Бедный Демьян - Стихотворения, басни, поэмы, повести (1930-1940), Страница 19 - Книги

Сделались колхозами.

В нашем доме кавардак,

Спорят стены и чердак,

Спорит ложка с черепком,

Спорит баба с мужиком.

Фу-ты,

Ну-ты,

Вот дела:

Спорит баба с мужиком!

Вот так раз!

Вот так два!

Бабе муж не голова,

Баба-сельсоветчица

Мужу не ответчица.

Фу-ты,

Ну-ты,

Вот дела:

Мужу не ответчица.

Все девчоночки у нас

Настоящий ананас,

Прянички медовые

Четырехпудовые!

Фу-ты,

Ну-ты,

Вот дела:

Четырехпудовые.

Только я один зачах

На девических харчах.

Мне бы к пряничку охота,

А у пряничка работа.

Фу-ты,

Ну-ты,

Вот дела

Замечательные!

Как за тракторным рулем

Сидит девка королем,

На слова задириста,

Очень бригадириста.

Фу-ты,

Ну-ты,

Вот дела:

Очень бригадириста.

Ходит дядюшка Пахом

В настроеньице плохом,

Весь обросший лопухом.

Фу-ты,

Ну-ты,

Вот дела:

Весь обросший лопухом.

Как у дядюшки Пахома

Заварилась каша дома:

Дочь, Танюшу, маков цвет,

Членом выбрали в совет.

Фу-ты,

Ну-ты,

Вот дела:

Членом выбрали в совет.

Дочь, Танюша, маков цвет,

Девятнадцать Тане лет,

Девушка сурьезная,

Оченно занозная.

Фу-ты,

Ну-ты,

Вот дела:

Оченно занозная.

Дочь отца - стыда в ней нету -

В сельсовет зовет к ответу.

Чтобы дочь, да чтоб отца!..

Дождался Пахом конца.

Фу-ты,

Ну-ты,

Вот дела:

Дождался Пахом конца.

Ходит вроде мертвеца

С тяжкой раной ножевой,

Матерится ж, как живой.

Фу-ты,

Ну-ты,

Вот дела:

Матерится, как живой!

У Пахома от досады

Сердце ходит ходуном.

Все он слышит из засады,

Притаившись за окном.

Озорному Силуяну

Уж загнул бы он ответ.

Хоть парнишка-то... не спьяну

Он горланит, что Татьяну

Членом выбрали в совет.

И Пахом признать стыдится,

Что он дочерью гордится.

Повстречается Егор,

Будет новый разговор.

Дочь свою хулить не гоже,

А хвалить... обидно тоже.

Смех обидней, чем укор.

"Обсмеет меня Егор,

Петуха и кур вспомянет,

Скажет, дочь меня-де тянет,

Я ж - хочу аль не хочу -

Уж по-бабьи лопочу!"

Но Пахом и впрямь, одначе,

Стал смотреть на баб иначе,

Без ругни и воркотни,

У Пахома трудодни

Накоплялись, прибывали.

Мужика не узнавали.

Силуян порой чудил,

Что Пахом "перебродил":

Превратись "из квасу в пиво",

Стал колхозником на диво.

У Пахома все в дому

С новым ладом так сдружилось,

Что Пахому самому

Было чудно: "Не пойму,

Как все это так сложилось?"

День закончив трудовой,

Засыпал он всем довольный,

Позабывши, есть живой -

Иль ушел жилец подпольный:

У него под головой

Не скулил уж домовой.

Был домовой в былые годы

Персоной главною в дому.

Живя в грязи, в чаду, в дыму,

Свои жестокие невзгоды

Народ приписывал ему.

Ему почтенье выражали,

Его молили, ублажали,

С ним заключали договор.

Чтоб он берег и скот и двор.

Но домовой всегда и всюду

Нуждой измаянному люду

Так заворачивал дела,

Что, глядь, густая паутина

Бесхлебный закром заплела,-

Глядь, и того страшней картина,

Лихая выпала година,

Все подмела ее метла:

Во рву последняя скотина,

И двор весь выгорел дотла!

Народ испуганно судачит:

Хозяин был не к месту, значит,

Что невзлюбил-де домовой

Его фигуры горевой,

Что, как ни мало в том веселья,

Необходимо поскорей

Искать другого новоселья,

Где домовой авось добрей.

Чур! Заметися, след, порошей!

Шли погорельцы с жалкой ношей,

Тащили скарб последний свой.

Но беднякам нигде хороший

Не попадался домовой.

Томяся в горестном уделе,

Не понимал народ простой,

Что домовой на самом деле

Был только выдумкой пустой,

Плодом догадки суеверной,

Зло-беспросветной темноты,

Крестьянской страшной, беспримерной,

Непобедимой нищеты.

И лишь когда крестьянин бедный

На путь советский, путь победный,

Ногою твердою вступил

И за собою закрепил

Уклад зажиточно-колхозный

С ядром культурно-молодым,

Конец положен дням худым,

И домового призрак грозный

Пропал, развеялся, как дым.

И лишь порою гнусный запах,

Пахнув из темного угла,

Напоминает нам дела

Тех дней, когда на злых этапах,

В когтях двуглавого орла,

У темноты, у черта в лапах

Деревня старая жила,

Деревня та, где раздавался

И днем и полночью глухой

Казнимых баб истошный вой,

И, слыша это, извивался,

Злорадным смехом заливался

В подполье мрачном домовой.

Кто бабе битой, перебитой

В былую пору был защитой?

К попу металася она.

Но поп, увечья обнаружа,

Гнусавил бабе, что она

Судьбой на то обречена,

И церковь учит так, что мужа

Да убоится, мол, жена,-

Что наносить жене увечья

Не грех в иные времена,

Что, мол, природа человечья

Уж богом так сотворена:

Мужик блудлив, но особливо

Сословье женское блудливо,

Не прекращался с райских пор

У жен с мужьями лютый спор.

Винить мужей несправедливо,

Бывает так: смирен топор,

Веретено зато бодливо.

"Так мой совет тебе прямой:

Иди, голубушка, домой,

Напрасно с мужем не корися,

А претерпи и покорися!"

Ни в ком защиты и нигде!

"Да что ты, матка, помешалась?!" -

Галдел народ, когда решалась

Иная баба в злой беде

Искать заступника - в суде.

Я приведу здесь для примера, .

Списав из "Русского курьера",

Страшнейший - прямо напоказ!-

Запротоколенный рассказ:

Жена одного зажиточного крестьянина Кременецкого уезда, Волынской губернии обратилась в волостной суд с жалобой на своего мужа, обвиняя его в бесконечных побоях и истязаниях, состоявших в том, что муж морил ее голодом и холодом, привязывал раздетую донага к столбу на улице и просил прохожих бить жену, а в случае отказа - бил сам; иногда он клал ее связанную на землю и сверху наваливал целые груды бревен и камней, последствием чего у нее оказалась сломанною рука. Муж потерпевшей к разбору дела не явился, и, несмотря на это, волостной _суд признал мужа невиновным_, мотивируя свое решение тем соображением, что _муж бил свою жену, имея на то право, так как нельзя же допустить, чтобы жена не знала над собой власти мужа_.

Этим процесс не кончился. На следующий день муж принес в тот же суд жалобу на жену, и - по приговору его - _несчастную женщину высекли тут же на суде, публично, нещадным образом_.

"Русский курьер", 1879, No 51.

Вот вам рассказ, верней - заметка.

"Курьер" - старинная газетка -

Писала с жалостью на вид.

Да с этой жалости что толку!

Суд - в завершенье всех обид -

Несчастной бабе взмылил холку,

Церковный свято чтя мотив,

Что эту бабу защитив

При людях всех, не втихомолку,

Он тем - с обычаем вразрез -

Нарушит общий интерес,

Который весь в своем похабстве

Основан был на бабьем рабстве,

Ее тиранившем века.

Поэт Некрасов не напрасно

Пророчил жизнь девице красной,

Как будет, мол, она "легка":

"За неряху пойдешь мужика.

Завязавши подмышки передник,

Перетянешь уродливо грудь.

Будет бить тебя муж-привередник

И свекровь в три погибели гнуть.

От работы и черной и трудной

Отцветешь, не успевши расцвесть,

Погрузишься ты в сон непробудный,

Будешь нянчить, работать и есть.

И в лице твоем, полном движенья,

Полном жизни - появится вдруг

_Выраженье тупого терпенья

И бессмысленный, вечный испуг_".

Некрасов жизнь оплакал эту.

Да, жизнь была, куда девать!

Я счастлив тем, что мне, поэту,

Уж не придется так певать,

Что "баба" вывелась в народе,

А есть товарищ и жена,

И что битье жены - "не в моде".

Прошли лихие времена.

Погибло прошлое бесславно,

С ним - бабье рабское клеймо.

Вздохнули бабы равноправно,

Былое сбросивши ярмо.

Об этом к _Сталину_ недавно

Пришло _чудесное письмо_.

И впрямь сказать, не чудеса ли

То, что _колхозницы писали_:

Дорогой наш друг, товарищ Сталин! Обсуждали мы на собраниях и беседах вашу речь на съезде колхозников-ударников, где вы коснулись и про нас, колхозниц. Вы