живущей, всё здесь цветет,
Тебе хранящей, всё радуется,
Тебе бдящей, всё поспешает,
Тебе велящей, всё слушает;
И колико в нас есть здравия,
О твоем то здравии живет.
Воспой самодержицу, воспой, муза, Анну.
Твое имя в веки пребудет,
Чрез неисчетны веков круги,
Чрез удаленные народы,
И чрез всю имать цвести вечность.
Тебе бог, венцем земным славну,
И небесным прославит вечно!
Воспой самодержицу, воспой, муза, Анну.
Между 15 января и 3 февраля 1732
ЭПИГРАММА,
ПРОИЗНЕСЕННАЯ ПРЕД ЕЕ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ,
КОГДА ВПЕРВЫЕ СПОДОБИЛСЯ Я БЫТЬ ДОПУЩЕН
ДО СВЯЩЕННЕЙШИЙ ЕЕ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА РУКИ
Пускай те злато, други честь высоку
Любят, те иметь во всем власть широку.
Но мне сей токмо верх есть славы данный
Что величества вашего подданный.
Между 15 января и 3 февраля 1732
СТИХИ
ЕЁ ВЫСОЧЕСТВУ ГОСУДАРЫНЕ ЦАРЕВНЕ И ВЕЛИКОЙ КНЯЖНЕ
ЕКАТЕРИНЕ ИОАННОВНЕ, ГЕРЦОГИНЕ МЕКЛЕМБУРГ-ШВЕРИНГСКОЙ,
ДЛЯ БЛАГОПОЛУЧНОГО ЕЕ ПРИБЫТИЯ В САНКТПЕТЕРБУРГ
СОЧИНЕННЫЕ И ЕЕ ВЫСОЧЕСТВУ ПОДНЕСЕННЫЕ
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Обычное бо наше не довольно слово
Всю великость радости тебе изъявити,
Что ваше высочество здесь изволит быти,
И что тем причиняет счастие нам ново.
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Лишь твое пришествие слышно нам быть стало,
Всех сердца закипели, мысли заиграли,
И веселие токмо всяку обещали,
И что то есть прямое наших благ начало.
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Иной кинулся спешно тебе усретати,
Другой начал пастися пред тебе с дарами,
Третий какими б, думал, почтить тя словами;
А все тя веселяся стали ожидати.
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Были же и такие, которы не зная
Радости, что на сердце у них есть, причины,
"Не приезд ли царевны к нам Екатерины?" -
Вопияли от сердца, у всех вопрошая!
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Но когда им сказано, что то правда суща,
Всяк всплескал тако себе споздравив тобою:
"Здравствуй государыня!", кланясь меж собою,
"Здравствуй государыня славою цветуща!"
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Кою и все имеют при тебе зде радость!
Как целого здравия всяк тебе желает!
Как благополучна всяк себе нарицает!
Кою чувствуют в сердце, тебе видя, сладость!
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Ты наша прозовешься светлая денница
Уже солнца, как видно, се к нам восходяща
(Но того чувственного дражайша и вяща),
Которое есть сама свет императрица.
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Обычное бо наше не довольно слово
Всю великость радости тебе изъявити,
Что ваше высочество здесь изволит быти
И что тем причиняет счастие нам ново.
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Январь 1732
ОДА ТОРЖЕСТВЕННАЯ
О СДАЧЕ ГОРОДА ГДАНСКА
Кое трезвое мне пианство
Слово дает к славной причине?
Чистое Парнаса убранство,
Музы! не вас ли вижу ныне?
И звон ваших струн сладкогласных,
И силу ликов слышу красных;
Все чинит во мне речь избранну.
Народы! радостно внемлите;
Бурливые ветры! молчите:
Храбру прославлять хощу Анну.
В своих песнях, в вечность преславных,
Пиндар, Гораций несравненны
Взнеслися до звезд в небе явных,
Как орлы быстры, дерзновенны.
Но буде б ревности сердечной,
Что имеет к Анне жар вечный,
Моея глас лиры сравнился,
То бы сам и Орфей фракийский,
Амфион купно б и фивийский
Сладости ее удивился.
Воспевай же, лира, песнь сладку,
Анну, то есть благополучну,
К вящему всех врагов упадку,
К несчастию в веки тем скучну.
О ее и храбрость, и сила!
О всех подданных радость мила!
Страшит храбрость, всё побеждая,
В дивный восторг радость приводит,
Печальну и мысль нам отводит,
Все наши сердца расширяя.
Не сам ли Нептун строил стены,
Что при близком толь горды море?
Нет ли троянским к ним примены,
Что хотели быть долго в споре
С оружием в действе пресильным,
И с воином в бой неумильным?
Все Вислою ныне рекою
Не Скамандр ли называют?
Не Иде ль имя налагают
Столценбергом тамо горою?
То не Троя басней причина:
Не один Ахиллес воюет;
Всяк Фетидина воин сына
Мужественнее тут штурмует.
Что ж чудным за власть шлемом блещет?
Не Минерва ль копне мещет?
Явно, что от небес посланна,
И богиня со всего вида,
Страшна и без щита эгида?
Императрица есть то Анна.
И воин то росский на мало
Окружил Гданск, город противный,
Марсом кажда назвать пристало,
В силе ж всяк паче Марса дивный;
Готов и кровь пролита смело,
Иль о Анне победить цело:
Счастием Анны все крепятся.
Анна токмо надежда тверда;
И что Анна к ним милосерда,
На ее врагов больше злятся.
Европска неба и азийска
Солнце красно, благоприятно!
О самодержица российска!
Благополучна многократно!
Что тако поданным любезна,
Что владеешь толь им полезна!
Имя уж страшно твое свету,
А славы не вместит вселенна,
Желая ти быть покоренна,
Красоты вся дивится цвету.
Но что вижу? не льстит ли око?
Отрок Геркулеса противу,
Подъемля бровь горду высоко,
Хочет стать всего света к диву!
Гданск, то есть, с помыслом неумным,
Будто б упившись питьем шумным,
Противится, и уже явно,
Императрице многомочной;
Не видит бездны, как в тьме ночной,
Рассуждаючи неисправно.
В нутр самый своего округа,
Ищущего дважды корону
Станислава берет за друга;
Уповает на оборону
Чрез поля льющася Нептуна;
Но бояся ж росска Перуна,
Ищет и помощи в народе,
Что живет при брегах Секваны;
Тот в свой проигрыш барабаны
Се Вексельминды бьет в пригоде.
Гордый огнем Гданск и железом,
Купно воинами повсюду,
Уж махины ставит разрезом
В россов на раскатах вне уду;
И что богат многим припасом,
"Виват Станислав", - кричит гласом.
Ободряет в воинах злобу,
Храброго сердца не имущих,
Едино токмо стерегущих,
Соблюсти б ногами жизнь собу.
Ах! Гданск, ах! на что ты дерзаешь?
Воззови ум, с ним соберися:
К напасти себя приближаешь.
Что стал? что медлишь? покорися.
Откуда ты смелость имеешь,
Что пред Анною не бледнеешь?
Народы поддаются целы,
Своевольно, без всякой брани;
Чтоб не давать когда ей дани,
Чтут дважды ту хински пределы.
В милости нет Анне подобной,
Кто милости у нее просит;
К миру нет толико удобной
С тем, кто войны ей не наносит.
Меч ее, оливой обвитый,
Не в мире, но в брани сердитый.
Покинь, Гданск, покинь мысль ту злую;
Видишь, что Алциды готовы;
Жителей зришь беды суровы;
Гневну слышишь Анну самую.
Тысячами храбрых атлетов
Окружен ты отвсюду тесно,
Молнии от частых полетов,
Что разбивает всё известно,
Устоять весьма ти не можно;
И что гром готов, то не ложно:
На раскатах нет уж защиты,
Земля пропасти растворяет;
Здание в воздух улетает;
И ограды многи отбиты.
Хотя б все государи стали
За тебя, Гданск, ныне сердечно;
Хоть бы стихии защищали;
Всего хоть бы света конечно
Солдаты храбры в тебе были
И кровь бы свою щедро лили, -
Но все оны тебя защитить,
Ей! не могут уже никако,
Старалися хотя бы всяко,
И из рук Анниных похитить.
Смотрите, противны народы,
Коль храбры российские люди!
Огнь не вредит им, ниже воды,
На всё открыты у них груди;
Зрите, как спешат до приступа!
Как и ломятся без отступа!
Не страшатся пушечна грома,
Лезут, как танцевать на браки,
И сквозь дымные видно мраки,
Кому вся храбрость есть знакома.
Еще умножаются страхи
При стенах бедна Гданска града:
Здания ломаются в прахи;
Премогает везде осада.
Магистрат, зря с стены последней,
Что им в помощи несоседней
И что в приятстве Станислава
Суетная была надежда,
Стоя без смысла, как невежда,
"Ах! - кричит, - пала наша слава".
Хочет сбыться, что я пророчил:
Начинает Гданск уж трястися;
Всяк сдаться так, биться как прочил,
Мыслит, купно чрез то спастися
От бомб летящих по воздуху
И от смертоносного духу.
Всяк кричит: пора начинати, -
Всем несносно было то бремя;
Ах! все врата у града время
Аннину войску отворяти.
Сталося так. Видно знак к сдаче:
Повергся Гданск Анне под .доги;
Воин рад Стал быть о удаче;
Огнь погас; всем вольны дороги.
Повсюду и Слава парящ