й эпитаф³ей. Несчастный,
Сидѣвш³й здѣсь, писалъ на камнѣ повѣсть
Своей жестокой скорби точно такъ же,
Какъ пламенный любовникъ пишетъ имя
Возлюбленной на деревѣ, сплетая
Его съ своимъ. Увы! я узнаю
Немало здѣсь именъ знакомыхъ мнѣ
Людей, сраженныхъ горемъ точно такъ же.
Я напишу вдобавокъ къ именамъ
Ихъ имя Фоскари. Ему всего
Приличнѣе стоять въ печальномъ спискѣ,
Который можетъ только быть прочитанъ
Несчастными.
(Пишетъ свое имя).
ТЮРЕМЩИКЪ.
Синьоръ! вотъ вашъ обѣдъ.
ФОСКАРИ.
Благодарю! Поставь его на землю.
Я голода не чувствую, но губы
Мои совсѣмъ засохли. Гдѣ вода?
ТЮРЕМЩИКЪ.
Вотъ здѣсь.
ФОСКАРИ.
Теперь мнѣ лучше.
ТЮРЕМЩИКЪ.
Мнѣ велѣно сказать, что судъ надъ вами
До времени отсроченъ.
ФОСКАРИ.
До какого?
ТЮРЕМЩИКЪ.
Объ этомъ я не знаю. Также мнѣ
Совѣтомъ данъ приказъ впустить сюда
Супругу вашу.
ФОСКAРИ.
А! жестокость ихъ
Смягчилась, наконецъ! Я пересталъ
На это ужъ надѣяться. Давно
Была тому пора.
МАРИНА.
О милый мой!
ФОСКАРИ (обнимая ее).
Единственный мой другъ! какое счастье!
МАРИНА.
Мы больше не разстанемся.
ФОСКАРИ.
Ужели
Ты хочешь раздѣлить мою тюрьму?
МАРИНА.
Тюрьму, могилу, пытку, словомъ - все,
Лишь только бъ быть съ тобой. Могилу, впрочемъ,
Всего позднѣй, затѣмъ, что въ ней не будемъ
Мы знать другъ друга; я о ней сказала
Лишь потому, что легче быть съ тобою
И въ гробѣ мнѣ, чѣмъ разлучиться вновь.
Довольно ужъ того, что я могла
Снести разлуку первую. Скажи,
Какъ чувствуешь себя теперь ты? Лучше ль
Твоимъ несчастнымъ членамъ? Ты блѣднѣешь!
Къ чему тогда вопросъ мой.
ФОСКАРИ.
Счастье видѣть
Тебя - и такъ внезапно - отдалось
Во мнѣ такою радостью, что кровь,
Невольно хлынувъ къ сердцу, отлила
Отъ щекъ моихъ, заставивъ поблѣднѣть
Ихъ, какъ блѣдна и ты, моя Марина.
МАРИНА.
Тому причиной блѣдный полусвѣтъ
Темницы вѣчной этой, гдѣ невѣдомъ
Лучъ солнечный, гдѣ даже свѣтъ похожъ
Скорѣй на темноту и гдѣ печально брежжетъ
На нашихъ лицахъ трепетнымъ мерцаньемъ
Лишь красный отблескъ факела сквозь темный
Смолистый дымъ, застлавш³й все, и даже
Глаза твои. Но нѣтъ! твои глаза
Блестятъ! О, какъ блестятъ они!
ФОСКАРИ.
Твоихъ
Я видѣть не могу. Меня слѣпитъ
Свѣтъ факела.
МАРИНА.
А я, напротивъ, здѣсь
Ни зги не увидала бъ безъ него.
Ужель ты видѣть могъ въ такихъ потемкахъ?
ФОСКАРИ.
Сначала ничего, но время дало
Возможность мнѣ привыкнуть къ вѣчной ночи.
Мерцанье дня, сквозившее порой
Сквозь трещины, проломанныя вѣтромъ,
Казалось мнѣ пр³ятнѣй во сто кратъ,
Чѣмъ свѣтъ блестящ³й солнца, если только
Онъ освѣщалъ передо мной не башни
Венец³и! Ты знаешь ли, что я
Сейчасъ писалъ передъ твоимъ приходомъ?
МАРИНА.
Писалъ? о чемъ?
ФОСКАРИ.
Я вырѣзалъ на камнѣ
Свое здѣсь имя. Посмотри, вотъ здѣсь,
Какъ разъ вблизи собрата моего
По мѣсту заключенья, если только
Не лжетъ стѣнная надпись.
МАРИНА.
Чѣмъ онъ кончилъ
Судьбу свою?
ФОСКАРИ.
Не знаю: эти стѣны
Молчать умѣютъ о судьбѣ людей
И говорятъ о нихъ однимъ намекомъ.
Подобныя темницы воздвигаютъ
Лишь только для умершихъ иль для тѣхъ,
Кто долженъ умереть. "Чѣмъ кончилъ онъ
Судьбу свою", спросила ты меня:
Вотъ точно такъ же спросятъ очень скоро
И обо мнѣ, и точно такъ же будетъ
Отвѣтъ исполненъ мрачнаго сомнѣнья
И ужаса, когда ты не разскажешь
Мою истор³ю.
МАРИНА.
Я? говорить о томъ,
Что ты терпѣлъ?
ФОСКАРИ.
А почему же нѣтъ?
Всѣ будутъ говорить о мнѣ, и скоро:
Тиранство скрыть нельзя. Какой бы ужасъ
Оно ни совершило, правда все же
Найдетъ исходъ; хотя бы въ видѣ стоновъ,
Она пробьетъ и самый сводъ могилы.
Мнѣ нечего бояться, чтобы память
Моя была дурна, а смерть нимало
Мнѣ не страшна.
МАРИНА.
Ты будешь жить!
ФОСКАРИ.
А что же
Моя свобода?
МАРИНА.
ФОСКАРИ.
Вотъ истинно высок³я слова,
Но лишь слова! звукъ музыки - прекрасной,
Но кратковременной! Духъ значитъ много,
Но онъ не все. Онъ далъ мнѣ силы вынесть
Страданья пытки худш³я, чѣмъ смерть,
Когда лишь правда то, что смерть не больше,
Какъ вѣчный сонъ. Я перенесъ все это
Безъ жалобы; ничтожный стонъ, который
Былъ вырванъ изъ груди моей, нанесъ
Позоръ моимъ лишь судьямъ; но на свѣтѣ
Есть муки вдвое хуже: напримѣръ,
Прожить въ тюрьмѣ весь вѣкъ, что суждено,
Быть можетъ, мнѣ.
МАРИНА.
Увы! въ темницѣ этой
Все, что принадлежитъ тебѣ во всемъ
Пространномъ государствѣ, гдѣ отецъ твой
Владыкою.
ФОСКАРИ.
Такая мысль едва ли
Поможетъ мнѣ перенести мой плѣнъ.
Не мало стонетъ узниковъ въ темницахъ,
Но врядъ ли кто-нибудь, подобно мнѣ,
Былъ заключенъ такъ близко отъ дворца
Его отца. Надежды лучъ, однако,
Порою посѣщаетъ и меня,
Подобный тѣмъ полоскамъ пыльнымъ свѣта,
Которымъ удается иногда
Проникнуть въ щель тюрьмы. Другого свѣта
Я не видалъ. Огонь тюремной лампы
Да блѣдное с³янье свѣтляка,
Попавшаго въ тенета паутины -
Вотъ все, что свѣтитъ здѣсь. Увы! я знаю,
Что мы переносить способны много.
Я это доказалъ своимъ примѣромъ
Передъ людьми; но мнѣ ужасна мысль
Объ одиночествѣ: я родился
Для общества.
МАРИНА.
Съ тобою буду я.
ФОСКАРИ.
О если бъ это было такъ! Но нѣтъ -
Они не согласятся оказать
Такую милость мнѣ, и я останусь
Одинъ, какъ былъ, безъ общества и даже
Безъ книгъ, замѣны ложной этой столь же
Фальшивыхъ, какъ онѣ, людей. Я тщетно
Просилъ прислать мнѣ лѣтописи нашей
Истор³и, портреты нашихъ предковъ -
И мнѣ осталось изучать теперь
Лишь эти стѣны. Пятна ихъ и плѣсень
Вѣрнѣй передадутъ картины дѣлъ
Венец³и, чѣмъ древн³й залъ, въ которомъ
Развѣшены портреты славныхъ дожей
Съ подробнымъ изложеньемъ ихъ дѣян³й.
МАРИНА.
Я сообщить пришла тебѣ рѣшенье
Совѣта Десяти.
ФОСКАРИ.
Оно извѣстно
Заранѣй мнѣ: смотри!
(Указываетъ на свои члены, какъ бы напоминая о пыткѣ).
МАРИНА.
Нѣтъ, нѣтъ! не это!
Жестокость ихъ смягчилась, наконецъ.
ФОСКАРИ.
Чего жъ тогда хотятъ они?
МАРИНА.
Чтобъ ты
Вернулся снова въ Канд³ю.
ФОСКАРИ.
Такъ, значитъ,
Послѣдняя надежда для меня
Погасла навсегда. Я перенесъ бы
Темницу здѣсь, баюкаемый мыслью,
Что я на родинѣ; я снесъ бы пытку,
Затѣмъ что въ воздухѣ родномъ вдыхалъ я
Какую-то крѣпительную свѣжесть,
Подобно кораблю, когда средь бури
Гонимый грознымъ вѣтромъ, все же онъ
Летитъ впередъ по плещущимся волнамъ*
Но тамъ, вдали Венец³и, на этомъ
Проклятомъ островѣ, среди рабовъ
Невѣрныхъ или ссыльныхъ, буду я
Подобенъ кораблю, когда онъ брошенъ
Разбитый на скалу. Я, живши тамъ
Все время, ощущалъ, что обращаюсь
Въ могильный прахъ и что умру навѣрно,
Когда вернутъ меня туда.
МАРИНА.
А здѣсь?
ФОСКАРИ.
Здѣсь я умру, по крайней мѣрѣ, сразу,
Какимъ бы средствомъ ни было. Ужели
Лишатъ меня дѣйствительно гробницы
Отцовъ моихъ, какъ отняли уже
Наслѣдство ихъ и домъ?
МАРИНА.
Мой милый другъ*
Я испросила позволенье ѣхать
Съ тобою въ ссылку, но притомъ таила
Другое на умѣ. Твоя любовь
Къ жестокому отечеству граничитъ
Съ безумной страстью. Ты зовешь напрасно
Ее патр³отизмомъ. Для меня
Одно и то же жить иль тамъ, иль здѣсь,
Лишь только бъ видѣть мнѣ тебя спокойнымъ
И радостнымъ среди свободной жизни.
Громаду этихъ тюремъ и дворцовъ
Никто не назоветъ, повѣрь мнѣ, раемъ.
Сюда явились предки наши также
Несчастными изгнанниками.
ФОСКАРИ.
Да!
Несчастными - я это знаю.
МAРИНA.
Что же,
Мы видимъ, было дальше? Укрываясь
Отъ гунновъ злыхъ на этихъ островахъ,
Съ единственнымъ наслѣдьемъ древнихъ римлянъ -
Энерг³ей своей и бодрымъ духомъ -
Они создать умѣли средь лагунъ
&nbs