Но, увы! мой ум мечтает;
Сколь далек я от Афин!
Здесь не Флора обитает,
А Мороз, Бореев сын!
<1794>
ПОСЛАНИЕ К Н. М. КАРАМЗИНУ
Не скоро ты, мой друг, дождешься песней новых
От музы моея! Ни фавны рощ дубовых,
Ни нимфы диких гор и бархатных лугов,
Ни боги светлых рек и тихих ручейков
Не слышали еще им незнакомой лиры.
Под мраком грозных туч играют ли зефиры?
Поет ли зяблица, как бури заревут
И с гибкого куста гнездо ее сорвут?
До песней ли и мне под гнетом рока злова?
Еще дымится пепл отеческого крова,
Еще смущенна мысль всё бродит в тех местах,
Недавно где земле навеки предан прах,
Прах старца {*}, для меня толико драгоценна!
{* Автор лишился тогда родного своего дяди, П. А. Б<екетева>.}
Каких же песней ждать от сердца огорченна?
Печальных. Но почто мне грациям скучать,
Когда твой нежный глас их будет услаждать?
Пускай они твое Послание {*} читают
{* Послание к женщинам.}
И розовый венок любимцу соплетают;
Пускай Херасков, муж, от детства чтимый мной,
То в мир фантазии пусть кажет за собой,
То к райским красотам на небо восхищает,
То на цветущий брег Пенея провождает
И, даже в зиму дней умом еще цветя,
Манит на лирный глас крылатое дитя
И с кротостью влечет, нежнейших чувств владетель,
Любить поэзию, себя и добродетель.
Пускай Державин всех в восторг приводит дух;
Пускай младый герой, к нему склоняя слух,
Пылает и дрожит, и ищет алчным взглядом
Копья, чтобы лететь потрясть землей и адом.
Притворства и в стихах казать я не хочу.
Поется мне - пою; невесело - молчу
И слушаю других иль, взявши посох в руку,
В полях и по горам рассеиваю скуку;
Разнообразности природы там дивлюсь
И сколки слабые с нее снимать учусь.
Как волжанин, люблю близ вод искать прохлады;
Люблю с угрюмых скал гремяши водопады;
Люблю и озера спокойный, гладкий вид,
Когда его стекло вечерний луч златит.
А временем идя - куда, и сам не зная -
Чрез холмы, чрез леса, не видя сеням края
Под сводом зелени, вдруг на свет выхожу
И новую для глаз картину нахожу:
Открытые поля под золотою нивой!
Везде блестят серпы в руке трудолюбивой!
Какой приятный шум! какая пестрота!
Здесь взрослый, тут старик, с ним рядом красота;
Кто жнет, кто вяжет сноп, кто подбирает класы;
А дети между тем, амуры светловласы,
Украдкой по снопу, играючи, берут,
Кряхтят под ношею, друг друга ею прут,
Валяются, встают и, усмотря цветочек,
Все врознь к нему летят, как майский ветерочек.
Ах! я и сам готов за ними вслед лететь!
Уже недолго мне и на цветы смотреть:
Уже я с каждым днем чего-нибудь лишаюсь.
Иду под тень кустов - ступлю и возвращаюсь
С поникшей головой: там нет уж соловья!
Сегодня у пруда остановился я:
И ласточки над ним кружилися, вилися,
И серы облака по небесам неслися.
Ах! Скоро, милый друг, неистовый Эол
Помчится на крылах шумящих с гор на дол,
Завоет, закрутит, кусты к земле приклонит,
Свинцовые валы на озеро нагонит,
В пещерах заревет и засвистит в дуплах
И с воздухом смесит и листвия и прах:
День, два - и, может быть, цветочка не застану;
День, два - и, может быть... как знать?.. и сам увяну!
1795
ОДА
П. П. БЕКЕТОВУ
Пускай тщеславный предается
Морским изменчивым волнам,
На полных парусах несется
К некому счастью иль бедам.
Бекетов! малым кто доволен,
Тому век бедным не бывать!
Он больше счастлив, больше волен,
Чем толь завидуема знать,
Котора от косого взгляда,
В алмазах, в золоте кругом
И на диване парчевом,
Внутрь сердца терпит Муки ада.
Перуны чаще шлют удары
К вершинам неприступных гор
И с большей силой вихри яры
Колеблют дуб, страшащий взор.
Под низкой кровлей безопасной,
Спокойнее, мой милый, жить:
Чем выше башня, тем ужасней
Ее паденье должно быть.
Мудрец в бедах ждет лучшей части
И тем свой подкрепляет дух,
А в счастьи сторожит свой слух,
Не крадутся ль к нему напасти?
Угрюмый север наш морозы,
Снег, иней, мглу низводит к нам,
Но и у нас прелестны розы
Цветут, алеют по лугам.
Теперь мы томными очами
С унынием на всё глядим,
А завтра, может быть, и сами
С весельем дружбу заключим.
Всегда ль бог Пинда {*} с грозным луком?
{* Гомер говорит, что Аполлоновы
стрелы производили смертоносную язву
в греческом стане.}
Нередко светлый Аполлон,
Прервав златыя лиры сон,
Пленяет оной сладким звуком.
<1795>
К ПРИЯТЕЛЮ
(С дачи)
Льстивый друг моей цевницы!
Вот стихи тебе - прочти:
Недалеко от столицы,
К Петергофу на пути,
Есть китайская лачуга,
Иль, учтивее, - пагод;
Там без милой и без друга
Не китайский бог - урод,
А к жрецу его подходит...
Добрый друг своих друзей
Дни смирнехонько проводит,
Не боясь лихих людей.
Он тебя с любезным братом
На обед к себе зовет;
Ни фарфором он, ни златом
Перед вами не блеснет,
Но Усердие вас примет,
Дружба скажет: в добрый час!
Смела Искренность обнимет
И за стол посадит вас,
А Веселость по стакану
Поднесет чего-нибудь...
Ах! не худо быть и пьяну;
Все вздыхать - устанет грудь.
<1795>
К Ю. А. Н<ЕЛЕДИНСКОМУ>
М<ЕЛЕЦКОМУ>
Заведен в лесок тоскою
На свободе погрустить,
Вспомянуть прелестну Хлою
И слезу из глаз пролить, -
Я твою услышал лиру,
Милый наш Анакреон!
Ты бесстрастну пел Темиру
И пускал из сердца стон.
"Дайте, боги, - я воскликнул, -
Мне Н<елединского> дар!
Верно б Хлои грудь проникнул
Мой, увы, несчастный жар!"
Кто с тобою не восстонет,
Нежный, пламенный певец?
Ах, твой глас и камень тронет,
У тебя лишь ключ сердец!
<1795>
К ГРАФУ Н. П. РУМЯНЦЕВУ
Что может более порадовать певца,
Как в лестный дар принять от сына
Почтенный лик его бессмертного отца!
Мне не дозволила судьбина
Быть подвигов его певцом.
В то время, как метал он молнию и гром,
Я бедный ратник был, не боле,
И видел не Парнас, но ратное лишь поле;
Я только пению Петрова соплескал,
Который звучною трубою,
Сквозь мрачны веки, путь герою
В храм славы отверзал.
Но мог ли б я и днесь быть чести сей достоин?
Довольно и того мне жребия в удел,
Что рядовый на Пинде воин
Давно желанный лик героя приобрел!
Украшу им свою смиренную обитель,
И, глядя на него, я в мыслях буду зритель
Поверженных градов России ко стопам,
Дрожащих агарян, окованных сарматов
И гибели по всем местам
Надменных сопостатов.
А если от такой картины утомлюсь,
Тогда я к сыну обращусь,
И тотчас грустну мысль рассеет луч спокойства,
Забуду вмиг следы печальные геройства
И, сладостной пленен мечтой,
Увижу в райском восхищенье
Всеобще дружество, любезность, просвещенье,
Весь мир одной семьей и всюду век златой.
1798
ПОСЛАНИЕ
АРКАДИЮ ИВАНОВИЧУ ТОЛБУГИНУ
Друг изящного в природе
И судья а ла козак,
Поперек идущий моде,
Неприятель всяких врак;
Муз и музыки любитель,
Голубков, дроздов гонитель,
Грубый скиф по бороде,
Нежный Орозман душою,
Не по светскому покрою,
Одинаковый везде;
Не ханжа и не ласкатель,
О любезный созерцатель
В банях бабьей красоты!
Плюнь на светски суеты,
О поклонниче Заиры!
И склонись на голос лиры,
Почитающей тебя.
Дай увидеть мне себя
На свободе, в чистом поле;
Сделай честь ты хлебу-соле
Нового в лесу жильца.
Покажись - и хоры птичек,
Соловьев, дроздов, синичек,
Все, увидя мудреца,
Встрепенувшися крылами,
Громко-звонко запоют,
И мне весточку дадут,
Что Аркадий милый с нами!
<Вторая половина 1790-х годов>
К ДРУЗЬЯМ МОИМ
по случаю первого свидания с ними
после моей отставки из обер-прокуроров
Пр<авительствующего> сената
В Москве ль я наконец? со мною ли друзья?
О, радость и печаль! различных чувств смешенье!
Итак, еще имел я в жизни утешенье
Внимать журчанию домашнего ручья,
Вкусить покойный сон под кровом, где родился,
И быть в объятиях родителей моих!
Не сон ли был и то?.. Увидел и простился
И, может быть, уже в последний видел их!
Но полно, этот день не помрачим тоскою.
Где вы, мои друзья? Сверитесь предо мною;
Дай каждый мне себя сто раз поцеловать!
Прочь посох! не хочу вас боле покидать,
И вот моя рука, что буду ваш отныне.
Сколь часто я в шуму веселий воздыхал,
И вздохи бедного терялись, как в пустыне,
И тайной грусти в нем никто не замечал!
Но ежели ваш друг, во дни разлуки слезной,
Хотя однажды мог подать совет полезный,
Спокойствие души вдовице возвратить,
Наследье сироты от хищных защитить,
Спасти невинного, то все позабывает -
Довольно: друг ваш здесь, и вас он обнимает.
Но буду ли, друзья, по-прежнему вам мил?
Увы! уже во мне жар к пению простыл;
Уж в мыслях нет игры, исчезла прежня живость!
Простите ль... иногда мою вы молчаливость,
Мое уныние? - Терпите, о друзья,
Терпите хоть за то, что к вам привязан я;
Что сердце приношу чувствительно, незлобно
И более еще ко дружеству способно.
Теперь его ничто не отвратит от вас,
Ни честолюбие, ни блеск прелестных глаз...
И самая любовь навеки отлетела!
Итак, владейте впредь вы мною без раздела;
Питайте страсть во мне к изящному всему
И дайте вновь полет таланту моему.
Означим остальной наш путь еще цветами!
Где нет коварных ласк с притворными словами,
Где сердце на руке {*}, где разум не язвит,
Там друг ваш и поднесь веселья не бежит.
Так, братья, данные природой мне и Фебом!
Я с вами рад еще в саду, под ясным небом,
На зелени в кустах душистых пировать;
Вы станете своих любезных воспевать,
А я... хоть вашими дарами восхищаться.
О други! я вперед уж весел! может статься,
Пример ваш воскресит и мой погибший дар.
О, если б воспылал во мне пермесский жар,
С какою б радостью схватил мою я лиру
И благ моих творца всему поведал миру!
Да будет счастие и слава вечно с ним!
Ему я одолжен пристанищем моим,
Где солнце дней моих в безмолвьи закатится,
И мой последний взор на друга устремится.
1800
{* Древние представляли дружбу в образе женщины, держащей на ладони
сердце.}
К Г. Р. ДЕРЖАВИНУ {1}
Бард безымянный! тебя ль не узнаю?
Орлий издавна знаком мне полет.
Я не в отчизне, в Москве обитаю,
В жилище сует.
Тщетно поэту искать вдохновений
Тамо, где враны глушат соловьев;
Тщетно в дубравах здесь бродит мой гений
Близ светлых ручьев.
Тамо встречает на каждом он шаге
Рдяных сатиров и вакховых жриц {2},
Скачущих с воплем и плеском в отваге
Вкруг древних гробниц.
Гул их эвое {3} несется вдоль рощи,
Гонит пернатых скрываться в кустах;
Даже далече наводит средь нощи
На путника страх.
О Песнопевец! один ты способен
Петь и под шумом сердитых валов,
Как и при ниве, - себе лишь подобен -
Языком богов!
1805
{1 Это был ответ на стихи, присланные в "Вестник Европы". Почтенный
автор их, не подписавший своего имени, думал, что я в деревне, и пенял мне
за мою леность.
2 Здесь описаны цыгане и цыганки, которые во все лето промышляют в
Марьиной роще песнями и пляскою.
3 Эвое, или эван, был употребительный припев вакханок при
отправлении их оргий. Это примечание для детей, не знающих еще мифологии.}
В. В. И<ЗМАЙЛОВУ>
Чего ты требуешь, Измайлов, от меня?
Как! мне, лишенному поэзии огня,
В глубокой старости забытому Парнасом,
Пугать и вкус и слух своим нестройным гласом!
Увы! всему пора: и я был молод, пел;
С восторгом на венок Карамзина смотрел
И состязался с ним, как с другом, в песнопеньи...
Его уж нет! Теперь душа моя в томленьи
Глядит на кипарис, глядит на небеса
И ждет в безмолвии свидания часа.
<1827>
Песни
* * *
Стонет сизый голубочек,
Стонет он и день и ночь;
Миленький его дружочек
Отлетел надолго прочь.
Он уж боле не воркует