| Главная » Книги |
Григорьев Аполлон Александрович - Избранные стихотворения, Страница 11
Григорьев Аполлон Александрович - Избранные стихотворения">
Вы так добры... ещё здесь слова три
Необходимы.
Конечно... Позвольте
Теперь проститься с вами...
Донская
(презрительно)
В клуб?
Донской
(с ужимкою)
Увы!
Притом же вам авось не будет скучно,
(Насмешливо).
И без меня нейдёте, верно вы
Теперь кого-нибудь: я равнодушно
Смотрю на всё...
Донская
(с оскорблённым достоинством)
Что говорите вы?
Донской
(насмешливо пожимая плечами)
Что говорят.
Донская
Но кто же?
Донской
Пол-Москвы...
Но мне до вас нет вовсе дела,
Вы можете и жертвовать собой,
И с предрассудками бороться смело...
Я человек, известно вам, простой,
Не карточный игрок, не отъявлённый гений,
Не понимаю ваших я воззрений,
И предпочёл давно всему покой.
Пока, Мари.
(Уходит).
Донская
О боже, боже мой...
Так судит свет... Что, если бы для света
Любовь мою я в жертву принесла? . .
Как жалко бы я пала... как ответа
И даже б веры в свете не нашла...
Но я давно к общественному мненью
В лицо взглянула прямо, без страстей,
Давно уже я каждому влеченью
Свободно предавалась - для людей
Не жертвовала я ничем...
Душой моей
Пожертвовала я давно уж воле рока...
И перед ним чиста я, без упрёка,
И перед ним горда я...
Скоро ль путь
Окончу я!.. Скорее бы вздохнуть
Свободнее... Скорее б духу крылья,
Чтоб, разорвав сожжённую им грудь,
За гордую судьбу, за тщетные усилья
В объятиях отца не мог бы отдохнуть.
(Погружается в задумчивость).
(Донская, Ставунин входит тихо)
Донская
(быстро взглядывает на него)
Вы! в этот час...
Ставунин.
(с покойною холодностью)
Проститься с вами.
Донская
Вы едете... куда же?
Ставунин.
На Кавказ.
Донская
Хотите вы лечить себя водами...
Ставунин.
(садясь)
Лечиться глупо кажется для вас
И для меня... Теперь в последний раз
Мы видимся.
Донская
(подавая ему руку)
Расстанемся друзьями.
Ставунин.
(отдёргивая быстро руку)
О нет, о нет, врагами же скорей!
От вас любовь или вражду возьму я -
Но дружбу - нет ...
Донская
(отнимая руку печально)
Вы правы.
Ставунин.
Но одну я
Имею просьбу к вам.
Донская
(чертя по столу пальцем)
Какую?
Ставунин.
Вот видите ль... Прошедшее у вас
Изгладилось, иль нет из памяти, не знаю -
Но я - я помню вас... Вы помните ли раз, -
То было вечером.
Донская
(как бы поражённая)
О! Я припоминаю.
Ставунин.
Вы пели песню - песня та была
Исполнена таинственной надежды,
Покоя смерти... Перед неё бы вежды
Закрыть хотелось мне всегда... Светла
И так полна печали песня эта...
И так мольбой покоя дышит, - вы
Её забыли? . . Я стихи поэта
Напомню вам, но звуки, звуки - вы
Найдёте в памяти - они просты
И глубоки.
Донская
(твёрдо и тихо)
Я помню их
(Выходит в другую комнату).
(Раздаются звуки рояля.)
Горные вершины
Спят во мгле ночной,
Тихие долины
Полны свежей мглой...
Не пылит дорога, не дрожат кусты,
Подожди немного,
Отдохнёшь и ты...
Ставунин.
(При уходе Донской бьстро вскакивая и хватая
стакан с лимонадом на её столике)
Мгновенье
В моих руках... прости меня... прости,
Источник жизни, если исступленье
Я совершил.
(Бросает яд: слышно: "Отдохнёшь и ты!")
Да, да - мы отдохнём,
Мы отдохнём с тобою оба...
Мы жили врозь, но вместе мы умрём,
Соединит нас близость гроба.
Донская
(входит и бросается на диван в сильном волнении,
грудь её сильно поднимается)
Ставунин ... мы расстаться навсегда
Теперь должны...
Ставунин.
Кто знает?
Донская
Воля рока.
Ставунин.
Всё рок один!
Донская
Нам больше никогда
Не встретиться ещё быть может, я жестоко
Играла вами, вашею душой...
Что делать, час последний мой
Ещё не близок... Душно мне.
(Пьёт)
Ставунин.
(вставая медленно и торжественно)
Для вас
Теперь он пробил...
Донская
Что?
Ставунин.
Ваш смертный час.
(Донская смотрит на него неподвижно)
Мари, Мари... вы пили яд.
Донская
(как бы потрясённая электрической искрой, с радостью)
Ужели?..
Ставунин.
Ты яд пила, Мари... Безумной цели
Достиг я... я у берега.
Донская
О нет,
Не верю я... вы обмануть меня хотите,
Меня, Ставунин... Искупленье, свет,
Свобода... Говорите, говорите,
То правда ли?
Ставунин.
(падая у её ног)
О да, дитя моё...
Прости меня... тебя любил я странно,
Болезненно, безумно, постоянно,
Тебя любил я - бытие своё
Я приковал давно к одной лишь цели,
К тебе одной... Не спрашивай меня,
Зачем я жил так долго и тебе ли
Об этом спрашивать? ... Давно, со дня
Разлуки нашей, мыслию одной
Я жил - упасть у ного твоих хоть раз...
Хоть раз один тебе спокойно в очи
Смотреть, смотреть в больные очи... Смертный час
Твой пробил, ты свободна; вечной ночи
Добыча ты - ты кончила рассчёт
С людьми и миром...
Донская
О! как страшно жжёт
Мне грудь твой яд...
Ставунин.
(у её ног)
Мгновение мученья
Пройдёт, дитя...
Донская
(слабым голосом)
Проходит... Добрый друг,
Благодарю тебя; освобожденье
Я чувствую... почти затих недуг...
Свободна я... Владимир, руку, руку,
Дай руку мне!
Ставунин.
На вечную разлуку,
Дитя моё, мой ангел... навсегда!
Прости... прости...
Донская
Владимир, до свиданья!
Свиданье есть... я чувствую... о да,
Свиданье есть... кто гордо нёс страданья,
Тот в жизнь его другую унесёт ...
Мне кажется, заря теперь встаёт,
И дышит воздух утренней прохладой,
И мне дышать легко, легко... отрадой
Мне жизнь иная веет...
Ставунин.
О! не умирай,
Ещё одно, одно последнее мгновенье,
Последнее дыханье передай
В лобзаньи мне последнем, первом...
(Долгий поцелуй, после которого Донская вдруг
отрывается от него)
Донская
(слабо и прерывисто)
Пробужденье...
Любовь... Свобода... Руку!..
(Умирает)
Ставунин.
Умерла!
(Склоняется головой на её колени;
потом через несколько минут приподнимается).
Всё кончено... теперь скорей с судьбой
Кончать расчёт...
(Бросается, но останавливается и снова падает около её ног)
Нет, жить ты не могла,
Дитя моё, - обоих нас с тобою
Звала судьба! . . Но ты мертва, мертва...
Мари, Мари, - ужели ты не слышишь?..
Мертва, бледна... О боже, голова
Моя кружится... Ты нема, мертва...
Мари, дитя моё, мертва, не дышишь...
О, это страшно... Но твои слова
Я понимаю: до свиданья, до свиданья...
О, если бы!
(Встаёт и медленно идёт к дверям; тихо).
(Ставунин и доктор Гольдзелиг).
Гольдзелиг
Ты здесь...
Ставунин.
(тихо).
Тс!..
Гольдзелиг
Спит она?
Ставунин.
(с страшною улыбкой)
Сном смерти.
Гольдзелиг
(бросаясь к ней)
Умерла!
Ставунин
Отравлена!
(Минута молчания)
Гольдзелиг
(оставляя её руку, мрачно и грустно)
Её, как ты, любил я, - но роптанья
Безумны будут над тобой, над ней
Лежит судьба.
Ставунин
Прощай.
Гольдзелиг
Навеки?
Ставунин.
К ней.
(Молча пожимают друг другу руки.
Ставунин уходит, в последний раз поцеловавши
руку Донской. Гольдзелиг садится и долго смотрит на мёртвую)
Гольдзелиг
Да, странно, странно... Налегла
На них печать страданья и проклятья,
И тем, которых жизнь навеки развела,
Открыла смерть единые объятья...
Донской
(входя с Кобыловичем)
Мари, вы здесь...
(Подходит и с удивлением обращается к доктору).
Что с нею?
Гольдзелиг
(спокойно)
Умерла.
Донской
(с удивлением).
Как? Умерла...
( с горестью ударяя себя в лоб).
А об завещаньи
Не хлопотал, - седьмая часть одна
Мне по закону следует.
Кобылович
Она
Скоропостижно так скончалась... Здесь нужна
Полиция, ничто без основанья
Законного не должно делать вам...
Мне часто говрил Андрей Михайлыч сам...
(Занавес падает при последних словах).
<1845>.
(рассказ)1. Тому прошло уж много лет,
Что вам хочу сказать я,
И я уверен, - многих нет,
Кого бы мог я испугать бы
Рассказом; если же из них
И есть хоть кто-нибудь в живых,
То, верно, ими всё равно
Забвению обречено.
А что до них? Передо мною
Иные образы встают...
И верю я: не упрекнут,
Что их неведомой судьбою,
Известной мне лишь одному,
Что их непризнанной борьбою
Вниманье ваше я займу...
2. Тому назад лет шесть иль пять назад,
Не меньше только, - но в Москве
Ещё я жил... вам нужно знать,
Что в старом городе я две
Отдельных жизни различать
Привык давно: лежит печать
Преданий дряхлых на одной,
Ещё не скошенных досель...
О ней ни слова... Да и мне ль
Вам говорить о жизни сей?
И восхищаться бородой,
Да вечный звон колоколов
Церквей различных сороков
Превозносить?.. Иные есть,
Кому охотно эту честь
Я уступить всегда готов;
Их голос важен и силён
В известном случае, как звон
Торжественный колоколов...
Но жизнь иную знаю я
В Москве старинной...
... ... ... ... ... ... ... . .
... ... ... ... ... ... ... . .
... ... ... ... ... ... ... . .
... ... ... ... ... ... ... . .
3. Из всех людей, которых я
В московском обществе знавал,
Меня всех больше занимал
Олимпий Радин... Не был он
Умом начитанным умён,
И даже дерзко отвергал
Он много истин, может быть;
Но я привык тот резкий тон
Невольно как-то в нём любить;
Был смел и зол его язык,
И беспощадно он привык
Все вещи называть по именам,
Что очень часто страшно нам...
В душе ль своей, в душе ль чужой
Неумолимо подводить
Любил он под итог простой
Все мысли речи и дела
И в этом пищу находить
Насмешке вечной - едко-злой,
Над разницей добра и зла...
В иных была б насмешка та
Однообразна и пуста,
Как жизнь без цели... Но на чём
Страданья гордого печать
Лежала резко - и молчать
Привык он - о страданьи том...
В былые годы был ли он
Сомненьем мучим иль влюблён -
Не знал никто; да и желать
Вам в голову бы ни пришло,
Узнав его, о том узнать,
Что для него давно прошло...
Так в жизнь он веру сохранил,
Так был о полон свежих сил,
Что было б глупо и смешно
В нём тайну пошлую искать,
И то, что им самим давно
Отринуто, разузнавать...
Быть может, он, как и другой,
До истин жизненных нагих,
Больной, мучительной борьбой,
Борьбою долгою постиг...
Но ей он не был утомлён, -
О нет! Из битвы вышел он
И здрав, и горд, и невредим...
И не осталося за ним
Ни страха тайного пред тем,
Что разум отвергался ем,
Ни даже н"а волос любви
К прошедшим снам... В его крови
Ещё пылал огонь страстей;
Ещё просили страсти те
Не жизни старческой - в мечте
О жизни прошлых, юных дней, -
О новой пищи, новых муках
И счастье нового... Смешон
Ему казался вечный стон
О ранней старости вокруг,
Когда он сам способен был
От слов известных трепетать,
Когда в душе его и звук,
И шорох многое будил...
Он был женат... Его жена
Была легка, была стройна,
Умела ежедневный вздор
Умно и мило говорить,
Подчас, пожалуй, важный спор
Вопросом легким оживить,
Владела тактом принимать
Гостей и вечно наполнять
Гостинную и, может быть,
Умела даже и любить,
Что, впрочем, роскошь. Пол-Москвы
Была от ней без головы,
И говорили все о ней,
Что недоступней и верней
Ее - жены не отыскать,
Хотя, признаться вам сказать,
Как и для многих, для меня,
К несчастью, нежная жена -
Печальный образ... - Но она
Была богата... Радин в ней
Нашел блаженство наших дней,
Нашел свободу - то есть мог
Какой угодно вам пророк
Иль недостаток не скрывать
И смело тем себя казать,
Чем был он точно...
4. Я ему
Толпою ценную друзей
Представлен был, как одному
Из замечательных людей
В московском обществе... Потом
Видался часто с ним в одном
Знакомом доме... Этот дом
Он постоянно посещал,
Я также... Долго разговор
У нас не ладился: то был
Или московский старый спор
О Гегеле, иль просто вздор...
Но слушать я его любил,
Затем что спору никогда
Он важности не придавал,
Что равнодушно отвергал
Он то же самое всегда,
Что перед тем лишь защищал.
Так было долго... Стали мы
Друг другу руку подавать
При встрече где-нибудь, и звать
Меня он стал в конце зимы
На вечера к себе, чтоб там
О том же вздоре говорить,
Который был обоим нам
Смешон и скучен... Может быть,
Так шло бы вечно, если б сам
Он не предстал моим глазам
Совсем иным...
5. Тот дом, куда и он, и я
Езжали часто, позабыть
Мне трудно... Странная семья,
Семья, которую любить
Привыкла так душа моя-
Пусть это глупо и смешно, -
Что и теперь еще по ней
Подчас мне скучно, хоть равно,
Без исключений, - прошлых дней
Отринул память я давно...
То полурусская семья
Была, - заметьте: это я
Вам говорю лишь потому,
Что, чисто русский человек,
Я, как угодно вам, вовек
Не полюблю и не пойму
Семейно-бюргерских картин
Немецкой жизни, где один
Благоразумно-строгий чин
Владеет всем и где хранят
До наших пор еще, как клад,
Неоцененные черты
Печально-пошлой чистоты,
Бирсуп и нежность... Русский быт,
Увы! совсем не так глядит, -
Хоть о семейности его
Славянофилы нам твердят
Уже давно, но виноват,
Я в нем не вижу ничего
Семейного... О старине
Рассказов много знаю я,
И память верная моя
Тьму песен сохранила мне,
Однообразных и простых,
Но страшно грустных... Слышен в них
То голос воли удалой,
Все злою волею женой,
Все подколодною змеей
Опутанный, то плач о том,
Что тускло зимним вечерком
Горит лучина, - хоть не спать
Бедняжке ночь, и друга ждать,
И тешить старую любовь,
Что ту лучина залила
Лихая, старая свекровь...
О, верьте мне: невесела
Картина - русская семья...
Семья для нас всегда была
Лихая мачеха, не мать...
Но будет скучно вам мои
Воззрения передавать
На русский быт... Мы лучше той
Не чисто русскою семьей
Займемся...
Вся она была
Из женщин. С матери начать
Я должен... Трудно мне сказать,
Лет сорок или сорок пять
Она на свете прожила...
Да и к чему? В душе моей
Хранятся так ее черты,
Как будто б тридцать было ей...
Такой свободной простоты
Была она всегда полна,
И так нежна, и так умна,
Что становилося при ней
Светлее как-то и теплей...
Она умела, видя вас,
Пожалуй, даже в первый раз,
С собой заставить говорить
О том, о чем не часто вам
С другим придется, может быть;
Насмешке ль едкой, иль мечтам
Безумно-пламенным внимать
С участьем равным; понимать
Оттенки все добра и зла
Так глубоко и равно,
Как женщине одной дано...
Она жила... Она жила
Всей бесконечной полнотой
И мук, и счастья, - и покой
Печально-глупый не могла
Она от сердца полюбить...
Она жила, и жизни той
На ней на всей печать легла,
И ей, казалось, не забыть
Того, чего не воротить...
И тщетно опыт многих лет
Рассудка речи ей шептал
Холодные, и тщетно свет
Ее цепями оковал...
Вам слышен был в ее речах
Не раболепно-глупый страх
Пред тем, что всем уже смешно,
Но грустный ропот, но одно
Разуверенье в гордых снах...
И между тем была она
Когда-то верная жена
И мать примерная потом,
Пример всегда, пример во всем.
Но даже добродетель в ней
Так пошлости была чужда,
Так благородна, так проста,
Что в ней одной, и только в ней,
Была понятна чистота...
И как умела, боже мой!
Отпечатлеть она во всем
Свой мир особый, - и притом
Не быть хозяйкой записной, -
Не быть ни немкою, речь
Вести о том, как дом беречь,
Ни русской барыней кричать
В огромной девичьей... О нет!
Она жила, она страдать
Еще могла, иль сохранять,
По крайней мере, лучших лет
Святую память... Но о ней
Пока довольно: дочерей,
Как я умею описать
Теперь мне кажется пора...
Их было две, и то была
Природы странная игра:
Она, казалось, создала
Необходимо вместе их,
И нынче, думая о них,
Лишь вместе - иначе никак -
Себе могу представить их.
Их было две... И, верно, так
Уж было нужно... Создана
Была, казалося, одна
Быть вечной спутницей другой,
Как спутница земле луна...
И много общих черт с луной
Я в ней, особенно при той,
Бывало часто находил,
Хоть от души ее любил...
Но та... Ее резец творца
Творил с любовью без конца,
Так глубоко и так полно,
И вместе скупо, что одно
Дыханье сильное могло
Ее разбить... Всегда больна,
Всегда таинственно-странна,
Она влекла к себе сильней
Болезнью странною своей...
И так я искренне любил
Капризы вечные у ней -
Затем ли, что каприз мне мил
Всегда, во всем - и я привык
Так много добрых, мало злых
Встречать на свете, - или жаль
Цветка больного было мне,
Не знаю, право; да и льзя ль,
И даже точно и дано
Нам чувство каждое вполне
Анализировать?.. Одно
Я знаю: С тайною тоской
Глядел я часто на больной,
Прозрачный цвет ее лица...
И долго, долго без конца,
Тонул мой взгляд в ее очах,
То чудно ярких, будто в них
Огонь зажегся, то больных,
Полупогасших... Странный страх
Сжимал мне сердце за нее,
И над душой моей печаль
Витала долго, - и ее
Мне было долго, долго жаль...
Она страдать была должна,
Страдать глубоко, не одна
Ей ночь изведана без сна
Была, казалось; я готов
За это был бы отвечать,
Хоть никогда б не отыскать
Вам слез в очах ее следов...
Горда для слез, горда и зла,
| |
| Просмотров: 528 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры