е из-под бровей
С укором очи устремляла.
Лик смертной бледностью покрыт,
Уста раскрытые трепещут;
Как огнь болотный в ночь горит,
Так очи в ней неясно блещут.
Кругом главы во тьме ночной
50 Какой-то чудный свет сияет,
И каплющая кровь порой
Помост чертога обагряет.
Рисует каждая черта
Страдальца славного отчизны;
Вдруг посинелые уста
Залепетали укоризны:
"Что медлишь ты?.. Давно я жду
Тебя к творцу на суд священный,
Там каждый восприемлет мзду,
60 Равны там царь и раб презренный!"
Окончив грозные слова,
По-прежнему из мрака ночи
Вперила мертвая глава
В царицу трепетную очи...
Гром музыки звучал еще,
Весельем оживлялись лица;
Все ждут царицу, но вотще,
Не возвращается царица.
Исчезла радость, шум затих;
70 Лишь робкий шопот всюду бродит,
И каждый, глядя на других,
Из залы сумрачный выходит.
НАБРОСКИ НЕОКОНЧЕННЫХ ДУМ
5. Вадим
Фрагмент I
Юный витязь
Над кипящею пучиною,
На утесе сев, Вадим
В даль безбрежную с кручиною
Смотрит нем и недвижим.
Гром гремит! Змеей огнистою
Воздух молния сечет;
Волхов пеной серебристою
В берег хлещет и ревет.
Несмотря на хлад убийств<енный>
10 Сограждан к правам <своим>
Их от бед спасти насильстве<нно>
Хочет пламенный Вадим.
До какого нас бесславия
Довели вражды граждан -
Насылает Скандинавия
Властелинов для славян.
Фрагмент II
Над кипящею пучиною
Подпершись сидит Вадим
И на Новгород с кручиною
Смотрит нем и недвижим.
Гром гремит! Змеей огнистою
Сумрак молния сечет;
Волхов пеной серебристою
В брег песчаный с ревом бьет.
Вот уж небо в звезды рядится,
10 Как в узорчатый венец,
И луна сквозь тучи крадется,
Будто в саване мертвец.
Как утес средь моря каменный,
Как полночи вечный лед,
Хладен, крепок витязь пламенный
В грозных битвах за народ.
Фрагмент III
Над кипящею п<учиною>
Ходит сумрачно <Вадим>
И на Новгород <с кручи>ною
Смотрит нем и не<движ>им.
Страсти пылкие рисуются
На челе его младом;
Перси юные волнуются
И глаза блестят огнем.
Гром гремит! Змеей огнистою
10 Воздух молния сечет.
Волхов пеной серебристою
В берег плещет и ревет.
До какого нас бесславия
Довели вражды граждан -
Насылает Скандинавия
Властелинов для славян!
Грозен князь самовластительный!
Но наступит мрак ночной,
И настанет час решительный,
20 Час для граждан роковой.
Вот уж небо в звезды рядится,
Как в серебряный венец,
И луна сквозь тучи крадется,
Будто в саване мертвец.
Фрагмент IV
Ах! если б возвратить я мог
Порабощенному народу
Блаженства общего залог,
Былую праотцев свободу.
6.
[О, что тебя, край милый, ожидает,
Что в будущем грозит]
[Не туча кроет небо ясное.
Такою думою взволнованный,
В цепи тяжкие закованный,
Князья, князья суровые.
О судьба, судьба суровая,
За что меня, за что лишает зренья бог]
7.
На гордой крутизне брегов
Стоит во мраке холм Олегов;
Под Киевом вокруг костров
Пируют шайки печенегов.
Отрадна им гроза набегов,
Им наслаждение война;
На лицах варваров видна
Печать свирепых, диких нравов.
Среди вождей перед костром
10 Их князь сидит на пне седом,
И буйную толпу кругом
Обходит череп Святославов
С заморским пенистым вином.
8. Марфа Посадница
Фрагмент I
Была уж полночь. Бранный шум
Затих на стогнах Новограда,
И Марфы беспокойный ум -
Свободы тщетная ограда -
Вкушал покой от мрачных дум.
В полях сверкали огоньки,
Расположась обширным станом
Близ озера и вдоль реки,
Вдали чернели за туманом
10 Царя отважного полки.
Все было в непробудном сне;
Лишь ратники сторожевые
Перекликались на стене,
И Волхов в берега крутые
Плескал волною в тишине.
[И долго длилась тишина,
Заря на небе зажигалась,
И вся окрестная страна,
И вся природа пробуждалась,
20 Покоя сладкого полна.]
Покой и мрак среди домов...
Вдруг с Ярославова Дворища
Звои вечевых колоколов -
И грянул, бросив пепелища,
Народ со всех Пяти Концов {1}.
Фрагмент II
Простите вы, поля, долины, реки! {2}
С волнением растерзанной души
Я с вами днесь прощаюся навеки:
Мне суждено окончить дни в глуши.
Твои, о Новгород! разрушены твердыни,
Перед царем легли в<о> прах
Окрестности превращены в пустыни
И Марфа гордая в цепях!
Не ездили из Новгорода в степи
10 Мы на поклон в презренную Орду,
Мы на себя не налагали цепи
И . . . . . . . . . . . . . . . . .
[Все кончено: разрушилося Вече]
[Решилось все в кровавой сече;]
[Как гордый дуб в час грозной непогоды,]
[Покорены свободные народы]
И вече в прах, и древние права,
И гордую защитницу свободы
В цепях увидела Москва.
20 [Решать дела привыкли мы на] Вече,
Нам не пример покорная Москва.
За мной, друзья! умрем в кровавой сече
Иль отстоим священные права.
Нам от беды не откупиться златом.
Мы не рабы: мы мир приобретем,
Как люди вольные, своим булатом
И купим дружество копьем.
Все отнял рок жестокий и суровый:
Отечество, свободу, сыновей.
30 И вместо них мне дал одни оковы
И вечный мрак тюрьмы моей
Свершила я свое предназначенье;
Что мило мне, чем в свете я жила:
Детей, свободу и свое именье -
Все родине я в жертву принесла.
[Душа моя тверда, как дуб нагорный,
Напрасно бедствия сразить ее хотят.
Вотще ревет и вихрь и ветр упорный]
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
40 Кто чести друг, кто друг прямой народа...
Что сталось с ней - народное преданье
В унылой робости молчит.
С Посадницей исчезнула свобода,
И Новгород в развалинах лежит.
9.
Повсюду вопли, стоны, крики,
Везде огонь иль дым густой.
Над белокаменной Москвой
Лишь временем Иван Великий
Сквозь огнь, сквозь дым и мрак ночной
Столпом огромным прорезался
И, в небесах блестя челом,
Во всем величии своем
Великой жертвой любовался.
10. Меньшиков
Фрагмент I
В краю, где солнце редко блешет
На мрачных небесах,
Где Сосва {1} в берег с ревом плещет,
Где воет ветр в лесах,
Где снег лежит две трети года,
Как саван гробовой,
И полумертвая природа
[Чуть оживляется с весной],
Где царство вьюги и мороза,
10 Где жизни нет ни в чем,
Чернеет сумрачно береза
На берегу крутом.
Фрагмент II
[В стране угрюмой] и глухой,
Где Сосва с бурей часто воет
И берег дикой и крутой
Шумящею волною роет, -
Между кудрявым тальником,
Близ церкви, осененной бором,
Чернеет обветшалый дом
С полуразрушенным забором.
[Часовня ветхая вдали
10 И, мертвых тихое жилище,
В утробе матери-земли
Уединенное кладбище]
Фрагмент III
"Будь ласков, дедушка, ко мне:
Скажи, над чьей простой могилой
Стоит под елью в стороне
К земле склонившись, крест унылый?
Сугробы снега занесли
Пустынный холм и все кладбище,
Там церковь новая вдали,
Тут обветшалое жилище.
С могилки две стези бегут:
10 Одна бежит по косогору
В убогий нищеты приют,
Другая змейкой вьется к бору...
Не в сих местах мой край родной:
Я на чужбине здесь, я в ссылке;
Скажи мне, дедушка седой!
Чей прах почиет в той могилке?"
- "Как ты, из дальней стороны
В сей край изгнанные судьбою,
Под той могилою простою
20 Отец и дочь схоронены.
Отец, как здесь болтали тайно,
Был другом [мудрого] Петра".
Фрагмент IV
[Любил уединенье он:
Я часто вред его, мой сын.].
Склоняся на руку главой,
Угрюмый, мрачный и безмолвный,
Он часто, позднею порой,
Сидел на паперти церковной.
[Тут познакомился я с ним.
Он подал мне на дружбу руку]
11. Миних
Сидел лишь Миних одинок
И, тайною тревожим думой,
С презреньем, как на порок,
Глядел на деспота {1} угрюмо.
МАТЕРИАЛЫ ЛОНДОНСКОГО ИЗДАНИЯ "ДУМ" 1860 ГОДА
12. Посвящение
Памяти Рылеева
В святой тиши воспоминаний
Храню я бережно года
Горячих первых упований,
Начальной жажды дел и знаний,
Попыток первого труда.
Мы были отроки. В то время
Шло стройной поступью бойцов -
Могучих деятелей племя,
И сеяло благое семя
На почву юную умов.
Везде шепталися. Тетради
Ходили в списках по рукам;
Мы, дети, с робостью во взгляде,
Звучащий стих свободы ради,
Таясь, твердили по ночам.
Бунт, вспыхнув, замер. Казнь проснулась.
Вот пять повешенных людей...
В нас сердце молча содрогнулось,
Но мысль живая встрепенулась,
И путь означен жизни всей.
Рылеев был мне первым светом...
Отец! по духу мне родной -
Твое названье в мире этом
Мне стало доблестным заветом
И путеводною звездой.
Мы стих твой вырвем из забвенья,
И в первый русский вольный день,
В виду младого поколенья,
Восстановим для поклоненья
Твою страдальческую тень.
Взойдет гроза на небосклоне,
И волны на берег с утра
Нахлынут с бешенством погони,
И слягут бронзовые кони
И Николая и Петра.
Но образ смерти благородный
Не смоет грозная вода,
И будет подвиг твой свободный
Святыней в памяти народной
На все грядущие года.
Н. Огарев
13. Предисловие
Мы печатаем "Думы" Рылеева как исторический памятник, которому не
должно исчезнуть, памятник геройского времени русской жизни.
С 1812 года по 1825-й Россия сознала себя огромной силой в мире
человеческом и вместе с тем внутри себя пришла к чувству гражданской
свободы. Оба направления не могли не идти, рука об руку. Петербургская
централизация вызвала на борьбу молчавшие силы народа, и они окончательно
сплотились в мощь государства. Но раз вызванные - они не могли снова
умолкнуть беспечно и равнодушно; им надо было заявить себя не только противу
внешнего врага, но заявить свою жизнь и самостоятельность в общественном
устройстве. Между тем петербургская централизация была наследие немецкое;
вызвав русские силы на свет, она осталась немецкою. Борьба была неизбе