| Главная » Книги |
Барыкова Анна Павловна - Переводы и переделки, Страница 10
Барыкова Анна Павловна - Переводы и переделки/div>
Цветы степные под лучами солнца.
Но иногда, вдруг, вовсе без причин,
Ей становилось жутко, больно, страшно;
- 233 - Вся вздрогнет, побелеет...
- "Что с тобою?
Ты нездорова?" - спрашивал Филипп.
Она очнется, скажет: "Нет... Я так...
Я ничего, Филипп... Не беспокойся". -
И скрыть старается невольный страх:
Она боялась, что Андрей вернется.
V А в это время далекР -
На Тихом океане буря выла,
И по волнам громадным шел корабль
(Вез в Англию товары из Китая,
Как бедная погибшая "Удача"),
И волны, как скорлупкой, им играли;
Противный ветер сбил его с пути,
Трепал и рвал жестоко паруса,
И мачты гнул, и гнал, все гнал куда-то
В неведомое море. Люди в страхе
Метались, как безумные, рыдали,
Молились, думая, что смерть пришла,
Что завтрашней зари им не увидеть.
Но вот затихла буря, стал корабль,
Вздохнули люди, занялась заря,
И кормчий увидал, что близко берег.
Неведомый, пустынный, но прекрасный,
Над гладью моря солнцем озаренный,
Вдруг выплыл из тумана, засверкал,
Что изумруд в окладе золотом,
Зеленый и цветущий островок.
Пристал к нему корабль, чтоб отдохнуть
От бури и водою запастись
Да починить попорченные снасти.
Ожившие матросы загалдели,
Засуетились; берег огласился
Веселым шумом голосов людских,
И зазвенел топор в глуши цветущей;
Кто рвал орехи, дикие плоды,
- 234 - Кто разводил огонь, а кто пошел
К ручьям студеным, в чащу - наудачу.
И набрели матросы на пещеру,
Похожую как будто на жилье.
И вдруг из темноты навстречу к ним
Выходит человек в лохмотьях грязных,
Полуистлевших на иссохшем теле,
С измученным, болезненным лицом,
С седою длинной-длинной бородою
И гривою всклокоченных волос.
Матросы закричали: "Привиденье!" -
И в суеверном ужасе назад
Пустились все бегом. Он их догнал,
Глядел на них безумными глазами,
И плакал, и смеялся детским смехом,
И что-то непонятное мычал,
Хватая их дрожащими руками.
Тогда - кто похрабрей остановился;
Увидели, что это человек
Живой, не призрак; стали понимать
Его слова... - "Ребята, он земляк!
Он только, видно, не в своем уме
От радости, что увидал людей!
А говорит по-нашему!" - кричали
Матросы. Рады были все. И вот
Пришел в себя несчастный понемногу,
И рассказал бессвязно, кто он был,
И как на острове тут очутился
И прожил много лет. Он был - Андрей Бобыль...
В ту ночь, когда "Удача" погибала,
И все спастись старались, кто как мог,
И всех глотала жадная пучина,
Андрей с двумя товарищами плыл,
Цепляясь за обломки корабля,
Не видя в темноте, куда плывет.
И выбросило их, полуживых,
На этот берег. И они тут жили,
Втроем сначала, а потом те двое
Хворали лихорадкой долго-долго
И умерли, один вслед за другим.
- 235 - - "Я их похоронил, там, под горою ..
И вот один остался. Счет годам
Я потерял давно, - сказал уныло
Андрей. - Не знаю... Десять лет, должно быть,
А то и больше, как уехал я.
Мне было... Сколько?.. Двадцать-девять? Нет,
Нет, меньше! Я теперь уж не припомню.
Вот борода как отросла с тех пор,
И черная была, теперь - седая.
Здесь нет зимы совсем, и не поймешь,
Как год проходит. Не узнают дома!
И Анна не узнает! Анна, там, -
Жена, - осталась дома. Не пускала
Она меня, просила: "Не гонись
За барышом, Андрей, не в деньгах счастье!"
А я уехал... Да!.. Была семья
Там у меня... Была, была, была..."
Он закачал седою головой,
Закрыл лицо руками, замолчал.
Рыданья надрывали грудь больную.
Всем стало жаль Андрея-горемыку,
И многие заплакали кругом,
Своих детей и жен приноминая.
Старик-матрос сказал:
- "Уж, видно, Богу
Ты нужен, брат, еще на этом свете.
Он, наш Отец, тебя здесь уберег
И нас сюда привел тебе на помощь.
Его святая воля!"
И вздохнул
Старик глубоко, поглядел на небо
И рукавом своей фуфайки грубой
Смахнул слезу с сурового лица.
Андрей приподнял голову, светло
И радостно взглянул на старика
И повторил: - "Его святая воля!
Да, видно, нужен... Был со мной Отец,
Во мне самом, в душе моей Он был,
Когда я тут один и день и ночь
Ждал паруса и вдаль глядел напрасно.
- 236 - Он мне помог дождаться дня спасенья!"
И приняли Андрея на корабль,
Одели кое-как и повезли
С собой на родину. Не меньше года
Пришлось им плыть; корабль был плох,
Пережидать погоду надо было
И снасти починять не раз, не два.
Андрей, когда к нему вернулись силы,
Стал помогать товарищам, чем мог,
Свою тоску в работе коротал;
Но трудно, все же трудно было ждать, -
Душа вся истомилась:
"Все ли живы?
Увижу ли?"
В октябрьский ясный день
Корабль причалил к берегам родным.
Сложились все товарищи-матросы,
Собрали для Андрея денег на дорогу,
Простились, проводили. Он пошел.
От порта было далеко до дома...
"До дома!.. Есть ли дом-то у меня?
Увижу ль их? Быть может, никого
Давно в живых уж нет?"
И шел Андрей
Знакомым берегом, себя не помня,
Ни с кем не говоря, три дня, три ночи,
Без устали, почти не отдыхая;
Чем ближе к дому - больше замирало
Измученное сердце, больно билось,
Как молотом стучало.
"Вот она,
Вот, наконец, слободка! Вот скала,
Пещерка наша, где бывало Анна
Играла с нами... Уцелело все!
И якорь, и канат, и лодка тут, -
Все, все - как было!"
Он пошел быстрей
Наверх по улице. Встречались люди, -
Он их не видел, и не узнавали
Они его. "Вот дом! Вон он стоит!
- 237 - Увижу всех сейчас..." -
И побежал...
Остановилось сердце и упало,
Дух замер...
Наглухо забиты
Все ставни были, на дверях замРк,
К окну билет приклеен: "Продается".
Ему хотелось крикнуть: где ж они?
Бежать, искать, расспрашивать соседей,
Но он стоял на месте и молчал.
Он знал заранее ответ, боялся
Его услышать: "С голоду пропали,
Давно их нет на свете!" Или... или...
Еще страшней: "Жена тебя забыла, -
Она живет с другим".
И он, шатаясь
И спотыкаясь, как мертвецки-пьяный,
Весь бледный. - краше в гроб кладут, -
Побрел неверными шагами вниз.
Там, смутно помнил он, заезжий двор,
Пристанище матросов бесприютных...
А люди говорили вслед ему: -
"Ишь, старый пес, как в будни нализался!"
VI С трудом Андрей добрался до ночлега;
Ему на встречу вышла Марья Лэн,
Болтливая и добрая старуха,
Хозяйка постоялого двора.
Андрей спросил себе постель и лег,
И не признала Марья Лэн его,
Хоть часто с ним на пристани встречалась,
И любовалась на него бывало,
Когда он мимо дома проходил.
Теперь она пришельца пожалела,
Подумала: "Не здешний, - издалека
Идет, бедняга, - вишь, как загорел,
Что твой товар сапожный... И чуднР!
Не то чтоб стар - а весь седой...
- 238 - Должно быть, с горя поседел, сердечный!"
Андрей впотьмах, с открытыми глазами,
Всю ночь лежал в тяжелом забытье,
Без мысли, без движенья, весь разбитый,
Пришибленный. И утром - встать не мог.
Увидела хозяйка, что он болен,
И принялась ходить за ним усердно,
Развлечь его стараясь болтовней
И про свои дела и про чужие.
Хоть он и не расспрашивал ее,
Она ему дня за два рассказала
Все сплетни и все новости слободки, -
Кто умер, кто женился, кто уехал,
Кто беден, кто богат, кто с кем живет,
И, между прочим, - про корабль "Удачу",
Про смерть ужасную Андрея-рыбака,
Про мельника и про его жену.
И слово-за-слово узнал Андрей
Все, что случилось дома без него.
Он слушал. Помертвевшее лицо
Его не выдало. Не догадалась
Старуха добрая, как страшно больно
Она своим рассказом бередила
Истерзанную, любящую душу.
- "Да!.. Вот судьба! Послал Господь ей счастье
За простоту ее, за все терпенье!.. -
Закончила она рассказ про Анну. -
Дом - чаша полная, живут - что голубки,
В любви, в совете... Детки - загляденье,
И не надышится на них Филипп,
И незаметно вовсе, что чужие...
А дочку, сироту Андрея, что пропал,
Уж скоро замуж отдавать пора...
Красавица - вся в мать, и тоже Анной
Ее зовут... Сынок - тот весь в отца
В покойного, - такой же молодец.
Да, жаль его! Пропал Андрей, пропал...
Я помню как сейчас - бывало, он идет
Высокий, статный, белый да румяный...
Не даром Анна плакала семь лет, -
- 239 - Все думали: помрет... А вот жива,
Четвертого ребенка Бог послал,
Грудной еще... Уж как Филипп был рад!
Да! Так-то, так-то, милый человек, -
Не знаешь, где найдешь, где потеряешь!..
Ты что же так дрожишь? Озноб напал?
Чайку не хочешь ли?.. Вот я сейчас!"
Ушла старуха. А Андрей в подушку
Зарыл седую голову свою,
Чтоб заглушить рыданья. Уж давно
Рвались они из наболевшей груди.
- "Пропал Андрей, пропал!" - стонал он глухо.
Когда опять вошла к нему хозяйка, -
Его палач невольный, - он уж встал
И на море сквозь тусклое окно
Глядел задумчиво. А на лице
Спокойном и холодном, словно камень,
Уж не было следа горячих слез.
Он думал: "Нет!.. Не стану им мешать,
Не стану разорять гнездо чужое...
И не пойду я к ней... И не увижу...
Нет, не признЮюсь никому на свете,
Кто я... Андрей пропал! Он умер. Нет его!
А ты живи, живи, моя. голубка;
Не бойся, - не придет к тебе мертвец,
Утопленник тебя не напугает...
Я вытерплю всю пытку до конца.
Господь поможет мне и силу даст!"
- "Тебе получше? Ну, и слава Богу! -
Сказала весело ему старуха. -
Вот выпей чаю, милый, на здоровье
Да поболтаем... Как тебя зовут?
Откуда ты? Я все спросить боялась...
Такой ты страшный был, когда пришел".
Немного дрогнул голос у Андрея,
Когда он отвечал: "На что тебе?
Пришел я издалёка, тетка Марья...
И здесь - я всем чужой. Нет у меня
Ни имени ни роду... Называй
Меня как хочешь... Все равно... хоть Марком"
- 240 - (Он вспомнил имя одного матроса,
Который утонул).
Поверила старуха
И более расспрашивать не стала.
Где ж было ей узнать Андрея-рыбака
В несчастном этом, - сгорбленном, седом,
Измученном, оборванном бродяге?
Никто на слободе и не заметил,
Что возвратился и живет Андрей
В углу у Марьи Лэн.
О том, чем жить,
Он и не думал вовсе. Руки у него
Остались прежние - к работе всякой
Привычные; он сети ловко плел,
Он был столяр и плотник, и бочар,
И мог всегда найти себе работу
На пристани, где руки были нужны;
Да много ли и надо одному?
Но как он ни крепился, все тоска
Гнетущая его одолевала:
Свилась в его груди змеей холодной
И грызла и сосала день-деньской
Больное сердце. "Хоть бы раз взглянуть
Мне на нее... Полюбоваться
На деток и увериться, увидеть,
Что счастливы они... Неужто ж мне
И этого нельзя?"
Настал ноябрь;
Длиннее и тоскливей дни тянулись;
Под окнами ревело и стонало
Бушующее море, ветер выл;
Андрей плел сети; и все те же думы
Все неотвязчивей кружились в голове,
На миг ему покоя не давая:
"Взглянуть, хоть раз взглянуть!"
Осилила тоска Андрея. Он пошел туда,
Где вся его душа, все мысли жили
С тех пор, как он вернулся.
Вечер был,
- 241 - Огни приветно в окнах загорались,
И, как сквозь дымку, видно было все,
Что делалось в домах. Почти везде
Сбирали ужинать хозяйки; хлопотали
У котелков, похлебку разливали
Голодным ребятишкам и мужьям.
Потерянное счастье вспоминая,
Глядел Андрей и тяжело вздыхал,
И шел с трудом, карабкаясь наверх,
По улице пустой. "Где ж дом Филиппа?
Как будто в старину он ближе был...
Он крайний, палисадник на пустырь
Выходит сзади дома. Вот, он самый!.."
Но с улицы все окна были темны,
Завешены. Андрей пошел кругом;
С той стороны одно окно светилось
Большое, ясное...
Он, задыхаясь
И ничего не помня, перелез
Через забор и замер за кустами...
Окно казалось яркою картиной
В громадной черной раме.
Все там были.
В уютной комнате, блестящей чистотой,
У камелька, товарищ детских лет,
Веселый, пополневший и румяный,
Филипп сидел с ребенком на коленях;
А рядом дочь-красавица стояла,
Большая, стройная, - "вторая Анна".
Она на ленточку колечко привязала
И забавляла им меньшого брата;
Ребенок пробовал схватить крльцо,
Ручонкой пухлою за ним тянулся,
И не умел; и все они смеялись.
А Анна убирала со стола
И весело болтала с старшим сыном.
Немного изменились и поблекли
Прекрасные черты любимого лица,
Но взгляд все тот же был, улыбка - та же.
- 242 - В холодной темноте осенней мглы
Картина,. полная тепла и света,
Любви и счастья, - молнии быстрей
Блеснула перед жадными глазами
Андрея, мертвеца живого, мужа
Чужой жены, отца чужих детей, -
И молнии быстрей его прожгла,
Сразила...
Он сдержал безумный крик
Невыносимой, острой боли в сердце,
И, крадучись как вор, опять пробрался
Из сада на пустырь и там упал,
Изнемогая в скорби непосильной,
В отчаянной борьбе с самим собой.
"Они мои, мои!.. За что?.. Зачем
От их любви я должен отказаться?"
И он припал лицом к сырой земле
И стал молиться: "Помоги, Отец!
Нет сил перенести!.. Страшнее смерти
Разлука с ними... Не оставь меня!
Не дай мне сделать зло, Отец благий,
И не введи меня во искушенье!..
Ты, кто мне был опорой и защитой,
Кто мне тогда, на острове, сказал:
"Терпи и жди!" - Господь мой и Спаситель,
Дай силы до конца терпеть, молчать,
Отречься от себя для счастья их...
Навек, навек отречься..."
Он очнулся
Один, впотьмах, в своем сыром углу.
Тогда в душе его знакомый голос
Опять сказал: "Терпи и жди, Андрей,
И Я тебя спасу!"
VII Андрей решился
Дожить у Марьи Лэн в каморке темной
Свой век безрадостный и одинокий
И больше не видать своей семьи.
- 243 - "Не нужен я, не нужен никому!..
Там - жил один, а здесь - умру один!"
Поутру он спросил у Марьи Лэн:
- "Скажи мне, тетка Марья, - эта Анна,
Жена Филиппа... Помнишь, ты о ней
Рассказывала мне?.. Она спокойна?..
И счастлива совсем?.. И не боится,
Что к ней вернуться может первый муж?"
Сказала Марья: "Как ей быть спокойной!
Как не бояться, милый человек!
Никто Андрея мертвым не видал;
Известно - и не верится, что помер,
И боязно бедняжке Анне... Вот
Когда бы к ней пришел бывалый человек;
Ну, вот хоть ты бы, дядя Марк, к примеру,
И рассказал, что видел труп Андрея, -
Тогда бы успокоилась она..."
Поникнув головой, с улыбкой горькой,
Замолк Андрей и думал:
"Потерпи, Родная! Скоро "дядя Марк" умрет;
В последний час тебя он успокоит,
Узнаешь все!.."
И стал он смерти ждать,
С сознанием исполненного долга,
С надеждой терпеливой и покорной,
Как паруса ждал у моря когда-то
На острове далеком.
Но теперь
Он не был одинок. Он жил с людьми
Внизу, на пристани, где он поденно
Работал, снаряжал чужие лодки
И барки разгружал или чинил;
Кругом него толпились бедняки,
Босые, нищие - такие же, как он;
К старухе Марье Лэн по вечерам
Матросы приходили на ночлег,
Внучата малые погреться забегали,
Ходила дочь - убогая вдова,
- 244 - Ходили жалкие какия-то соседки, -
Кто хлеба, кто муки взаймы просил,
А кто рассказывал, как впрах разбилась
Вчерашней ночью лодка рыбака
Соседа: "Сам чуть-чуть не утонул,
Едва спасли... А пятеро ребят..."
И увидал Андрей чужое горе,
Нужду чужую, увидал людей,
Страдающих, беспомощных, забитых,
Всех тех, кого не замечал он прежде,
Когда, спеша в свой дом, в свою семью,
Шел равнодушно мимо них, чужих;
Когда заботы о жене и детях,
Торговля, хлопоты о барышах
Всю жизнь его собою наполняли
И заслоняли все.
Он увидал -
И в душу, ждавшую уныло смерти,
Как в мрачную темницу светлый луч,
Прокралась жалость, и любовь, и жизнь
В ней разбудила.
Спас его Господь.
Глаза его открылись. И он понял,
Что он не лишний, не живой мертвец,
Что не одним своим он нужен здесь,
В страдающем и темном этом мире, -
И новую семью себе нашел,
Нашел кого любить, кого жалеть,
Кому отдать свою живую душу:
И братьев, и сестер, и деток малых.
И вся большая новая семья
Седого дядю Марка полюбила.
И был он счастлив. Отлегла от сердца
Змея-тоска. Светло и ясно стало
Его лицо. Когда по вечерам
Он сети плел, а добрая хозяйка
Бессвязные рассказы заводила
О новостях слободки и порой
Упоминала о житье-бытье
На мельнице, "о сиротах Андрея", -
- 245 - Рассказы эти уж не растравляли
Тяжелых ран: они совсем закрылись.
Без зависти он издали глядел
На счастие своей жены с Филиппом
И любовался им, как делом рук своих.
Он счастлив был, когда внучата Марьи
Его облепят, называя "дедом",
Теребят бороду его седую,
И просят научить их сети плесть
И сказки сказывать. Он счастлив был,
Когда мирил подравшихся матросов;
Побитых, слабых - грудью заслонял;
На пристани работал за больных
И отдавал свой скудный заработок
Или совал последний медный грош
В холодную протянутую руку.
Он счастлив был, когда, во время бури,
Заслышав крик зловещий: "Помогите!" -
Скликал народ, садился в лодку первый
И первый шел на рукопашный бой
С клокочущей, чудовищной волною,
Спеша на помощь к брату-человеку.
Он счастлив был - счастливей, чем Филипп
В своем уютном, светлом, теплом доме,
У камелька, с любимого женой,
Играющим ребенком на коленях
И старшими красавцами-детьми...
И смертный час застал его таким
Счастливым.
Простудился он, спасая
С другими смельчаками, ночью зимней,
Людей с разбитой, затонувшей барки,
И слег, и был без памяти три дня,
Три ночи. На четвертый день, очнувшись,
Он громко крикнул Марью Лэн. Старуха
Вошла и села у его постели.
Андрей казался бодрым и спокойным,
Хотя осунулось его худое
И бледное, как воск, лицо; глаза горели
- 246 - Зловещим блеском; губы запеклись.
"Что, дядя Марк, получше ли тебе?" -
Спросила Марья.
Он ответил тихо:
- "Старуха, слушай... Смерть моя пришла...
Послушай, Марья... Тайну перед смертью
Хочу тебе поверить... Только ты...
Прошу тебя, родная... Дай мне слово,
Что ты меня не выдашь никому,
Пока меня в могилу не зароют...
Не выдашь?.. Говори?.." -
"Не выдам, милый,
Скажи, что надо..."
- "Помнишь, тетка Марья,
Ты рассказала мне, что эта... Анна...
Жена Филиппа рада бы была
Узнать наверно от кого-нибудь,
Кто видел труп... что умер первый муж,
Андрей Бобыль... Ты помнишь, говорила:
"Тогда бы успокоилась она". -
"Да, да... А что? Ты, верно, знал его?
Ты видел?"
I - "Нет... Я сам - Андрей Бобыль, А завтра, может-быть, я буду трупом:
Тогда пойди и успокой жену!" -
"Господь с тобой! ты бредишь, дядя Марк!
Ты? Ты - Андрей Бобыль?.. Не может быть!
Андрей был выше на две головы...
Я помню... Как же..."
- "Я - Андрей Бобыль;
Меня согнуло горе, тетка Марья!" -
Спокойно перебил ее Андрей,
И рассказал все то, что с ним случилось.
Старуха Марья плакала навзрыд,
Бежать хотела за детьми, за Анной,
К соседям. Но Андрей остановил
Ее: - "Не надо. Ты мне обещала...
Дай мне договорить... Скажи ты Анне,
Что я ее любил, любил всю жизнь...
Скажи, что я их всех благословляю:
- 247 - Филиппа, и ее, и деток... всех...
А где внучата наши? Кликни их!
Взглянуть на них хочу... Нет, лучше не зови;
Не надо... Испугаются, пожалуй...
Всех, всех благословляю и люблю!.."
Он ослабел; потом метаться
И бредить стал опять, - потом затих
И спал, казалось всем, спокойно.
Заглядывали в двери бедняки
Соседи, - новая семья Андрея,
Молились, плакали.
Так ночь нрошла.
А на заре, когда румяный луч
В окошко тусклое каморки заглянул
И заиграл на бледном лбу больного
И жесткую постель позолотил, -
Андрей вскочил. Пригрезился ему
| |
| Просмотров: 442 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры