| Главная » Книги |
Байрон Джордж Гордон - Корсар, Страница 12
Байрон Джордж Гордон - Корсарнара оставалась,
Свершивши преступленье. Совмѣщались
Въ ея груди добро и зло, любовь
И ненависть, бунтующая кровь.
XVII.
Конрадъ все это понялъ и тревожно
Почувствовалъ - что было непреложно -
Къ ея поступку ненависть, а къ ней,
Къ ея печали - жалость. Слезъ ручей
Ея злодѣйство смыть не въ состояньѣ
И небо ей готовитъ наказанье.
Но дѣло свершено. Онъ твердо зналъ,
Что кровью обагренъ ея кинжалъ
Лишь для него; Гюльнара виновата,
Но чтобъ вернуть свободу для пирата;
Она все смѣло въ жертву принесла,
Чѣмъ на землѣ пожертвовать могла
И болѣе - на небѣ. Къ темноокой
Невольницѣ, предъ нимъ въ тоскѣ глубокой,
Потупившей глаза свои, Конрадъ
Взоръ обратилъ. Лицо ея и взглядъ
Уже не тѣ: она какъ бы увяла;
Ей щеки блѣдность мрачно измѣняла,
Она была особенно сильна
Вокругъ кроваво-краснаго пятна,
Свидѣтельства убитаго злодѣя.
Онъ руку взялъ. Гюльнара, пламенѣя,
Затрепетала; въ страсти такъ нѣжна,
А въ ненависти злобна и сильна,
Ея рука утратила всю твердость,-
Тонъ голоса Конрада - мощь и гордость.
"Гюльнара"! Нѣтъ отвѣта... "Дорогая
Гюльнара"! И она глядитъ, с³яя
И падаетъ безъ силъ ему на грудь.
Конрадъ не могъ Гюльнару оттолкнуть,
Иначе сердцемъ былъ бы несомнѣнно
Онъ выше, или ниже несравненно,
Чѣмъ родъ людской. Но къ худу, или нѣтъ,
Онъ ей открылъ объят³я въ отвѣтъ.
И еслибъ не предчувств³е, грозила
Послѣдней добродѣтели могила.
Но даже и Медора, можетъ быть,
Тотъ поцѣлуй могла ему простить.
Иной измѣны въ немъ не проявилось:
Онъ - первый и послѣдн³й, что рѣшилась
У вѣры слабость взять съ прекрасныхъ устъ,
Дышавшихъ полнотою страстныхъ чувствъ;
Струили вздохи ихъ благоуханья,
Навѣянныя свѣжестью лобзанья.
XVIII.
Ужъ сумерки. Улыбкой озаренный
Ихъ островъ ждетъ вдали уединенный
И скалы. Тамъ, надъ гаванью, стоитъ
Веселый гулъ. Свѣтъ маяка блеститъ
Съ знакомыхъ мѣстъ. Въ излучинахъ залива
Чернѣютъ лодки. Брызгаясь игриво,
Дельфины плещутъ. Даже птицъ морскихъ
Пронзительный и рѣзк³й крикъ для нихъ
Звучитъ роднымъ и ласковымъ привѣтомъ,
И каждое окно, с³яя свѣтомъ,
Манитъ къ себѣ, и мысль рисуетъ тамъ
Друзей, огни по мирнымъ очагамъ -
Надежды взглядъ изъ пѣны океана!
Что сердцу ближе дружескаго стана!?
XIX.
Огни въ жильѣ, на маякѣ высокомъ,
Но тщетно свѣта въ замкѣ одинокомъ
Въ убѣжищѣ Медоры ищетъ онъ;
И видятъ всѣ, что замокъ погруженъ
Въ глубок³й мракъ, а между тѣмъ, бывало,
Пловцовъ всегда привѣтств³е встрѣчало.
Огонь, быть можетъ, въ замкѣ не погасъ,
Но занавѣсъ скрываетъ свѣтъ отъ глазъ.
И на берегъ Конрадъ на первой лодкѣ мчится,..
О, отчего онъ въ этотъ мигъ не птица!
О, какъ тягучъ, какъ дологъ веселъ взмахъ!
На соколиныхъ радостныхъ крылахъ
Стрѣлой бы онъ помчался на вершину!
Гребцы сложили весла, онъ въ пучину
Бросается... Плыветъ... Доплылъ... Идетъ
Тропинкою знакомою впередъ.
Вотъ башни дверь. Онъ замеръ. Ни движенья
Нѣтъ извнутри. Ночь... мракъ и запустѣнье.
Стучитъ онъ... громче... Но ему въ отвѣтъ
Ни отзыва, ни эха нѣтъ и нѣтъ.
Онъ стукнулъ вновь. Рука его дрожала,
Она велѣньямъ сердца не внимала.
Вотъ, наконецъ, открыли дверь ему.
Знакомое лицо. Но не къ нему
Такъ онъ спѣшилъ. Движенье губъ безгласно.
И дважды онъ пытается напрасно
Задать вопросъ... Нѣтъ силъ произнести.
Хватаетъ лампу. Легче съ ней найти
Отвѣтъ на все,- она изъ рукъ упала,
Померкла. Здѣсь разумнѣй бы сначала
Зажечь ее, потомъ идти. Но нѣтъ,
Ждать лампу - все равно, что ждать разсвѣтъ.
Тамъ въ мрачномъ корридорѣ, на полу
Другая чуть мерцаетъ въ полумглу.
Вотъ онъ достигъ покоя и увидѣлъ
Все то, чего боялся, но предвидѣлъ.
XX.
Онъ не бѣжалъ, не крикнулъ, не упалъ.
Онъ неподвижнымъ взоромъ созерцалъ
Ту, что въ его объят³яхъ дрожала.
И долго такъ смотрѣлъ, хоть грудь терзало
Отчаянье, какъ смотрятъ иногда,
Не вѣря, что безвыходна бѣда.
Она была и въ жизни такъ прекрасна
И такъ тиха, что смерть сама безгласно
Въ ея лицѣ почила, и цвѣты
Холодные застывш³е персты
Сжимали въ безотчетномъ напряженьѣ,
Какъ будто то капризъ былъ, сновидѣнье,
И рано плакать въ горести нѣмой.
Рѣсницы длинной, темной бахромой,
Поблекнувш³я вѣки окаймляли,
Внушая страхъ къ тому, что закрывали.
О, смерти власть сильнѣй всего видна
Въ глазахъ, изъ нихъ весь блескъ души она
Сдуваетъ прочь! Въ глубок³я орбиты
На вѣкъ зеницы голубыя скрыты,
Но прелесть все-жъ хранятъ ея уста
И въ нихъ дрожитъ улыбки красота
И отдохнуть хотятъ они мгновенье.
На бѣлый саванъ пали безъ движенья
Извивы косъ, которыми игралъ
Весной Зефиръ и нѣжно вырывалъ
Изъ-подъ вѣнка и ласковаго плѣна.
Теперь они и щеки - жёртва тлѣна.
Она - ничто. Зачѣмъ онъ здѣсь?
![[]](/img/b/bajron_d_g/text_0440oldorfo/b_korsar24.jpg) XXI.
Но онъ
Не спрашивалъ: отвѣтъ былъ заключенъ
Въ ея челѣ, какъ мраморъ, нѣжно-бѣломъ.
Довольно! Смерть! Онъ сердцемъ охладѣлымъ
Не смѣлъ пытать, какъ было и когда?
Страсть юности, на лучш³е года
Надежды, ключъ нѣжнѣйшихъ попечен³й
И радостей, изъ всѣхъ земныхъ творен³й
Единое, которое не могъ
Онъ ненавидѣть,- вдругь похитилъ рокъ.
Онъ заслужилъ судьбу свою, но это
Не облегчаетъ боль. Желая свѣта,
Стремится въ высь прекрасная душа,
Куда для злой нѣтъ доступа. Грѣша,
Всю радость сердца, гордый и надменный,
Онъ видитъ лишь въ утѣхахъ жизни тлѣнной,
Ему для слезъ земли довольно. Онъ
Теряетъ то, чѣмъ въ жизни былъ плѣненъ,
Бездѣлицу. Средь смертныхъ есть едва-ли
Утративш³й всѣ блага безъ печали.
Какъ часто ликъ стоическ³й и взглядъ
Скрываютъ скорбь страдальческихъ утратъ,
И сколько думъ живыхъ, но истощенныхъ
Скрываются въ улыбкахъ напряженныхъ.
XXII.
Кто чувствуетъ всѣхъ глубже и сильнѣй,
Тотъ смутный бредъ больной души своей
Туманно и неясно выражаетъ.
Онъ бездну думъ въ одну лишь мысль сливаетъ,
Она спасенье ищетъ отъ другихъ,
Но нѣтъ его, покоя нѣтъ отъ нихъ.
Для тайнъ души безсильно-жалко слово,
И въ краснорѣчьи истина сурово
Отказываетъ горю. Такъ Конрадъ
Былъ горемъ отравляющимъ объятъ.
Безсил³е съ покоемъ въ немъ сравнялось.
Онъ такъ былъ слабъ, что влагой слезъ сказалась
Въ немъ нѣжность сердца матери, и онъ
Заплакалъ, какъ ребенокъ, удрученъ,
Вся немощь духа, скорбь не облегчая,
Излилась въ нихъ. Никто, о нихъ не зная,
Не видѣлъ ихъ, иначе бы не могъ
Прорваться безполезный ихъ потокъ;
Онѣ текли не долго. Даже прежде,
Чѣмъ съ сердцемъ, чуждымъ жизни и надежды
Уйти, онъ осушилъ ихъ. Вотъ блеснулъ
Восхода лучъ, но мрака не спугнулъ
Съ души его. Ночь для него настала.
Нѣтъ мглы, чтобъ все сильнѣе затмевала,
Чѣмъ та, которой скорбь окружена.
Нѣтъ слѣпоты ужаснѣе. Она
Не можетъ и поднять не смѣетъ ока,
И, уклоняя въ сторону далеко,
Туда, гдѣ тѣнь страшнѣй всѣхъ тайниковъ,
Не терпитъ никакихъ проводниковъ.
XXIII.
Для нѣжности Конрада сердце расцвѣтало,
Но уклонилось къ злу и вотъ узнало
Измѣну слишкомъ рано. Долго былъ
Обманутъ онъ. Но падаетъ безъ силъ
Святое чувство и отвердѣваетъ,
Какъ та роса, что сводъ пещеръ роняетъ;
Не столь, быть можетъ, свѣтлые, прошли
Всѣ испытан³я тяжк³я земли,
Срывалися, хладѣли, каменѣли,-
Но вихрь и бури грозно налетѣли,
И расколола молн³я утесъ.
Онъ сердцемъ ту же бурю перенесъ
И эта буря въ прахъ его разбила.
Разбивъ гранитъ, обваломъ придавила
И лил³и плѣнительный цвѣтокъ,
Что нѣжно росъ, далек³й отъ тревогъ,
Въ его тѣни подъ неподвижнымъ скатомъ.
И отъ цвѣтка съ невиннымъ ароматомъ
Не сохранилось листика, чтобъ могъ
Все разсказать. Поникъ, завялъ цвѣтокъ.
Въ обломкахъ на землѣ лежитъ безплодной
Утесъ, цвѣтокъ хранивш³й благородный.
![[]](/img/b/bajron_d_g/text_0440oldorfo/b_korsar25.jpg) XXIV.
Вотъ утро. Но вождя уединенье
Не нарушаетъ дерзкое вторженье.
Одинъ Ансельмо входитъ въ башню: тамъ
Конрада нѣтъ и нѣтъ по берегамъ.
И до ночи, тревогою объяты,
Обходятъ островъ вѣрные пираты.
Другое утро вновь зоветъ искать
И дорогое имя повторять.
"Конрадъ"! Имъ эхо вторитъ безучастно.
Пещеры, горы, долы,- все напрасно
Обыскано. На берегу морскомъ
Находятъ ботъ; разбита цѣпь на немъ.
И снова ихъ надежда зас³яла.
Они пустились въ море. Но смѣняла
Луна луну,- 
| |
| Просмотров: 364 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры