- Пойдем со мной к источникам истины! - смеясь, сказал мне Дьявол и привел меня на кладбище.
И когда мы медленно кружились с ним по узким до-рожкам среди старых камней и чугунных плит над моги-лами, он говорил утомленным голосом старого профес-сора, которому надоела бесплодная проповедь его муд-рости.
- Под ногами твоими,- говорил он мне,- лежат творцы законов, которые руководят тобой, ты попи-раешь подошвой сапога прах плотников и кузнецов, ко-торые построили клетку для зверя внутри тебя.
Он смеялся при этом острым смехом презрения к лю-дям, обливая траву могил и плесень памятников зелено-ватым блеском холодного взгляда тоскливых глаз. Жир-ная земля мертвых приставала к ногам моим тяжелыми комьями, и было трудно идти по тропинкам, среди па-мятников над могилами житейской мудрости.
- Что же ты, человек, не поклонишься благодарно праху тех, которые создали душу твою? - спрашивал Дьявол голосом, подобным сырому дуновенью ветра осени, и голос его вызывал дрожь в теле моем и в сердце моем, полном тоскливого возбуждения. Тихо качались печальные ветви деревьев над старыми могилами людей, прикасаясь, холодные и влажные, к моему лицу.
- Воздай должное фальшивомонетчикам! Это они наплодили тучи маленьких, серых мыслей - мелкую мо-нету твоего ума, они создали привычки твои, предрас-судки и всё, чем ты живешь. Благодари их - у тебя огромное наследство после мертвецов!
Желтые листья медленно падали на голову мою и опускались под ноги. Земля кладбища жадно чмокала, поглощая свежую пищу - мертвые листья осенних дней.
- Вот здесь лежит портной, одевавший души людей в тяжелые, серые ризы предубеждений,- хочешь по-смотреть на него?
Я молча наклонил голову - Дьявол ударил ногой в старую, изъеденную ржавчиной плиту над одной из могил, ударил и сказал:
- Эй, книжник! Вставай...
Плита поднялась, и, вздыхая густым вздохом потре-воженной грязи, открылась неглубокая могила, точно сгнившее портмоне. В сыром мраке ее раздался брюзг-ливый голос:
- Кто же будит мертвецов после двенадцати?
- Видишь? - усмехаясь, спросил Дьявол.- Творцы законов жизни верны себе, даже когда они сгнили.
- А, это вы, Хозяин! - сказал скелет, садясь на край могилы, и он независимо кивнул Дьяволу пустым черепом.
- Да, это я! - ответил Дьявол.- Вот я привел к тебе одного из друзей моих... Он поглупел среди людей, которых ты научил мудрости, и теперь пришел к перво-источнику ее, чтобы вылечиться от заразы...
Я смотрел на мудреца с должным почтением. На костях его черепа уже не было мяса, но выражение са-модовольства еще не успело сгнить на его лице. Каждая кость тускло светилась сознанием своей принадлежно-сти к системе костей исключительно совершенной, един-ственной в своем роде...
- Что ты сделал на земле, расскажи нам! - предло-жил Дьявол.
Мертвец внушительно и гордо оправил костями рук темные лохмотья савана и мяса, нищенски висевшие на его ребрах. Потом он гордо поднял кости правой руки на уровень плеча и, указывая голым суставом пальца во тьму кладбища, заговорил бесстрастно и ровно:
- Я написал десять больших книг, которые вну-шили людям великую идею преимущества белой расы над цветной...
- В переводе на язык правды,- сказал Дьявол,- это звучит так: я, бесплодная старая дева, всю жизнь вязала тупой иглой моего ума из ветхих шерстинок по-ношенных идей дурацкие колпаки для тех, кто любит держать свой череп в покое и тепле...
- Вы не боитесь обидеть его? - тихонько спросил я Дьявола.
- О! - воскликнул он.- Мудрецы и при жизни плохо слышат правду!
- Только белая раса, - продолжал мудрец, - могла создать такую сложную цивилизацию и выработать столь строгие принципы нравственности, этим она обя-зана цвету своей кожи, химическому составу крови, что я и доказал...
- Он это доказал! - повторил Дьявол, утверди-тельно кивая головой.- Нет варвара, более убежденного в своем праве быть жестоким, чем европеец...
- Христианство и гуманизм созданы белыми,- продолжал мертвец.
- Расой ангелов, которой должна принадлежать вся земля,- перебил его Дьявол.- Вот почему они так усердно окрашивают ее в свой любимый цвет-крас-ный цвет крови...
- Они создали богатейшую литературу, изумитель-ную технику,- считал мертвец, двигая костями паль-цев...
- Три десятка хороших книг и бесчисленное коли-чество орудий для истребления людей...- пояснил Дья-вол, смеясь.- Где жизнь раздроблена более, чем среди этой расы, и где человек низведен так низко, как среди белых?
- Быть может, Дьявол не всегда прав? - спросил я.
- Искусство европейцев достигло неизмеримой вы-соты,- бормотал скелет сухо и скучно.
- Быть может, Дьявол хотел бы ошибиться! - вос-кликнул мой спутник.- Ведь это скучно - всегда быть правым. Но люди живут только для того, чтобы питать презрение мое... Посевы зерен пошлости и лжи дают самый богатый урожай на земле. Вот он, сеятель, перед вами. Как все они - он не родил что-либо новое, он только воскрешал трупы старых предрассудков, одевая их в одежды новых слов... Что сделано на земле? Вы-строены дворцы для немногих, церкви и фабрики для множества. В церквах убивают души, на фабриках - тела, это для того, чтобы дворцы стояли незыблемо... Посылают людей глубоко в землю за углем и золотом - и оплачивают позорный труд куском хлеба, с приправой свинца и железа.
- Вы - социалист? - спросил я Дьявола.
- Я хочу гармонии! - ответил он.- Мне противно, когда человека, существо по природе своей цельное, дробят на ничтожные куски, делают из него орудие для жадной руки другого. Я не хочу раба, рабство противно духу моему... И за это меня сбросили с неба. Где есть авторитеты, там неизбежно духовное рабство, там всегда будет пышно цвести плесень лжи... Пусть земля - вся живет! Пусть она вся горит весь день, хотя бы к ночи только пепел остался от нее. Необходимо, чтобы однаж-ды все люди влюбились... Любовь, как чудесный сон, снится только один раз, но в этом однажды- весь смысл бытия...
Скелет стоял, прислонясь к черному камню, и ветер тихо ныл в пустой клетке его ребер.
- Ему, должно быть, холодно и неудобно,- сказал я Дьяволу.
- Мне приятно посмотреть на ученого, который освободился от всего лишнего. Его скелет - скелет его идеи... Я вижу, как она была оригинальна... Рядом с ним лежат остатки другого сеятеля истины. Разбудим и его. При жизни все они любят покой и трудятся ради созда-ния норм для мыслей, для чувства, для жизни - иска-жают новорожденные идеи и делают уютные гробики для них. Но - умирая, они хотят, чтобы о них не забы-вали... Компрачикос - вставайте! Вот я привел вам че-ловека, которому нужен гроб для его мысли.
И снова предо мной явился из земли пустой и голый череп, беззубый, желтый, но все-таки лоснящийся са-модовольством. Должно быть, он уже давно лежал в зем-ле - его кости были свободны от мяса. Он встал у камня над своей могилой, и ребра его рисовались на черном камне, как нашивки на мундире камергера.
- Где он хранит свои идеи? - спросил я.
- В костях, мой друг, в костях! У них идеи - вроде ревматизма и подагры - глубоко проникают в ребра.
- Как идет моя книга, Хозяин? - глухо спросил скелет.
- Она еще лежит, профессор! - ответил Дьявол.
- Что ж, разве люди разучились читать? - сказал профессор, подумав.
- Нет, глупости они читают по-прежнему - вполне охотно... но глупость скучная - иногда долго ждет их внимания... Профессор,- обратился Дьявол ко мне,- всю жизнь измерял черепа женщин, чтобы доказать, что женщина не человек. Он измерял сотни черепов, считал зубы, измерял уши, взвешивал мертвые мозги. Работа с мертвым мозгом была любимейшей работой профессора, об этом свидетельствуют все его книги. Вы их читали?
- Я не хожу в храмы через кабаки,- ответил я.- И я не умею изучать человека по книгам - люди в них всегда дроби, а я плохо знаю арифметику. Но я думаю, что человек без бороды и в юбке - не лучше и не хуже человека с бородою, в брюках и с усами...
- Да,- сказал Дьявол,- пошлость и глупость втор-гаются в мозги независимо от костюма и количества волос на голове. Но всё же вопрос о женщине - инте-ресно поставлен.
И Дьявол по обыкновению засмеялся. Он всегда смеется - вот почему с ним приятно беседовать. Кто умеет и может смеяться на кладбище, тот - поверь-те! - любит и жизнь и людей...
- Одни, которым женщина необходима лишь как жена и рабыня, утверждают, что она - не человек! - продолжал он.- Другие, не отказываясь пользоваться ею как женщиной, хотели бы широко эксплуатировать ее рабочую энергию и утверждают, что она вполне при-годна для того, чтобы работать всюду наравне с мужчи-ной, то есть для него. Конечно, и те и другие, изнасило-вав девушку, не пускают ее в свое общество - они убеждены, что после их прикосновения к ней она стано-вится навсегда грязной... Нет, женский вопрос очень забавен! Я люблю, когда люди наивно лгут,- они тогда похожи на детей, и есть надежда, что со временем они вырастут...
По лицу Дьявола было видно, что он не хочет ска-зать нечто лестное о людях в будущем. Но я сам могу сказать о них много нелестного в настоящем, и, не же-лая, чтобы Чёрт конкурировал со мной в этом приятном и легком занятии,- я прервал его речь:
- Говорят - куда чёрт сам не поспеет, туда жен-щину пошлет, - это правда?
Он пожал плечами и ответил:
- Случается... если под рукой нет достаточно ум-ного и подлого мужчины...
- Мне почему-то кажется, что вы разлюбили зло? - спросил я.
- Зла больше нет! - ответил он, вздыхая.- Есть только пошлость! Когда-то зло было красивой силой. А теперь... даже если убивают людей - это делают по-шло,- им сначала связывают руки. Злодеев нет - оста-лись палачи. Палач - всегда раб. Это рука и топор, приводимые в движение силой страха, толчками опасений... Ведь убивают тех, кого боятся...
Два скелета стояли рядом над своими могилами, и на кости их тихо падали осенние листья. Ветер уныло играл на струнах их ребер и гудел в пустоте черепов. Тьма, сырая и пахучая, смотрела из глубоких впадин глаз. Оба они вздрагивали. Мне было жалко их.
- Пусть они уйдут на свое место! - сказал я Дьяволу.
- А ты гуманист даже на кладбище! - воскликнул он.- Так. Гуманизм более уместен среди трупов - здесь он никого не обижает. На фабриках, на площадях и ули-цах городов, в тюрьмах и шахтах, среди живых людей - гуманизм смешон и даже может возбудить злобу. Здесь некому над ним смеяться - мертвецы всегда серьезны. И я уверен, что им приятно слышать о гуманизме - ведь это их мертворожденное дитя... А все-таки не идиоты были те, которые хотели поставить на сцену жизни эту красивую кулису, чтобы скрыть за нею мрач-ный ужас истязания людей, холодную жестокость кучки сильных... силою глупости всех...
И Дьявол хохотал резким смехом зловещей правды.
В темном небе вздрагивали звезды, неподвижно стоя-ли черные камни над могилами прошлого. Но его гни-лой запах просачивался сквозь землю, и ветер уносил дыхание мертвецов в сонные улицы города, объятого тишиною ночи.
- Здесь не мало лежит гуманистов,- продолжал Дьявол, широким жестом указав на могилы вокруг себя.- Некоторые из них были даже искренны... в жиз-ни множество забавных недоразумений, и, может быть, не это самое смешное... А рядом с ними, дружески и мирно, лежат учителя жизни другого типа - те, кото-рые пытались подвести солидный фундамент под старое здание лжи, так кропотливо, с таким трудом воздвигну-тое тысячами тысяч мертвецов...
Откуда-то издалека донеслись звуки песни... Два-три веселых крика, вздрагивая, проплыли над кладбищем. Должно быть, какой-то гуляка беззаботно шел во тьме к своей могиле.
- Вот под этим тяжелым камнем гордо гниет прах мудреца, который учил, что общество есть организм, подобный... обезьяне или свинье, не помню. Это хорошо для людей, которые хотят считать себя мозгами орга-низма! Почти все политики и предводители воровских шаек - сторонники этой теории. Если я мозг, я двигаю руками, как хочу, я всегда сумею подавить инстинктив-ное сопротивление мускулов моей царственной власти - да! А здесь лежит прах человека, который звал людей назад, ко времени, когда они ходили на четвереньках и пожирали червей. "Это были самые счастливые дни жизни",- усердно доказывал он. Ходить на двух ногах, в хорошем сюртуке, и советовать людям: обрастайте снова шерстью,- это ли не оригинально? Читать стихи, слушать музыку, бывать в музеях, переноситься в день за сотни верст и проповедовать для всех простую жизнь в лесах, на четырех лапах - право, недурно! А этот успокаивал людей и оправдывал их жизнь тем, что до-казывал - преступники не люди, они - больная воля, особый, антисоциальный тип. Они - враги законов и морали по природе, значит, с ними не стоит церемонить-ся. От преступлений лечит только смерть. Это -умно! Возложить на одного преступления всех, заранее при-знав его естественным вместилищем порока и органиче-ским носителем злой воли,- разве это глупо? Всегда есть в жизни некто, оправдывающий уродливое строение жизни, искажающее душу. Мудрые и сморкаются не без смысла. Да, кладбища богаты идеями для лучшего устройства жизни городов...
Дьявол оглянулся вокруг. Белая церковь, как палец скелета-колосса, молча поднималась из тучной нивы мертвых к темному небу, безмолвной ниве звезд. Густая толпа камней над источниками мудрости, одетая в ризы плесени, окружала эту трубу, разносившую по пустыням вселенной едкий дым человеческих жалоб и молитв. Ветер, напоенный жирным запахом тления, тихо качал ветвями деревьев, срывая умершие листья. И они бес-шумно падали на жилища творцов жизни...
- Мы устроим теперь небольшой парад мертвецов, репетицию Страшного суда! - говорил Дьявол, шагая впереди меня по змеиной тропе, среди холмов и кам-ней.- Ты знаешь, Страшный суд будет! Он будет на земле, и день его - лучший день ее! Он наступит, этот день, когда люди сознают все преступления, совершен-ные против них учителями и законодателями жизни, теми, которые разорвали человека на ничтожные куски бессмысленного мяса и костей. Всё, что живет теперь под именем людей, - это части, цельный человек еще не создан. Он возникнет из пепла опыта, пережитого ми-ром, и, поглотив опыт мира, как море лучи солнца, он загорится над землей, как еще солнце. Я это увижу! Ибо я создаю человека, я создам его!
Старик немного хвастался и впадал в несвойствен-ный для Чёрта лиризм. Я извинил ему это. Что по-делаешь? Жизнь искажает даже Дьявола, окисляя свои-ми ядами крепко скованную душу его. К тому же у всех голова кругла, а мысли угловаты, и каждый, глядя в зеркало, видит красавца.
Остановись среди могил, Дьявол крикнул голосом:
- Кто здесь мудрый и честный человек?..
Был момент молчания, потом - вдруг - земля вско-лыхнулась под ногами моими, и точно сугробы грязного снега покрыли холмы кладбища. Как будто тысячи мол-ний взрыли ее изнутри, или в недрах ее судорожно повернулось некое чудовище-гигант. Всё вокруг зацвело желтовато-грязным цветом, всюду, точно стебли сухих трав под ветром, закачались скелеты, наполняя тишину трением костей и сухими толчками суставов друг о друга и плиты могил. Толкая друг друга, скелеты вылезали на камни, всюду мелькали черепа, похожие па одуванчики, плотная сеть ребер тесной клеткой окружала меня, на-пряженно вздрагивали голени под тяжестью уродливо разверстых костей таза, и всё вокруг кипело в безмолв-ной суете... . Холодный смех Дьявола покрыл безличные звуки.
- Смотри - они все вылезли, все до одного! - ска-зал он.- И даже городские дурачки - среди них! Стош-нило землю, и вот она изрыгнула из недр своих мертвую мудрость людей...
Влажный шум быстро рос - казалось, чья-то неви-димая рука жадно роется в сыром мусоре, сметенном дворником в углу двора.
- Вот как много было в жизни честных и мудрых людей! - воскликнул Дьявол, широко простирая свои крылья над тысячами обломков, теснивших его со всех сторон.
- Кто из вас больше всех сделал людям добра? - громко спросил он.
Всё вокруг зашипело, подобно грибам, когда их жа-рят в сметане на большой сковороде.
- Позвольте мне пройти вперед! - тоскливо закри-чал кто-то.
- Это я, Хозяин, я здесь! Это я доказал, что еди-ница - ноль в сумме общества!
- Я пошел дальше его! - возражали откуда-то из-дали.- Я учил, что всё общество - сумма нолей и по-тому массы должны подчиняться воле групп.
- А во главе групп стоит единица - и это я! - тор-жественно крикнул некто.
- Почему - вы? - раздалось несколько тревожных голосов.
- Мой дядя был король!
- Ах, это дядюшке вашего высочества преждевре-менно отрубили голову?
- Короли теряют головы всегда вовремя! - гордо ответили кости потомка костей, когда-то сидевших на троне.
- Ого-о! - раздался довольный шёпот.- Среди нас есть король! Это встретишь не на всяком кладбище...
Влажные шёпоты и трение костей сливались в один клубок, становясь всё гуще, тяжелее.
- Посмотрите - правда ли, что кости королей голу-бого цвета? - торопливо спросил маленький скелет с кривым позвоночником.
- Позвольте вам сказать...- внушительно начал ка-кой-то скелет, сидевший верхом на памятнике.
- Лучший пластырь для мозолей - мой! - крикнул кто-то сзади него.
- Я тот самый архитектор...
Но широкий и низенький скелет, расталкивая всех короткими костями рук, кричал, заглушая шелест мерт-вых голосов:
- Братие во Христе! Не я ли это врач ваш духов-ный, не я ли лечил пластырем кроткого утешения мо-золи ваших душ, натертые печалями вашей жизни?
- Страданий нет! - заявил кто-то раздраженно.- Всё существует только в представлении.
- Тот
архитектор,
который
изобрел
низкие' двери...
- А я - бумагу для истребления мух!..
- ...для того, чтобы люди, входя в дом, невольно склоняли голову вперед хозяином его...- раздавался на-зойливый голос.
- Не мне ли принадлежит первенство, братие? Это я поил души ваши, алкавшие забвения печалей, млеком и медом размышлений моих о тщете всего земного!
- Всё, что есть,- установлено раз навсегда! - про-жужжал чей-то глухой голос.
Скелет с одной ногой, сидевший на сером камне, под-нял голень, вытянул ее и почему-то крикнул:
- Разумеется, так!
Кладбище превратилось в рынок, где каждый выхва-лял свой товар. В темную пустыню ночной тишины вли-валась мутная река подавленных криков, поток грязного хвастовства, душного самолюбия. Как будто туча кома-ров кружилась над гнилым болотом и пела, ныла и жуж-жала, наполняя воздух всеми отравами, всеми ядами могил. Все толпились вокруг Дьявола, остановив на лице его темные впадины глаз и стиснутые зубы свои,- точно он был покупателем старья. Воскресали одна за другой мертвые мысли и кружились в воздухе, как жал-кие осенние листья.
Дьявол смотрел на это кипение зелеными глазами, и его взгляд изливал на груды костей фосфорически мер-цающий, холодный свет.
Скелет, сидевший на земле у ног его, говорил, под-няв кости руки выше черепа и плавно качая ими в воз-духе:
- Каждая женщина должна принадлежать одному мужчине...
Но в его шёпот вплетался другой звук, слова его речи странно обнимались с другими словами.
- Только мертвому ведома истина!..
И кружились медленно еще слова:
- Отец, говорил я, подобен пауку...
- Жизнь наша на земле - хаос заблуждений и тьма кромешная!
- Я трижды был женат, и все три раза - законно...
- Всю жизнь он неустанно ткет паутину благопо-лучия семьи...
- И каждый раз на одной женщине...
И вдруг откуда-то явился скелет, пронзительно скри-певший своими желтыми и ноздреватыми костями. Он поднял к глазам Дьявола свое полуразрушенное лицо и заявил:
- Я умер от сифилиса, да! Но я все-таки уважал мораль! Когда жена моя изменяла мне - я сам предал гнусный поступок ее на суд закона и общества...
Но его оттолкнули, затерли костями, и снова, как тихий вой ветра в трубе, раздались смешанные голоса:
- Я изобрел электрический стул! Он убивает людей без страданий.
- За гробом, утешал я людей, вас ждет блаженство вечное...
- Отец дает детям жизнь и пищу... человек стано-вится таковым после того, как он стал отцом, а до этого времени - он только член семьи...
Череп, формой похожий на яйцо, с кусками мяса на лице, говорил через головы других:
- Я доказал, что искусство должно подчиняться комплексу мнений и взглядов, привычек и потребностей общества... _
Другой скелет, сидя верхом на памятнике, изобра-жавшем сломанное дерево, возражал:
- Свобода может существовать только как анар-хия!
- Искусство - это приятное лекарство для души, усталой от жизни и труда...
- Это я утверждал, что жизнь есть труд! - доноси-лось издали.
- Пусть книга будет красива, как те коробочки с пилюлями, которые дают в аптеках...
- Все люди должны работать, некоторые обязаны наблюдать за работой... ее плодами пользуется всякий, предназначенный для этого достоинствами своими и за-слугами...
- Красиво и человеколюбиво должно быть искусство... Когда я устаю, оно поет мне песни отдыха...
- А я люблю,- заговорил Дьявол,- свободное искусство, которое не служит иному богу, кроме богини красоты. Особенно люблю его, когда оно, как целомуд-ренный юноша, мечтая о бессмертной красоте, весь пол-ный жажды насладиться ею, срывает пестрые одежды с тела жизни... и она является пред ним, как старая распутница, вся в морщинах и язвах на истрепанной коже. Безумный гнев, тоску о красоте и ненависть к стоячему болоту жизни - это я люблю в искусстве... Друзья хорошего поэта - женщина и чёрт...
С колокольни сорвался стонущий крик меди и по-плыл над городом мертвых, невидимо и плавно качаясь во тьме, точно большая птица с прозрачными крылья-ми... Должно быть, сонный сторож неверной и вялою рукой лениво дернул веревку колокола. Медный звук плавился в воздухе и умирал. Но раньше чем погас его последний трепет, раздался новый резкий звук разбу-женного колокола ночи. Тихо колебался душный воздух, и сквозь печальный гул дрожащей меди просачивался шорох костей, шелест сухих голосов.
И снова я слышал скучные речи назойливой глупо-сти, клейкие слова мертвой пошлости, нахальный говор торжествующей лжи, раздраженный ропот самомнения. Ожили все мысли, которыми живут люди в городах, но не было ни одной из тех, которыми они могут гордиться.
Звенели все ржавые цепи, которыми окована душа жиз-ни, но не вспыхнула ни одна из молний, гордо освещаю-щих мрак души человека.
- Где же герои? - спросил я Дьявола.
- Они - скромны, и могилы их забыты. При жизни душили их, и на кладбище они задавлены мертвыми костями! - ответил он, качая крыльями, чтобы разо-гнать жирный запах гниения, окружавший нас темной тучей, в которой рылись, как черви, однотонные, серые голоса мертвецов.
Сапожник говорил, что он первый из всех людей своего цеха имеет право на благодарность потомства - это он изобрел сапоги с узкими носками. Ученый, опи-савший в своей книге тысячу разных пауков, утверждал, что он величайший ученый. Изобретатель искусствен-ного молока раздраженно ныл, отталкивая от себя изо-бретателя скорострельной пушки, который упорно толковал всем вокруг пользу своей работы для мира. Тысячи тонких и влажных бечевок стягивали мозг, впи-ваясь в него, как змеи. И все мертвые, о чем бы они ни говорили,- говорили, как строгие моралисты, как тю-ремщики жизни, влюбленные в свое дело.
- Довольно! - сказал Дьявол.- Мне надоело это... Мне надоело всё и на кладбищах мертвых и в городах, кладбищах для живых... Вы, стражи истины! В могилы!..
Он крикнул железным голосом владыки, которому противна его власть.
Тогда пепельно-серая и желтая масса праха вдруг зашипела, закружилась и вскипела, как пыль под уда-ром вихря. Земля раскрыла тысячи темных пастей и, чмокая, лениво, как сытая свинья, снова проглотила извергнутую пищу свою, чтобы переваривать ее далее... Всё вдруг исчезло, камни пошатнулись и твердо встали вновь на свои места. Остался только душный запах, хва-тавший за горло тяжелой и влажной рукой.
Дьявол сел на одну из могил и, поставив локти на свои колена, обнял голову длинными пальцами черных рук. Его глаза неподвижно остановились в темной дали, в толпе камней и могил... Над головой его горели звезды, в посветлевшем небе тихо плавали медные звуки коло-кола и будили ночь:
- Ты видел? - сказал он мне.- На зыбкой, на ядо-витой, но цепкой почве всей этой глупой плесени, не-хитрой лжи и липкой пошлости - построено тесное и темное здание законов жизни, клетка, в которую вы все загнаны покойниками, как овцы... Лень и трусость ду-мать скрепляет гибкими обручами вашу тюрьму. Истин-ные хозяева жизни вашей - всегда мертвецы, и хотя тобой правят живые люди, но вдохновляют их - покой-ники. Источниками мудрости житейской являются моги-лы. Я говорю: ваш здравый смысл - цветок, вспоенный соками трупов. Быстро сгнивая в земле, покойник хочет вечно жить в душе живого человека. Тонкий и сухой прах мертвых мыслей свободно проникает в мозг жи-вых, и вот почему ваши проповедники мудрости - всегда проповедники смерти духа!
Дьявол поднял голову свою, и зеленые глаза его остановились на моем лице двумя холодными звездами.
- Что проповедуют на земле громче всего, что хотят утвердить на ней незыблемо? Раздробление жизни. За-конность разнообразия положений для людей и необхо-димость единства душ для них. Квадратное однообразие всех душ, чтобы можно было удобно укладывать людей, как кирпичи, во все геометрические фигуры, удобные для нескольких владельцев жизни. Эта лицемерная про-поведь примирения горького чувства порабощенных с жестокой и лживой волей ума поработителей - вызвана гнусным желанием умертвить творческий дух протеста, эта проповедь - только подлое стремление построить из камней лжи склеп для свободы духа...
Светало. И на небе, побледневшем в ожидании солн-ца, тихо меркли звезды. Но всё ярче разгорались глаза Дьявола.
- Что нужно проповедовать людям для жизни кра-сивой и целостной? Однообразие положений для всех людей и различие всех душ. Тогда жизнь будет кустом цветов, объединенных на корне уважения всех к свобо-де каждого, тогда она будет костром, горящим на почве общего всем чувства дружбы и общего стремления под-няться выше... Тогда будут бороться мысли, но люди останутся товарищами. Это невозможно? Это должно быть, потому что этого еще не было!
- Вот наступает день! - продолжал Дьявол, по-смотрев на восток.- Но кому солнце принесет радость, если ночь спит в самом сердце человека? Людям нет времени восприять солнце, большинство хочет только хлеба, одни заняты тем, чтобы дать его возможно мень-ше, другие одиноко ходят в суете жизни и всё ищут свободы, и не могут найти ее среди неустанной борьбы за хлеб. И в отчаянии, несчастные, озлобленные одино-чеством, они начинают примирять непримиримое. И так тонут лучшие люди в тине грубой лжи, сначала искрен-но не замечая своей измены самим себе, затем созна-тельно изменяя своей вере, своим исканиям...
Он встал и мощно расправил крылья. - Пойду и я по дороге моих ожиданий навстречу прекрасных возможностей...
И, сопровождаемый унылым пением колокола,- умирающими звуками меди,- он полетел на запад...
Когда я рассказал этот сон одному американцу, бо-лее других похожему на человека, он сначала задумал-ся, а потом воскликнул, улыбаясь:
- А, понимаю! Дьявол был агентом фирмы крема-ционных печей! Конечно, так! Всё, что он говорил,- доказывает необходимость сжигать трупы... Но, знаете, какой прекрасный агент! Чтобы служить своей фирме - он даже во сне является людям...