Глинка Федор Николаевич - Стихотворения, Страница 27 - Книги

И не задумчив; но игривость

Ему совсем незнакома:

В душе он носит горделивость,

И на челе печать ума...

И в мире ой дикарь пустыни,

Не любит наших мелких нужд,

Всего утешного он чужд;

Дрожит при имени святыни;

Он в обществах учтивый гость,

Но тверд и холоден, как камень;

Под языком таится злость;

В очах порою вспыхнет пламень;

Но этот пламень - не любовь!

Он холодно глядит на кровь,

И на кладбище, и на трупы...

Перед его умом все глупы...

Вошел, взглянул - и всё насквозь,

Глядит - глаза, порою, врознь...

Глядит - и видит все изгибы

Души, и мыслей, и сердец!

Рыбак не сторожит так рыбы,

Как он, недремлющий ловец,

Подстерегает взгляд и слово...

Он души смертных прочитал,

Постиг земные заблужденья,

И, чуждый к слабым сожаленья,

Он, гордый, сам себе сказал:

"Они мои!.. Слепые дети!

Я ваши жребии держу:

Нужна ли хитрость? - кину сети;

Потребна сила? - я свяжу...

Я всё, обдумав, начинаю,

И терпеливо я люблю;

Кто б ни был он - остановлю

Единым словом: я всё знаю".

И знают, мнится, все его,

И нехотя при нем таятся,

И гостя скромного боятся,

Не зная сами отчего...

Он тих и никого не тронет,

Он словом не обидит вас,

Но мать дитя свое хоронит

От зорких нечестивца глаз...

1826 или 1827

А ВЕТЕР ВЫЛ

За полночь пир, сиял чертог,

Согласно вторились напевы;

В пылу желаний и тревог

Кружились в легких плясках девы;

Их прелесть жадный взор следил,

Вино шипело над фиялом,

А мрак густел за светлым залом,

А ветер выл!

И пир затих... последний пир!

И слава стихнула вельможи:

В дому день с_о_ днем глубже мир;

Ложится пыль на пышны ложи,

В глуши тускнеют зеркала,

В шкафах забыты знаки чести;

На барских крыльцах нет уж лести,

И мимо крадется хвала...

И всё в дому пустынно было,

Лишь сторож изредка бродил,

Стучал в металл и пел уныло,

А ветер выл!

Уж нет садов и нет чертога,

И за господ и за рабов

Молили в ближней церкви бога,

Читали надписи гробов,

Дела усопших разбирали.

Но мертвых мир живой забыл:

К ним сыч да нетопырь слетали,

А ветер выл!

1826 или 1827

КАНАРЕЙКА

Басня

Канарочку Оленушка купила;

Как няня, нянчилась с пташуркой, берегла,

И белым сахаром из алых уст кормила

Любимицу... и вот уж птичка так смела

И так мила:

Лишь стукнут чашками, она как тут была,

И каждый день поутру, у стола,

Кружит, проказит - и без спроса,

Хозяйкой чайного подноса,

То сахар, то бисквит клюет,

А между тем поет, поет...

И страх как пташечку Оленушка любила,

И очень ею дорожила.

Но девушек любовь - послушать старика -

Полегче перушка, потоньше волоска!

Сдружилась Ленушка с котом-мурлыкой:

Настанет день - он тут; сидит угрюмый, дикой,

А птичке это не под стать.

И вот уж песенок резвушки не слыхать;

Манят - нейдет! а барышня сердиться,

И в слезы, и шуметь... А няня ей совет:

"Олена Ниловна, мой свет!

Уж ты на возрасте - пора бы вразумиться:

Загадка, матушка, ведь очень-то проста:

Ну, хочешь с птичкой быть, так выгони кота!"

1826 или 1827

ТОСКА БОЛЬНОЙ НИНЫ

(Романс)

С тех пор, как мы разлучены судьбой,

Я на одре в болезни и в томленье:

Полсердца ты, о друг, увез с собой!

Полсердца мне оставил на мученье. -

Я жду тебя!..

Я вяну, друг! меня теснит тоска!

Моя заря как вечер мне унылый!

Едва с пером подъемлется рука,

Тебе сказать едва имею силы:

"Я жду тебя!"

Опять тоска идет с молчаньем ночи,

Когда земля и небо в тишине;

Мои от слез пылающие очи

Твой образ зрят - во сне и не во сне!

Я жду тебя!..

Но мысль одна, что мы, рука с рукой,

Пойдем, о друг! по жизненной дороге,

В больную грудь мне сладкий льет покой,

И, всё забыв: сомненье и тревоги,

Я жду тебя!..

Я жду тебя, как вестника с небес!

В стране земной, где всё печаль и мука,

Где мы за всё так много платим слез,

Но где всего, всего страшней разлука. -

Я жду тебя!..

1826 или 1827

ГЛАС

Слуху моему даси радость и веселие.

Псалом 50

Чей шепот в душу проникает?

Кто говорит мне: "Веселись!

Година счастья наступает,

Уж годы скорби пронеслись.

Уже грехов истерлись цепи,

И расклепались кандалы:

Оденутся дубровой степи

И жатвы взыдут на скалы.

Настанет новых дум порядок;

Свершится ряд заветных числ;

И тайны вековых загадок

И прорицаний темных смысл

Постигнут люди, - и мгновенно

Воспрянет всяк, как пробужденный

От тяжких, воспаленных снов:

Пройдет пиянство шумной злобы,

И в пятичувственные гробы

Войдет вторая жизнь - любовь!

Повеет сладкое прощенье

Над осужденною землей,

И потечет благословенье

На широту земных полей.

И люди встретятся как братья,

И - дети пред лицом отца -

Друг к другу кинутся в объятья

И сложат в длань его сердца".

1827

ПРИЗВАНИЕ

Явись к нам, господи, явись!

Создатель! Покажись созданью,

Перед детьми разоблачись

И положи конец страданью!

Оставь свой меч, оставь перун,

Простри с любовью к детям руки!

Мы - как слетевшие со струн

Давно рассеянные звуки!

Друг другу чужды и тебе,

По дебрям носимся в пустыне, -

Усвой рассеянных себе,

Сбери нас во своей святыне.

Оставь свой суд, будь ласков к нам,

Над нашей сжалившись судьбою,

Дозволь припасть к твоим стопам,

Дай нам поговорить с тобою!..

Какую повесть грустных лет

Тебе твои расскажут дети!

С тех пор как твой угаснул свет,

Нас облегли беды и сети!..

Создатель неба! Отпахни

Покров высот твоих лазурных

И на несчастных нас взгляни,

Пловцов в водоворотах бурных...

Мы растеряли паруса,

И руль и снасти растеряли,

С тех пор как тишь и небеса

На мрак и бури променяли.

Стуча ладьями о скалы,

На шумном кипятке волненья,

Мы средь роптаний и хулы

Скользим к сомненью от сомненья...

Но что тебе, о боже сил,

Хулы, и вопли, и сомненья?

Земля рябеет от могил,

Могилы просят отверзенья!..

Уже ворочаются в них

Отбывших поколений кости;

К ним весть бежит с небес твоих,

Что ты придешь к ним, боже, в гости!

Приди же к нам, дай небо нам,

Пролей на нас живую росу,-

Мы все к тебе; к твоим стопам

И смерть свою положит косу.

1826 или 1827 (?)

НОЧНАЯ ВЕСЕННЯЯ КАРТИНА

Опять весна!.. На чувства нега веет...

Двенадцать бьет, столица спит;

Великий пост!.. нет шуму... всё говеет...

Двухградусный мороз чуть-чуть свежит...

В стекло и в синево канала

Небес открытых вышина

Свои все звезды пороняла...

И, мнится, каждая, коснувшись дна,

Как золотая искра, тлеет!..

И там рисуется красиво длинный ряд

Вниз опрокинутых палат;

И тень прохожего мелькает полосою -

И он любуется картины сей красою!..

Между 1826-1828

ВЕЙНАМЕНА И ЮКОВАЙНА {*}

Раз разумный Вейнамсна

И безбрадый Юковайна,

Встретясь в быстром санном беге,

Полоз за полоз задели,

С треском сшиблися их дуги!

И воскликнул Юковайна:

"Стой! тому лежит дорога,

Кто из двух нас больше знает;

А тому долой с дороги,

Кто с другим неровен в знаньи.

Вот: я знаю тайны бездны,

Как, когда пахали море,

Знаю, как делили землю,

Как столпы творили в небе.

Знаю синих гор строенье,

Знаю, как круглили холмы!!!"

Тут старый Вейнамена, показав силу свою над молодым Юковайною,

говорил так:

"Детский разум! Бабья мудрость!

Дерзкий мальчик, безбородый!

Ведай: я расширил воды!

Я обвел брегами бездны!

Я пахал долины моря,

Я делил поля земные!

В небе я ж столпы поставил!

Я взбугрил и сини горы,

И холмы скруглил всё я же!"

Юковайна смирился и, ласкаясь, вызывал Вейнамену к пению:

"Пой мне, пой мне, Вейнамена,

Сладкий, светлый небожитель!"

Но разумный Вейнамена

Дал ответ ему советный:

"Рано, рано петь нам песни]

Не пора будить блаженство!"

Однако ж, видя неотступность младого Юковайны, старый бог

песнопения воспел и...

Вздулись щеки, в членах трепет,

И кремнистый берег треснул;

И границы заскрипели

От напева Вейнамены;

Распахнулись двери Норда

И расселись своды неба

От напева Вейнамены!

1827 или 1828

{* Сей образчик финской поэзии с соблюдением аллитерации, т. е, повторения одной и той же буквы в каждом стихе, из книги: "Ueber die Finnische Sprache und ihre Litteratur"; экземпляр сей книги получил я от самого сочинителя г-на Шегрена, который был здесь (в городе Петрозаводске) в исходе прошлого года.}

УСЛУГА ОТ МЕДВЕДЕЙ

(Быль)

Уж осень очень глубока:

Пустынней лес, полней река;

Краснеет даль главой кудрявыя рябины,

И гриб и груздь под соль идет,

И сушится запас душистыя малины,

И щебетливые сбираются в отлет

Куда-то за море касатки...

Хозяйка в огурцы кладет пахучий тмин,

Пустеет огород, поля и нивы гладки.

Но пахнет лакомо дымящийся овин