tify">
Где так долго стонал Прометей,
Там, где Ноев ковчег с Арарата
Виден изредка в блеске ночей;
Там, где время, явившись наседкою,
Созидая народов семьи,
Отлагало их в недрах Кавказа,
Отлагало слои на слои;
Где совсем первобытные эпосы
Под полуденным солнцем взросли, -
Там коллежские наши асессоры
Подходящее место нашли...
Тоже эпос! Поставлен загадкою
На гробницах армянских долин
Этот странный, с прибавкою имени
Не другой, а один только чин!
Говорят, что в указе так значилось:
Кто Кавказ перевалит служить,
Быть тому с той поры дворянином,
Знать, коллежским асессором быть...
И лежат эти прахи безмолвные
Нарожденных указом дворян...
Так же точно их степь приютила,
Как и спящих грузин и армян!
С тем же самым упорным терпением
Их плывучее время крушит,
И чуть-чуть нагревает их летом,
И чуть-чуть по зиме холодит!
Тот же коршун сидит над гробницами,
Равнодушен к тому, кто в них спит!
Чистит клюв, обагренный добычей,
И за новою зорко следит!
Одинаковы в доле безвременья,
Равноправны, вступивши в покой:
Прометей, и указ, и Колхида,
И коллежский асессор, и Ной...
{* Гражданский чин в России, соответствовавший майору. Давал
дворянство. В первой половине XIX века преимущества для получения дворянства
давала служба на Кавказе.}
НА РАЗДЕЛЬНОЙ
(После Плевны)
К вокзалу железной дороги
Два поезда сразу идут;
Один - он бежит на чужбину,
Другой же - обратно ведут.
В одном по скамьям новобранцы,
Всё юный и целый народ;
Другой на кроватях и койках
Калек бледноликих везет...
И точно как умные люди,
Машины, в работе пыхтя,
У станции ход уменьшают,
Становятся ждать, подойдя!
Уставились окна вагонов
Вплотную стекло пред стеклом;
Грядущее виделось в этом,
Былое мелькало в другом...
Замолкла солдатская песня.
Замялся, иссяк разговор,
И слышалось только шаганье
Тихонько служивших сестер.
В толпе друг на друга глазели:
Сознанье чего-то гнело,
Пред кем-то всем было так стыдно
И так через край тяжело!
Лихой командир новобранцев, -
Имел он смекалку с людьми, -
Он гаркнул своим музыкантам:
"Сыграйте ж нам что, черт возьми!"
И свеялось прочь впечатленье,
И чувствам исход был открыт:
Кто был попрочней - прослезился,
Другие рыдали навзрыд!
И, дым выпуская клубами,
Машины пошли вдоль колей,
Навстречу судьбам увлекая
Толпы безответных людей...
В ДЕНЬ ПОХОРОН СКОБЕЛЕВА
Что слышится сквозь шум и говор смутный
О том, что умер он так рано? Гость минутный
В тысячелетней жизни родины своей,
Он был как ветер, видимо попутный,
На мутной толчее встревоженных зыбей.
Исканье знамени, как нового оплота,
В виду поблекнувших и выцветших знамен,
Развернутых в толпе, без цели и без счета -
Вот смысл того неясного чего-то,
Чем этот шум толпы за гробом порожден...
Каков бы ни был он, усопший - волей бога,
В нем обозначились великие черты:
Ему был голос дан, средь общей немоты!
Он знамя шевельнул! Он видел, где дорога!
Он был живым лицом средь масок и гримас,
Был прочным обликом в видениях тумана...
Вот отчего тот клич: "Зачем, зачем так рано!"
Вот отчего та скорбь глубокая у нас...
Гроб унесен... Вопрос убийственный гнездится
При взгляде на живых, в неведенье конца:
Зачем у нас всегда так рвутся те сердца,
Которым заодно с народом любо биться?
Зачем у нас судьба всё лучшее мертвит,
Безумцы мудрствуют, Христом торгует злоба,
Ликует часто смерть, шумят триумфы гроба,
А остальное всё - иль лжет, или молчит?..
Что ж? Русским умирать не страшно и не жалко...
И, если суждено, мы сообща умрем, -
Но тяжким трауром полмира облечём
И вразумим живых величьем катафалка!..
СНЫ
В деревне под столицею
Драгунский полк стоит,
Кипят котлы, ржут лошади,
И генерал кричит...
Качая коромыслами,
Весёлою толпой,
Приходят утром девушки
К колодцу за водой.
Пестры одежды легкие,
Бойка, развязна речь;
Подвязаны передники
Почти у самых плеч.
Как будто в древней древности,
Идя на грязный двор,
Так подвязали бабушки -
Так носят до сих пор.
Живые глазки заспаны,
Измяты ленты кос,
Пылают щеки плотные
Огнем последних грез.
И видно, как незримые,
Под шепот тишины,
Ласкали, целовали их
Полуночные сны;
Как эти сны оставили,
Сбежавши впопыхах,
На пальцах кольца медные
И фабру на щеках!
* * *
Весь в ладане последних похорон,
Спешу не опоздать явиться на крестины.
Не то что в глубину, - куда! - до половины
Моей души ничуть не возмущен...
А было иначе когда-то! И давно ли?!
И вот, мне мнится, - к цели ближусь я:
Почти что умерли в безмолвном сердце боли,
Возникшие по мере бытия.
Я чувства убивал! Одно другим сменяя,
Из сердца гнал! А много было их!..
Не так ли занят врач, больницу освежая
От всех заразных и сыпных больных!
Зараза в чувствах! С чувством прочь скорее!
И... в сердце холод, а в мышленье лёд,
По жизни шествовать уверенно вперед,
И чем спокойней, тем смелее!
* * *
Улыбнулась как будто природа,
Миновал Спиридон-поворот,
И, на смену отжившего года,
Народилось дитя - Новый год!
Вьются кудри! Повязка над ними
Светит в ночь Вифлеемской звездой!
Спит земля под снегами немыми -
Но поют небеса над землей.
Скоро, скоро придет пробуждение
Вод подземных и царства корней,
Сгинет святочных дней наважденье
В блеске вешних, ликующих дней;
Глянут реки, озера и море,
Что зимою глядеть не могли;
И стократ зазвучит на просторе
Песнь небесная в песнях земли.
* * *
Новый год! Мой путь - полями,
Лесом, степью снеговой;
Хлопья, крупными звездами,
Сыплет небо в мрак ночной.
Шапку, плечи опушает,
Смотришь крепче и сильней!
Всё как будто вырастает
В белом саване полей...
В приснопамятные годы
Не такой еще зимой
Русь спускала недороды
С оснеженных плеч долой,
Отливала зеленями,
Шла громадой на покос!
Ну, ямщик, тряхни вожжами,
Знаешь: малость день подрос!
НЯНЯ
(Отрывок)
Исчезли няни крепостные,
Ушли в загробный свой покой...
Они всходили по России,
На ниве темной и сухой,
Как чахлые цветы какие:
Хоть некрасив, хоть невысок,
И не пахуч, а всё цветок!
Царь Годунов узаконил
Начала крепостного права,
Злорадство волн, порчу нрава,
Разгул патриархальных сил,
В те дни из тысячи волокон,
В жару томительном, в бреду,
Россия, с жизнью не в ладу,
Свивала свой громадный кокон.
Все были закрепощены
В болезнь слагавшейся страны;
И не могли иметь значенья
Ни мелкий лепет частных прав,
Ни личность... Всё и вся поправ
В великой мысли единенья,
Россия шла сама собой.
Одно тяжелое заданье
Скрепляло, как цемент живой,
Всех дробных сил существованье:
Все нипочем, себя долой,
Но только бы в одном удача -
Решить тебя, страны задача,
Стать царством и народ спасти!
Что за беда, что на пути
Мы, тут да там, виновны были,
Тех стерли, этих своротили,
Тут не дошли, там перешли?
Спросите каменный утес:
Зачем он тут и так пророс?
Когда он трещины давал,
Он глубоко, до недр, страдал!..
Век крепостничества погас.
Но он был нужен, он нас спас.
Во многом - воплощенье злого,
Он грозен и преступен был...
Тогда из своего былого
Народ тип нянюшки развил.
Народ, и так всегда бывает,
Когда подступит зло в упор,
Он то, что нужно, сам рождает,
И беззаветно разрушает
Всех наших умствований вздор.
Так, в те года, он к нашим детским,
Назло всем выходцам немецким,
Созданьем ясным и живым,
Поставил няню часовым.
Всегда в летах; за годы чтима
И тем от барина хранима,
Она щадилась даже им,
Как будто бы назло другим,
И тот инстинкт, что в звере бродит,
Его в семье от зла отводит
И учит охранять птенцов, -
Был и у крепостных отцов.
Не в детских, в видах поученья,
Свершались ими преступленья;
Не там, не на глазах детей
Рос стыд отцов и матерей...
И, няню на часы поставив
У детских - наш простой народ,
Себя всем мукам предоставив,
Детей берег, смотря вперед...
И сколько вздохов и рыданий,
Неистовств всяких темных сил,
Звук песни няни, ход сказаний,
От слуха деток заслонил!..
Песни из Уголка
(1895-1901)
Посвящаются А. А. Коринфскому
и Н. А. Котляревскому
* * *
Здесь счастлив я, здесь я свободен, -
Свободен тем, что жизнь прошла,
Что ни к чему теперь не годен,
Что полуслеп, что эта мгла
Своим могуществом жестоким
Меня не в силах сокрушить,
Что светом внутренним, глубоким
Могу я сам себе светить
И что из общего крушенья
Всех прежних сил, на склоне лет,
Святое чувство примиренья
Пошло во мне в роскошный цвет...
Не так ли в рухляди, над хламом,
Из перегноя и трухи,
Растут и дышат фимиамом
Цветов красивые верхи?
Пускай основы правды зыбки,
Пусть всё безумно в злобе дня, -
Доброжелательной улыбки
Им не лишить теперь меня!
Я дом воздвиг в стране бездомной,
Решил задачу всех задач, -
Пускай ко мне, в мой угол скромный,
Идут и жертва и палач...
Я вижу, знаю, постигаю,
Что все должны быть прощены;
Я добр - умом, я утешаю
Тем, что в бессильи все равны.
Да, в лоно мощного покоя
Вошел мой тихий Уголок -
Возросший в грудах перегноя
Очаровательный цветок.
* * *
Мой сад оградой обнесён;
В моем дому живут, не споря;
Сад весь к лазури обращен -
К лицу двух рек и лику моря.
Тут люди кротки и добры,
Живут без скучных пререканий;
Их мысли просты, нехитры,
В них нет нескромных пожеланий.
Весь мир, весь бесконечный мир -
Вне сада, вне его забора;
Там ценность золота - кумир,
Там столько крови и задора!
Здесь очень редко, иногда
Есть в жизни грустные странички:
Погибнет рыбка средь пруда,
В траве найдется тельце птички...
И ты в мой сад не приходи
С твоим озлобленным мышленьем,
Его покоя не буди
Обидным, гордым самомненьем.
&nbs