Главная » Книги

Дмитриев Иван Иванович - Стихотворения, Страница 5

Дмитриев Иван Иванович - Стихотворения



ачно выбирают, -
  
   Какой поднимут вопль! Вот как певцов ругают!
  
   Все в голос закричат: да и чего хотим?
  
   И самый Аддисон прострелен будет им! -
  
   Пускай же мрут они в безвестности презренной!
  
   Но если я скажу, что автор есть почтенной:
  
   Исполнен разума, умеющий равно
  
   Как мыслить, так и жить, которому дано
  
   В словах приятным быть, в творениях высоким
  
   И ловкость съединять с учением глубоким;
  
   Он к чести щекотлив, в изящное влюблен,
  
   Рожден быть счастливым, для славы сотворен;
  
   Но думает, как все властители Евфрата,
  
   Что крепок скиптр в руках удавкой только брата;
  
   Надмен к соперникам, но в сердце к ним ревнив;
  
   Бранит с учтивостью, коварствует, хвалив;
  
   Улыбкою грозит, лаская ненавидит;
  
   Украдкою язвит, но явно не обидит,
  
   Наукам должен всем, а гонит их в другом,
  
   На Пинде он министр, в Виндзоре остряком;
  
   Считает критику проступком уголовным,
  
   Вертит и властвует народом стихословным
  
   В сенатике своем, как друг его _Катон_... {*}
  
   {* "Смерть Катона", трагедия описываемого здесь автора.}
  
   Смеетесь? - плачьте же: сей автор... Аддисон!
  
   Ах! кто не поражен сим жалким сочетаньем
  
   Столь малыя души с столь редким дарованьем!
  
   На что притворствовать? Я сам самолюбив
  
   И обществу скучать стихами не ленив!
  
   Конечно, и мои различные творенья,
  
   В листах и мокрые, лишь только из тисненья,
  
   Гуляют в Лондоне у дрягилей в руках,
  
   И пышный их титул приклеен на стенах
  
   По многим улицам; но не боюсь улики,
  
   Чтоб, в глупой гордости, хотел я сан владыки
  
   Присвоить сам собой над пишущей толпой,
  
   Чтоб новые стихи сбирал по мостовой.
  
   Они родятся, мрут, а я об них не знаю;
  
   На лица эпиграмм нигде не распускаю
  
   И тайно ничего в печать не отдаю;
  
   Ни желчи на дела правительства не лью
  
   В кофейных, праздности народной посвященных;
  
   Ни жребья не решу пиес новорожденных,
  
   В партерах заводя и в ложах заговор;
  
   И проза, и стихи, и самых муз собор -
  
   Все мне наскучило, и все я уступаю
  
   От сердца Бардусу. - Но, кстати, вспоминаю,
  
   Как Феб средь чистых дев сияет с двух холмов,
  
   Дебелый Меценат сидит в кругу льстецов
  
   И услаждается курения их паром;
  
   Святилище его, украшенно Пиндаром
  
   С отбитой головой, отверсто лишь тому,
  
   Кто пишет вопреки и сердцу и уму;
  
   И каждый враль в него вступает без препоны.
  
   От вкуса Бардуса там все берут законы;
  
   И чтобы раз хотя попасть к его столу,
  
   Иной по месяцу поет ему хвалу.
  
   Таков-то Бардус наш! Однако ж кто поверит,
  
   Чтоб тот, который все дары так верно мерит,
  
   Так ловит, не нашел их... в Драйдене одном?
  
   Но знатный господин с ученьем и умом
  
   Не завтра, так вперед вину свою познает:
  
   Он голодом морит, по-царски погребает.
  
   Вельможи! славьтеся хвалами рифмачей;
  
   Дарите щедро тех, кто вас еще тупей;
  
   Любите подлость, лесть, невежество Циббера,
  
   Кричите, что ему не видано примера;
  
   Пускай он будет _ваш_ любимец и герой,
  
   А добрый, милый Ге пусть остается мой!
  
   Дай бог не знать и мне, как он, порабощенья!
  
   О, если бы я мог, без рабства, обольщенья,
  
   Почтенным быть всегда в почтенном ремесле,
  
   Считать весь мир друзей в умеренном числе;
  
   Для утешенья их употреблять все силы,
  
   Читать, что нравится, а видеть, кто мне милы;
  
   На знатного глупца с презрением смотреть
  
   И с знатным иногда свидания иметь!
  
   Чего мне боле? Я к большим делам не сроден;
  
   Спокоен, без долгов, достаток мой свободен;
  
   Читаю "Отче наш", пишу и по трудах
  
   Я, слава богу, сплю, не бредя о стихах;
  
   И жив иль нет Деннис, не думаю нимало.
  
   "Не написали ль вы что нового?" - бывало,
  
   Жужжат мне. Боже мой! как будто для письма
  
   Я только и рожден! в вас, право, нет ума!
  
   Ужель я не могу чем лучшим заниматься?
  
   Пристроить сироту, о друге постараться!
  
   "Вы были с Свифтом? Он мне встретился сейчас;
  
   Уж, верно, что-нибудь готовится у вас?"
  
   Божусь, что ничего; болтун и сам божится:
  
   "Не верю!.. но ведь Поп в стихах не утаится!"
  
   И первый злой пасквиль, достойный быть в огне,
  
   Чрез два дни мой знаток приписывает мне!
  
   Увы! и самый дар Виргилия несносен,
  
   Когда, невинности смиренно вредоносен,
  
   Злословит доброго и вводит в краску дев.
  
   Пусть грянет на меня, не медля, божий гнев,
  
   Коль скоро уязвлю, в словах или на лире,
  
   Хотя одиножды честного мужа в мире!
  
   Но барин с рабскою и низкою душой,
  
   Скрывающий ее под лентою цветной;
  
   Но злой, готовящий ков пагубный, но скрытный
  
   Таланту, красоте невинной, беззащитной;
  
   Но Шаль, который всем, тщеславяся, твердит,
  
   Что он мой меценат, что я его пиит,
  
   Везде мои стихи читает и возносит;
  
   Когда же кто меня от зависти поносит,
  
   Тогда он промолчит, чтоб не нажить врагов;
  
   Который на часу и ласков и суров,
  
   И ежели не зол, так враль, всегда готовой
  
   И тайну разболтать для весточки лишь новой,
  
   И, злой давая толк мной выданным стихам,
  
   Сказать: "_Он метил в вас_" - придворным господам.
  
   Вот, вот мои враги! я вечный их гонитель,
  
   Я бич, я ужас злых, но добрых защититель.
  
   Страшись меня, Генлей! Как! этот часовой
  
   Минутный червячок под пылью золотой?
  
   Достойна ль бабочка быть в море потопленна?
  
   Так раздави ж ногой ты червяка презренна,
  
   Который, возгордясь, что ночью светит он,
  
   Везде ползет, язвит и смрадом гонит вон;
  
   Все в обществе цветы дыханьем иссушает.
  
   С утра до вечера Генлей перелетает
  
   От Пинда к Пафосу, как ветреный Зефир;
  
   Но хладен близ красот, но глух к согласью лир.
  
   Так выученный пес пред дичию вертится,
  
   Теребит, но вонзить зубов в нее боится.
  
   Вглядись в него: я бьюсь с тобою об заклад,
  
   Какого рода он, не скажешь мне впопад!
  
   Мужчина, женщина ль? не то и не другое,
  
   Едва ль и человек, а так... что-то живое,
  
   Которое всегда клевещет иль поет,
  
   Иль свищет, иль хулу и на творца несет;
  
   Пременчивая тварь: в кокетстве хуже дамы,
  
   То философствует, то мечет эпиграммы,
  
   Пред женщинами враль, пред государем льстец,
  
   Сердечкин и нахал, и пышен, и подлец.
  
   Таков прекрасныя был Евы искуситель,
  
   Невинности ея и рая погубитель:
  
   Взор ангела имел сей ядовитый змей,
  
   Но даже красотой он ужасал своей;
  
   Для видов гордости приветливым казался
  
   И для тщеславия смиренно пресмыкался.
  
   Но кто по чувствиям сердечным говорит,
  
   Приветлив, а не подл, не горд, а сановит,
  
   И знаем без чинов, без знатности и злата? -
  
   Поэт: он ни за что не будет друг разврата.
  
   Всегда велик душой и мыслями высок,
  
   Ласкать самим царям считает за порок:
  
   Он добродетели талант свой посвящает
  
   И в самых вымыслах приятно поучает:
  
   Стыдится быть врагом совместников своих,
  
   Талантом лишь одним смиряет дерзость их;
  
   С презрением глядит на ненависть бессильну,
  
   На мщенье критики, на злость, вредом обильну,
  
   На промах иногда коварства и хулы,
  
   На ложную приязнь и глупые хвалы.
  
   Пускай сто раз его ругают и поносят
  
   И глупости других на счет его относят;
  
   Пусть безобразит кто, в глаза его не знав,
  
   В эстампе вид его иль в сочиненьи нрав,
  
   И если не стихи, порочит их уроки;
  
   Пускай не престают сплетать хулы жестоки
  
   На прах его отца, на изгнанных друзей;
  
   Пусть даже, наконец, доводят до ушей
  
   И самого царя шишикалы придворны
  
   И толки злых об нем и небылицы вздорны;
  
   Пусть ввек томят его в плачевнейшей судьбе, -
  
   О добродетель! он не изменит тебе;
  
   Он страждет за тебя тобой и утешаем.
  
   Но знатный мной браним, но бедный презираем!-:
  
   Да! подлый человек, кто б ни был он такой,
  
   Есть подл в моих глазах и ненавидим мной:
  
   Копейку ль он украл иль близко миллиона,
  
   Наемный ли писец иль продавец закона,
  
   Под митрою ли он иль просто в клобуке,
  
   За! красным ли сукном сидит иль в шишаке,
  
   На колеснице ли торжественной гордится,
  
   Иль по икру в грязи по мостовой тащится,
  
   Пред троном иль с доской на площади стоит.
  
   Однако ж этот бич, который всех страшит,
  
   Готов на самого Денниса в том сослаться,
  
   Что, право, он не столь ужасен, может статься;
  
   Признался б и Деннис, когда бы совесть знал,
  
   Что даже и враля он бедность облегчал.
  
   Кричат: "Поп мстителен, Поп в гордости примером!"
  
   А он столь горд, что пил с Тибальдом и Циббером!
  
   А он столь мстителен, что и за целый том
  
   Ругательств, на него написанных Попом,
  
   Ни капли не хотел чернил терять напрасно!
  
   В угодность милой, _Шаль_ бранит его всечасно;
  
   А он в отмещение желает всей душой,
  
   Чтоб эта милая была его женой.
  
   Но пусть Поп виноват и стоит осужденья:
  
   За что ж бранить его виновников рожденья?
  
   Кто смел обидчиком отца его назвать?
  
   Злословила ль об ком его смиренна мать?
  
   Не троньте ж, подлецы, вы род его почтенной:
  
   Он будет знаменит, доколе во вселенной
  
   Воздастся должная, правдивая хвала
  
   За добрые стихи и добрые дела.
  
   Родители его друг с другом были сходны:
  
   И родом и душой не меньше благородны;
  
   А предки их, любовь к отечеству храня,
  
   Отваживали жизнь средь бранного огня.
  
   Но что достаток их? - Не мздой приобретенный;
  
   Законный: сей отец, мной вечно незабвенный,
  
   Наследник без обид, без спеси дворянин,
  
   Супруг без ревности и мирный гражданин,
  
   Шел тихо по пути незлобивого века;
  
   Он в суд ни одного не позвал человека
  
   И клятвой ложных прав нигде не утверждал;
  
   Он много о своих познаньях не мечтал;
  
   Витийство все его в том только состояло,
  
   Что сердце завсегда словами управляло;
  
   Учтив по доброте, от опытов учен,
  
   Здоров от трезвости, трудами укреплен,
  
   Он знаком старости имел одни седины.
  
   Отец мой долго ждал часа своей кончины;
  
   Но скоро, не томясь, дух богу возвратил,
  
   Как будто сладким сном при вечере почил.
  
   Создатель! дай его признательному сыну
  
   Подобно житие, подобную кончину,
  
   То в зависть приведет и царских он детей.
  
   Довольствуйся, мой друг, беспечностью своей,
  
   А мне, лишенному спокойства невозвратно,
  
   Мне с меланхолией беседовать приятно.
  
   О! если бы могла сыновняя любовь
  
   Хотя у матери согреть остылу кровь;
  
   Прибавить жизни ей и на краю могилы
  
   Поддерживать ее скудеющие силы,
  
   Покоить, утешать до смертного часа
  
   И отдалить ее полет на небеса!
  
   1798
  
  
  
  СОКРАЩЕННЫЙ ПЕРЕВОД
  
  
   ЮВЕНАЛОВОЙ САТИРЫ О БЛАГОРОДСТВЕ
  
   Скажи мне, П_о_нтикус, какая польза в том,
  
   Что ты, обиженный и сердцем и умом,
  
   Богат лишь прадедов и предков образами,
  
   Прославивших себя великими делами,
  
   Что видим их везде во храмине твоей?
  
   Здесь Гальба без носу, Корванус без ушей;
  
   А там в торжественной Эмилий колеснице,
  
   С лавровой ветвию и копием в деснице;
  
   Иль Курии в пыли, в лоскутьях на стене.
  
   Что прибыли, что ты, указывая мне
  
   Шестом иль хлыстиком на ветхие портреты,
  
   Которы у тебя коптятся многи леты,
  
   Надувшись, говоришь: "Смотри, вот предок мой,
  
   Начальник римских войск, - великий был герой!
  
   А это прадед мой, разумный был диктатор!
  
   А это дедушка, вот прямо был сенатор!"
  
   А сам ты, внучек, что? Герои на стенах,
  
   А ты пред ними ночь всю пьянствуешь в пирах;
  
   А ты ложишься спать тогда, как те вставали
  
   И к бою со врагом знамена развивали.
  
   Возможно ль Фабию гордиться только тем,
  
   Что пред Иракловым {*} взлелеян алтарем
  
   {* Эвандр в честь Геркулесу воздвигнул храм,
  
   препоруча смотрение над ним Фабианову роду,
  
   который почитал себя происходящим от сего полубога.}
  
   И с жизнью получил названье Альборога,
  
   Когда сей правнучек законный полубога
  
   Честолюбив и горд лишь славой праотца,
  
   А сам вялее, чем падуйская овца?
  
   Когда он дряблостью прапрадедов бесславит,
  
   Когда его их шлем обыкновенный давит,
  
   Коль тени самые дрожат героев сих
  
   С досады, видя лик его между своих?
  
   Надменный! титла, род - пустое превосходство!
  
   Но дух, великий дух - вот наше благородство!
  
   Будь Кассий, Павел, Друз, но буди по делам;
  
   Показывай их дух, а не портреты нам!
  
   Когда в тебе их ум, их дельность, добры нравы,
  
   То консул ты иль нет - достоин вечной славы;
  
   Ты знатен, и тогда с Силаном наравне
  
   Ты честь отечеству и мил, бесценен мне;
  
   Тогда возрадуюсь тебе, как Озириду! {*}
  
   {* Египтяне обожали Озирида в образе своего
  
   Аписа, или вола; когда они его находили, то
  
   все кричали в голос: "Радость! радость! нашли его!".}
  
   Но чтобы, истинным героям я а обиду,
  
   Их недостойное исчадие почтил!
  
   Не будет! я б себя тем вечно посрамил.
  
   Что имя? Разве нет вседневного примера,
  
   Что говорят, сойдясь с старухой: "Вот Венера!"
  
   А с карлой: "Вот Атлант!" - и кличут тигром, львом
  
   Негодного щенка с обрубленным хвостом?
  
   Рубеллнй! трепещи гордиться предков чином:
  
   Недолго и тебя прозвать нам Кимерином.
  
   Ты столь возносишься породою своей,
  
   Как будто сам и блеск и знатность придал ей.
  
   "Я род мой, говоришь, с Цекропа начинаю;
  
   А ты из подлости, из черни!" - Уступаю;
  
   Честь предку твоему и должная хвала!
  
   Однако ж эта чернь нам витию дала,
  
   Защитника в правах безграмотна дворянства;
  
   Однако ж эта чернь, скажу еще без чванства,
  
   Дает блюстителей законов нам, судей,
  
   Которы тщанием и тонкостью своей
  
   Для пользы общества их узлы разрешают
  
   Иль темный оных смысл нередко объясняют;
  
   И ежели Евфрат среди своих брегов
  
   Мятется и дрожит от имени орлов,
  
   Когда вселенная покорствует римлянам -
  
   То тем одолжены мы храбрым плебеянам.
  
   А ты, скажи мне, чем отечеству служил
  
   И что от древнего Цекропа сохранил?
  
   Лишь имя... О бедняк! о знатный мой повеса!
  
   Ты то же для меня, что истукан Гермеса:
  
   Тот мраморный, а ты, к бесславию, живой -
  
   Вот вся и разница у статуи с тобой.
  
   Чем отличаются животны, как не силой?
  
   Один конь быстр, горяч; другой ленивый, хилый;
  
   Того, который всех на скачке передит,
  
   Следами сыплет огнь и вихрем пыль крутит,
  
   Мы хвалим, бережем и ежедневно холим;
  
   А клячу за ничто продать на торг отводим,
  
   Хотя б Гарпинова отродия была;
  
   Равно и ты презрен, коль знатные дела,
  
   Которыми твои прапрадеды сияют,
  
   Лишь только нам твою ничтожность озаряют.
  
   Достоинство других нам блеска не дает:
  
   От зданья отними столпы - оно падет;
  
   А скромный плющ растет без страха и не гнется,
  
   Хотя и срубишь вяз, вкруг коего он вьется.
  
   Итак, желаешь ли уважен быть, любим?
  
   Знай долг свой: в брани будь искусен и решим,
  
   В семействе друг, в суде покров, защитник правых,
  
   И лжесвидетелей, кто б ни были, лукавых,
  
   Забыв и род, и сан, и мощь их, обличай;
  
   За истину на все бестрепетно дерзай,
  
   Хотя бы Фаларид, подвигнут адским гневом,
  
   Грозил тебе за то вола разженным чревом:
  
   Нет нужды! Изверг тот, урод, не человек,
  
   Кто думает продлить бесчестием свой век!
  
   Пускай для них полет свой остановит время;
  
   Но жизнь, должайша жизнь без чести тяжко бремя!
  
   Так жизни ль жертвовать, сим нескольким часам,
  
   Тем самым, для чего и жизнь любезна нам?.
  
   Рубеллий! тот уж мертв, кто казни стал достоин,
  
   Хотя он и поднесь над устрицами воин,
  
   Которых сотнями глотает на пирах,
  
   Хоть всякий день еще купается в водах,
  
   Настоянных цветов и амбры ароматом.
  
   Когда же наконец ты хитростью, иль златом,
  
   Иль и заслугами взойдешь на верх честей,
  
   Став, например, главой обширных областей,
  
   Не будь, не будь своим предместникам подобен,
  
   Толико ж, как они, мздоимен, горд и злобен;
  
   Не лей союзных кровь, смягчай их горьку часть
  
   И в правосудии являй свою лишь власть;
  
   Твори, что глас тебе законов возвещает,
  
   И помни, что сенат в возмездье обещает:
  
   Отлику или гром! Так, гром, которым он,
  
   За слезы вдов, сирот, за их сердечный стон,
  
   Сразил Нумитора с жестоким Капитоном,
  
   Сих алчных кровопийц!.. Увы! что пользы в оном,
  
   Коль Панса грабит то, что Натта пощадил?
  
   Не долго ты, Керип, спокойствие хранил;
  
   Неси скорей, бедняк, домашние уборы,
  
   Весь скарб под молоток, пока не придут воры;
  
   Продай все и молчи, а с просьбой не тащись,
  
   Иль и с последними ты крохами простись;
  
   Хотя и в старину не более щадили
  
   Друзей, которых мы мечом усыновили,
  
   Но им сносней была отеческая власть;
  
   В то время было что у деток и украсть:
  
   Дома их красились Мироновой работой,
  
   Сияли золотом еще, не позолотой;
  
   Где кисть Паразия, где Фидия резец
  
   Оставили векам в изящном образец.
  
   А Верресу соблазн! так, все сие богатство
  
   Украдкой перешло... какое святотатство!..
  
   Бесстыдна Верреса с Антонием в суда.
  
   Несчастным сим принес мир более вреда,
  
   Чем самая война! Но что похитишь ныне?
  
   Заросшие поля, подобные пустыне,
  
   С десяток кобылиц иль пары две волов...
  
   Быть может, пастуха, отеческих богов,
  
   Быть может, инде бюст - кумир уединенный;
  
   Добыча бедная! но им урон бесценный,
  
   Затем, что это их последнее добро!
  
   Грабитель! смело грабь и злато и сребро
  
   Трусливых родиян, коринфян умащенных -
  
   Чего бояться их, всех в роскошь погруженных?
  
   Но пощади жнецов, питающих наш град,
  
   Столицу праздности, позорищ и прохлад!
  
   Но галла ты не тронь, ибернца также бойся;
  
   И что взять в Африке? О! там, не беспокойся,
  
   Давно уж Марий {*} был. Страшись, страшись привесть
  
   {* Сей Марий - не тот, который разбил тевтонов и
  
   кимвров, - был проконсулом в Африке. Сенат осудил
  
   его за грабительство в ссылку, но область, им разоренная,
  

Другие авторы
  • Покровский Михаил Николаевич
  • Лебедев Константин Алексеевич
  • Оськин Дмитрий Прокофьевич
  • Маколей Томас Бабингтон
  • Попов Михаил Иванович
  • Яковлев Михаил Лукьянович
  • Гастев Алексей Капитонович
  • Лернер Николай Осипович
  • Крыжановская Вера Ивановна
  • Негри Ада
  • Другие произведения
  • Розенгейм Михаил Павлович - Дм. Минаев. Дуэт
  • Лунц Лев Натанович - Патриот
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова. Издание третье...
  • Толстой Алексей Константинович - О, не пытайся дух унять тревожный...
  • Телешов Николай Дмитриевич - З. Матыушова. Писатель "своего времени""
  • Шекспир Вильям - Перикл, царь Тирский
  • Житков Борис Степанович - Мангуста
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Грамматика языка русского. Часть I. Познание слов. Сочинение Калайдовича
  • Фет Афанасий Афанасьевич - Ранние годы моей жизни
  • Савинов Феодосий Петрович - Мои желания
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
    Просмотров: 565 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа