Главная » Книги

Бедный Демьян - Стихотворения, басни, поэмы, повести (1930-1940), Страница 13

Бедный Демьян - Стихотворения, басни, поэмы, повести (1930-1940)



; Не колхозник, а кулак,
  
  
   Где колхозом управляет
  
  
   Вот разэтакий вахлак.
  
  
   Где вахлак, как муха в тесто
  
  
   Ввяз в колхозные дела,
  
  
   Оздоровит это место
  
  
   Только... жесткая метла.
  
  
  
  
   II
  
  
   РАСХИТИТЕЛЯМ ВЕРНА ДОРОГА
  
  
   Мы живем не в поле диком,
  
  
   А в отечестве своем,
  
  
   В напряжении великом
  
  
   Мощь Союза создаем,
  
  
   Чтоб владыки капитала
  
  
   Не ввели бы нас в изъян,
  
  
   Чтоб росла и процветала
  
  
   Власть рабочих и крестьян,
  
  
   Чтоб заводы, паровозы
  
  
   Быстро множились в числе.
  
  
   Вот что красные обозы
  
  
   Означают на селе!
  
  
   Государству хлебосдача
  
  
   Тем-то так и дорога.
  
  
   С хлебосдачей незадача -
  
  
   Это праздник для врага.
  
  
   Потому-то лют враждебный
  
  
   Кулачья вороний карк:
  
  
   Ведь обоз наш каждый хлебный -
  
  
   Это наш снарядный парк;
  
  
   Это наш колхозный улей,
  
  
   Трудовой советский рой,
  
  
   Каждым зернышком, как пулей,
  
  
   Поражает вражий строй.
  
  
   Тут не может быть урону.
  
  
   Не допустим мы никак,
  
  
   Чтоб под нашу оборону
  
  
   Подкопался вор-кулак.
  
  
   Потому-то мы так строги
  
  
   К расхитителям зерна.
  
  
   Нет для них иной дороги,
  
  
   Как туда, где дверь верна.
  
  
   Где окошко за решеткой,
  
  
   Где безвреден вражий вой,
  
  
   Где походкой ходит четкой
  
  
   Наш советский часовой.
  
  
  
  
  ИСПАГАНЬ
  
  
  
  
  Легенда
  
   Могуче-кряжистый, плечистый и высокий,
  
  
  Тиран властительно-жестокий,
  
   В чьих тюрьмах не одна томилася душа
  
  
  За крепкой стражею, в подвалах, под засовом,
  
  
  Султан гулял в саду дворцовом,
  
   Прохладой утренней дыша.
  
   И вдруг - бесстрашный - он затрепетал от страха
  
   И побежал к дворцу, где, голову склоня,
  
   Стоял печальный раб. "Сын плесени и праха! -
  
   Вскричал султан.- Коня! Питомца Карабаха,
  
   Из лучших лучшего подай скорей коня!
  
   Я видел Смерть в саду. Она звала меня.
  
   Ворота вслед за мной запри. От ранней рани
  
   До вечера летя на резвом скакуне,
  
   Я буду вечером в далекой Испагани,
  
   Где - в крепости - путей не сыщет Смерть ко мне!"
  
  
  Конь подан. Ускакал свирепый повелитель.
  
   Раб, молча оглядев султанскую обитель,
  
   Спустился в сад к цветам и розовым кустам,
  
  
  И он увидел там,
  
   Где высился платан над мраморным фонтаном,
  
   Смерть, отдыхавшую спокойно под платаном,
  
   И он сказал ей: "Смерть, великое добро б
  
   Свершила ты, меня похитив, горемыку.
  
   Не испугался б я. Но приглашеньем в гроб
  
   Перепугала ты могучего владыку".
  
   "Я,- усмехнувшись, Смерть ответила ему,-
  
  
  Сама, признаться, не пойму,
  
   К чему б случиться здесь такой нежданной встрече?
  
   Владыка твой - не здесь, он должен быть далече.
  
   По книгам по моим - подвластны ж им не все ль?-
  
   Владыка твой уже стоит у смертной грани:
  
   Сегодня вечером и далеко отсель
  
   Должна я взять его. Сегодня. В Испагани".
  
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  
   Доволен был султан своим лихим конем,
  
   И сердце радостью живой играло в нем:
  
   "Уж полдень. К вечеру примчуся в Испагань я!"
  
   Не знал он одного,- что этим самым днем
  
   Вся Испагань была охвачена огнем
  
  
  Неукротимого восстанья.
  
  
  
  
   *
  
  
  Кто более меня от мрачных дум далек"
  
   Меня, участника работы сверхгигантской?
  
   Всю эту мрачную легенду я извлек
  
  
  Из белой прессы эмигрантской.
  
   Отрепью белому, что злобой к нам горит,
  
   О чем-то трепетном легенда говорит,
  
  
  Да, говорит о страшном сроке,
  
  
  О неизбежном, жутком роке,
  
   О том, что сколько нас отрепьем ни погань,
  
   Какие и куда ни стряпай донесенья,
  
   В какую ни спеши укрыться Испагань,
  
   От революции где ни ищи спасенья,-
  
  
  Спасенья нет нигде, увы,
  
  
  Для обреченной беглой рвани:
  
  
  То, от чего она бежала из Москвы,
  
  
  Ее настигнет в Испагани!
  
  
  
   БЫТЬ ВПЕРЕДИ
  
  
   Шестая часть земного шара,
  
  
   Советский край необозрим.
  
  
   Под риском вражьего удара
  
  
   Мы жизнь по-новому творим.
  
  
   С пути сметая все помехи,
  
  
   Мы, развернув рабочий фронт,
  
  
   Чтоб охранить свои успехи,
  
  
   Весь озираем горизонт.
  
  
   Не видно ль где тревожных знаков,
  
  
   Везде ли даль его чиста?
  
  
   Наш горизонт не одинаков:
  
  
   Есть неспокойные места,
  
  
   Места, где хищные законы,
  
  
   Где воздух сперт и мрак глубок,
  
  
   Места, где лютые драконы
  
  
   Сплелися в мерзостный клубок,
  
  
   Места, где бешеною тварью
  
  
   Обезображен лик страны,
  
  
   Места, откуда тянет гарью
  
  
   Подготовляемой войны,
  
  
   Места, где тайные раденья
  
  
   Свершает зреющий разбой,
  
  
   Места, откуда нападенья
  
  
   Мы можем ждать в момент любой.
  
  
   Но против вражеской гастроли
  
  
   Тройной создали мы оплот,
  
  
   И к величайшей призван роли
  
  
   Наш боевой воздушный флот:
  
  
   Он охраняет наше зданье,
  
  
   Все рубежи и берега,
  
  
   Ему - первейшее заданье
  
  
   При появлении врага,
  
  
   Ответ страны единодушной
  
  
   На первый вражеский нажим.
  
  
   Нет, кавалерией воздушной
  
  
   Мы не напрасно дорожим!
  
  
   Но дорожим не в меньшей мере
  
  
   И авиацией иной,
  
  
   Ее работой в атмосфере,
  
  
   Не омрачаемой войной.
  
  
   При нашей площади гигантской
  
  
   Не всюду - близкая стезя.
  
  
   Без авиации гражданской
  
  
   Нам обойтись никак нельзя.
  
  
   Связать советские просторы
  
  
   Воздушной связью в краткий срок -
  
  
   Нужны могучие моторы
  
  
   И крылья, сделанные впрок,
  
  
   Нужны пропеллеры такие,
  
  
   В которых суть их столь хитра,
  
  
   Чтоб из Москвы могли б мы в Киев
  
  
   Слетать часа за полтора.
  
  
   И мы достигнем этой прыти.
  
  
   К чему таинственный покров?
  
  
   У нас немало есть открытий
  
  
   Своих советских мастеров.
  
  
   Что я не склонен к пышной фразе
  
  
   И знаю, слово где беречь,
  
  
   Сошлюся точно в этом разе
  
  
   На ворошиловскую речь:
  "У нас есть полная уверенность, что в ближайшее пятилетие мы выйдем на уровень мировой авиационной техники и создадим все условия для того, чтобы в этой области быть впереди других".
  
  
  
  
  ДВЕ ТЕМЫ
  
  
  
  
  Октавы
  
  
  
  
   1
  
  
  
   УСИЛИТЬ НАТИСК
  
  
  Стареет все - таков закон природы!-
  
  
  И все идет к законному концу.
  
  
  Богатыря подкашивают годы,
  
  
  И богатырь завидует юнцу:
  
  
  "Тебе еще отламывать походы,
  
  
  А мне уже... - И тени по лицу.-
  
  
  Ты не слыхал, не пахнет ли войною?
  
  
  Еще бы раз тряхнул я стариною!"
  
  
  Ах, жизнь полна такого озорства,
  
  
  Так молодо, пестро ее цветенье!
  
  
  Так красочна зеленая листва!
  
  
  На молодежь посмотришь - загляденье:
  
  
  Как много в ней живого торжества!
  
  
  И рушится меж нами средостенье -
  
  
  Мои года, я юн в ее кругу
  
  
  И к старости привыкнуть не могу.
  
  
  Нет, мозговой не болен я сухоткой
  
  
  И не скажу, что стал уже сдавать,
  
  
  Но жизнь идет вперед такой походкой,
  
  
  Что трудно мне за нею поспевать,
  
  
  И даже мне - с моею крепкой глоткой,-
  
  
  Мне не успеть все битвы воспевать,
  
  
  И я зову - вернее, бью тревогу:
  
  
  "Товарищи-поэты, на подмогу!
  
  
  В какие вы забилися углы?
  
  
  Что там в углах творите сепаратно?
  
  
  Все - в общий фронт, на башни, на валы,
  
  
  Туда, где враг нас хочет сбить обратно!
  
  
  У нас, певцов, заслуги не малы.
  
  
  Но перекрыть мы их должны стократно.
  
  
  Рабочий фронт - вот общий наш Парнас.
  
  
  Поэты, жизнь опережает нас!
  
  
  Вам, молодым, сейчас все карты в руки.
  
  
  Все козыри у вас, у молодых.
  
  
  Вы так должны запеть, чтоб ваши звуки
  
  
  Взбодрили нас, певцов, как я, седых,
  
  
  Всю музыку, весь гром, все шумы, стуки
  
  
  У жизни взять из недр ее крутых,
  
  
  Весь героизм ее в стихи оправить
  
  
  И тем ее - а с ней себя - прославить.
  
  
  Наш фронт певцов отстал. К чему скрывать?
  
  
  И в этом-то хандры моей причина.
  
  
  Хандра меня не свалит на кровать,
  
  
  Не так я стар, и старость - не кручина,
  
  
  Коль силы есть еще повоевать.
  
  
  Некстати мне унылая личина,
  
  
  Но согласись, читатель дорогой,
  
  
  Что поворчать я вправе раз-другой.
  
  
  Среди певцов давно уж выйдя в дяди,
  
  
  Любовно я гляжу на молодняк,
  
  
  Я не хочу, чтоб он трепался сзади
  
  
  У боевых строителей-вояк.
  
  
  "Эй, я кричу, не уступать ни пяди!
  
  
  Вы быть должны средь первых забияк!
  
  
  Передовым не станет запевалой
  
  
  Тот, кто в тылу бредет походкой вялой!"
  
  
  Мне кажется - быть может, я не прав, -
  
  
  Что натиск слаб на фронте стихотворном,
  
  
  Что, сил своих в едино не собрав,
  
  
  Находимся в провале мы в бесспорном,
  
  
  Не создали еще мы первых глав
  
  
  О мужестве невиданно-упорном,
  
  
  Том мужестве, что каждый день и час
  
  
  Являет нам наш пролетарский класс.
  
  
  Я говорю, что я не прав, быть может,
  
  
  Что, может быть, все это и не так, -
  
  
  Но все же мысль меня такая гложет:
  
  
  Пропущен ряд победнейших атак,
  
  
  Которым од уже никто не сложит.
  
  
  По части од Державин был мастак.
  
  
  Но век его сравнить и - наши годы,
  
  
  Какие мы писать должны бы оды!
  
  
  Нет, вправду, мы поэты, не таё...
  
  
  А между тем у нас не только дела,
  
  
  Что, так сказать, домашнее, свое:
  
  
  Дух Октября не ведает предела.
  
  
  Такой секрет кому же не в знатье?
  
  
  И наша жизнь как нами б ни владела,
  
  
  Не смеем мы, увлекшись этим, тем,
  
  
  Не освещать международных тем.
  
  
  Значенье их доказывать не нужно.
  
  
  Мы - армии всемирной авангард.
  
  
  Той армии, что с нами в ногу дружно
  
  
  На мировой идет октябрьский старт.
  
  
  Могу ли я сказать: "мне недосужно
  
  
  Вскрывать игру фашистских темных карт!"
  
  
  Нет, я как раз, закончив строчку эту,
  
  
  Перехожу к фашистскому сюжету.
  
  
  
  
   2
  
  
  
   ГНИЛАЯ КРОВЬ
  
  
  Сюжет простой, до ужаса простой,
  
  
  Достойный все ж не беглой лишь заметки.
  
  
   Геробер Фриц, мужчина холостой,
  
  
  Немецкой был наичистейшей ветки:
  
  
  В нем кровь была, сказал бы я, настой,
  
  
  В котором все проспиртовались предки
  
  
  От гениев до пошлых дураков.
  
  
  Да, вот он был Геробер Фриц каков!
  
  
  Он был сынком какого-то чинуши.
  
  
  Потом сынок в чинуши вышел сам.
  
  
  Отец ушел туда, где предков души
  
  
  Архангельским внимали голосам.
  
  
  Его вдову с лицом иссохшей груши
  
  
  Тож повлекло за мужем к небесам.
  
  
  Над матерью, прожившей век безгрешно,
  
  
  В предсмертный час сын плакал неутешно.
  
  
  Ей не дожить, он видел, до утра.
  
  
  Но на часы взглянув, он рек: "Мамахен,
  
  
  Я ухожу. Прощай навеки. Мне пора
  
  
  Идти в ферейн. Прощай. Вас ист цу махен!
  
  
  Дай бог тебе загробного добра,
  
  
  Попасть в Сион, в небесный наш Аахен,
  
  
  Где средь цветов течет небесный Рейн!"
  
  
  Сказавши так, герр Фриц ушел в ферейн.
  
  
  Мещанский быт свои имеет штампы.
  
  
  В дверях уж сын мамашу стал просить:
  
  
  "Чуть не забыл! Ты, умирая, лампы
  
  
  Не позабудь, мамахен, погасить".
  
  
  (Такой типаж у театральной рампы -
  
  
  Ну, как его слезой не оросить?)
  
  
  Вот был каков Геробер Фриц в натуре:
  
  
  Особый тип по крови и культуре.
  
  
  Культура... Речь покамест не о ней.
  
  
  А с кровью вот случилась неувязка:
  
  
  Фриц стал страдать от чирьевых огней,
  
  
  У Фрица жар, у Фрица злая тряска,
  
  
  Фриц с каждым днем бледней, бледней, бледней
  
  
  И вот за ним явилася коляска...
  
  
  Он полутруп... Конец... Его везут
  
  
  В полночный час в какой-то институт.
  
  
  Фриц бормотал в бреду; "Квод лицет Йови..."
  
  
  Так классицизм в него со школы врос!
  
  
  Над Фрицем врач бубнил, нахмурив брови
  
  
  (Пфуй, у врача какой еврейский нос!):
  
  
  "Спасенье все - в переливанье крови..."
  
  
  А кровь кто даст Героберу? Вопрос.
  
  
  Но врач, горя к болящему .любовью,
  
  
  Пожертвовал своей еврейской кровью.
  
  
  В больного кровь врача перелита,
  
  
  Отмерена едва ль одним стаканом.
  
  
  У Фрица кровь взыграла уж не та,
  
  
  Чрез месяц Фриц стал крепким великаном.
  
  
  Богатырем. Он с пеною у рта
  
  
  Клял коммунизм и потрясал наганом
  
  
  И, присягнув фашистам, в их рядах
  
  
  Выл громче всех о мерзостных жидах.
  
  
  И вдруг _оно_ раскрылось... роковое...
  
  
  Пропало все, фашистский весь почет!
  
  
  Пронюхали шпиков каких-то двое,
  
  
  Что в Фрице... кровь еврейская течет!
  
  
  Фриц, несмотря на имя родовое,
  
  
  От "фюрера" вдруг получил расчет.
  
  
  Кровь засорив свою ужасным сором,
  
  
  Со службы Фриц уволен был

Другие авторы
  • Кельсиев Василий Иванович
  • Гиероглифов Александр Степанович
  • Гуд Томас
  • Веселовский Юрий Алексеевич
  • Курсинский Александр Антонович
  • Шестов Лев Исаакович
  • Майков Леонид Николаевич
  • Михаловский Дмитрий Лаврентьевич
  • Слезкин Юрий Львович
  • Брусянин Василий Васильевич
  • Другие произведения
  • Арватов Борис Игнатьевич - Маркс о художественной реставрации
  • Федоров Николай Федорович - Две противоположности
  • Козлов Петр Кузьмич - Северная Монголия
  • Григорьев Василий Никифорович - Вл. Муравьев. В. Н. Григорьев
  • Достоевский Федор Михайлович - Игрок
  • Елисеев Александр Васильевич - На берегу Красного моря
  • Стивенсон Роберт Льюис - Путешествие внутрь страны
  • Кольцов Алексей Васильевич - Кольцов А. В.: Биобиблиографическая справка
  • Добролюбов Николай Александрович - Жизнь Магомета
  • Майков Василий Иванович - Пигмалион, или сила любви
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
    Просмотров: 501 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа