Глинка Федор Николаевич - Стихотворения, Страница 6 - Книги

Пою и лью в блаженстве слезы,

И жизнь кипит в моей крови!..

Когда злодей в меня стрелами,

И пращем, и копьем метал,

Ты Сам защитными крыдами

Меня средь сечи одевал!

Моя душа к Тебе прильнула

И под святой Твоей рукой

От дольней жизни отдохнула

И горний сведала покой.

Пускай искать злодеи рвутся

Меня с огнем во тьме ночей -

Запнутся сами... и пробьются

На острие своих мечей!..

А царь, ходя в защитном Боге,

Пойдет с высот на высоты,

Растопчет гада на пороге

И злоязычной клеветы

Запрет уста златым терпеньем;

Он возгласит о Боге пеньем,

Ударив радостью в тимпан;

И, как жених, возвеселится;

И звонкий глас его промчится

До поздних лет, до дальних стран...

Между 9 марта - 31 мая 1826

ПЕСНЬ УЗНИКА

Не слышно шуму городского,

В заневских башнях тишина!

И на штыке у часового

Горит полночная луна!

А бедный юноша! ровесник

Младым цветущим деревам,

В глухой тюрьме заводит песни

И отдает тоску волнам!

"Прости отчизна, край любезный!

Прости мой дом, моя семья!

Здесь за решеткою железной -

Уже не свой вам больше я!

Не жди меня отец с невестой,

Снимай венчальное кольцо;

Застынь мое навеки место;

Не быть мне мужем и отцом!

Сосватал я себе неволю,

Мой жребий - слезы и тоска!

Но я молчу, - такую долю

Взяла сама моя рука.

Откуда ж придет избавленье,

Откуда ждать бедам конец?

Но есть на свете утешенье

И на святой Руси отец!

О русский царь! в твоей короне

Есть без цены драгой алмаз.

Он значит - милость! Будь на троне

И, наш отец, помилуй нас!

А мы с молитвой крепкой к Богу

Падем все ниц к твоим стопам;

Велишь - и мы пробьем дорогу

Твоим победным знаменам".

Уж ночь прошла, с рассветом в злате

Давно день новый засиял!

А бедный узник в каземате -

Всё ту же песню запевал!..

1826

ПЕСНЬ БРОДЯГИ

От страха, от страха

Сгорела рубаха,

Как моль над огнем,

На теле моем!

И маюсь да маюсь,

Как сонный скитаюсь

И кое-где днем

Всё жмусь за углом.

А дом мне - ловушка:

Под сонным подушка

Вертится, горит,

"Идут!" - говорит...

Полиция ловит,

Хожалый становит

То сеть, то канкан:

Пропал ты, Иван!..

А было же время,

Не прыгала в темя,

Ни в пятки душа,

Хоть жил без гроша.

И песни певались...

И как любовались

Соседки гурьбой

Моей холостьбой.

Крест киевский чудный,

И складень нагрудный,

Цельба от тоски,

Мне были легки.

Но в доле суровой

Что камень жерновый,

Что груз на коне

Стал крест мой на мне!..

Броди в подгороднях,

Но в храмах господних

Являться не смей:

Там много людей!..

. . . . . . . . . . .

Мир Божий мне клетка,

Всё кажется - вот

За мной уж народ...

Собаки залают,

Боюся: "Поймают,

В сибирку запрут

И в ссылку сошлют!.."

От страха, от страха

Сгорела рубаха,

Как моль над огнем,

На теле моем!..

Между 1826 - 1830

О, ВНЕШНИЙ МИР

О, внешний мир! О, внешний мир!

Как ты завихрен в треволненьи!

Тревожен твой развратный пир,

Твои нечисты наслажденья.

Но есть _иной_ спокойный мир:

Там нет ни бурей, ни волненья;

Душа ясна там, как эфир,

Душа полна там услажденья!

И тихо плавает она,

_От силы внутренней_ светлея,

Как нить, питания полна,

Средь благовонного елея.

Она, горя, кругом себе

Находит много сладкой пищи;

Меж тем, как, _внешний_ мир, в тебе

Душа скитается, как нищий,

За черствым хлебом голодна,

И холодна в затворе душном

Твоих градов, твоих палат,

Где всякий смотрит равнодушно

На зло, на гибельный разврат;

Где всех подмыло скорби море,

Где всяк свое спасает я,

А брата, гибнущего в горе,

Следит и жалит, как змия!..

Шуми ж, доигрывай свой пир!

Но твой разврат уж обнаружен:

Ты весь раскрыт, обезоружен,

О, внешний мир! О, внешний мир!..

1826

ПОВСЕМЕСТНЫЙ СВЕТ

На своде неба голубого,

Реки в волнистом серебре,

На трубке в желтом янтаре

И на штыке у часового -

Повсюду свет луны сияет!

Так повсеместен свет иной,

Который ярко позлащает

Железный жребий наш земной!

1826

ОЛОНЕЦКАЯ ПЕСНЯ

Над озером, _Габ-озером_,

Сидит, грустит унылый птах.

Не здешний он: из дальних стран!

Пришиблен он невзгодою,

Привязан он хворобою!

Сидит, грустит залетный птах!

Никто ему _ни свой_, ни брат!

Один-одним, сироточка!

Летят, шумят в поднебесье

Стада его товарищей;

И веселы и радостны,

Летят, спешат на теплый юг.

Как взговорит к ним бедный птах:

"Ах, братцы вы, товарищи!

Вам весело в поднебесье,

В поднебесье безоблачном,

Близ солнышка, близ красного...

И я летал, и я бывал

Сопутником и братом вам...

Ах, сжальтеся над горестным!

Вы скиньте мне по перышку,

По перышку, по легкому,

Чтоб крылышки, чтоб _новые_

Снесли меня на родину,

К родным, к друзьям, в _природный_ край!"

И перышки посыпались!

Забилося сердечушко

У бедного, у хворого...

Но, где возьмись, _шелойник-ветр_ {*},

{* Так называется у туземцев юго-западный ветер.}

Шелойник-ветр порывистый,

Рассеял он все перышки...

И взговорил несчастный птах:

"Судьба моя, судьбинушка!

Другим ты мать, мне мачеха!

Сама ль велишь терпеть напасть,

Терпеть напасть, изныть, пропасть

Мне бедному, мне горькому,

В чужой стране, нерадостной!"

Между 1827-1829

ЗАСУХА

Не освеженная росою

Земля засохла, всё в огне,

И запад красной полосою,

Как уголь, тлеет в тишине.

Везде болезнь и вид боязни,

Пылят пути, желта трава;

Как накануне верной казни

Больная узника глава

На перси _небрежно_ скатилась,

Так опустилися цветки!

Уж меж душистыми шелками

Не сеют жемчуг ручейки,

И под сожженными брегами

Упало зеркало реки!

Как сладко тут о днях ненастья

И о дождях воспоминать!..

Так в засухе мирского счастья:

Душа томна, душа болит,

Завяла грудь, и ум бескрылый

От ярких мыслей не кипит;

И часто, как печать, клеймит

Чело счастливца вид унылый,

И сквозь пустынные глаза,

Без дум, проглядывает скука...

Но загреми над ним гроза,

Проснись в душе уснувшей мука -

Вдруг чувства молния блеснет,

Из-под ресницы, в пылких взорах,

И растопившись, потечет

Душа в высоких разговорах;

И бодро вспрянет узник-дух,

Покоя цепью отягченный,

И заблестит чело, как луг,

Дождливой ночью освеженный!

Между 1827-1829

РОЖДЕНИЕ АРФЫ

Древнее финское стихотворение, написанное

размером подлинника, с изустного перевода проф.

Шегрена {*}

Сам наш старый Вейнамена,

Сам ладьи изобретатель,

Изобрел и сделал арфу.

Из чего ж у арфы обруч?

Из карельския березы.

Из чего колки у арфы?

Из каленых спиц дубовых.

Из чего у арфы струны?

Из волосьев бурных коней.

И сзывает Вейнамена

Дев и юношей игривых,

Чтоб порадовались арфой,

Прозвенев ее струнами...

Но была не в радость - радость

Не игриво их игранье!

Позвал он мужей безженых

И женатых звал героев:

Радость всё была не в радость,

Не ласкались к звукам звуки...

Позвал он старух согбенных

И мужей в середних летах:

Радость все была не в радость,

Не сливался звук со звуком!

Тут восстал наш Вейнамена

Сам и сел, как лучше ведал.

И своими он перстами

Повернул затылок арфы

На коленях, к самой груди;

И, уставя чинно арфу,

Заиграл он сам, наш старец...

И была игра игрою,

И уж радость стала в радость!

И по всем лесам и рощам

Не нашелся ни единый

Из больших четвероногих

Или чьи малютки-лапки

Резво бегают в дубравах,

Кто б не шел с толпой послушать,

Как искусно будит радость

Старый, добрый Вейнамена...

Сам медведь на задних лапах,

Упершись на изгороду,

Стал и долго слушал песню;

Не нашлось в лесах и рощах

Никого из всех пернатых,

Пестронерых, двукрыл а тых,

Кто б от песни отказался:

И слетались все, как тучи

Или снежные охлопки.

Не нашлось и в синем море

Шестинерых, восьмиперых,

Молодых и старожилов,

Обитателей подводных,

Кто б, узнав о чудной песне,

Не пошел ее послушать.

И хозяйка водяная,

Повалившись на осоку

И припавши грудью белой

На высокий мшистый камень,

Поднялась, чтоб слушать песню...

И у старца Вейнамены

Влажны, влажны стали очи,

И отхлынули потоки!

И скруглялась влага в капли,

И те капли были крупны,

Как на мшистых тундрах клюква.

И катились капли к груди

И от груди, потихоньку.

На согбенные колена,

От колен к ногам и ниже...

И прошли сквозь пять покровов

И сквозь восемь рунных тканей.

1827 или 1828

{* Известный профессор Шегрен два раза проходил скалистую Финляндию и олонецкие леса с целью исследования языка финских племен. По зимам заходил он отогреваться в Петрозаводск и словесно переводил мне некоторые из финских стихотворений, имеющих свой особенный размер без рифм, но звучный и приятный.}

УСЛУГА ОТ МЕДВЕДЕЙ

(Быль)

Уж осень очень глубока: