| Главная » Книги |
Случевский Константин Константинович - Стихотворения, Страница 8
Случевский Константин Константинович - Стихотворенияp; У нас нет места для вражды!
Любовь, что этот сад взращала,
Чиста! Ей примеси чужды,
Она теплом не обнищала.
Она, незримая, лежит
В корнях деревьев, тьмой объята,
И ею вся листва шумит
В часы восхода и заката...
Нет! Приходи в мой сад скорей
С твоей отравленной душою;
Близ скромных, искренних людей
Ты приобщишься к их покою.
Отсюда мир, весь мир, изъят
И, полный злобы и задора,
Не смея ринуться в мой сад,
Глядит в него из-за забора...
* * *
Какая ночь! Зашел я в хату,
Весь лес лучами озарен
И, как по кованому злату,
Тенями ночи зачервлен.
Сквозь крышу, крытую соломой,
Мне мнится, будто я цветок
С его полуночной истомой,
С сияньем месяца у ног!
Вся хата - то мои покровы,
Мой цветень и листва моя...
Должно быть, все цветы дубровы
Теперь мечтают так, как я!
* * *
Воспоминанья вы убить хотите?!
Но - сокрушите помыслом скалу,
Дыханьем груди солнце загасите,
Огнем костра согрейте ночи мглу!..
Воспоминанья - вечные лампады,
Былой весны чарующий покров,
Страданий духа поздние награды,
Последний след когда-то милых снов.
На склоне лет живешь, годами согнут,
Одна лишь память светит на пути...
Но если вдруг воспоминанья дрогнут, -
Погаснет всё, и некуда идти...
Копилка жизни! Мелкие монеты!
Когда других монет не отыскать -
Они пригодны! Целые банкеты
Воспоминанья могут задавать.
Беда, беда, когда средь них найдется
Стыд иль пятно в свершившемся былом!
Оно к банкету скрытно проберется
И генью Банко {*} сядет за столом.
{* Персонаж трагедии Шекспира "Макбет", убитый Макбетом. Призрак Банко
явился Макбету во время пира и занял его место за столом.}
* * *
Дайте, дайте мне, долины наши ровные,
Вашей ласковой и кроткой тишины!
Сны младенчества счастливые, бескровные,
Если б были вы второй раз мне даны!
Если б всё, - да, всё, - что было и утрачено,
Что бежит меня, опять навстречу шло,
Что теперь совсем не мне - другим назначено,
Но в минувший срок и для меня цвело!
Если б это всё возникло по прошедшему, -
Как сумел бы я мгновенье оценить,
И себя в себе негаданно нашедшему
Довелось бы жизнь из полной чаши пить!
А теперь я что? Я - песня в подземелий,
Слабый лунный свет в горячий полдни час,
Смех в рыдании и тихий плач в веселии...
Я - ошибка жизни, не в последний раз...
* * *
Часто с тобою мы спорили...
Умер! Осилить не мог
Сердцем правдивым и любящим
Мелких и крупных тревог.
Кончились споры. Знать, правильней
Жил ты, не вкривь и не вкось!
Ты победил, Галилеянин! -
Сердце твое порвалось...
* * *
Сколько хороших мечтаний
Люди убили во мне;
Сколько сгубил я деяний
Сам, по своей же вине...
В жизни комедии, драмы,
Оперы, фарс и балет
Ставятся в общие рамы
Повести множества лет...
Я доигрался! Я - дома!
Скромен, спокоен и прав, -
Нож и пилу анатома
С ветвью оливы связав!
* * *
Пред великою толпою
Музыканты исполняли
Что-то полное покоя,
Что-то близкое к печали;
Скромно плакали гобои
В излияньях пасторальных,
Кружевные лились звуки
В чудных фразах музыкальных...
Но толпа вокруг шумела:
Ей нужны иные трели!
Спой ей песню о безумье,
О поруганной постели;
Дай ей резких полутонов,
Тактом такт перешибая,
И она зарукоплещет,
Ублажась и понимая...
* * *
В темноте осенней ночи -
Ни луны, ни звезд кругом,
Но ослабнувшие очи
Видят явственней, чем днем.
Фейерверк перед глазами!
Память вздумала играть:
Как бенгальскими огнями
Начинает в ночь стрелять:
Синий, красный, снова синий...
Скорострельная пальба!
Сколько пламенных в ней линий, -
Только жить им не судьба...
Там, внизу, течет Нарова -
Всё погасит, всё зальет,
Даже облика Петрова
Не щадит, не бережет,
Загашает... Но упорна
Память царственной руки:
Царь ударил в щеку Горна {*},
И звучит удар с реки.
{* Шведский комендант Нарвской крепости, отвергший предложение Петра I
о капитуляции (1704).}
* * *
Еще покрыты льдом живые лики вод,
И недра их полны холодной тишиною...
Но тронулась весна, и - сколько в них забот,
И сколько суеты проснулось под водою!..
Вскрываются нимфей дремавших семена,
И длинный водоросль побеги выпускает,
И ряска множится... Вот, вот она, весна, -
Открыла полыньи и ярко в них играет!
Запас подземных сил уже давно не спит,
Он двигается весь, прикормлен глубиною;
Он воды, в прозелень окрасив, породнит
С глубоко-теплою небесной синевою...
Ты, старая душа, кончающая век, -
Какими ты к весне пробудишься ростками?
Сплетенья корневищ потребуют просек.
Чтобы согреть тебя весенними лучами.
И в зарослях твоих, безмолвных и густых,
Одна надежда есть, одна - на обновление:
Субботний день к концу... Последний из твоих..
А за субботой что? Конечно, воскресенье.
* * *
Вот - мои воспоминанья:
Прядь волос, письмо, платок,
Два обрывка вышиванья,
Два кольца и образок...
Но - за теменью былого -
В именах я с толку сбит.
Кто они? Не дать ли слова,
Что и я, как те, забыт!
В этом - времени учтивость,
Завершение всему,
Золотая справедливость:
Ничего и никому!..
* * *
Всегда, всегда несчастлив был я тем,
Что все те женщины, что близки мне бывали.
Смеялись творчеству в стихах! Был дух их нем
К тому, что мне мечтанья навевали.
И ни в одной из них нимало, никогда
Не мог я вызывать отзывчивых мечтаний...
Не к ним я, радостный, спешил в тот час, когда
Являлся новый стих счастливых сочетаний!
Не к ним, не к ним с новинкой я спешил,
С открытою, еще дрожавшею душою,
И приносил цветок, что сам я опылил,
Цветок, дымившийся невысохшей росою.
* * *
С простым толкую человеком...
Телега, лошадь, вход в избу...
Хвалю порядок в огороде,
Хвалю оконную резьбу.
Всё - дело рук его... Какая
В нем скромных мыслей простота!
Не может пошатнуться вера,
Не может в рост пойти мечта.
Он тридцать осеней и вёсен
К работе землю пробуждал;
Вопрос о том, зачем всё это, -
В нем никогда не возникал.
О, как жестоко подавляет
Меня спокойствие его!
Обидно, что признанье это
Не изменяет ничего...
Ему - раёк в театре жизни,
И слез, и смеха простота;
Мне - злобы дня, сомненья, мудрость
И - на вес золота места!
* * *
Ты часто так на снег глядела,
Дитя архангельских снегов,
Что мысль в очах обледенела
И взгляд твой холодно суров.
Беги! Направься к странам знойным,
К морям, не смевшим замерзать:
Они дыханием спокойным
Принудят взгляд твой запылать.
Тогда из новых сочетаний,
Где юг и север в связь войдут,
Возникнет мир очарований
И в нем - кому-нибудь приют...
* * *
Вот она, великая трясина!
Ходу нет ни в лодке, ни пешком.
Обмотала наши весла тина, -
Зацепиться не за что багром...
В тростнике и мглисто, и туманно.
Солнца лик и светел, и высок, -
Отражен трясиною обманно,
Будто он на дно трясины лег.
Нет в ней дна. Лежат в листах нимфеи,
Островки, луга болотных трав;
Вот по ним пройтись бы! Только феи
Ходят здесь, травинок не помяв,..
Всюду утки, дупеля, бекасы!
Бьешь по утке... взял... нельзя достать;
Мир лягушек громко точит лясы,
Словно дразнит: "Для чего ж стрелять?"
Вы, кликуши, вещие лягушки,
Подождите: вот придет пора, -
По болотам мы начнем осушки,
Проберем трясину до нутра.
И тогда... Ой, братцы, осторожней!
Не качайтесь... Лодку кувырнем!
И лягушки раньше нас потопят,
Чем мы их подсушивать начнем...
* * *
Старый дуб листвы своей лишился
И стоит умерший над межою;
Только ветви кажутся плечами,
А вершина мнится головою.
Приютил он, будучи при жизни,
Сиротинку-семя, что летало.
Дал ему в корнях найти местечко,
И оно тихонько задремало.
И всползла по дубу повилика,
Мертвый остов зеленью одела.
Разубрала листьями, цветами,
Придала как будто облик тела!
Ветерок несется над межою.
Повилика венчики качает...
Старый дуб в обличий забытом
Оживает, право - оживает!
* * *
Если б всё, что упадает
Серебра с луны,
Всё, что золота роняет
Солнце с вышины -
Ей снести... Она б сказала:
"Милый мой пиит,
Ты того мне дай металла,
Что в земле лежит!"
* * *
Из моих печалей скромных,
Не пышны, не высоки,
Вы, непрошены, растете,
Песен пестрые цветки.
Ты в спокойную минуту
На любой взгляни цветок...
Посмотри - в нем много правды!
Он без слез взрасти не мог.
В этой песне - час страданий,
В этой - долгой ночи страх,
В этих - месяцы и годы...
Всё откликнулось в стихах!
Горе сердца - дар небесный,
И цветы его пышней
И куда, куда душистей
Всех цветов оранжерей.
* * *
Воды немного, несколько солей,
Снабженных слабою, животной теплотою,
Зовется издавна и попросту слезою...
Но разве в том определенье ей?
А тихий вздох людской? То - груди содроганье,
Освобожденье углекислоты?!
Определения, мутящие сознанье
И полные обидной пустоты!
* * *
Да, да! Всю жизнь мою я жадно собирал,
Что было мило мне! Так я друзей искал,
Что памятью былых, полузабытых дней -
Хранил я множество незначащих вещей!
Я часто Плюшкиным и Гарпагоном был,
Совсем ненужное старательно хранил.
Мне думалось, что я не буду сир и наг,
Имея свой родной, хоть маленький, очаг;
Что в милом обществе любезных мне людей,
&nbs 
| |
| Просмотров: 403 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры