Минаев Дмитрий Дмитриевич - Стихотворения - Книги

Дмитрий Минаев

Стихотворения --------------------------------------

Библиотека поэта. Большая серия.

Поэты "Искры". В двух томах

Том второй. Д. Минаев, В. Богданов, Н. Курочкин, П. Вейнберг, Г. Жулев, В. Буренин, Н. Ломан, А. Сниткин

Издание третье

Л., "Советский писатель", 1987

OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ

Вступительная статья И. Ямпольского

156. В альбом русской барыне

157. Монолог художника в драме "Джулиано Бертини, или Терновый венок гения"

158. Бал

159. Чувство грека

160. Проселком

161. Грозный акт

162. Ах, где та сторона?

163. Парнасский приговор

164-166. Конкурсные стихотворения на звание члена Общества любителей российской словесности

1. Во сне

2. Наяву

3. Московская легенда XIX века

167. Над урной

168. Провинциальным Фамусовым

169. Детям

170. Праздная суета. (Стихотворение великосветского поэта графа Чужеземцева)

171. <Разговор трех теней>

172. Нашествие свистопляски (Легенда XIX ст.)

173. Кумушки

174. Открытие

175. 1-е января

176. Отцы или дети? (Параллель)

177. Просьба

178. Педагогический приговор (Орфографическая легенда)

179. Последние славянофилы (Еще свежее предание)

180. Сказка о восточных послах

181. Юмористам

182. Дуэт

183. Вильяму Шекспиру от Михаила Бурбонова

184. Совет

185. Фанты. (Современная элегия)

186-187. Лирические песни с гражданским отливом

1. "Холод, грязные селенья..."

2. "Солнце спряталось в тумане..."

188-189. Лирические песни без гражданского отлива

1. "Ты предо мною сидишь..."

2. "Тихая звездная ночь..."

190. "Чудная картина!.."

191-192. Гражданские мотивы

1. "Солнце весны улыбается кротко..."

2. "В глухую ночь я шел Коломной..."

193. Уездный городок

194. "Я, обожая панну Лизу..."

195. "Жизнь наша вроде плац-парада..."

196. Лирик

197-201. Мотивы русских поэтов

1. Мотив мрачно-обличительный

2. Мотив слезно-гражданский

3. Мотив ясно-лирический

4. Юбилейный мотив

5. Мотив бешено-московский

202. На улице (Четыре мгновения)

203. Кто он?

204. "От германского поэта..."

205. "В кругу друзей у камелька..."

206. Лунная ночь

207. Добрый пес (Басня)

208. Двое

209. Муза

210. Шут

211. Насущный вопрос

212. "На борзом коне воевода скакал..."

213. Праздничная дума

214. Война и мир. Подражание Лермонтову ("Бородино") и графу Льву Толстому ("Война и мир")

215. Ренегат

216. Интимная беседа

217. Фискал

218. Дикие сны

219. Две судьбы

220. "В стихах и в прозе, меньший брат..."

221. <Н. П. Р-п-ву>. "Когда-то, милые друзья..."

222. Свой своему вовсе не брат (Современная пословица)

223. Полуслова

224. Пробуждение

225. Золотой век. (Октавы)

226. Сказка о славном виконте Сыр-Бри

227. "Поэт понимает, как плачут цветы..."

228. Сон великана

229. Смех

230. Житейская иерархия

231. Похвальное слово воровству

232. Через двадцать пять лет (Баллада)

233-234. Народные мотивы

1. "Ты куда бежишь?" - "Купаться..."

2. Лунное затмение

235. Блудные дети

236. 6 августа 1880 (Раздумье ретрограда)

237. Заговор в Лесном (Баллада)

238. Король и шут

239. Из И. Аксакова (см. последний No "Руси")

240-241. Песни о розгах

1. "Во поле березынька стояла..."

2. "О незнакомец! Вы учеников-птенцов..."

242. Поветрие

243. Напрасные опасения

244. На морском берегу (Баллада)

245. Современные герои

246. Газете "День"

247. Загадка ("Кто на Руси возрастил красноречья афинского розы?..")

248-249. На художественной академической выставке

1. Нищие (г. Гаугера)

2. К картине "Битая дичь" г. Граверта

250. Надпись к роману г. Боборыкина "В путь-дорогу!"

251. К пьесе "Чужая вина" г. Устрялова

252. Боборыкину в роли Чацкого

253. Аналогия стихотворца

254. При посылке романа "Взбаламученное море"

255. По прочтении драмы "Мамаево побоище"

256. А. Майкову и Ф. Бергу, ставшим постоянными сотрудниками детского журнала "Дело и отдых"

257. Пушкину, после вторичной его смерти

258. Н. Щербине, издавшему сборник "Пчела"

259. "В ресторане ел суп сидя я..."

260-261. Заметки (Подражание московскому поэту)

1. "На нашей почве урожайной..."

2. "Проснулась в нем страстей игра..."

262. У входа в прессу

263. Безымённому журналисту

264. "У тебя, бедняк, в кармане..."

265. "Каков талант? И где ж его..."

266. Опровержение

267. Клевета

268. "Нельзя довериться надежде..."

269. "Я не гожусь, конечно, в судьи..."

270. Журналу "Нива

271. Протест

272. История одного романиста

273. Вопрос

274. Артисту-любителю

275. М. О. М<икеши>ну

276. Я. Полонскому, по поводу его книги "Снопы"

277. При чтении романа "При Петре I", соч. Клюшникова и Кельсиева

278. Параллель

279. По прочтении романа И. Тургенева "Вешние воды"

280. Печальный выигрыш

281. <Осенняя виньетка> ("Кислая осень в окошко врывается...")

282. На союз Ф. Достоевского с кн. Мещерским

283. М. Н. Л<онгино>ву

284. В Финляндии

285-286. Трели и сигналы отставного майора М. Бурбонова

1. "Мой булочник стал дурно булки печь..."

2. "Два бедняка из лавки угловой..."

287. ""Какого мненья вы об С.?" - "Да о котором?""

288. В. Якобий. (Портрет г-жи Р-сой)

289. Журналу, переменившему редактора

290. Кн. В. Мещерскому

291. Александрийскому театру

292. Чиновным немцам

293. Необходимая оговорка

294. Одному из многих

295. Зоилу

296. Хапалов. "Портрет старушки"

297. После бенефиса

298. "Что ж, чокнемся в последний раз..."

299. Б. М<аркеви>чу. ("На днях, влача с собой огромных два портсака...")

300. "Едва ль придет художнику охота..."

301. Хлеб и соль

302. Ю. Леман. "Дама под вуалью"

303. И. Крамской. "Портрет художника И. Шишкина"

304. Либерал от "Порядка"

305. В альбом, Круппу-младшему, приехавшему в Петербург

306. <М. Т. Лорис-Меликову>. ("Как член российской нации...")

307-308. М. Н. К<атко>ву

1. "С толпой журнальных кунаков..."

2. "В доносах грязных изловчась..."

309-310. Отголоски о цензуре

1. "О Зевс! Под тьмой родного крова..."

2. В кабинете цензора......."

311. "Понемножку назад да назад..."

312. На ком шапка горит?

313. Новая новинка

314. "Лес" (И. Шишкина)

315. "Сапожник" (Кочетова)

316. "Вестнику Европы"

317. Закулисный слух

318. Справедливое опасение

319. <Е. М. Феоктистову> ("Островский Феоктистову...")

320. Мадригал

321. Жижиленко

322. В. Кокорев

323. N. N. ("Он знает, где зимуют раки...")

324. Одному из лекторов

325. Вик. Крылову

326. <В. П. Буренину>. ("По Невскому бежит собака...")

III

327. Ад. Поэма в трех песнях. (Подражание Данте)

328. Москвичи на лекции по философии. (Шутка-водевиль в одной сцене)

329. Нигилист. Поэма

330. Демон. Сатирическая поэма. Песня первая

331. Две эпохи. Поэма

Дополнения

Пейзаж

Песня работников

Эпиграмма (На И. И. Панаева?)

Рассказывали, что однажды на волжском пароходе Минаев встретился с провинциальным любителем юмористической поэзии. Они разговорились. Провинциал стал расспрашивать Минаева о столичных писателях. Одобрительно отозвавшись о стихах, печатающихся под псевдонимом "Обличительный поэт", он спросил, не знает ли Минаев их автора. Минаев ответил, что автор этих стихотворений - он сам. Молодой человек очень обрадовался возможности побеседовать со знаменитым поэтом и попросил позволения пожать ему руку. Затем он поинтересовался, не знает ли его собеседник, кто такой "Отставной майор Михаил Бурбонов", и, услышав, что это тоже он, молодой человек уже с вызовом спросил: "А вот недавно новый какой-то объявился. Общий друг. Из молодых, должно быть... Пожалуй, и это вы?" Получив ответ: "Я, я! Представьте себе!", он окончательно решил, что его мистифицируют, и незаметно исчез. {Лихачев В. Из давнего и недавнего былого // "Слово". 1909, 13 мая. См. также заметку "Мимоходом" в "Новом времени". 1901, 30 окт.}

Этот забавный анекдот - даже при неточности его отдельных деталей (Минаев не пользовался одновременно этими тремя псевдонимами) - свидетельствует о большой популярности Минаева. Об этом же говорит целый ряд мемуаров, статей, заметок, в которых приводятся по разным поводам его эпиграммы. "Минаева знала вся читающая публика... - пишет один из его современников.- Его пародии, экспромты, эпиграммы облетели всю Россию и повторялись и повторяются, переходя из уст в уста". {Круглов. Факты и мысли // "День". 1889, 12 авг.}

Успех Минаева у современной ему читающей публики объясняется не только его исключительным остроумием и бесспорным поэтическим дарованием, но и идейным направлением его литературной деятельности, его позицией в литературно-общественной борьбе 1860-1870-х годов.

Дед Дмитрия Дмитриевича Минаева, Иван Матвеевич, в 1773 г., как значится в официальных документах, "вступил из солдатских детей в Рязанский карабинерский

полк

солдатом".

{Дело департамента герольдии Правительствующего сената о дворянстве недоросля Минаева (1823). Оп. 25, No 4092. Л. 2 // Центр. гос. исторический архив СССР в Ленинграде (дальше: ЦГИА), ф. 1343, оп. 25.} Постепенно продвигаясь в чинах, он получил потомственное дворянство.

Отец поэта, Дмитрий Иванович, тоже долгие годы провел на военной службе. Начав ее сразу же по окончании гимназии, он дослужился до чина подполковника. Сначала строевой офицер, Дмитрий Иванович стал затем военным чиновником; служил в Симбирской комиссариатской комиссии, был смотрителем Оренбургского военного госпиталя и т. п. У отца Д. Д. Минаева, как и у его деда, ни родового, ни благоприобретенного имения не было, а у матери (урожд. Зимнинской) было в Карсунском уезде Симбирской губернии небольшое имение с 44 крепостными.

Дмитрий Дмитриевич Минаев родился в Симбирске 21 октября 1835 г.

С раннего детства он жил в атмосфере литературных и художественных интересов. Его отец очень любил литературу и живопись, сам немного рисовал и писал стихи, о которых в 1839 г. с похвалой отозвался Белинский. {Рецензия на альманах "Новогодник" // Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1953. Т. 3. С. 139.} В 1846 г. вышло наиболее известное произведение Д. И. Минаева - "Слово о полку Игоря". Это не перевод, а скорее пересказ и отчасти вариации на мотивы "Слова", переключавшие его в план романтической поэмы. "Слово о полку Игоря" вызвало одобрительные отзывы ряда современников, и лишь один Белинский теперь уже сурово отнесся к нему, упрекнув Минаева за "разжижение довольно бойкими стихами довольно короткого и сжатого "Слова о полку Игоревом"", за "фразистость" и "риторику". {"Взгляд на русскую литературу 1846 года" // Белинский В. Г. Т. 10. С. 34.} Белинский недаром упрекал Д. И. Минаева за "фразистость" и "риторику". Человек начитанный и преданный литературным интересам, Д. И. Минаев по своим симпатиям примыкал к запоздалому романтизму 1830-х годов и неприязненно относился к Гоголю и "натуральной школе". "Он пишет одну только грязь. Что это такое! - кричал Минаев в азарте. - Его Плюшкин! Его заплата там, где-то ниже спины?.." {Потанин Г. Н. Воспоминания об И. А. Гончарове // "Историч. вестник". 1903, No 4. С. 117.}

В 1847 г. Д. И. Минаев был причислен к провиантскому департаменту и затем назначен смотрителем Измайловского провиантского магазина в Петербурге, куда и переехал вместе со своей семьей. В Петербурге Д. И. Минаев отдал сына в военно-учебное заведение - Дворянский полк где будущий поэт одно время учился вместе с Василием Курочкиным (Минаев был моложе) и вместе с ним принимал участие в рукописном журнале. Здесь был помещен какой-то его рассказ. В Дворянском полку начал также писать стихи, но и они не дошли до нас. В эти годы Д. Д. Минаев сблизился и с Николаем Курочкиным. Для характеристики той идейной атмосферы, в которой рос Минаев, следует отметить, что и отец его и Н. Курочкин, тогда еще студент первого курса Медико-хирургической академии, в связи с их знакомствами, привлекались к допросу по делу Петрашевского. У Д. И. Минаева бывали петрашевцы А. П. Баласогло и С. Ф. Дуров; он был знаком с А. И. Пальмом. Д. И. Минаев нередко бывал у известного переводчика и педагога Иринарха Введенского, преподававшего русскую литературу в Дворянском полку. Кружок Введенского, который посещали студенты Петербургского университета Н. Г. Чернышевский и Г. Е. Благосветлов, был идейно связан с петрашевцами. Политические настроения Д. И. Минаева достаточно ярко охарактеризованы в дневнике молодого Чернышевского. Так, в марте 1851 г. Чернышевский и Д. И. Минаев проделали вместе большой путь: Минаев возвращался в Симбирск, а Чернышевский - через Симбирск в Саратов. "Дорогою,- пишет Чернышевский,- всё рассуждали между собою о коммунизме, волнениях в Западной Европе, революции, религии (я в духе Штрауса и Фейербаха). Д. И. Минаев показался мне человеком еще лучше того, чем раньше,- человеком с светлым умом и благородною душою; я имел на него, как кажется, довольно большое влияние своими толками о Штраусе и коммунизме,- он теперь причисляет себя к коммунистам, хотя, может быть, и не понимает хорошо, куда они хотят идти и какими путями". {Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. М., 1939. Т. 1. С. 402. См. еще с. 362, 371, 395, 400, а также письма Чернышевского к М. Л. Михайлову и к родителям 1851 г. (Полн. собр. соч. М.-Л., 1949. Т. 14 С. 215-217).} Разумеется, настроения отца и его знакомства не могли не оказать существенного влияния на формирование взглядов Д. Д. Минаева. {К 1860-м годам политические настроения Д. И. Минаева коренным образом изменились. Однако к этому времени Д. Д. Минаев был уже сложившимся человеком, и позднейшие взгляды его отца не могли оказать на него какого бы то ни было влияния.}

В 1852 г. Минаев оставил Дворянский полк, по-видимому не окончив курса обучения. {Дело Гл. упр. цензуры, 1859, No 4939. Л. 9 // ЦГИА, ф. 772.} Вернувшись вслед за отцом в Симбирск, он поступил на службу в губернскую казенную палату. Здесь он прослужил около трех лет, а в 1855 г. перевелся в Петербург, в земский отдел Министерства внутренних дел. В 1857 г. (в том же году, что и В. Курочкин) Минаев вышел в отставку и занялся исключительно литературной работой.

С конца 1850-х годов Минаев начал печататься во второстепенных петербургских журналах: "Иллюстрации", "Ласточке", "Светописи", "Русском мире", "Развлечении" и др., выступая и с оригинальными стихотворениями (первое время - преимущественно лирическими, а затем и сатирическими) и с переводами.

В 1859 г. Минаев издал сборник пародий "Перепевы. Стихотворения Обличительного поэта. Вып. 1", а в следующем году напечатал в двух номерах журнала "Дамский вестник", под псевдонимом "Д. Свияжский", краткую биографию Белинского, выпущенную также отдельной брошюрой. Это был первый опыт биографии великого критика. В 1850-1860-е годы вокруг личности и идей Белинского велась упорная борьба. Имя Белинского было знаменем для всех передовых людей; представители же либеральных и консервативных кругов русского общества или резко нападали на него, или пытались выхолостить и "обезвредить" революционную сущность его миросозерцания. Они старались доказать, что современные критики демократического лагеря являются не настоящими продолжателями дела Белинского, а его "лжеучениками". Книга Минаева, восторженного почитателя Белинского, была проникнута стремлением восстановить подлинный облик "неистового Виссариона" и подлинный смысл его литературной деятельности. {Рукопись, представленная Минаевым в цензуру для отдельного издания в мае 1860 г., вызвала возражения, и от него потребовали каких-то исправлений; см.: Дело С.-Петерб. ценз. комитета, 1860, No 30. Л. 58 // ЦГИА, ф. 777.} Интересно, что значительная часть биографии является компиляцией, а иногда просто монтажом чуть-чуть измененных цитат из двух источников - из "Очерков гоголевского периода русской литературы" Чернышевского и "О развитии революционных идей в России" Герцена. Таким образом, книга Минаева пропагандировала в русской читающей публике не только Белинского, но и Чернышевского и Герцена. Следует отметить, что сочинение Герцена еще не было в то время издано на русском языке. Русское литографированное издание, выпущенное революционным кружком Заичневского и Аргиропуло, вышло только в 1861 г. Между тем сопоставление текстов показывает, что Минаев пользовался этим переводом и, следовательно, он был ему известен в рукописи или в одном из списков. {Подробнее об этом см. в моей статье "Первая биография В. Г. Белинского" ("Научн. бюл. Ленингр. ун-та". 1945. No 3. С. 35-38).}

В 1859 г. Минаев сошелся с А. П. Милюковым, знакомым своего отца по кружку И. И. Введенского. Милюков был фактическим редактором затевавшегося тогда журнала "Светоч", поставившего своей целью примирить западников и славянофилов. В 1860-1861 гг. Минаев часто посещал "вторники" Милюкова, на которых бывали Ф. М. и М. М. Достоевские, Вс. Крестовский, А. Н. Майков и другие сотрудники "Светоча".

Н. Н. Страхов, тоже сотрудник "Светоча", впоследствии утверждал в своих воспоминаниях о Достоевском, что кружок Милюкова отличался чисто публицистическим направлением"; "политические и социальные вопросы были тут на первом плане и поглощали чисто художественные интересы". Страхов с осуждением писал об увлечении членов кружка французскими мыслителями и их теориями, в частности "теорией среды", о равнодушии к немецкой идеалистической философии. {Страхов Н. Н. Воспоминания о Ф. М. Достоевском // Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Достоевского. Спб., 1883. С. 172.}

Минаев напечатал в "Светоче" и выходившем при нем "Карикатурном листке" ряд сатирических стихотворений, переводов и фельетонов "Петербургская летопись". Он принимал какое-то участие и в редакционной работе.

Когда в 1861 г. начал выходить журнал "Время", орган так называемого "почвенничества" (один из вариантов славянофильской идеологии), Ф. М. Достоевский поручил Минаеву написать фельетон для первого номера. Однако фельетон Минаева не удовлетворил Достоевского, и он заменил его своим ("Петербургские сновидения в стихах и прозе"), использовав в нем стихотворные вставки Минаева. {Там же. С. 213.} В том же номере Минаев напечатал без подписи фельетон по поводу русских переводчиков Гейне. Но на этом его сотрудничество во "Времени" окончилось.

С начала 1860-х годов Минаев становится постоянным сотрудником трех журналов, занимавших левый фланг русской периодической печати: "Современника", "Русского слова" и "Искры".

В течение трех с половиною лет - начиная с февраля 1861 г., т. е. сейчас же после неосуществившегося сотрудничества во "Времени", до августа 1864 г.- Минаев вел в журнале "Русское слово" фельетонное обозрение "Дневник Темного человека", в котором зло высмеивал враждебные демократическому лагерю явления общественной и литературной жизни. Характерен самый псевдоним, заимствованный из "Писем темных людей", написанных Ульрихом фон Гуттеном и другими немецкими гуманистами и направленных против средневековой церкви и схоластики. В прозаический текст фельетонов Минаев включал отдельные стихотворения, стихотворные фрагменты, драматические сценки. Кроме того Минаев напечатал в журнале ряд самостоятельных стихотворений, переводов и критических статей.

Он был одним из основных сотрудников "Русского слова". Уже летом 1861 г. фактический редактор журнала Г. Е. Благосветлов писал своему приятелю - беллетристу и историку Д. Л. Мордовцеву: "Хорошо обставляется наш кружок. Писарев, молодой человек с отличной складкой ума, предан "Русскому слову"; Минаев - "Темный человек" кусается великолепно, весь наш... Еще две или три силы, и мы пойдем славно". И позже, делясь с Мордовцевым своими планами, надеждами и сомнениями, Благосветлов снова пишет о Писареве и Минаеве: "Не будь около меня Писарева и Минаева, я считал бы себя похороненным в любезном отечестве". {Прохоров Г. Шестидесятые годы в письмах современника // Шестидесятые годы: Материалы по истории литературы и общественному движению. М.; Л., 1940. С. 435.} О том же свидетельствует и Писарев. Летом 1862 г., после своего ареста, на вопрос следственной комиссии Писарев показал: "В Петербурге я знаком с графом Кушелевым-Безбородко, с г. Благосветловым, с Поповым, с г. Минаевым, с г. Крестовским, составляющими ближайший круг редакции "Русского слова"". {Лемке М. Политические процессы в России 1860-х гг. 2-е изд. М.; Пг., 1923. С. 559.}

В "Современнике" Минаев печатал преимущественно переводы (из Барбье, Байрона и др.). Член редакции журнала А. Н. Пыпин называет его в письме к И. А. Панаеву "одним из сотрудников, которыми журнал дорожит". {Евгеньев В. "Практичность" Н. А. Некрасова в освещении цифровых и документальных данных // "Вестник Европы". 1915, No 4. С. 139.}

Во время известной полемики 1864-1865 гг. между "Современником" и "Русским словом" по философским, общественным и литературным вопросам Минаев был на стороне первого и прекратил сотрудничество в "Русском слове". Это случилось в августе 1864 г. (тогда же был напечатан и последний его фельетон в "Русском слове"), а в январе 1865 г. Минаев объявил о своем уходе из этого журнала письмом в редакцию "Современника". В "Современнике" Минаев сотрудничал вплоть до его запрещения в 1866 г.

Самое активное участие Минаев принимал в "Искре". Старый знакомый В. Курочкина, он начал сотрудничать в "Искре" с 1860 г., со второго года ее издания, и в течение четырнадцати лет, вплоть до прекращения журнала, поместил в нем огромное количество своих произведений. Его пародии, стихотворные фельетоны, фельетоны в прозе, иногда вперемежку со стихами, драматические сцены, эпиграммы, переводы и прочее появлялись в "Искре" из номера в номер. В "Искре" (а затем и в "Гудке") он выступил и как карикатурист. Один из самых деятельных сотрудников "Искры", Минаев принимал также участие и в редакционной работе. Почти ни одна кампания, организованная журналом, не обходилась без него.

В 1862 г. Минаев три месяца редактировал "Гудок", который был при нем боевым сатирическим журналом. В объявлении о подписке на журнал он следующим образом сформулировал свой взгляд на сатиру: "Отрицание во имя честной идеи, сатира и юмор во всех их проявлениях, преследование грубого и узкого обскурантизма, произвола и неправды в нашей русской жизни - вот те начала, которыми будет руководствоваться редакция "Гудка"... Мы верим в смех и в сатиру не во имя "искусства для искусства", но во имя жизни и нашего общего развития; одним словом, мы верим в смех как в гражданскую силу".

Уже с первого номера читателям "Гудка" представилось совершенно необычное зрелище. На заглавной виньетке был изображен Герцен, произносящий речь перед жадно слушающей его толпой крестьян; в руках у него знамя, на котором написано: "Уничтожение крепостного права",. Здесь же и группа молодых людей; они читают "Гудок", наблюдают за тем, что происходит на другой стороне виньетки, играют на дудочке, пишут сатирические заметки. А на другой стороне - представители крепостнической России: помещики, военщина, чиновники, с ненавистью смотрящие на Герцена, угрожающие ему, крестьянам и молодым людям нагайкой или ищущие спасения от страшной действительности в вине, любовных похождениях и пр. Помещение подобной виньетки было в ту пору большой смелостью; ведь самое имя Герцена было с начала 1850-х годов запретным для русской подцензурной печати до весны 1862 г., когда Катков открыл поход против него всей консервативной журналистики; тем более "крамольным" должно было казаться сочувственное отношение к Герцену. Виньетка была разрешена, конечно, по недосмотру. Она появилась в четырех номерах "Гудка". Но в публике начались разные толки; говорили, что на ней изображены члены царской семьи; журнал читался нарасхват, в цензуре произошел большой переполох, дело дошло до самого Александра II, и по его распоряжению виньетка была запрещена. {О "Гудке" см. в моей книге "Сатирические и юмористические журналы 1860-х годов" (Л., 1973. С. 44-64).}

С 1865 г. Минаев сотрудничал в третьем сатирическом журнале демократического лагеря - "Будильнике", выходившем под редакцией ушедшего из "Искры" художника Н. А. Степанова.

Произведения Минаева эпизодически появлялись и в других изданиях: в конце 1850-х - начале 1860-х годов - в "Русской речи" и в тогда еще либеральном "Русском вестнике", позже в газете "Русь" (1864) и др.

Ближайший круг знакомых Минаева - это по преимуществу сотрудники журналов, в которых он постоянно печатался. В середине 1860-х годов поэт был в приятельских отношениях с И. Е. Репиным.

С самого начала 1860-х годов Минаев привлекает внимание полиции. В 1862 г. III Отделение было обеспокоено тем, что, по имевшимся у него агентурным сведениям, Минаев переписывался с Герценом. {Герцен А. И. Полн. собр. соч. Пб., 1920. Т. 15. С. 387.} В следующем, 1863 г. имя его фигурирует в доносе об образовавшемся будто бы в редакции "Искры" "клубе поморных"; {Там же. Т. 16. С. 170.} в 1864 г.- в документах III Отделения по поводу "Знаменской коммуны" В. А. Слепцова, которую посещал Минаев. {"Лит. наследство". М., 1963. Т. 71. С. 447, 448, 491.} С октября 1865 г. Минаев, как и многие другие представители радикальных общественных кругов, был отдан под постоянный негласный и бдительный надзор полиции "по поводу заявления поименованными лицами учения своего о нигилизме". {Дело департамента полиции исполнительной о представляемых гг. губернаторами ведомостях о лицах, состоящих под надзором полиции за 1867 год. No 1250. Л. 655 об.-656 // ЦГИА, ф. 1286.}

После каракозовского выстрела, в конце апреля 1866 г., Минаев был арестован за сотрудничество в журналах, "известных своим вредным социалистическим направлением, в особенности "Современнике" и "Русском слове"", {Производство высочайше учрежденной в С.-Петербурге следственной комиссии. О покушении на жизнь государя императора 4 апреля 1866 г. 1866, No 163, т. 2. Л. 85-86 // ЦГАОР, ф. 95, оп. 1.} и просидел в Петропавловской крепости около четырех месяцев. Имя Минаева встречается в доносах, в письмах разных "благонамеренных" лиц, относящихся к этому времени, где он характеризуется как "крайний либерал и нигилист". {Производство... следственной комиссии. О заявлении разных лиц по поводу злодейского покушения на жизнь государя императора 4 апреля 1866 г. 1866, No 172. Л. 31 об. // ЦГАОР, ф. 95, оп. 1.}

Таким же "нигилистом" Минаев был и в глазах представителей консервативной журналистики. Интересен в этом отношении один эпизод. В 1868 г. Минаев напечатал стихотворение "Моей Галатее", в котором говорится о том, как ожившая было Галатея снова окаменела "под северной мглою холодного крова" и вернулась "на покинутый свой пьедестал". {"Дело". 1868, No 3. С. 220.} Стихотворение это явно аллегорическое. Галатея - это, конечно, Россия; ее пробуждение - подъем революционного движения и общественной мысли в конце 1850-х - начале 1860-х годов, а снова охвативший ее сон - наступившая вслед за ним реакция. Так и рассматривал его фельетонист "Петербургской газеты", упрекнув поэта за симпатии к "недавнему царству отрицателей, царству безалаберного движения вперед" и за пессимистическую оценку современной России, которая, по его словам, не повернула назад и не спит, а "работает, действует, хотя и медленно, но богатырски". {Володя. Фельетон // "Петерб. газета". 1868, 28 марта.}

Сотрудничавший в "Современнике" вплоть до его прекращения, Минаев в 1866 г. резко выступил против Некрасова в связи с его "муравьевской одой". Когда после покушения Каракозова М. Н. Муравьев был назначен председателем следственной комиссии, стало ясно, что готовится разгром всей революционной и радикальной России, в том числе - разгром левой журналистики. Желая спасти "Современник", Некрасов решился на отчаянный шаг. Английский клуб давал торжественный обед в честь Муравьева. Некрасов явился туда и прочел ему хвалебное стихотворение. Этот поступок вызвал злорадство в реакционных кругах, боль и возмущение у многих соратников и почитателей Некрасова. Минаев написал несколько стихотворений ("Муза" и др.), искренних и сильных, в которых обличал поэта в измене. Разумеется, это была не измена, а ошибочный шаг, сделанный в порыве отчаяния и к тому же не спасший журнала. Скоро все убедились, что перешедшие в руки Некрасова "Отечественные записки" верны традициям "Современника", и "Искра" стала их ближайшим соратником, как прежде - "Современника". С середины 1868 г. Минаев стал систематически печататься в журнале Некрасова. Добрые отношения установились у него впоследствии со многими из основных сотрудников "Отечественных записок" - Г. И. Успенским, Н. К. Михайловским, Н. А. Демертом (не говоря уже о старом приятеле Н. С. Курочкине).

Продолжая активно работать в "Искре", он, кроме того, возобновил в "Деле", выходившем вместо "Русского слова", свой "Дневник Темного человека" под новым названием - "С невского берега" и за новой подписью - "Аноним" (1868-1870). В конце 1860-х - начале 1870-х годов он поместил в "Деле" много других оригинальных и переводных произведений. Минаев сотрудничал также: в конце 1860-х годов в "Неделе", затем в "Маляре" (как карикатурист), в "Пчеле" Микешина, "Вестнике Европы", "Стрекозе", тифлисской "Фаланге" и других журналах. Но ни один журнал не мог предоставить Минаеву-сатирику столь широкого поля деятельности, как прекратившаяся в 1873 г. "Искра" или "Будильник" 1860-х годов. Последний хотя и продолжал выходить, но совсем измельчал, и Минаев лишь изредка помещал в нем свои стихотворения. Этим, равно как и некоторыми особенностями дарования Минаева, объясняется, что в конце 1870-х годов поэт перешел преимущественно к газетной работе; в газетах возможности были шире - фельетон становился непременной принадлежностью каждой большой газеты. В "Биржевых ведомостях", "Молве", "Петербургской газете", "Московском телегр афе" Минаев вел фельетонные обозрения "Чем хата богата" и "На часах (Из памятной книжки отставного майора Михаила Бурбонова)", как и раньше обильно включая в них свои сатиры и эпиграммы. Некоторое время он сотрудничал и в "Новостях" (фельетон "Телефон. Современные мотивы и отголоски" в 1878 г.).

В течение всей своей литературной деятельности Минаев уделял много внимания переводческой работе. Он перевел "Дон-Жуана" и "Чайльд-Гарольда", "Манфреда" и "Каина" Байрона, "Божественную комедию" Данте, "Германию" Гейне, "Дзяды" Мицкевича, стихотворения и пьесы Гюго, произведения Мольера, Барбье, Мюссе, Шелли, Гавличка и многих других.

В 1870-е годы Минаев выступил и как драматург. Но его пьесы "Либерал" (1870) и "Разоренное гнездо" (1874) успеха на сцене не имели, хотя вторая пьеса и была награждена Уваровской премией. В 1882 г. исполнилось двадцать пять лет литературной деятельности Минаева. В одном из приветственных стихотворений она была охарактеризована следующим образом:

Кто на Руси гроза хлыщей и шалопаев,

Судебных болтунов и думских попугаев,

Всех званий хищников, лгунов и негодяев,

Родных Кит Китычей, безжалостных хозяев,

Владельцев лавочек, подвалов и сараев,

Плутов, которые, всё честное облаяв,

Кадят тугой мошне, пред властию растаяв?..

Кого боятся так и сельский Разуваев,

И самобытный сброд Батыев и Мамаев -

Грабителей казны и земских караваев,

Ханжей, доносчиков, шпионов, разгильдяев?..

Всё он - сатирик наш талантливый - Минаев! {*}

{* "Историч. вестник", 1889, No 9. С. 693.}

В последние годы своей жизни Минаев много болел. За два года до смерти он вернулся в Симбирск - "лечиться воздухом родины". Местное "общество" встретило его неприветливо, даже враждебно, не забыв тех сатирических произведений (в первую очередь поэмы начала 1860-х годов "Губернская фотография", ходившей по рукам в многочисленных списках и частично напечатанной), в которых оно было зло высмеяно. Никто не водил с ним знакомства.

Несмотря на болезнь, Минаев продолжал внимательно следить за новыми явлениями в литературе. О К. М. Фофанове он говорил, что тот "при всем своем оригинальном даровании далеко не пойдет, так как тратит слишком много сил и чувства на воспевание чахлой столичной природы и уже и теперь начинает забираться в дебри поэтических сентименталистов". {Коринфский А. Памяти Д. Д. Минаева // "Казанский бирж. листок". 1889, 19 июля.} Зато с большой теплотой поэт отзывался о Короленко и высоко ценил молодого Чехова. Минаев живо интересовался, чем живет подрастающая Россия, что волнует и увлекает ее.

Минаев был потрясен смертью Салтыкова. Когда он узнал о ней, с ним случился глубокий обморок, приведший к обострению болезни.

Вскоре после этого, 10 июля 1889 г., умер и сам Минаев.

Один из поклонников его поэзии, в то время симбирский семинарист, рассказывает, как он и два его товарища тайком от начальства наблюдали за похоронной процессией. За гробом Минаева шло всего несколько человек - знакомых, почитателей и нищих. {Нормов Н. Памятка о Д. Д. Минаеве // "Биржевые ведомости". 1909, 10 июня; см. также статью А. Коринфского "Похороны Д. Д. Минаева" ("Казанский бирж. листок". 1889, 18 июля).}

156. В АЛЬБОМ РУССКОЙ БАРЫНЕ

Я люблю тебя во всем:

. . . . . . . . . . . . .

В бальном, газовом наряде,

В море кружев, блонд и роз,

В дымной кухне, на эстраде,

В цирке, шумном маскараде,

В зной и холод и мороз...

За клавишами рояля,

За тарелкой жирных щей,

За романами Феваля,

Дома, в людях, меж гостей.

В каждом звуке, в каждом взоре,

В яркой россыпи речей,

В споре важном, милом вздоре

О погоде, об узоре,

Об игре без козырей.

В преферансе, танце, пляске,

В драке с девкой крепостной,