| Главная » Книги |
Случевский Константин Константинович - Стихотворения, Страница 6
Случевский Константин Константинович - Стихотворения; И отдам свою десницу
В помощь доброму царю!"
- "Значит, ищешь Черномора?
Да какой же он на вид?
Много, знать, в тебе задора,
Сильно кровь в тебе кипит!
Ну, да быть тебе с победой,
И прославишься ты въявь!"
- "Старче! Знаешь что - поведай!
Силу витязя направь!"
- "Что ж, могу..."
И начал старче
Мира зло перечислять...
Что ни сказ, то лучше, ярче...
Мастер был живописать!
Говорит ему день целый,
И другой он говорит...
Витязь, словно очумелый,
Жадно слушает, молчит!
Созерцает он крамолу,
Дерзость мерзости людской,
Опустил он очи долу
И поникнул головой...
И туда бы, значит, надо,
И туда, и там беда!
И, своим рассказам рада,
Продолжает борода...
Есть бы нужно! Выпить в пору!
И давно уж время в путь!
Больше в россказнях задору,
Не кончаются ничуть!
Конь издох - лежит стреножен;
Точит ржавчина копье!
Меч глядит из ветхих ножен, -
Борода же всё свое.
Витязь повести внимает...
Говорят, что до сих пор
Выйти в путь ему мешает
И морочит - Черномор!
СЛУХ
Идет, бредет нелепый Слух
С беззубых ртов седых старух,
Везде пройдет, всё подглядит,
К чему коснется - зачернит;
Тут порычит, там заорет,
Здесь прочихнется, отойдет.
Он, верно, здесь? Посмотришь - нет,
Пропал за ним и дух и след.
А он далеко за глаза
Гудит, как дальняя гроза...
С ним много раз вступали в бой:
Стоит, как витязь он чудной,
Неясен обликом своим,
Громаден, глуп и недвижим;
Сквозь сталь и бронзу шишака,
Сквозь лоб проходят облака!
В нем тела даже вовсе нет:
Сквозит на тень, сквозит на свет!
Ступнями Слух травы не мнет...
Но пусть, кто смелый, нападет:
Что ни удар, что ни рубец, -
Он всё растет и под конец
Подступит вплоть, упрется в грудь,
Не даст и руку замахнуть...
А иногда своих сынков
Напустит Слух, как комаров;
Жужжит и вьется их народ
И лезет в уши, в нос и в рот;
Как ни отмахивай рукой,
Всё тот же шум, всё тот же рой...
А Слух-отец сидит при них,
Читая Жития святых...
КАРЛЫ
В вод_а_х голубого бассейна
Купаются жены Гуссейна;
Как мрамор, тела их белы, -
Достойны великой хвалы...
Курносы, черны и косматы,
Арабки несут ароматы,
Они их и сыплют и льют,
И дивные песни поют...
Любимцы могучего бея,
На жен исподлобья глазея,
Два старые карла сидят
И тоже тихонько гнусят...
Вот жены выходят, толпятся.
На пышные ложа ложатся,
И к ним, - не по росту грешны, -
Идут посидеть горбуны...
Ну, бог с ним, с наследственным беем!..
Мы все что-нибудь да имеем,
Но карлам-то, карлам за что?
И два их! Могло бы быть сто!
В пути
ЦИНГА
Когда от хлябей и болот
И от гнилых торфяников
Тлетворный дух в ночи идет
В молочных обликах паров
И ищет в избы он пути,
Где человек и желт, и худ,
Где сытых вовсе не найти,
Где вечно впроголодь живут, -
Спешите мимо поскорей,
Идите дальше стороной
И прячьте маленьких детей:
Цинга гуляет над землей!
"Ах, мама! Глянь-ка из окна...
Там кто-то есть, наверно, есть!
Вон голова его видна,
Он ищет щелку, чтоб пролезть!
Какой он белый и слепой!..
Он шарит пальцами в стене...
Он копошится за стеной...
Ах, не пускай его ко мне!"
Дитя горит... И сух язык...
Нет больше силы кликнуть мать...
Безмолвный гость к нему приник,
Припал! Дает собой дышать!
Как будто ластится к нему,
Гнетет дитя, раскрыл всего
И, выдыхая гниль и тьму,
Себя он греет об него...
Так, говорят, их много мрет
В лачугах, маленьких детей, -
Там, где живут среди болот,
У корелы и лопарей!
НА ВОЛЖСКОЙ ВАТАГЕ
Это на Волге на матушке было!
Солнце за степью в песках заходило.
Я перебрался в лодчонке к рыбацкой ватаге,
С ромом во фляге, -
Думал я, может, придется поднесть
Выпить в мою или в ихнюю честь!
Белая отмель верст на пять бежала.
Тут-то в рогожных заслонах ватага стояла.
Сети, длиной чуть не с версту, на древках торчали,
Резко чернея на белом песке, просыхали...
Домик с оконцем стоял переносный;
Края далекого сосны,
Из Ярославля, знать, срубом служили,
Смолы сочили...
Вижу: хозяин стоит; он сказал:
"Ваше степенство, должно быть, случайно попал?
Чай, к пароходу, поди, опоздали,
Заночевали?"
Также сказал, что улов их недурен
И что, хоть месяц был бурен,
Всё же у них
Рыбин больших
Много в садке шевелится!
Может, хочу убедиться?
В ближнем яру там садок пребольшущий стоял.
Был поделен он на клети; я шесть насчитал,
Где по длине их, а где поперек
Сходни лежали из тонких досок.
Каждая клеть была рыбой полна...
Шумно играла в них рыбья волна!
Стукался толстый лосось и юлила стерлядка;
В звучно плескавшей воде, посреди беспорядка,
Чопорно, в белых тесьмах, проходила севрюга;
"Есть, - говорил мне хозяин, - у нас и белуга!"
Сунул он жердь и по дну поводил,
Поднял белугу! Нас дождь окатил,
Чуть показалась она... Мощным плёсом хлестнула,
Точно дельфин кувырнулась и ко дну юркнула...
Ночь налегла той порой...
Очередной
Сети закидывал; прочие кучей сидели;
Два котелка на треногах кипели;
Яркий огонь по синеющей ночи пылал,
Искры метал...
Разные, пестрые люди в той куче столпились...
Были такие, что ближе к огню протеснились;
Были такие, что в мрак уходили, -
Точно они свои лица таили!
"Что его, - думали, - к нам сюда носит?
Ежели вдруг да про пашпорты спросит?
Правда, далеки пески! Не впервой уходить!
Дернула, видно, нелегкая нас посетить!.."
Фляга с ямайским осталася полной при мне:
И повернуть-то ее не пришлось на ремне!
Даже и к слову прийти не пришлось никому;
Был я не по сердцу волжской ватаге, - видать по всему! -
Выходцем мира иного,
Мало сказать, что чужого...
Только отъехавши с версту от стана,
Лодкой спугнув по пути пеликана, -
Он на волнах уносившейся Волги дремал
(Что пеликаны на Волге бывают, того я не знал), -
Издали песню я вдруг услыхал хоровую...
В звездную ночь, в голубую,
Цельною шла, не куплет за куплетом, -
Тьму рассекала ночную высоким фальцетом
И, широко распахнув для полета великого крылья,
Вдруг ни на чем обрывалась с бессилья...
Чудная ночь эту песнь подхватила
И в отголосках без счета в безбрежную даль проводила...
НА ВОЛГЕ
Одним из тех великих чудодействий,
Которыми ты, родина, полна,
В степях песчаных и солончаковых
Струится Волги мутная волна...
С запасом жизни, взятым на дорогу
Из недр глубоких северных болот,
По странам жгучим засухи и зноя
Она в себе громады сил несет!
От дебрей муромских и от скитов раскола,
Пройдя вдоль стен святых монастырей
Она подходит к капищам, к хурулам {*}
{* Храмам (калмыцк.).}
Другого бога и других людей.
Здесь, вдоль песков, окраиной пустыни,
Совсем в виду кочевий калмыков,
Перед лицом блуждающих киргизов,
Питомцев степи и ее ветров, -
Для полноты и резкости сравненья
С младенчеством культуры бытовой, -
Стучат машины высшего давленья
На пароходах с топкой нефтяной.
С роскошных палуб, из кают богатых
В немую ширь пылающих степей
Несется речь проезжих бородатых,
Проезжих бритых, взрослых и детей;
И между них, чуть вечер наступает,
Совсем свободно, в заповедный час,
Себя еврей к молитве накрывает,
И Магомета раб свершает свой намаз;
И тут же рядом, страшно поражая
Своею вздорной, глупой болтовней,
Столичный франт, на службу отъезжая,
Всё знает, видел и совсем герой!
Какая пестрота и смесь сопоставлений!
И та же всё единая страна...
В чем разрешенье этих всех движений?
Где всем им цель? Дана ли им она?
Дана, конечно! Только не добиться,
Во что здесь жизни суждено сложиться!
Придется ей самой себя создать
И от истории ничем не поживиться,
И от прошедшего образчиков не брать.
СТРАСБУРГСКИЙ СОБОР
Когда случалось, очень часто,
Мне проходить перед тобой,
С одною башнею стоял ты -
Полуоконченный, хромой!
Днем, как по книге, по тебе я
О давнем времени читал;
Безмолвный мир твоих фигурок
Собою текст изображал.
Днем в отворявшиеся двери
Народ входил и выходил;
Обедня шла, и ты органом
Как бы из груди голосил.
Всё это двигалось и жило,
И даже ряд надгробных плит,
Казалось мне, со стен отвесных
В латинских текстах говорит,
А ночью двери закрывались,
Фигурки гибли с темнотой,
С одною башнею стоял ты -
Отвсюду запертый, немой!
И башня, как огромный палец
На титанической руке,
Писала что-то в небе темном
На незнакомом языке!
Не башня двигалась, но - тучи...
И небо, на оси вертясь,
Принявши буквы, уносило
Их неразгаданную связь...
ВИСБАДЕН
В числе явлений странных, безобразных,
Храня следы отцов и дедов наших праздных,
Ключи целебных вод отвсюду обступая,
Растут, своим довольством поражая,
Игрушки-города. Тут, были дни, кругом,
Склонясь, насупившись за карточным столом,
Сидели игроки. Блестящие вертепы
Плодились быстро. Деды наши, слепы,
Труды своей земли родимой расточали;
Преображались наши русские печали
Чужой земле в веселье! Силой тяготенья
Богатств влеклись к невзрачным городкам
Вся тонкость роскоши, все чары просвещенья!
Везде росли дворцы; по старым образцам
Плодились парки; фабрики являлись,
Пути прокладывались, школы размножались.
И богатела, будто в грезах сна,
Далеко свыше сил окрестная страна!..
Каким путем лес русский, исчезая,
Здесь возникал, сады обсеменяя?
Как это делалось, что наши хутора,
Которых тут да там у нас недосчитались,
На родине исчезнув, здесь являлись:
То в легком стиле мавританского двора,
То в грузном, римском, с блещущим фронтоном,
Китайским домиком с фигурками и звоном!
И церкви русские взрастали здесь не с тем.
Чтоб в них молиться!.. Нет, пусть будет нем.
Пусть позабудется весь ход обогащенья
Чужой для нас земли. Пусть эти города
Растут, цветут, - забывши навсегда
Причины быстрого и яркого цветенья!..
На разные случаи и смесь
КОЛЛЕЖСКИЕ АСЕССОРЫ {*}
В Кутаиси и подле, в окрестностях,
Где в долинах, над склонами скал,
Ждут развалины храмов грузинских,
Кто бы их поскорей описал...
Где ни гипс, ни лопата, ни светопись
Не являлись работать на спрос;
Где ползут по развалинам щели,
Вырастает песчаный нанос;
Где в глубоком, святом одиночестве
С куполов и замшившихся плит,
Как аскет, убежавший в пустыню,
Век, двенадцатый счетом, глядит;
Где на кладбищах, вовсе неведомых,
В завитушках крутясь, письмена
Ждут, чтоб в них знатоки разобрали
Разных, чуждых людей имена, -
Там и русские буквы читаются!
Молчаливо улегшись рядком,
Всё коллежские дремлют асессоры
Нерушимым по времени сном.
По соседству с забытой Колхидою,
| |
| Просмотров: 401 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры