониться".
Так некто в счастии да счастия искал,
И также этому не знаю кто сказал:
"Ты счастья ищешь, а не знаешь,
Что ты, гоняяся за ним, его теряешь.
Послушайся меня, и ты его найдешь:
Остановись своим желаньем
В исканьи счастия, доволен состояньем,
В котором ты живешь".
ХУЛИТЕЛЬ СТИХОТВОРСТВА
Беседе где-то быть случилося такой,
Где занимались тем иные, что читали
И о науках толковали,
Другие - что себя шутами забавляли,
Которых привели с собой,-
К чему кто склонен был. Зашло в беседе той
И о стихах каких-то рассужденье
На именины чьи, не помню, на рожденье,-
Да только гнусное, из денег, сочиненье.
Один в беседе той, охотник до шутов,
А ненавистник всех наук и всех стихов,
В углу сидев, туда ж пустился в рассужденье:
"Да что! и все стихи хоть вовсе б не писать!"
Другие на него тем видом посмотрели,
Как будто внутренне, что он дурак, жалели.
Сказавши глупость ту, он захотел шпынять
Над бывшим тут одним писателем достойным
И голосом своим спросил его нестройным:
"И вы ведь любите стихи же сочинять?"
- "Так, - отвечал другой,- люблю стихи писать,
Однако же не площадные,
А только я пишу такие,
Где дураков могу сатирой осмеять".
<ОСТРЯК> И ПРОЕЗЖИЙ
Что и в уме, когда душа
Нехороша?
Народов диких нас глупяе быть считают,
Да добрых дел они нас больше исполняют;
А это остяком хочу я доказать
И про него такой поступок рассказать,
Который бы его из рода в род прославил,
А больше подражать ему бы нас заставил.
У остяка земли чужой наслежник был,
Который от него как в путь опять пустился,
То денег сто рублев дорогой обронил,
Которых прежде не хватился,
Пока уж далеко отъехал он вперед.
Как быть? назад ли воротиться?
Искать ли их? и где? и кто в том поручится,
Чтоб их опять найти? Лишь время пропадет.
"Давно уж, может быть, - проезжий рассуждает, -
Их поднял кто-нибудь". И так свой путь вперед
С великим горем продолжает.
Сын остяков, с двора пошедши за зверями
И шед нечаянно проезжего следами,
Мешок, который он дорогой обронил,
Нашед, принес к отцу. Не зная, чей он был,
Отец сберег его, с тем, ежели случится
Хозяину когда пропажи той явиться,
Чтобы ее отдать.
По долгом времени опять
Проезжий тою же дорогой возвратился
И с остяком разговорился,
Что деньги, от него поехав, потерял.
"Так это ты! - остяк от радости вскричал. -
Я спрятал их. Пойдем со мною,
Возьми их сам своей рукою".
В Европе сто рублев где можно обронить
И думать чтоб когда назад их получить?
КОШКА
Жить домом, говорят, - нельзя без кошек быть.
Домашняя нужна полиция такая
Не меньше, как и городская:
Зло надобно везде стараться отвратить.
И взяли кошку в дом, чтобы мышей ловить.
И кошка их ловила.
Хозяйка дому, должно знать,
Птиц разных при себе держать
Любила.
Какой-то в кошку бес вселился, что с мышей
Она на птичек напустила
И вместе наряду с мышами их душила.
За это ремесло свернули шею ей:
"Ты в дом взята была, - хозяйка говорила,-
Не птиц ловить - мышей".
ЗАЙЦЫ И ЕЖ.
Охотники ежа и зайцев изловили
<...> в один зверинец посадили.
Что ж?
Еж,
Ни дай ни вынеси, на зайцев наступает,
Щетину колку напрягает,
То под того, то под другого скок,
И колет зайцев, и кусает.
Уж зайцы от ежа на горку и в лесок,
Но еж туда ж за ними мчится.
Чтоб как-нибудь укрыться,
Уж зайцы от ежа и в угол, и в другой.
Но еж как тут, как тут, у зайцев за пятой,
И бедным чем оборониться?
У зайцев кожа ведь тонка,
А у ежа щетина жестка и колка.
Решилась их судьба:
Еж скок за зайцами еще с пригорка в дол,
Ударился о сук и брюхо распорол.
БЛАГОЙ СОВЕТ
Детина молодой, задумавши жениться,
Об этом рассудил у старика спроситься,
Какую он жену ему присудит взять.
"Я, право, сам, дружок, не знаю,
Какой тебе совет подать.
Я вот как рассуждаю:
С которой стороны ни станешь разбирать,
Весьма легко случится
В женитьбе ошибиться.
Какую хочешь ты, чтоб за тебя пошла?
Красавица ль тебе, богатая ль мила,
Иль знатного отца чтоб дочь она была?
Какая для тебя по мыслям? я не знаю.
Да вот ученую еще я позабыл".
- "Не то ведь, старичок, чего я знать желаю.
Я для того тебя спросил,
Какую взять жену решиться,
Чтоб без досады с ней и без хлопот ужиться".
- "А если так, то знай: какую ни возьмешь,
Досады и хлопот с женою не минешь".
ЛЬВОВО ПУТЕШЕСТВИЕ
Один какой-то лев когда-то рассудил
Всё осмотреть свое владенье,
Чтоб видеть свой народ и как они живут.
Лев этот, должно знать, был лучше многих львов -
Не тем чтоб он щадил скотов
И кожи с них не драл. Нет, кто бы ни попался,
Тож спуску не было. Да добрым он считался,
Затем что со зверей хоть сам он кожи драл,
Да обдирать промеж собой не допускал:
Всяк доступ до него имел и защищался.
И впрям, пусть лев один уж будет кожи драть,
Когда беды такой не можно миновать.
Природа, говорят, уж будто так хотела
И со зверей других льву кожи драть велела.
Итак, лев отдал повеленье,
Чтоб с ним и двор его готов к походу был.
Исполнено благоволенье,
И весь придворный штат
Для шествия со львом был взят, -
Штат, разумеется, какой при льве бывает,
Штат не такой,
Какой,
Вот например, султана окружает;
Придворный штат людских царей совсем другой,
Да только и при льве скотов был штат большой.
Что знают при дворе, <то> знают и в народе:
Лишь только сказано придворным о походе,
Ну весть придворные скоряе рассылать,
Кум к куму, к свату сват курьеров отправлять:
"Лев будет к вам, смотрите,
Себя и нас поберегите".
Придворным иногда
С уездными одна беда:
Ведь связи разные между людьми бывают.
Тот, кто со стороны тревоги те видал,
Какие, например, в людском быту видают,
Как царского куда прихода ожидают,
Всё знает. Да и я не раз при том бывал,
Как, например, в тюрьму обиженных сажали,
Чтоб, сидя там, своей обиды не сказали;
Иному, - чтобы промолчал, -
Против того, чего из взяток получили,
Вдвойне и втрое возвратили;
И тысячи таких, и хуже этих дел:
Всяк вид всему давал такой, какой хотел,
Бездельства все свои бездельством прикрывали.
Со львом, ни дать ни взять,
Всё это делали, да на зверину стать,
И всё так гладко показали,
Как будто ничего. Куда он ни зайдет,
Везде и всё как быть, как водится найдет.
Считая лев, что всё в исправности нашел,
Доволен лев таков с походу возвратился
и льву старому, своему отцу, ну рассказывать свое путешествие с превеликим удовольствием. Старый лев все слушал.
"Ну, - говорит ему потом, - так ты считаешь,
Что всё, что видел, ты в исправности нашел.
Однако ты себя напрасно утешаешь.
И я, бывало, так, как ты теперь, считал
(Когда еще не столько знал),
Что в истинном тебе всё виде показали
Да рассуди ты сам: приход узнавши львов,
Кто будет прост таков,
Чтоб шалости не скрыть, как их тебе скрывали?
Царю, чтоб прямо всё и видеть и узнать,
Придворный штат с собой в поход не должно брать".
ДВА ВОЛКА
Два волка при одном каком-то льве служили
И должности одни и милости носили,
Так что завидовать, кто только не хотел,
Ни тот, ни тот из них причины не имел.
Один, однако, волк всё-на?-всё быть хотел
И не терпел,
Что наравне с своим товарищем считался.
И всеми средствами придворными старался
Товарища у льва в немилость привести,
Считая, например, до этого дойти
То тою,
То другою
На волка клеветою.
Лев, видя это всё, однако всё молчал,
С тем, до чего дойдет; а сверх того считал,
Как волчья клевета без действа остается,
Волк, больше клеветать устав, и сам уймется.
А этот лев, как всяк о том известен был,
Не так, как львы, его товарищи другие,
И в состоянии людском цари иные,
Наушников держать и слушать не любил.
Неймется волку; всё приходит
И на товарища то то, то это взводит.
Наскучил наконец лев волчьей клеветой
И думает: "Не так я поступлю с тобой.
Ты хочешь клеветой подбиться,
Чтобы товарища в немилость привести
И милости один нести,-
На самого ж тебя немилость обратится.
Нет, ошибаешься, когда ты так считал".
И тотчас отдал повеленье,
Чтоб волк, которого другой оклеветал,
За службу получил двойное награжденье
И должность лучше той, какую исправлял;
Другого ж от двора под строгое смотренье
Сослав безо всего, двойную должность дал.
Я б после этого придворным всем сказал,
Как маленьких дворов, так и больших: "Смотрите!
Чтоб с волком не иметь вам участи одной,
Друг на друга не клевещите;
А вы частехонько живете клеветой!"
ПЕС И ЛЬВЫ
Какой-то пес ко львам в их область жить попался,
Который хоть про львов слыхал,
Однако никогда в глаза их не видал,
А менее того их образ жизни знал.
А как ко львам он замешался,
Того я не могу сказать,
Когда мне не солгать.
Довольно, пес ко львам попался
И между львов живет.
Пес видит, что у львов коварна жизнь идет:
Ни дружбы меж собой, ни правды львы не знают,
Друг друга с виду льстят, а внутренно терзают.
Привыкнув жить меж псов одною простотой,
Не зная ни коварств, ни злобы никакой,
Дивится жизни таковой
И рассуждает сам с собой:
"Хоть псы между собой грызутся
И тож, случится, подерутся,
Однако в прочем жизнь у них
Без всех коварств и мыслей злых,
Не как у львов". Пса жизнь такая раздражает,
Жилище львов он покидает.
Пес, прибежав домой, рассказывает псам:
Нет, наказание достаться жить ко львам,
Где каждый час один другого рад убить,
А вся причина та (когда у львов спросить):
Лев всякий хочет львищем быть.
ДВА ЛЬВА СОСЕДИ
Два льва, соседи меж собой,
Пошли друг на друга войной,
За что, про что - никто не знает;
Так им хотелось, говорят.
А сверх того, когда лишь только захотят,-
Как у людских царей, случается, бывает, -
Найдут причину не одну,
Чтоб завести войну.
Львы эти только в том от них отменны были,
Когда войну они друг другу объявили,
Что мира вечного трактат,
Который иногда не служит ни недели,
Нарушить нужды не имели,-
Как у людских царей бывает, говорят,-
Затем что не в обыкновеньи
У львов такие сочиненьи.
Итак, один из этих львов
Другого полонил и область и скотов.
Привычка и предубежденье
Свое имеют рассужденье:
Хотя, как слышал я о том,
Житье зверям за этим львом
Противу прежнего ничем не хуже стало
(Не знаю, каково прошедшее бывало),
Однако каждый зверь всё тайным был врагом,
И только на уме держали,
Как это им начать,
Чтоб им опять за старым, быть.
Как в свете всё идет своею чередою, -
Оправясь, старый лев о том стал помышлять
Войною возвратить, что потерял войною.
Лишь только случай изменить
Льву звери новому сыскали,
Другого случая не ждали:
Ягнята, так сказать, волками даже стали.
Какую ж пользу лев тот прежний получил,
Что на другого льва войною он ходил?
Родных своих зверей, воюя, потерял,
А этих для себя не впрок завоевал.
Вот какова война: родное потеряй,
А что завоевал, своим не называй.
НАРОД И ИДОЛЫ
На простяков всегда обманщики бывали
Равно в старинные и в наши времена.
Ухватка только не одна,
Какую обмануть народ употребляли;
А первых на обман жрецов,
Бывало, в старину считали.
От наших нынешних попов
Обманов столько нет: умняе люди стали.
А чтоб обманывать народ,
Жрецов был первый способ тот,
Что разных идолов народу вымышляли:
Везде, где ни был жрец, и идолы бывали.
Народ, о коем я теперь заговорил,
Обманут точно тем же был.
Жрец, сделав идола и принося моленье,
Ему на жертвоприношенье
Давать и приносить народу предписал
Всё то, что, например, и сам бы жрец желал:
Жрецы и идолы всегда согласны были,
Не так, как то у нас бывает меж судей,
Что, против истины вещей,
Не могут иногда на мненье согласиться.
Но, чтобы к идолу опять нам возвратиться, -
Сперва народу дан один лишь идол был;
Потом уж идол народил
Еще, да и еще, и столько прибывало,
Что наконец числа не стало.
Как это разуметь, что идол мог родить?
Об этом надобно самих жрецов спросить.
Такие ли еще их чудеса бывали!
Жрецы на жерновах водою разъезжали;
Так мудрено ль, когда их идолы рожали?
По-моему, так мой простой рассудок тот:
В чудотворениях жрецов не сомневаться,
А слепо веровать: от них всё может статься.
Чем более семья, тем более расход;
Тащит со всех сторон для идолов народ
И есть, и пить, и одеваться,
А сверх того еще наряды украшаться,
А у народа всё, какой и был, доход.
С часу на час народ становится бедняе,
А жертвы идолам с часу на час знатняе.
Народ сей наконец от идолов дошел,
Что пропитанья сам почти уж не имел.
Сперва повольно дань жрецы с народа брали,
Потом уж по статьям народу предписали,
По скольку идолам чего с души давать.
Народ сей, с голоду почти что помирая,
Соседов стал просить, чтоб помощь им подать,
Свою им крайность представляя.
"Да как, - соседи им сказали,-
До крайности такой дошли
Вы, кои б хлебом нас ссудить еще могли?
Земля у вас всегда богато урожала,
А ныне разве перестала?
Иль более у вас трудиться не хотят?"
- "Нет, всё родит земля как прежде, - говорят, -
И мы трудимся тож, как прежде, - отвечают, -
Да что мы ни сожнем, всё боги поедят".
- "Как? боги есть у вас, которые едят?"
- "Так наши нам жрецы сказали
И сверх того нам толковали:
Чем больше боги с нас возьмут,
Тем больше нам опять дадут".
- "Быть так, поможем вам, но знайте, - говорят, -
Вас должно сожалеть, а более смеяться,
Что вы на плутовство жрецов могли поддаться.
Не боги хлеб у вас - жрецы его едят,
И если впредь опять того же не хотите;
Так от себя жрецов сгоните,
А идолов своих разбейте и сожгите.
У нас один лишь бог; но тот не с нас берет,
А напротив того, наш бог всё нам дает.
Его мы одного лишь только прославляем,
По благостям одним об нем мы вображаем,
А вид ему не можем дать".
Решился ли народ отстать
От закоснелого годами заблужденья,
От идолов своих и жертвоприношенья, -
Еще об этом не слыхать.
МУХА И ПАУК
В прекрасном здании одном,
Великолепном и большом,
В котором сколько всё искусством поражало,
То столько ж простотой своей равно прельщало,
В сем самом здании на камне заседала
Одна премрачная из мух и размышляла,
Так, как бы, например, ученый размышлял,
Когда глубокую задачу раздробляет.
А что у мух всегда вид пасмурный бывает
И часто голова ногою подперта
И бровь насуплена, тому причина та,
Что много мухи разумеют
И в глубину вещей стараются входить,
А не вершки одни учености схватить.
Премудрой мухе, здесь сидящей в размышленьи,
В таком же точно быть случилось положеньи.
Нахмуря плоский лоб полдюжиной морщин
В искании вещам и бытиям причин,
"Хотелось бы мне знать, - сказала, -
Строенье это от чего?
И есть ли кто-нибудь, кто сотворил его?
По-моему, как я об этом заключала,
То кажется, что нет; и кто бы это был?"
- "Искусство, - пожилой паук ей говорил, -
Всё, что ты видишь, сотворило;
А что искусство это было,
Свидетельствует в том порядок всех частей
Тобою видимых вещей".
- "Искусство? - муха тут с насмешкой повторила.-
Да что искусство-то? - спросила.-
И от кого оно? Нет, нет, я, размышляя,
Другого тут не нахожу,
Как то, что это всё лишь выдумка пустая
А разве я тебе скажу,
Как это здание и отчего взялося.
Случилось некогда, что собственно собой
Здесь мелких камушков так много собралося,
Что камень оттого составился большой,
В котором оба мы находимся с тобой.
Ведь это очень ясно мненье?"
Такое мухи рассужденье,
Как мухе, можно извинить;
Но что о тех умах великих заключить,
Которые весь свет случайным быть считают
Со всем порядком тем, который в нем встречают,
И лучше в нем судьбе слепой подвластны быть,
Чем бога признавать, решились?
Тех, кажется, никак не можно извинить,
А только сожалеть об них, что повредились.
САТИРЫ. САТИРИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
САТИРА I
НА ХУДЫХ СУДЕЙ
Дивятся все тому и все не понимают
Те, кои о делах судейских рассуждают,
Зачем и отчего в судах порядка нет
И что беспутно всё в судилищах течет.
Не знаю, так ли я о этом рассуждаю,
Но вот причиной я сему что полагаю.
Скажите, можно ли добра там ожидать,
Где на беспутствах всё пекутся основать?
Когда судья иль плут, или невежа сущий
10 И тем или другим к несчастью вас ведущий,
Когда такой судья судити посажен
И быть хранителем законов наречен,
Так можно ли в суде тут ждать чего другого,
Окроме только то, что вздумать льзя дурного?
Когда невежею он только будет врать
И в свете нет чего, он станет утверждать;
Когда, не знав местам земли он положенье,
Противу истины взнесет он в возраженье
И станет утверждать своею простотой:
20 Таганрог в Франции, а Пекин под Москвой;
Когда на картах лес он мушками считает
Иль ручейком реку, речищу называет;
Земной наш, скажет, шар не в воздухе висит,
А на хребтах китов недвижимо лежит;
Что от Москвы в Казань Архангельск по дороге,
Нет в пушке разности и нет в единороге,
Или, по глупости своей сплетая бред,
Искусство горное кузнечеством зовет;
С подьячим заодно ученого считает,
30 Затем что грамоте и тот и тот ведь знает;
Иль если сталась речь о язве моровой,
Не знав естественной причины никакой,
Вскричит он: "Что за зверь та язва моровая,
Метляк или сверчок, иль тварь кака иная?"
Иль, быв определен театром управлять,
Не зная, инструмент который как назвать,
Фагот дудой, кларнет пискулькой называет,
А коль анзацу нет, купити посылает;
Дает дуде большой - большой в год и оклад,
40 Хоть хуже дудочки сто раз в ней будет склад.
Счастлив, кто на дуде большой играть умеет,
Хотя игры его никто не разумеет!
Не должно ль хохотать преглупым толь судьям,