нынче мужем!" -
В слезах. весь красный, буйствовал Филипп.
Но был Андрей сильней - и спор решался
Всегда не в пользу мельникова сына;
В бессильном гневе горько плакал он
И уходил, ворча: - "Ты злой, ты гадкий..."
Тогда малютка Анна их мирила:
"Филипп, не плачь!.. Андрей, чего дерешься?
Разделим дом вот этак, пополам...
Пусть будто я и там и тут - хозяйка,
Жена обоих будто... Хорошо?.."
На этом и мирились мальчуганы,
И дружно продолжалась их игра.
Когда же миновали годы детства,
Как вешняя румяная заря,
И солнце жизни жаркими лучами
По-новому согрело их сердца, -
Их дружба детская переродилась
В любовь. И оба парня замуж взять
Хотели Анну; для обоих стала
Без милой девушки и жизнь не в жизнь.
Филипп был робок; тайно, втихомолку
Ее любил он; а Андрей Бобыль,
Напротив, радостно открши ей душу,
Признался, - и пошел на заработки,
И трудовые весело копил
На собственаую лодку, на хозяйство,
На будущее гнездышко для Анны.
Она его ждала, его любила, -
Хоть и казалось, что она дружней,
Приветней, ласковей с Филиппом бедным,
Чем с ним.
Андрею счастье повезло
Во всем; и скоро не было на побережьи
Удачливей, смелее рыбака
И лучшого товарища в беде,
В бою неравном с грозными волнами.
Он поступил матросом на корабль
Купеческий, год целый был в отлучке,
Стал моряком вполне; бросался в воду
Три раза, жизни не щадя своей.
И три души, в пучине погибавших,
От лютой смерти спас.
И был почет
Ему за это. Добрым, честным парнем
Его считали все и уважали.
Пошел Андрею двадцать первый год.
Когда вернулся он с хорошим заработком
И собственную лодку снарядил,
И хату выстроил для милой Анны
На полгоре, в том переулке узком,
Что к мельнице от берега взбирался.
Раз осенью, в день праздничный, пошла
Вся молодежь слободки по орехи
В зеленый лес шумливою гурьбой,
С корзинками, мешками, коробьями,
Со смехом, песнями. Один Филипп
От сверстников своих в тот день отстал;
Он при больном отце остался дома,
А под вечер собрался было в лес,
Да увидал, взбираясь на пригорок,
Что на опушке самой, там, в тени
Орешника, на мураве душистой,
Сидит Андрей счастливец рядом с Анной,
Так близко-близко... Руки их сплелись,
И серые глаза его сияют,
Что звезды, и лицо горит зарей;
Она к нему склонилась, побледнела...
Целуются... - "Ну, значит, порешили,
Поладили!.."
И застонал Филипп,
Как стонет раненый ножом смертельно,
И скрылся, не замеченный никем,
В лесном овраге, в самой темной чаще.
Там долго он лежал; потом домой
Пришел - навек один с своей тоскою:
И было на душе его в тот час
Черней и холодней осенней ночи...
А те сыграли свадьбу. Зазвонили
В честь молодых на старой колокольне
Так радостно во все колокола,
Что и седая грозная волна,
Казалось всем, под этот звон плясала.
И радостно мелькнули для Андрея
И для его хозяйки молодой
Семь лучших лет, - семь лет любви, согласья
И честного, свободного труда.
Двух деток дал им Бог: родилась дочка,
А после и сынишка - весь в отца,
Утеха Анны в дни отлучек мужа,
Когда ловил он рыбу в бурном море
И ездил продавать живой товар.
Отлично шла его торговля; всем
На много миль кругом по побережью,
И даже там, за синими холмами,
В домах господских и на дальних рынках,
Знаком был этот богатырь рыбак
С лицом открытым, смелым, загорелым,
Его лошадка, белая как лунь,
И самодельная плетеная повозка;
Знаком был свежий запах океана,
Широкого простора, вольной воли,
Который он с собою привозил.
Но на восьмом году - все изменилось
(Непрочно человеческое счастье!..), -
Не гаданно, не жданно вдруг беда
Нагрянула на бедного Андрея:
В соседнем порте, далеко от дома,
Свалившись с мачты, ногу он сломал,
Был поднят замертво, разбитый, чуть живой;
И вот, пока с трудом он поправлялся,
Хозяйство врозь пошло, работа стала;
У Анны в то же время родился
Еще ребенок - мальчик, но больной,
Худой и бледный, - не жилец на свете,
А горькая забота и обуза
Для матери, да лишний рот в семье.
Лежал Андрей, безпомощный и слабый,
В лубках, прикованный к постели
Болезнью тяжкой, у чужих людей,
В чужом углу; и, словно страшный сон,
Нужда и нищета, семье любимой
Грозившая, все грезились ему,
Покоя не давали по ночам:
Не справиться ему теперь с бедой!
"Пропало все... Пойдет хозяйство прахом...
И Анне милой, дорогой голубке,
Придется побираться Христа ради,
А деткам горемычным - голодать..."
Терзалось и рвалось на части сердце.
Упал он духом, возроптал на Бога,
На горькую судьбу.
Но про его несчастье
Узнал купец - хозяин корабля,
Тот самый, у кого служил он прежде,
И, навестив его, утешил сразу: -
"Ты, друг Андрей, не вешай головы,
А поправляйся, набирайся силы.
Поправишься, - поедем-ка со мною
Опять в Китай; на нашем корабле
Есть место для тебя; мне нужен кормчий,
Хороший, опытный; тебя я знаю, -
Ты верный человек; поедешь, что ль?
Мы подождем тебя".
И согласился
Андрей сейчас на это предложенье;
Блеснул ему надежды новый луч:
"Вот, - думал он, - негаданное счастье!
Устрою все делишки, развяжусь, -
На скопленное жалованье там
Китайского товару накуплю,
Вернусь домой, продам здесь с барышом...
Но, уезжая, с чем оставить Анну
И ребятишек? Вот еще загвоздка!"
Заныло снова у Андрея сердце,
"Неужто ж отказаться от поездки,
Счастливый случай пропустить, и биться,
Как рыба Рб лед, вечно, из-за хлеба?.."
Он думал, долго думал и решил:
Взять у хозяина задатку малость,
Да лодку и рыбацкие все снасти
Продать... "Что будешь делать! Хоть и жаль
Кормилицу-то лодочку мою, -
Продам ее; куплю на эти деньги
Товару кой-какого мелочного,
Да и открою лавочку в слободке,
Пусть Анна там торгует без меня
И кормится, пока я не вернусь".
Так ладно все решил он в голове.
Пока лежал больной, так все обдумал
Умно и ловко... Но когда домой,
Поправившись, вернулся, и ему
На встречу бросилась бедняжка Анна
С больным малюткой сыном на руках,
Когда она, вся бледная, припала
С безумным криком радости, в слезах,
К нему на грудь и замерла от счастья,
Когда ее и худенького крошку
Он обнял разом и к себе прижал, -
Страшна ему разлука показалась.
И он не в силах был жене сказать,
Что место получил на корабле
И порешил ее с детьми покинуть,
Отправиться надолго в дальний путь.
Он разговор об этом отложил
На завтра, чтоб не огорчилась Анна.
И вот настало "завтра".
С первых слов
Андрея о поездке, в сердце Анны
Кольнуло что-то. Чуяло оно
Недоброе. И в жизни первый раз
Она не покорилась воле мужа,
А спорила, просила, умоляла.
Ломая руки, чтоб не уезжал,
Не покидал ее и деток малых:
И слезы горькие ее душили,
Стояли в умоляющих глазах,
Когда она с тоской ему твердила:
- "Не уезжай, Андрей, не уезжай!
На что нам деньги, барыши, богатство?
Мы были счастливы с тобой и так...
Андрей! Ведь от добра добра не ищут.
А разве плохо нам с тобой живется?
Теперь опять здоров ты, слава Богу, -
Потерянное время наверстаем
И не придется нам сидеть без хлеба...
Да если б и пришлось?.. С тобой вдвоем
Мне и нужда нисколько не страшна...
Я все снесу! Поверь ты мне, родной,
Не в деньгах счастье!.. Чует ретивое,
Что едешь ты себе и мне на горе!.."
Не знал тогда Андрей, насколько Анна
Была права; никак не мог понять
То, что она так чутко понимала
Душою безкорыстною и чистой, -
Святую правду слов ее простых:
"Поверь ты мне, родной, - не в деньгах счастье!.."
Он твердо был уверен, что устроит
Поездкой этою прочней судьбу семьи;
И стал он на своем и порешил:
- "Уеду!" -
Анна замолчала и поникла
Уныло головой, глотая слезы.
И началися сборы. Продал лодку -
Кормилицу Андрей, купил товару,
И в первой, чистой горнице устроил
Прилавок, шкаф и гладенькие полки, -
Все сам, заботливой и ловкою рукой.
Стук молотка и визг пилы по дому
Пошел и в сердце Анны отдавался
Тоскливо и уныло, больно так,
Как будто для нее сосновый гроб
Сколачивал Андрей...
Настало утро
Последнее; настал жестокий день
Разлуки. Бодрый, смелый и спокойный,
Андрей прощался с плачущей женой,
Лаская, утешая как ребенка:
- "Вернусь я скоро!.. Мы и не заметим,
Как год пройдет... И много красных дней
Мы проживем еще с тобою, Анна...
Потерпим малость, а за то потом
Тебе и деткам будет хорошо...
Для вас же еду я, пойми: для вас!..
А ты люби меня и жди, родная,
Не забывай... Да береги ребят..."
Он наклонился к люльке, где лежал
Больной сынишка, и, ее тихонько
Покачивая, молвил: - "Береги
Вот малыша-то, Анна, пуще глазу,
Жалчей он всех, храни его Господь!..
Вишь, плохонький какой... Живи, малыш!
Я, брат, тебе гостинца привезу
Заморского... Смотри, дождись отца, -
Расти большой... Ну, полно плакать, Анна,
Ведь не покойника ты провожаешь...
Поговори со мною напоследок..."
Она была не в силах говорить;
В отчаяньи немом и словно как во сне,
Она и слушала его и не слыхала,
А сердце ей твердило: "Не вернется".
- "Пора! - сказал Андрей. - Пора! Прощайте!"
Поцеловал, благословил детей,
Испуганно смотревших на него
Большими удивленными глазами,
И крепко обнял плачущую Анну
В последний раз могучею рукою
И долго прижимал к груди широкой.
Она хотела было разбудить
Малютку спящего; Андрей сказал: - "Не надо!"
И сонного его поцеловал;
А Анна с бледненькой головки сына
Отрезала волос кудрявых прядку
И отдала Андрею.
Он схватил
Свою котомку и, махнув рукой,
Пошел из дома к морю без оглядки.
От счастья прошлого ему на память
Осталась только прядка золотая..
Давно, давно корабль исчез из глаз,
А Анна все на берегу стояла,
Все провожала взглядом парус белый;
Он ей вдали мерещился, сквозь слезы,
Над темными волнами...
А потом
Она пришла домой, себя не помня,
Заплаканная вся, как будто с похорон
Андрея...
Потянулись дни за днями
Безрадостно, уныло; и хотя
Хозяйничала Анна, и с детьми
Возилась, и товары отпускала, -
Все делала, как приказал Андрей, -
Но дело у нее не шло на лад;
Она была совсем не мастерица
Запрашивать, захваливать товар
И покупателей заманивать к себе
Приветным взглядом, бойким разговором;
Когда с ней торговались - уступала,
Просили в долг - стыдилась отказать;
И собирать долги с соседок бедных
Стыдилась тоже, - жаль ей было их;
Обмерить и обвесить - не хотела;
А это уж какая же торговля!
Известно, не обманешь - не продашь!
С трудом она едва-едва сводила
Концы с концами, чтобы кое-как
Обуть, одеть и прокормить ребят;
И все ждала известий от Андрея,
И все их не было.
Так целый год прошел.
Меньшой ребенок все не поправлялся,
Хирел день ото-дня, и, наконец,
Нежданно, незаметно отлетела
Его невинная душа, - так тихо,
Как пташка, заморенная в неволе,
Когда ей дверцы клетки отворились...
Все это время, с Анной заодно,
Страдало сердце верное Филиппа.
Хоть у нее он не бывал ни разу
Со дня отъезда мужа, - да и прежде,
В счастливые года, бывал не часто, -
Он все-таки любил ее, следил
За нею издали и знал,
Как плохо бедной ей теперь живется;
Знал, что известий от Андрея нет,
Что мальчик болен.
И в тот тяжкий день,
Когда она ребенка схоронила
И отдала на гроб последний грош,
Филипп решил:
"Мне надо к ней итти;
Она совсем одна - в нужде и в горе;
Помочь ей надо, ласковое слово
Сказать, утешить..."
И Филипп пошел.
Открыта лавочка была; уныло
Смотрели с полок жалкие остатки
Товара; за прилавком - ни души.
И в самом доме как в могиле:
Ребята, видно, на дворе играли.
Он постучал дрожащею рукой
В дверь спальной. - но никто не отозвался
На стук его; тогда он заглянул
В незапертую дверь, и сердце сжалось
В груди его: он увидал. что Анна
Сидит у маленькой пустой кроватки
С изломанной игрушкою в руках
И на нее потухшими глазами
Глядит, - застыла вся, окаменела
В своей тоске, и ничего не слышит,
Не видит. Подошел он, сел с ней рядом,
Взял за руку, холодную как лед,
И как умел, как подсказало сердце,
Стал робко утешать. Он говорил: -
"Не убивайся так, побереги себя
Для деток бедных, Анна, для Андрея...
Уж год прошел, - теперь не долго ждать...
Приедет он".
Лишь только про Андрея
Упомянул Филипп - очнулась Анна;
Посыпались из глаз потухших слезы,
А горе словно отлегло от сердца.
"Приедет?.. - встрепенулася она. -
Спасибо, друг, тебе на добром слове,
А то не знаю, право, как и быть..." -
"А вот, - сказал Филипп и покраснел: -
Ты не обидься, Анна, я принес
Тебе пока деньжонок на хозяйство.
Я знаю, выручка твоя плоха".
Он положил ей деньги на колени.
- "Возьми их, не побрезгай, сделай милость",
Она, глотая слезы, отвернулась
К стене и вспомнила, что нечем накормить
Детей, когда придут они домой
И есть попросят. А Филипп твердил:
- "Возьми... Ведь мы с Андреем не чужие,
Да и с тобой росли, что брат с сестрой".
Она взяла бумажки и хотела
Сказать: "Спасибо, брат, Андрей отдаст", -
Да голос порвался на полуслове,
И разрыдалась бедная опять
При мысли, что Андрей уж не вернется.
Филиип заговорил с ней про детей,
Чтобы отвлечь ее от мыслей черных:
- "Растут ребята... Надо бы учить.
Послушай, Анна: присылай почаще
Ты их на мельницу ко мне;
Сад у меня хороший, дом большой,
Лес близко, - деткам будет там приволье;
Я их и за указку присажу,
И научу читать-писать - всему,
Что знаю сам. И мне забава будет;
А то я там сижу один, как волк
В своей берлоге. Скучно мне и пусто.
Скажи, родная, будешь присылать?" -
"Да, буду!" - тихо отвечала Анна
И крепко руку честную Филиппа
Пожала на прощанье. Он ушел
Довольный и счастливый в первый раз
С тех пор, как Анна вышла за другого.
За годом год, прошло еще пять лет
Со дня отъезда бедного Андрея;
Он без вести пропал; о нем забыли.
Пронесся было по слободке слух
О том, что, возвращаясь из Китая,
Большой купеческий корабль "Удача"
(Тот, на котором кормчим был Андрей)
Погиб со всем товаром и с людьми
В далеком море, и никто не спасся.
Поверила той вести вся слободка,
Поахали соседки и соседи
Над участью вдовы Андрея и сирот,
Потолковали малость и замолкли.
Но Анна не поверила, - ждала.
Безумное отчаянье сменялось
В ее душе несбыточной надеждой;
Она вся истомилась, извелась,
И коротала молодость свою
В унынии, в напрасных ожиданьях,
В тоске о прошлых, невозвратных днях.
Нужды она не знала: верный друг
Филипп заботился о ней и детях,
Как о родной семье. Он не ходил
К ним в дом, встречался с Анной очень редко,
Но Аннино хозяйство шло исправно,
Благодаря ему; он всем, чем мог,
Ей помогал; а детки живмя-жили
На мельнице; он их ласкал, учил,
И баловал, и сказывал им сказки,
И помаленьку наставлял на ум,
И приучал к работе, - словом, был
Для них вторым отцом. Да и не знали
Они другого. Смутно, как во сне,
Припоминался им порою "тот отец",
По ком их мать так плачет день и ночь,
И жаль его им было; а любили
Они всем сердцем "своего" Филиппа;
Они его прозвали: "батя-Филь",
Хозяйничали в доме у него,
Делили с ним все радости свои
И маленькие беды-неудачи;
И праздник без него им был не в праздник.
Давно уж все соседи наблюдали
За Анной и Филиппом, - ждали свадьбы,
Про дружбу их чесали языки
И удивлялись: "Что ж это за притча?
Детей жалеет, любит как своих,
И в ней души не чает, - это видно:
Ведь шила-то в мешке не утаишь, -
Что ж он не женится?"
- "Дурак он, что ли?
На что ему жениться? Велика корысть -
Вдова с двумя детьми!.."
- "Найдет почище, -
Такой-то молодец и богатей...
А утешать вдову без свадьбы можно!"
Такие речи услыхал Филипп.
Он побелел с досады и обиды
За Анну; стал печальней и мрачней
С тех пор; и даже дети замечали,
Какой он хмурый, бледный и худой,
И думали: "Чем нам утешить батю?"
Вот как-то осеныо они вбежали,
Веселые, и обняли его,
Повиснули на шее с двух сторон,
Заговорили разом: "Батя-Филь!
Мы за тобой... Пойдем, пойдем сейчас!
Мы тут орехи рвем, и мама с нами!
Орехов - страсть! Корзинку захвати...
А маму притащили мы силком.
Она все плачет, - скучная такая...
Ты, батя-Филь, развеселишь ее?"
Обрадовался Филь; пошел с детьми.
- "Поговорю я с ней, покончим дело, -
Чего нам ждать... Чего мы врозь живем?
Один конец!.. Посватаюсь сейчас..."
Сидела Анна на опушке леса,
Вся бледная как смерть, - глядела вдаль.
Все старое припомнилось Филиппу;
И подошел он к ней, и ласково спросил:
- "Устала, Анна?.." -
"Нет... А так... взгрустнулось...
Я это место помню..." - и вздохнула.
- " И я...а - сказал Филипп; присел с ней рядом
И призадумался. Ребята убежали;
Их голоса из чащи доносились,
Как щебетанье стаи птиц веселых.
Заговорила Анна:
"Филь, скажи,
Когда и где "Удача" затонула?
Ты это верно знаешь? Ты справлялся?.."
Филипп махнул рукой:
- "Пропал корабль!..
Эх, Анна, что об этом толковать!
Пронал совсем, с людьми... А где? - Бог весть!
Никто домой с "Удачи" не вернулся, -
Шесть лет - седьмой пошел. Чего же ждать,
Напрасно убиваться?.. Слушай, Анна,
Что я надумал... Много я терпел,
Молчал я долго, а теперь скажу
Всю правду, все, что в сердце наболело...
Он умер, а мы - живы. Мы должны
И думать о живом. Ведь жизнь - одна.
Грешно губить ее в тоске, без пользы
Себе и людям... Анна, надо жить!
И я хочу, чтоб ты жила, родная,
Чтоб заживо себя не хоронила,
Чтоб деткам нашим было хорошо...
И я прошу тебя... Скажи мне, Анна:
Пойдешь ты замуж за меня? Скажи,
Реши мою судьбу... Хоть не теперь,
Когда-нибудь, - пойдешь?.. Я ждать привык...
Сама назначишь день..." -
"Господь с тобою, Филь! -
Сказала Анна, словно испугавшись,
И слезы покатились в три ручья
По бледному прекрасному лицу: -
Какая я теперь тебе невеста?
Какая буду я тебе жена,
Когда я не могу забыть Андрея,
Когда душа с ним вместе умерла?..
Жизнь потонула вместе с ним, пойми..."
Филипп отер ей слезы, как ребенку,
Прижал ее к себе и молвил тихо:
- "Ты, Анна, только пожалей меня,
Своих детей, и всех, кому нужна
Твоя любовь, и ласка, и забота...
Мы станем помогать друг другу жить,
А бедная душа твоя воскреснет...
Что ж?.. Пожалеешь?.. Ну, я буду ждать..."
Он сам заплакал.
Воротились дети
И очень рассердились на Филиппа:
"Хорош ты, батя! Нечего сказать!..
Ведь мы тебя как доброго просили
Утешить мамку и развеселить, -
А ты сам плачешь!.. А еще большой!"
Филипп пришел домой совсем счастливый:
Он знал, что Анна за него пойдет.
Но Анна долго не решалась,
И целый длинный год еще прошел
В напрасных ожиданьях - для нее,
В тоске по ней - для бедного Филиппа.
Не жаловался он, - умел молчать
И ждать; но все печальнее, мрачнее
Глядели робкие его глаза
При встрече с Анной, и немой вопрос,
Застывший в них: "Когда же, наконец,
Меня ты пожалеешь?.." - без ответа
Не мог остаться.
Сжалилась она.
Зимой сыграли свадьбу. Зазвонили
Опять колокола в честь молодых
На серой обветшалой колокольне;
Филипп в свой одинокий, скучный дом
Переселил любимую семью;
И замолчали злые языки
Соседок-сплетниц. Счастлив был Филипп;
А Анна понемногу оживала,
Согретая его любовью верной,
Как смятые грозою, непогодой
<