Минаев Дмитрий Дмитриевич - Стихотворения

sp; 

  

   Боги мчатся в колесницах

  

  

   По призыву Аполлона.

  

  

   Для чего ж богов собранье

  

  

   На заоблачном Парнасе?

  

  

   Кто сей смертный, с тусклым взглядом,

  

  

   Прилетевший на Пегасе?

  

  

   Кто он - вялый и ленивый,

  

  

   Неподвижный, как Обломов,

  

  

   Стал безмолвно и угрюмо,

  

  

   Окруженный тучей гномов?..

  

  

   И божественные гости,

  

  

   Полукругом став у трона,

  

  

   С нетерпеньем ждали речи

  

  

   От красавца Аполлона.

  

  

   И сказал он: "Смертный! молви:

  

  

   У богов чего ты просишь?

  

  

   На земле своей далекой

  

  

   Ты какое званье носишь?"

  

  

   И ответил смертный: "Русский

  

  

   Я писатель! На собрата

  

  

   Приношу донос вам, боги,

  

  

   И молю вас - в наказанье

  

  

   С обвиненным будьте строги.

  

  

   Он, как я, писатель старый,

  

  

   Издал он роман недавно,

  

  

   Где сюжет и план рассказа

  

  

   У меня украл бесславно...

  

  

   У меня - герой в чахотке,

  

  

   У него - портрет того же;

  

  

   У меня - Елена имя,

  

  

   У него - Елена тоже,

  

  

   У него все лица также,

  

  

   Как в моем романе, ходят,

  

  

   Пьют, болтают, спят и любят...

  

  

   Наглость эта превосходит

  

  

   Меры всякие... Вы, боги,

  

  

   Справедливы были вечно,

  

  

   И за это преступленье

  

  

   Вы накажете, конечно".

  

  

   Смертный смолк... Вот спорят боги,

  

  

   Шум и говор окрест трона,

  

  

   Наконец громовый голос

  

  

   Раздается Аполлона:

  

  

   "Мы с сестрой своей Минервой

  

  

   Так решили, смертный! Право

  

  

   Твое дело, и наказан

  

  

   Будет недруг твой лукавый.

  

  

   И за то он, нашей властью,

  

  

   На театре будет вскоре

  

  

   Роль купца играть немую

  

  

   Бессловесно в "Ревизоре".

  

  

   Ты же - так как для романа

  

  

   У тебя нет вновь сюжета -

  

  

   На казенный счет поедешь

  

  

   Путешествовать вкруг света.

  

  

   Верно, лучшее творенье

  

  

   Ты напишешь на дороге.

  

  

   Так решаем на Парнасе

  

  

   Я, Минерва и все боги".

  

  

   1860

  

  

  164-166. КОНКУРСНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

  

  

  

  НА ЗВАНИЕ ЧЛЕНА ОБЩЕСТВА

  

  

  ЛЮБИТЕЛЕЙ РОССИЙСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ {*}

  

  

  

  

   1

  

  

  

  

  ВО СНЕ

  

  

   В полдневный жар на даче Безбородко

  

  

  С "Беседой Русскою" лежал недвижно я.

  

  

   Был полдень жгуч, струился воздух кротко,

  

  

  

   Баюкая меня.

  

  

   Лежал один под тенью я балкона,

  

  

   Немая тишь сковала всё кругом,

  

  

   И солнце жгло отвесно с небосклона -

  

  

  

   И спал я мертвым сном.

  

  

   И снилось мне - большое заседанье

  

  

  Любителей Словесности в Москве,

  

  

  В кафтанах, в охабнях - творящих заклинанье

  

  

  

   Журналам на Неве.

  

  

  Пред капищем славянских истуканов

  

  

  Там Лонгинов могилу мрачно рыл:

  

  

  Да лягут в ней Елагин, Селиванов -

  

  

  

   Ликуй, славянофил!

  

  

  Тогда зажглась в душе моей тревога,

  

  

  И в полусне прозрела мысль моя,

  

  

  И видел я, что за два некролога

  

  

  

   Там в члены выбран я.

  

  

  

  

   2

  

  

  

  

  НАЯВУ

  

  

  

   Я трепетал,

  

  

  

   Как говорил,

  

  

  

   Явившись в зал,

  

  

  

   Славянофил.

  

  

  

   Я изнывал

  

  

  

   От ног до плеч,

  

  

  

   Как он читал

  

  

  

   Собратьям речь.

  

  

  

   Я тосковал

  

  

  

   И тер свой лоб,

  

  

  

   Как он строгал

  

  

  

   Европе гроб,

  

  

  

   Как Запад клял,

  

  

  

   И мудр и строг,

  

  

  

   И прославлял

  

  

  

   Один Восток.

  

  

  

   И тех идей

  

  

  

   Водоворот

  

  

  

   В душе моей

  

  

  

   Переворот

  

  

  

   Тогда свершил,

  

  

  

   К Москве свой взор

  

  

  

   Я устремил,

  

  

  

   Поддевку сшил

  

  

  

   И стал с тех пор

  

  

  

   Славянофил!

  

  

  

  

   3

  

  

   МОСКОВСКАЯ ЛЕГЕНДА XIX ВЕКА

  

   Друг друга любили они с бескорыстием оба;

  

   Казалось - любви бы хватило с избытком до гроба!

  

   Он был Славянин - и носил кучерскую поддевку,

  

   А ей сарафан заменял и корсет, и шнуровку.

  

   То платье обоим казалось и краше, и проще,

  

   И в нем они вместе гуляли по Марьиной роще.

  

   Читал он ей Гегеля, песни Якушкина, сказки,

  

   Цалуя то в губки, то в щечки, то в синие глазки.

  

   И в ней развивал он вражду к молодым либералам,

  

   К прогрессу, к Европе, ко всем не московским журналам.

  

   Он ей по-французски болтать запретил совершенно,

  

   И с ней о народности он говорил вдохновенно.

  

   Суровый завет для нее был тяжелой веригой,

  

   Но Кирша Данилов у ней был настольною книгой.

  

   Так дни проходили - их счастье всё шире да шире, -

  

   Казалось, четы нет блаженней, довольнее в мире.

  

   Но счастья лучи не всегда одинаково жарки.

  

   Ужасную весть от соседней болтуньи-кухарки

  

   Узнал Славянин, весь исполнен грозы и испуга,

  

   Что носит украдкой корсет с кринолином подруга!

  

   Узнал - не спасла, не пошла, верно, впрок пропаганда, -

  

   Что ночью Славянка... читает романы Жорж Занда.

  

   Узнал он и, верный принципу московских собратий,

  

   Любовь свою предал всей силе суровых проклятий.

  

   Угрюмо и мрачно всегда проходил он Лубянкой,

  

   Страшась повстречаться с коварною псевдославянкой.

  

   Друг с другом навеки они так рассталися оба,

  

   А счастья, казалось, обоим хватило б до гроба!

  

   1860

  * Стихотворения эти присланы нам при следующем письме автора:

  

  

  

   Гг. редакторы!

  Надеюсь, что вы не откажетесь поместить письма моего на столбцах вашей газеты. В одном из последних NoNo "Искры" была помещена статья о "Дилетантизме во всех его проявлениях", в которой не совсем благосклонно высказано мнение о московском Обществе любителей российской словесности. При всем моем уважении к мнениям вашей газеты, я никак не мог вполне согласиться с взглядом "Искры" на Общество любителей. Общество, которое вырабатывает завтрашние мысли народа, слышит стон из сердца и подоплеки народной и лишает г-на Селиванова звания своего члена за его мечты о благотворительности, - заслуживает большего внимания и удивления. Дела и заседания Общества любителей с некоторых пор сделались предметом моего жадного любопытства и наблюдения, и мне пришла в голову дерзкая мысль во что бы то ни стало сделаться членом Общества любителей российской словесности. Но как этого достигнуть? Каким путем? Путем заискивания, протекции мне не дозволяет идти мое глубокое уважение к строгим принципам этого Общества. Мне остается другая дорога, тернистая и трудная, - достигнуть этого собственными своими силами, положившись совершенно на беспристрастный суд гг. Любителей.

  Не заявив в российской словесности еще ничем настолько своего имени, чтобы прямо просить своего выбора в члены Общества, я решился; чрез посредство вашей газеты представить Обществу несколько своих стихотворений, из которых гг. Любители могут, во 1-х, узнать мой взгляду на вещи, а во 2-х - мою способность владеть российским словом - этим мечом правды, который никогда не должен быть обращаем в кинжал клеветы, и, наконец, решить: могу ли я надеяться удостоиться высокой чести быть выбранным в члены Общества любителей российской словесности.

  Приводя здесь мои стихотворения, я с трепетом и робким чувством новичка буду ждать решения важного для меня вопроса: быть или не быть?

  

  

  

  

  

  

  

   Обличительный поэт

  

  

  

   167. НАД УРНОЙ

  

  

   Ах, неужель ты кинул свет,

  

  

  

  Хозяин мой седой?

  

  

   Таких людей уж больше нет

  

  

  

  Под нашею луной.

  

  

   Ты состояние с трудом

  

  

  

  Всю жизнь свою копил,

  

  

   У Покрова построил дом,

  

  

  

  А в дом жильцов пустил.

  

  

   С процентом скромным капитал

  

  

  

  Пуская частно в рост,

  

  

   Раз в год ты нищим помогал,

  

  

  

  Ел постное весь пост.

  

  

   Умел узнать ты стороной,

  

  

  

  Кто деньги занимал,

  

  

   И ежедневно на Сенной

  

  

  

  Сам мясо покупал.

  

  

   Хотя ты был не из числа

  

  

  

  Чувствительных сердец,

  

  

   Но от тебя не ведал зла

  

  

  

  Домовый твой жилец.

  

  

   До самой смерти неженат

  

  

  

  И чужд семейных уз,

  

  

   Носил ты ватошный халат

  

  

  

  И плисовый картуз.

  

  

   Ты сам себе приготовлял

  

  

  

  Лукулловский обед:

  

  

   Картофель с свеклою мешал

  

  

  

  В роскошный винегрет.

  

  

   Без темных дум, без тайных мук

  

  

  

  Добрел до поздних лет;

  

  

   Всегда с тобой был твой чубук

  

  

  

  И вязаный кисет.

  

  

   С чухонцем дворником был строг,

  

  

  

  Журил его слегка;

  

  

   Ходил ты изредка в раек

  

  

  

  Смотреть "Жизнь игрока".

  

  

   Порою, чтоб себя развлечь,

  

  

  

  Ты почитать любил:

  

  

   Тобой прочитан был весь Греч

  

  

  

  И Зотов - Рафаил.

  

  

   Я на потухший твой закат

  

  

  

  Без слез смотреть не мог,

  

  

   Как, сняв свой ватошный халат,

  

  

  

  Ты в гроб сосновый лег.

  

  

   С тех пор как ты покинул свет,

  

  

  

  Я всё твержу с тоской:

  

  

   "Таких людей уж больше нет

  

  

  

  Под нашею луной!"

  

  

   <1861>

  

  

   168. ПРОВИНЦИАЛЬНЫМ ФАМУСОВЫМ

  

  

  

  Люди взгляда высшего,

  

  

  

  Книг вы захотите ли!

  

  

  

  Пусть для класса низшего

  

  

  

  Пишут сочинители.

  

  

  

  Для чего вам более

  

  

  

  Всё людское знание?

  

  

  

  Не того сословия -

  

  

  

  Чтоб читать издания!

  

  

  

  Нынче - травля славная,

  

  

  

  Завтра - скачка тройками;

  

  

  

  То обед, где - главное -

  

  

  

  Угостят настойками.

  

  

  

  То к родне отправишься,

  

  

  

  С дворнею - мучение...

  

  

  

  Ясно, что умаешься, -

  

  

  

  Тут уж не до чтения.

  

  

  

  Пусть зубрят приказные

  

  

  

  Те статьи ученые,

  

  

  

  Где идеи разные

  

  

  

  Очень развращенные.

  

  

  

  Мы ж, допив шампанское,

  

  

  

  Спросим с удивлением:

  

  

  

  Дело ли дворянское

  

  

  

  Заниматься чтением?

  

  

  

  <1861>

  

  

  

  

  169. ДЕТЯМ

  

  

  

  

  

  

   Розги необходимы как энер-

  

  

  

  

  

   гические мотивы жизни.

  

  

  

  

  

  

  

  

   П. Юркевич

  

  

  

  Розог не бойтеся, дети!

  

  

  

  Знайте - ученым игривым

  

  

  

  Прутья ужасные эти

  

  

  

  Названы жизни мотивом.

  

  

  

  Пусть вырастают березы,

  

  

  

  Гибкие отпрыски ивы, -

  

  

  

  Вы, улыбаясь сквозь слезы,

  

  

  

  Молвите - это мотивы!

  

  

  

  Если ж случится вам ныне

  

  

  

  С плачем снести наказанье -

  

  

  

  Что ж? и мотивы Россини

  

  

  

  Будят порою рыданья.

  

  

  

  Дети! отрите же слезы!

  

  

  

  Можете строгость снести вы:

  

  

  

  Прежде терпели ж вы лозы,

  

  

  

  Так и стерпите мотивы!..

  

  

  

  1860 или 1861

  

  

  

  170. ПРАЗДНАЯ СУЕТА

  

  

  СТИХОТВОРЕНИЕ ВЕЛИКОСВЕТСКОГО ПОЭТА

  

  

  

   ГРАФА ЧУЖЕЗЕМЦЕВА

  

  (Посвящается автору "La nuit de st.-Sylvestre" {*}

  

  

  

  и "Истории двух калош")

  

   {* "Ночь под Новый год" (франц.).- Ред.}

  

  

  

  (Перевод с французского)

  

  

   Был век славный, золотой,

  

  

  

  Век журнальной знати,

  

  

   Все склонялись перед той

  

  

  

  Силой нашей рати.

  

  

   Всё вельможи, важный тон...

  

  

  

  Но смешались краски -

  

  

   И пошли со всех сторон

  

  

  

  Мошки свистопляски.

  

  

   Бородатый демократ

  

  

  

  Норовит в Солоны;

  

  

   Оскорбить, унизить рад

  

  

  

  Светские салоны.

  

  

   Грязь деревни, дымных сел

  

  

  

  В повестях выводит,

  

  

   Обличает кучу зол,

  

  

  

  Гласность в моду вводит.

  

  

   Свел с ума его - Прудон,

  

  

  

  Чернышевский с Миллем,

  

  

   А о нас повсюду он

  

  

  

  Пишет грязным стилем.

  

  

   А глядишь - о, века срам! -

  

  

  

  Прогрессистов каста

  

  

   Без перчаток по гостям

  

  

  

  Ходит очень часто.

  

  

   А глядишь - Прудона друг,

  

  

  

  Сочиняя книжки,

  

  

   Носит вытертый сюртук,

  

  

  

  Грязные манишки.

  

  

   Нас нигде он не щадит,

  

  

  

  Отзываясь грубо,

  

  

   Даже гения не чтит

  

  

  

  Графа Соллогуба.

  

  

   Им давно похоронен