| Главная » Книги |
Дмитриев Иван Иванович - Стихотворения, Страница 26
Дмитриев Иван Иванович - Стихотворения И с тихим звуком томной лиры
К безмолвным теням воспою;
Мир вечный вам! вкушайте сладость
Спокойства в пристани от бед;
Теперь для вас печаль и радость
Уже ничто: для вас их нет!
Уже вам боле не ужасны
Удары, пораженья злых,
Ни тайны ковы не опасны,
Ни явное гоненье их.
Уже никто судом бесчинным
Не может дух ваш отравить,
Из чистых, правых сделать винным
И в сердце острый меч вонзить.
Нет! сердце в вас уже не бьется,
Оно спокойно всякий час,
Уже оно не отзовется
Ниже любезнейшей на глас.
Чувствительный! вкушай отраду,
Сверша теченье бурных дней,
Не бойся сладкого ты яду
Обворожающих очей;
Не бойся более презренья
И колких порицаний ты
В награду твоего смиренья,
Незлобна сердца простоты.
Ах! долго ли и мне, несчастну
Здесь страннику, влачить мой путь?
Когда пройду я степь ужасну?
Пора, пора уж отдохнуть!
<1803>
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
Любовник в первый день признанием забавляет;
Назавтра - говорят: несносно докучает;
На третий слушают, не поднимая глаз;
В четвертый - с робостью отказ;
На пятый - слабое упорство и смятенье;
В шестой - ни да, ни нет, и страх, и сожаленье;
В седьмой - без головы;
В осьмой - увы!
1803
СТАРИННАЯ ЛЮБОВЬ
Баллада
Как мило жили в старину!
Бывало, в теремах высоких
В кругу красавиц чернооких
Певцы поют любовь, войну,
Любви и храбрости победы!
Но мы не так живем, как деды!
И пенье смолкло в теремах.
Дай для красавиц я спою,
Как в старину певцы любили.
Бывало, и меня хвалили!
Напомним молодость свою.
Жил-был когда-то вождь великой
С своею дочкой Милоликой
Во белокаменной Москве.
Бояры, витязи, князья
Вкруг Милолики увивались;
Но тщетно счастием ласкались:
Никто не мог тронуть ея,
Никто, кроме певца младова!
Она таилась, он ни слова;
Но у любви есть свой язык.
Певец лишь только по ночам
Под старой липой, близ светлицы,
Пел прелести своей царицы,
Бряцая лиры по струнам;
Душа его из уст летела!
Он пел, а Милолика млела
И воздыхала у окна.
Узнал о страсти их отец,
И гордость в нем вострепетала!
"Позор ты мой, не дочь мне стала!
О стыд! кто мил тебе?.. певец!"
Сказал - ив терем запирает.
Дочь только в мыслях отвечает:
"Что знатность! сердцу все равны!"
Она под стражей, а певец
И день и ночь на томной лире
Бряцает: "Нет мне счастья в мире!
Настал отрадам всем конец!
Увижусь ли еще я с милой?
Внемли, о небо, вопль унылой:
Отдай ее иль смерть пошли!"
Поет он день, поет другой,
На третий - утренне светило
Несчастну жертву озарило:
Отец низводит дочь с собой;
Она... едва на труп взглянула,
Увы!.. в последний раз вздохнула.
Красавицы! песнь эта - быль.
<1805>
ЛЮДМИЛА
Идиллия
Старик
Кого мне бог послал среди уединенья?.
Пастушка
Я, дедушка, со стороны;
Иду до ближнего селенья
На праздник красныя весны.
Старик
Чего же ищешь ты под тению кусточков?
Пастушка
Богатой ленты нет, так я ищу цветочков,
Чтоб свить себе венок и скрасить мой наряд:
Там есть красавица Людмила, говорят.
Старик
Но знаешь ли, где ты, соперница Людмилы?
Пастушка
Не ведаю...
Старик
Ты рвешь цветы с ее могилы.
<1805>
ФИЛЕМОН И БАВКИДА
Вольный перевод из Лафонтена
Ни злато, ни чины ко счастью не ведут:
Что в них, когда со мной заботы век живут?
Когда дух зависти, несчастным овладея,
Терзает грудь его, как вран у Промефея?
Ах, это сущий ад! Где ж счастье наконец?
В укромной хижине: живущий в ней мудрец
Укрыт от гроз и бурь, спокоен, духом волен,
Не алча лишнего, и тем, что есть, доволен;
Захочет ли за луг, за тень своих лесов
Тень только счастия купить временщиков?
Нет, суетный их блеск его не обольщает:
Он ясно на челе страдальцев сих читает,
Что даром не дает фортуна ничего.
Придет ли к цели он теченья своего,
Смерть в ужас и тоску души его не вводит:
То солнце после дня прекрасного заходит.
Примером в этом нам послужит Филемон.
С Бавкидой с юных лет соединился он;
Ни время, ни Гимен любви их не гасили:
Четыредесять жатв вдвоем они ходили
За всем в своем быту, без помощи других.
Все старится; остыл любовный жар и в них -
Однако в нежности любовь не ослабела
И в чувствах дружества продлить себя умела.
Но добрых много ли? Разврат их земляков
Подвигнул наконец на гнев царя богов:
Юпитер сходит к ним с своим крылатым сыном
Не с громом, не в лучах, а так, простолюдином,
Под видом странника, - и что ж? Везде отказ,
Везде им говорят: "Нам тесно и без вас,
Ступайте далее!" Отринутые боги
Пошли уже назад, как влеве от дороги,
Над светлым ручейком, орешника в тени,
Узрели хижину смиренную они
И повернули к ней. Меркурий постучался.
В минуту на крыльце хозяин показался.
"Добро пожаловать! - сказал им Филемон. -
Вы утрудилися, дорожным нужен сон -
Ночуйте у меня, повечеряя с нами;
Спознайтесь с нашими домашними богами:
Они скудельные, но к смертному добры.
У предков был и сам Юпитер из коры.
Но менее ль за то они в приволье жили?
Увы! теперь его из золота мы слили,
А он уже не так доступен стал для нас!
Бавкида! там вода; согрей ее тотчас;
Поставим, хлеб и соль; мы скудны, но усердны;
Дай все, что боги нам послали милосердны!"
Бавкида хворосту сухого набрала,
Потом погасший огнь в горнушке разгребла
И силится раздуть. Вода уже вскипает;
Хозяин путников усталых обмывает,
Прося за медленность его не осудить;
А чтоб до ужина им время сократить,
Заводит с ними речь, не о любимцах счастья,
Не о влиянии и блеске самовластья,
Но лишь о том, что есть невинного в полях,
Что есть полезного и лучшего в садах.
Бавкида между тем трапезой поспешает,
Стол ветхий черепком сосуда подпирает,
Раскидывает плат, кидает горсть цветов
И ставит хлеб, млеко и несколько плодов;
Потом худой ковер, который сберегала
На случай праздников, по ложу разостлала
И просит на него возлечь своих гостей.
Уже они, среди приветливых речей,
За вечерей вином усталость подкрепляют;
Но сколько ни пиют, вина не убавляют.
Бавкида, Филемон недвижимы стоят,
Со изумленьем друг на друга мещут взгляд,
И оба с трепетом пред путниками пали.
По чудодействию легко они познали
Того, кто вздымет бровь и зыблет свод небес!
"О боже! - Филемон дрожащий глас вознес. -
Прости невольного минуту заблужденья!
И мог ли смертный ждать такого посещенья?
О гость божественный! где взять нам фимиам?
Прилична ль наша снедь, толь скудная, богам?
Но чем и самый царь их угостит достойно?
Простым усердием: вот все, что нам пристойно!
Пусть море и земля им пиршество дадут:
Всесильные ему дар сердца предпочтут".
Бавкида с речью сей беседу оставляет
И входит в огород; там перепел гуляет,
Которого сама взлелеяла она;
Признанием к богам и верою полна,
Уже она его во снедь для них готовит;
Уже дрожащими руками птичку ловит,
Но птичка от нее ушла к стопам богов,
И милосердный Дий невинной дал покров.
Меж тем вечерня тень с гор пала на долины.
"Чета! иди за мной, - сказал отец судьбины. -
Сейчас свершится суд- на родину твою
Весь гнева моего фиал я пролию
И смерти все предам! пусть злые погибают:
Ни хижин, ни сердец они не отверзают".
Бессмертный рек и, горд, к хребту направил путь;
И ветр, предвестник бурь, ужасно начал дуть.
Бавкида, Филемон, на посох опираясь,
Под тяжкой древностью трясясь и задыхаясь,
Едва-едва идут; но с помощью богов
И страха взобрались на ближний из хребтов.
Вдруг сонмы грозных туч под ними разразились
И с шумом реки вод губительных пустились.
Вал гонит вал и мчит все, что ни попадет:
Скот, кущи и людей... исчезли, следа нет.
Бавкида родине вздох сердца посвящает
И взором, полным слез, у бога вопрошает:
"Пусть люди... но почто животных он казнит?"
Но чудо новое внезапу их разит:
Явился пышный храм, где куща их стояла;
Обмазка - мрамором, солома златом стала,
И тяжкие столпы по всем ее бокам
В минуту вознесли главы ко облакам!
Внутрь храма был везде представлен на порфире.
В страх будущим векам, сей дивный случай в мире-
Невидимо ваял все это божий перст.
Супруги мнят, что им Олимп уже отверст:
В смятенье, вне себя, на все кругом взирают.
"Бог, велий в благости! - потом они вещают. -
Мы видим храм; но кто служители ему?
Кто будет возносить к престолу твоему
Молитвы путников? О, если бы мы оба
Могли сподобиться в сем званьи быть до гроба!
О, если бы при том и гений смерти нас
Коснулся обо_и_х в один и тот же час,
Чтоб мы друг по друге тоски не испытали!"
- "Да будет так, - сказал им бог, - как вы желали!"
И было так. Теперь дерзну ль поведать вам
О том, чему едва могу поверить сам?
В день некий путники в ограде сей божницы
С благоговением стояли вкруг двоицы
И слушали ее о бывших чудесах.
"Издревле, - Филемон вещал им, - в сих местах
Была весь грешников, жилище нечестивых;
Но Дий не потерпел сих извергов кичливых:
Он рек, настал потоп и всех их потребил.
Остались только мы - так бог благоволил!"
Тут Филемон взглянул на кроткую супругу.
И что? уже она, простерши руки к другу,
Вся изменяется, приемлет древа вид!
Он хочет ей сказать, обнять ее спешит;
Нет сил поднять руки, уста его немеют;
Супруга и супруг равно деревенеют;
Пускают отрасли, готовятся цвести;
Друг другу говорят лишь мыслию: прости!
Один предел и срок власть божья им послала:
Муж праведный стал дуб, Бавкида липой стала;
И зрители, все враз воскликнув: чудеса! -
В молчаньи набожном глядят на небеса.
Предание гласит, что к сим древам священным,
Под тяжестью даров бесчисленных согбенным,
Супруги на поклон текли из дальних стран,
По слуху, что им дар чудотворенья дан;
И те, которые к ним с верой приходили,
В цвету и в зиму дней друг друга век любили.
<1805>
СТАНСЫ
Я счастлив был во дни невинности беспечной,
Когда мне бог любви и в мысль не приходил;
О возраст детских лет! почто ты был не вечной?
Я счастлив был.
Я счастлив был во дни волшебств, очарований,
Когда любовью свет и красен лишь и мил;
Дождуся ли опять толь сладостных мечтаний?
Я счастлив был.
Я счастлив был во дни надежды, уверенья,
Когда Кларисы взгляд меня животворил;
Одни желания уж были наслажденья!
Я счастлив был.
Я счастлив был во дни восторгов непрерывных
И сердцу милых бурь! Как я тогда любил!
Увы! тогда не пел я в песнях заунывных:
Я счастлив был.
<1805>
ЛЮБЛЮ И ЛЮБИЛ
_Люблю_ - есть жизнью наслаждаться,
Возможным счастьем упиваться,
Всех чувств в обвороженьи быть.
_Любил же_ - значит: полно жить!
Яснее: испытать собою,
Что клятвы - слов каких-то звон;
Что нежность - хитрости игрою;
Невинность - маска; счастье - сон!
<1805>
МАДЕКАССКАЯ ПЛЕННИЦА
Ампанани
Младая пленница! не проклинай войну;
Забудь отечество: не ты, но я в плену!
Твой взор мне столько ж мил, как первый луч денницы.
Но что! ты слезы льешь сквозь длинные ресницы?.
Вайна
Жаль друга, государь!
Ампанани
| |
| Просмотров: 472 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры