| Главная » Книги |
Григорьев Аполлон Александрович - Избранные стихотворения, Страница 3
Григорьев Аполлон Александрович - Избранные стихотворенияым палатам,
Еще дивясь тебе, закованный в гранит
Гигант, больной гиеньем и развратом.
Пускай по улицам углаженным твоим
Бродя без цели, с вечным изумленьем,
Еще на многих он встречающихся с ним
Подъемлет взор с немым благоговеньем
И видеть думает избранников богов,
Светил и глав младого поколенья,
Пока лицом к лицу не узрит в них глупцов
Или рабов презренных униженья.
Пускай, томительным снедаемый огнем
Под ризою немой волшебной ночи,
Готов поверить он, с притворством не знаком
В зовущие увлаженные очи,
Готов еще страдать о падшей красоте
И звать в ее объятьях наслажденье,
Пока во всей его позорной наготе
Не узрит от недуга истощенье.
Но я - я чужд тебе, великолепный град.
Ни тихих слез, ни бешенного смеха
Не вырвет у меня ни твой больной разврат,
Ни над святыней жалкая потеха.
Тебе уже ничем не удивить меня -
Ни гордостью дешевого безверья,
Ни коловратностью бессмысленного дня,
Ни бесполезной маской лицемерья.
Увы, столь многое прошло передо мной:
До слез, до слез страдание смешное,
И не один порыв возвышенно - святой,
И не одно великое земное
Судьба передо мной по ветру разнесла,
И не один погиб избранник века,
И не одна душа за деньги пропала
Свою святыню - гордость человека.
И не один из тех, когда-то полных сил,
Искавших жадно лучшего когда-то,
Благоразумно бред покинуть рассудил
Или погиб добычею разврата;
A многие из них на веки отреклись
От всех надежд безумных и опасных,
Спокойно в чьи-нибудь холопы продались
И за людей слывут себе прекрасных.
Любуйся ж юноша, на пышный, гордый град,
Стремясь к нему с надеждой и любовью
Пока еще тебя не истощил разврат
Иль гнев твое не обдал сердце кровью,
Пока еще тебе в божественных лучах
Сияет все великое земное,
Пока еще тебя не объял рабский страх
Иль истощенье жалкое покоя.
1845 или 1846
* * *
Нет, не рожден я биться лбом,
Ни терпеливо ждать в передней,
Ни есть за княжеским столом,
Ни с умиленьем слушать бредни.
Нет, не рожден я быть рабом,
Мне даже в церкви, за обедней
Бывает скверно, каюсь в том,
Прослушать августейший дом.
И то, что чувствовал Марат,
Порой способен понимать я,
И будь сам бог аристократ,
Ему б я гордо пел проклятья...
Но на кресте распятый бог
Был сын толпы и демагог.
1845 или 1846
О, верь мне, верь, что не шутя
Я говорю с тобой, дитя.
Поэт-пророк, ему дано
Провидеть в будущем чужом.
Со всем, что для других темно,
Судьбы избранник, он знаком.
Ему неведомая даль
Грядущих дней обнажена,
Ему чужая речь ясна,
И в ней и радость, и печаль,
И страсть, и муки видит он,
Чужой подслушивает стон,
Чужой подсматривает взгляд,
И даже видит, говорят,
Как зарождается, растет
Души таинственный цветок,
И куклу-девочку зовет
К любви и жизни вечный рок,
Как тихо в девственную грудь
Любви вливается струя,
И ей от жажды бытия
Вольнее хочется вздохнуть,
Как жажда жизни на простор
Румянца рвется в ней огнем
И, утомленная, потом
Ей обливает влагой взор,
И как глядится в влаге той
Творящий душу дух иной...
И как он взглядом будит в ней
И призывает к бытию
На дне сокрытую змею,
Змею страданий и страстей -
Змею различия и зла...
Дитя, дитя, - ты так светла,
В груди твоей читаю я,
Как бездна, движется она
Как бездна, тайн она полна,
В ней зарождается змея.
(1846)
Тебя я жду, тебя я жду,
Сестра харит, подруга граций;
Ты мне сказала: "Я приду
Под сень таинственных акаций".
Облито влагой все кругом,
Немеет всё в томленьи грезы,
Лишь в сладострастии немом
Благоуханьем дышат розы,
Да ключ таинственно журчит
Лобзаньем страстным и нескромным,
Да длинный луч луны дрожит
Из-за ветвей сияньем томным.
Тебя я жду, тебя я жду.
Нам каждый миг в блаженстве дорог;
Я внемлю жадно каждый шорох
И каждый звук в твоем саду.
Листы не шепчутся с листами,
На тайный зов, на тихий зов
Я отвечать уже готов
Лобзаний жадными устами.
Сестра харит, - тебя я жду;
Ты мне сама, подруга граций,
Сказала тихо: "Я приду
Под сень таинственных акаций".
(1846)
Чредою быстрой льются годы, -
Но, боже мой, еще быстрей
И безвозвратней для людей
Проходят признаки свободы,
Надежды, участи иной,
Теней воздушных легкий рой!
И вы - не правда ль? - вы довольно
На свете жили, чтобы знать,
Как что-то надобно стеснять
Порывы сердца добровольно,
Зане - увы! кто хочет жить,
Тот должен жизнь в себе таить!
Блажен, блажен, кто не бесплодно
В груди стремленья заковал,
Кто их, для них самих, скрывал;
Кто - их служитель благородный -
На свете мог хоть чем-нибудь
Означить свой печальный путь!
И вы стремились, вы любили
И часто, может быть, любя
Себя - от самого себя -
С сердечной болью вы таили!..
И, верьте истины словам,
"По вере вашей будет вам!"
И пусть не раз святая вера
Была для вас потрясена,
Пусть жизнь подчас для вас полна
Страдания - награды мера!
И кто страданиям святым
Страдал - тот возвеличен им!
Да! словом веры, божьим словом,
На новый жизни вашей год
Я вас приветствую! Пройдет
Для вас, я верю, он не в новом
Стремленьи - хоть одной чертой
Означить бедный путь земной!
26 февраля 18
В час, когда утомлен бездействием душно-тяжелым,
Или делом бесплодным - делом хуже безделья -
Я под кров вхожу - с какой-то тоской озираю
Стены, ложе да стол, на котором по глупой,
Старой, вечной привычке ищу поневоле глазами,
Нет ли вести какой издалека, худой или доброй
Всё равно, лишь без вести, и роюсь заведомо тщетно -
Так, чтоб рыться, - в бумагах... В час, когда
обливает
Светом серым своим финская ночь комнату, - снова
Сердце болит и чего-то просит, хотя от чего-то
Я отрекся давно, заменил неизвестное что-то -
Глупое, сладкое что-то- с суровым, холодно -
печальным
Нечто... Пусть это нечто звучит душе одномерно,
Словно маятник старых часов, - зато для желудка
Это нечто здоров"ей... Чего тебе, глупое сердце?
Что за вестей тебе хочется? Знай себе, бейся
ровнее,
Лучше будет, проверь...Вести о чем-нибудь малом,
Дурны ль они, хороши ль, только кровь понапрасну
волнуют.
Лучше жить без вестей, лучше, чтоб не было даже
И желаний о ком да о чем-нибудь знать, И чего же
Надо тебе, непокорное, гордое сердце, - само ты
Хочешь быть господином, а просишь все уз да неволи,
Женской ласки да встречи горячей... За эти
Ласки да встречи - плохая расплата, не все ли
Ты свободно любить ничего не любя... не завидуй.
Бедное сердце больное- люби себе все, или вовсе
Ничего не любя - от избытка любви одиноко,
Гордо, тихо страдай да живи презрением вволю.
Будет миг... мы встретимся, это я знаю- недаром
Словно песня мучит мня недопетая часто
Облик тонко-прозрачный с больным лихорадки
румянцем,
С ярким блеском очей голубых...Мы встретимся -
знаю,
Знаю все наперед, как знал я про нашу разлуку.
Ты была молода, от жизни ты жизни просила,
Злилась на свет и людей, на себя на меня еще
злилась...
Злость тебе чудно пристала... но было бы трудно
ужиться
Нам обоим... упорно хотела ты верить надеждам
Мне назло да рассудку назло... А будет время иное,
Ты устанешь, как я, - усталые оба, друг другу
Руку мы подадим и пойдем одиноко по жизни
Без боязни измены, без мук душевных, без горя,
Да и без радости тоже, выдохшись поровну оба,
Мудрость рока сознавши. Дает он, чего мы не просим,
Сколько угодно душе - но опасно, поверь мне опасно
И просить и жалеть - за минуты мы не платим
Дорого. Стоит ли свеч игра?.. И притом же
Рано иль поздно - устанем... Нельзя ж поцелуем
Выдохнуть душу одним... Догорим себе тихо,
Но, дорогая, мой друг, в пламень единый сольемся.
Часто мне говоришь ты, склонясь темно-русой
головкой,
Робко взор опустив, о грустном и тяжком бывалом.
Бедный, напуганный, грустный ребенок, о, верь мне:
Нас с тобою вполне сроднило крепко - паденье.
Если б чиста ты была - то, знай, никогда б головою
Гордой я не склонился к тебе на колени и страстно
Не прильнул бы не разу к маленькой ножке устами.
Только тому я раб, над чем безгранично владею,
Только с тобою могу я себе самому предаваться,
Предаваясь тебе... Подними же чело молодое,
Руку дай мне и встань, чтобы мог я упасть пред тобою.
(Май 1846)
К ***
Была пора... В тебе когда-то,
Как и во многих, был готов
Я признавать по духу брата...
Еще тогда себя за злато
Не продал ты в рабы рабов.
Еще тогда тоской стремленья,
Тоскою общею томим,
Ты не чертил... для примиренья
Обычно-глупого теченья
Желаньем бешенным своим.
Была пора... но осквернели
Мы оба праздною враждой
Свое прошедшее, и ты ли,
Иль я был прав - мы оба были
Рабами глупости смешной.
И вновь мы встретилися оба,
Свела случайно нас судьба,
Давно ребяческая злоба
Прошла... но, видно уж до гроба
Мы вечно будем два раба.
Боясь узнать один другого,
Стыдясь взаимной клеветы,
Из-за тщеславия пустого
Один другому руку снова
Не подадим - ни я, ни ты.
20 июля 1846
(Посвящены С-е Г-е К.)
Книга старинная, книга забытая,
Ты ли попалась мне вновь -
Глупая книга, слезами облитая,
В годы, когда, для любви не закрытая,
Душа понимала любовь!
С страниц пожелтелых, местами разорванных,
Что это веет опять?
Запах цветов ли, безвременно сорванных,
Звуки ли струн, в исступлении порванных,
Святой ли любви благодать?
Что бы то ни было, - книга забытая,
О, не буди, не тревожь
Муки заснувшие, раны закрытые...
Прочь твои пятна, годами не смытые,
И прочь твоя сладкая ложь!
Ждешь ли ты слез? Ожидания тщетные! -
Ты на страницах своих
Слез сохранила следы неисчетные;
Были то первые слезы, заветные,
Да что ж было проку от их?
В годы ли детства с моления шепотом,
Ночью бессонной потом,
Лились те слезы с рыданьем и ропотом, -
Что мне за дело? Изведан я опытом,
С надеждой давно незнаком.
Знать я на суд тебя, книга лукавая,
Перед рассудком готов -
Ты содрогнешься пред ним, как неправая:
Ты облила своей сладкой отравою
Ряд даром прожитых годов...
В час томительного бденья,
В час бессонного страданья
О тебе мои моленья,
О тебе мои стенанья.
И тебя, мой ангел света,
Озарить молю я снова
Бедный путь лучом привета,
Звуком ласкового слова.
Но на зов мой безответна -
Тишина и тьма ночная...
Безраздельна, беспредметна
Грусть бесплодная, больная!
Или то, что пережито,
Как мертвец, к стенаньям глухо,
Как эдем, навек закрыто
Для отверженного духа?
Отчего же сердце просит
Всё любви, не уставая,
И упорно память носит
Дней утраченного рая?
Отчего в часы томленья,
В ночь бессонную страданья
О тебе мои моленья,
О тебе мои стенанья?
Бывают дни... В усталой и разбитой
Душе моей огонь, под пеплом скрытый,
Надежд, желаний вспыхнет... Снова, снова
Больная грудь высоко подыматься,
И трепетать и чувствовать готова,
И льются слезы... С ними жаль расстаться,
Так хороши и сладки эти слезы,
Так верится в несбыточные грезы.
Одной тебе, мой ангел, слезы эти,
Одной тебе... О, верь, ничто на свете
Не выжмет слез из глаз моих иное...
Пускай любви, пускай я воли жажду,
В спокойствие закован ледяное,
Внутри себя я радуюсь и стражду,
Но образ твой с очами голубыми
Встречаю я рыданьями глухими.
То летняя ночь, июньская ночь была,
Когда они оба под старыми липами бродили -
Казенная спутница страсти по небу плыла
Луна неизбежная... Тихо листы говорили -
Всё было как следует, так, как ведется всегда,
Они только оба о вздоре болтали тогда.
Две тени большие, две тени по старой стене
За ними бежали и тесно друг с другом сливались.
И эти две тени большие - молчали оне,
Но, видно затем, что давно уж друг другу сказались;
И чуть ли две тени большие в таинственный миг
Не счастливей были, умней быть ли не были их.
Был вечер тяжелый и душный... и вьюга в окно
Стучала печально... в гостинной свеча нагорела -
Всё было так скучно, всё было так кстати темно -
Лицо ее ярким румянцем болезни алело;
Он был, как всегда, и насмешлив, и холодно зол,
Зевая, взял шляпу, зевая, с обычным поклоном ушел.
И только... Он ей не сказал на разлуку прости,
Комедией глупой не стал добиваться признанья,
И память неконченной драмы унес он в груди...
Он право хотел сохранить на хулу и роптанье -
И долго, и глупо он тешился праздной хулой,
Пока над ним тешился лучше и проще другой.
Есть старая песня, печальная песня одна,
И под сводом небесным давно раздается она.
И глупая старая песня - она надоела давно,
В той песне печальной поется всегда про одно.
Про то, как любили друг друга - человек и жена,
Про то, как покорно ему предавалась она.
Как часто дышала она тяжело-горячо,
Головою склоняяся тихо к нему на плечо.
И как божий мир им широк представлялся вдвоем,
И как трудно им было расстаться потом.
Как ему говорили: "Пускай тебя любит она -
Вы не пара друг другу ", а ей: "Ты чужая жена!"
И как умирал он вдали изнурен, одинок,
А она изнывала, как сорванный с корня цветок.
Ту глупую песню я знаю давно наизусть,
Но - услышу ее - на душе безысходная грусть.
Та песня - всё к тем же несется она небесам,
Под которыми весело-любо свистать соловьям,
Под которыми слышан страстный шепот листов
И к которым восходят испаренья цветов.
И доколе та песня под сводом звучит голубым,
Благородной душе не склониться во прахе пред ним.
Но, высоко поднявши чело, на вражду, на борьбу,
Видно, звать ей надменно всегда лиходейку-судьбу.
Старинные, мучительные сны!
Как стук сверчка, иль визг пилы железной,
Как дребезжанье порванной струны,
Как плач и вой о мертвом бесполезный,
Мне тягостны мучительные сны.
Зачем они так дерзко-неотвязны,
Как ночи финские с их гнойной белизной, -
Зачем они терзают грудь тоской?
Зачем безумны, мутны и бессвязны,
Лишь прожитым они полны -
Те старые болезненные сны?
И от души чего теперь им надо?
Им - совести бичам и выходцам из ада,
Со дна души подъявшимся змеям?
Иль больше нечего сосать им жадно там?
Иль жив доселе коршун Прометея,
Не разрешен с Зевесом старый спор,
И человек, рассеять дым не смея,
Привык лишь проклинать свой страшный приговор?
Или за миром призрачных явлений,
Нам тщетно суждено, бесплодно жизнь губя,
Искать себя, искать тебя,
О разрушения зиждительного гений?
Пора, пора тебе, о демон мировой,
Разбить последние оплоты
И кончить весь расчет с дряхлеющей землей...
Уже совершены подземные работы,
Основы сущего подкопаны давно...
Давно создание творцом осуждено,
Чего ж ты ждешь еще?...
.................
1846, июль
Ты веришь в правду и в закон,
Скажи мне не шутя?
- "Дитя мое, любовь - закон,
И правда - то, что я влюблен
В тебя, мое дитя".
- "Но в благородные мечты
Ты веришь или нет?"
- "Мой друг, ты лучше, чем мечты, -
Что благородней красоты?
В тебе самой ответ!"
- "Хотя в добро бы иль хотя б
В свободу верил ты?"
- "К чему, дитя мое? Тогда б
Я не был счастлив, не был раб
Любви и красоты".
- "Хотя бы в вечную любовь
Ты верить, милый, мог?"
- "Дитя мое! волна - любовь,
Волна с волной сойдется ль вновь -
То знает только бог!"
- "Ну, если так - то верь хоть в страсть,
Предайся ей вполне!"
- "Тебе ль не знать, что верю в страсть?
Но я, храня рассудка власть,
Блаженствую вдвойне!"
Август 1846
Когда, как женщина, тиха
И величава, как царица,
Ты предстоишь рабам греха,
Искусства девственного жрица,
Как изваянье холодна,
Как изваянье, ты прекрасна,
Твое чело - спокойно-ясно;
Богов служенью ты верна.
Тогда тебе ненужны дани
Вперед заказанных цветов,
И выше ты рукоплесканий
Толпы упившихся рабов.
Когда ж и их восторг казенный
Расшевелит на грубый взрыв
Твой шепот, страстью вдохновленный,
Твой лихорадочный порыв,
Мне тяжело, мне слишком гадко,
Что эта страсти простота,
Что эта сердца лихорадка
И псами храма понята.
Октябрь 1846
* * *
С тайною тоскою,
Смертною тоскою,
Я перед тобою,
Светлый ангел мой.
Пусть сияет счастье
Мне в очах твоих,
Полых сладострастья,
Томно-голубых.
Пусть душою тону я
В этой влаге глаз,
Всё же я тоскую
За обоих нас.
Пусть журчит струею
Детский лепет твой,
В грудь мою тоскою
Льется он одной.
Не тоской стремленья,
Не святой слезой,
Не слезой моленья -
Грешною хулой.
Тщетно на распятье
Обращен мой взор -
На устах проклятье,
На душе укор.
1846(?)
Серебрянный тополь, мы ровни с тобой,
Но ты беззаботно-кудрявой главой
Поднялся высоко; раскинул широкую тень
И весело шелестом листьев приветствуешь день.
Ровесник мой тополь, мы молоды оба равно
И поровну сил нам, быть может, с тобою дано -
Но всякое утро поит тебя божья роса,
Ночные приветно глядят на тебя небеса.
Кудрявый мой тополь, с тобой нам равно тяжело
Склонить и погнуть перед силою ветра чело...
Но свеж и здоров ты, и строен и прям,
Молись же, товарищ, ночным небесам!
6 июля 1847
Кто бы ни был ты, иль кто бы ни была,
Привет тебе, мечтатель вдохновенный,
Хотя привет безвестный и смиренный
Не обовьет венцом тебе чела.
Вперед, вперед без страха и сомнений;
Темна стезя, но твой вожатый - гений!
Ты не пошел избитою тропой.
Не прослужил ты прихоти печальной
Толпы пустой и мелочной,
Новейшей школы натуральной,
До пресыщенья не ласкал
Голядкина любезный идеал.
Но прожил ты, иль прожила ты много,
И много бездн душа твоя прошла,
И смутная живет в тебе тревога;
Величие добра и обаянье зла
Равно изведаны душой твоей широкой.
И образ Лидии, мятежной и высокой,
Не из себя самой она взяла?
Есть души предизбранные судьбою:
В добре и зле пределов нет для них;
Отмечен помысл каждый их
Какой-то силою роковою.
И им покоя нет, пока не изольют
Они иль в образы, иль в звуки
Свои таинственные муки.
Но их не многие поймут.
Толпе не ясны их желанья,
Тоска их - слишком тяжела,
И слишком смутны ожиданья.
Пусть так! Кто б ни был ты, иль кто б ты
ни была,
Вперед, вперед, хоть по пути сомнений,
Кто б ни был твой вожатый, дух ли зла,
Или любви и мира гений!
Декабрь 1848
Пускай не нам почить от дел
В день вожделенного покоя -
Еговы меч нам дан в удел,
Предуготованным для боя.
И бой, кровавый, смертный бой
Не утомит сынов избранья;
Во брани падших ждёт покой
В святом краю обетованья.
Мы по пескам пустым идём,
Палимы знойными лучами,
Но указующим столпом
Егова сам идёт пред нами.
Егова с нами - он живёт,
И крепче каменной твердыни,
Несокрушим его оплот
В сердцах носителей святыни.
Мы ту святыню пронесли
Из края рабства и плененья -
Мы с нею долгий путь прошли
В смиренном чаяньи спасенья.
И в бой, кровавый, смертный бой
Вступить с врагами мы готовы:
Святыню мы несём с собой-
И поднимаем меч Еговы.
Да будет проклят тот, кто сам
Чужим поклонится богам
И - раб греха - послужит им,
Кумирам бренным и земным,
Кто осквернит Еговы храм
Служеньям идолам своим,
Или войдёт, подобный псам,
С нечистым помыслом одним...
Господь отмщений, предков бог,
Ревнив, и яростен, и строг.
Да будет проклят тот вдвойне,
| |
| Просмотров: 512 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры