Тредиаковский Василий Кириллович - Феоптия

   Всяка тварь во свете проявляет вам его,

  

   Кажет всё, что стало бытием от самого.

  

   Ибо утвердить чего нельзя о кумире,

  

   Как возможно то с умом говорить о Мире?

  

   Напоследок: буде некто обходя везде

  

   В любопытстве хвальном, на стене усмотрит где

  

   Преизрядную во всем живопись картины,

  

   Мечущиеся в глаза с своея холстины, -

  

   Я кладу, на коей проведение людей

  

  370 Всех израилетских по пучине без ладей

  

   Моисеем иногда, написал художник,

  

   Славный в мастерстве своем том трудоположник.

  

   Там одних увидит, в радости по глубине

  

   Шествующих сонмом и на самом бездны дне

  

   Воздевающих к творцу в выспренняя руки,

  

   От египетския их спасшему всех муки,

  

   И благодарящих за избаву ту себе,

  

   Бывших прежде в лютой у мучителей гоньбе;

  

   Но с другой там стороны узрит он тристатов

  

  380 Фараона самого, всех же супостатов,

  

   Колесницы, коней и всё войско без числа,

  

   Гнавшее за теми, но пришедшее до зла

  

   Потопления в водах и затем всех в страхе,

  

   Видящих, что волны их поглощают в махе.

  

   Скажет ли тот некто, живопись сию смотря,

  

   А художникова имени при том не зря,

  

   Что вальком то полотно прачка поражавши,

  

   И из оного всю грязь при реке где жавши,

  

   Вдруг там усмотрела, что собою краски все

  

  390 Прибрались различно, да и в самом том часе

  

   Лица вмиг на полотне те изобразили,

  

   Тень и свет в местах своих чинно союзили;

  

   Словом, все что может живописец учредить,

  

   Чтоб ему картину совершенством расцветить?

  

   Если б наша пря была, силы ж не в премене,

  

   Об одной явленной там в конской морде пене,

  

   Коя ненарочным случаем произошла

  

   И себе в вид сходство надлежащее нашла,

  

   То б возмог признать и сам делом я возможным,

  

  400 Вероятным потому и затем неложным,

  

   Что там живописец с сердца кистию тряхнул,

  

   Коею он краски преизлишно зачерпнул

  

   И чрез то однажды в жизнь, самому на диво,

  

   Конскую изобразить пену смог и живо.

  

   Как то повествуют, что Родийский Протоген

  

   Пены только псовы не возмог, коль не вперен,

  

   На картине написать, где изображенный

  

   Был И_а_лис и со псом, - чем вот раздраженный,

  

   Бросил с гнева губку, коей краски он стирал,

  

  410 А броском не токмо живописства не смарал,

  

   Но еще впрямь изразил ону пену чудно,

  

   Кою мастерством ему сделать было трудно.

  

   Пен же ль сих примером заключить возможно нам,

  

   Что сей мир припадком так же сделаться мог сам?

  

   Коль различно то с другим! Краски уж составил

  

   Живописец сам себе, лица все представил,

  

   Пеночки он только не возмог там написать,

  

   Как ему хотелось, чтоб ту живо показать.

  

   Пенку посему одну там свершил припадок,

  

  420 Коя от искусных уж начата догадок:

  

   Но картину ль целу без всего свершить он мог,

  

   Как всегда бессмыслен и всегда во всем убог?

  

   И от целой далека той картинки пена,

  

   А с огромным миром всем нет в ней ни примена!

  

   Что уже оскудно к доказанию вообще

  

   Бога суща, жива и зиждителя еще?

  

   Что к разгнанию в вас тьмы? Мрака что густого?

  

   Что нечестия? Что - лжи? Мнения пустого?

  

   Кой есть недостаток, просветиться б вам лучом?

  

  430 Все уж плетни ваши правды ссечены мечом.

  

   Что вам надобно ко всей ясности о боге,

  

   Чтоб уж больше не стоять в лажном толь подлоге?

  

   Как и быть в упрямстве блядословствуя всё тож,

  

   Тварь что самозданна? видите вы всю в том ложь.

  

   Перестаньте: полно вам в бреде утверждаться

  

   И мечтами, как вещьми, мнимо услаждаться;

  

   Вымышлять доводы, а о твердости сих всех

  

   Не радеть нимало, не хотеть лжи видеть в тех.

  

   Токмо говорить на ветр басни толь злобожны,

  

  440 Басни нечестивы толь, да и невозможны;

  

   Иль неистовствовать прямо в обществе боясь

  

   И по-змийски хитро в мнениях своих таясь,

  

   Утверждать, что бог хоть есть, но не промышляет

  

   И создание свое просто оставляет.

  

   Мнение такое с первых по всему одно,

  

   То нам в Эпикуре хитрость ведома давно:

  

   Кто не хочет в боге знать действа ни едина,

  

   Самым тем не признает свету господина.

  

   Существительное свойство отрицая так,

  

  450 Существа самого не приемлет тот никак

  

   Он духовну божеству образ причитает

  

   Человеческий и взор; паки отметает

  

   Сим премирна бога, неописанна притом,

  

   Признавая только лицемерствующим ртом.

  

   И Спиноза поступил хитростию ж в слове,

  

   А от эпикурской в вид как иною внове.

  

   По его: не можно существу другое здать,

  

   Следственно, собою должно зданиям всем стать.

  

   Не хотя, за _сласти_ речь, быть эпикуристом,

  

  460 Стал злобожнейшим еще жид сей пантеистом.

  

   Что ж всесовершенну помешает существу

  

   Быть творцом другому, но в границах, естеству?

  

   Бесконечное во всем совершенство, силы

  

   Тварей к зданию других не творил ведь гнилы:

  

   Исключает равных, но неравных всех себе

  

   Произвесть бог мощен, по своей благой судьбе.

  

   Долго ль блядословить вам? Наше слово твердо.

  

   Бог вас сам да просветит правдой милосердо!

  

   Извини, Евсевий, устремление мое,

  

  470 Что, начертавая к другу я письмо сие,

  

   К атеистам обратил дело в ней и речи,

  

   А тебя вдруг судией сделал после встречи.

  

   Ты, как благосклонный, в дружестве отнюдь не льстив,

  

   К богу ж весь усерден и к нему благочестив,

  

   По приятству не причтешь мне сего в погрешность,

  

   Зря на внутренность мою, не чинов на внешность.

  

   Свел борьбу я с теми, кои бога быть не мнят

  

   Иль, чтоб был зиждитель миру, всяко не хотят.

  

   Пред собой представил их, въявь изображая

  

  480 И как прямо и в лице истиной сражая.

  

   Видел ты, как зритель, что стоять не можно им

  

   И что должно бога людям признавать таким.

  

   Чем еще я не могу доказать им бога?

  

   Что не объясняет нам твердого предлога?

  

   Существа такого разум наш в идее зрит,

  

   Что преки идеа оному та не творит,

  

   И как он собою нам тож изобразует,

  

   Так и целость мира вся равно показует:

  

   Чин и строй являют вышня существа извол

  

  490 И в животных разный, мужеский и женский, пол.

  

   Роды всех веков и мест, коль они друг другу

  

   Ни противны по себе и страны по кругу;

  

   Сколько ни отменны в нравах, в склонностях своих,

  

   Коль ни различает собственное свойство их,

  

   Все однак согласны в том, чтоб сердец внутрь к богу

  

   Почитание иметь, объявлять честь многу

  

   Оному снаружи действием покорства в вид

  

   И его звать в помощь от напастей и обид.

  

   Кто ни станет где из стран, всюду он обрящет

  

  500 Богу посвященных слуг, жертвенники срящет,

  

   Узрит купно жертвы, храмы, празднований ряд

  

   И великолепный, по богатству там, обряд.

  

   Служба всюду божеству, страх повсюду божий;

  

   Каждый человек с другим в чувствии сем схожий.

  

   Неспособны ведать будущу себе судьбу,

  

   Умилостивляют бога чрез свою мольбу;

  

   Под его покровом быть, да и без наветов,

  

   Коих не приносят где божеству обетов?

  

   Печатлеют сею преверьховною они

  

  510 Властию союзы обществ разных искони;

  

   Обещания присяг ею утверждают,

  

   Ей в казнь оставляют злых, коих проклинают.

  

   В особливых нуждах, в сочетаниях, в пути,

  

   В скорби, иль в печали каковы кто мог прийти,

  

   В бедствия ль попал, в том всем божество зовется,

  

   Да пособство от него вскоре низведется.

  

   Начинают богом и окончавают пир;

  

   Божеством воюют, божеством и славят мир.

  

   Нет строений, нет отнюдь предприятий важных;

  

  520 Купли, ни товаров нет без того продажных.

  

   Словом, ни малейших, в обществе полезных, дел,

  

   Чтоб без бога оны начинать когда был смел.

  

   Слава ж за успех всегда, с чувствием природным,

  

   Восписуется ему гласом всенародным,

  

   Купно благодарством и приносом предрагих

  

   Всяческих корыстей, полученных от других.

  

   Хоть бы любопытен был кто-нибудь без меры,

  

   В грунте разностей сея он не узрит веры.

  

   Общего толико, неразрывного нигде

  

  530 И единовидна сходствия сего везде,

  

   Польза ни страстей, ниж_е_ умствований ложных

  

   Мнима твердость, и ни власть некоих вельможных

  

   В слабость, в разность мнений, не могли никак привесть:

  

   Всюду отдается божеству вседолжна честь.

  

   Отчего ж сие взялось сходствие толико

  

   В людях, коих есть число в свете превелико,

  

   Как не от начала внутреннейшего того,

  

   Кое человека частию есть самого?

  

   Как и не от чувства внутрь в сердце положенна

  

  540 И создателем его в том изображенна?

  

   И как не от первых самых тех преданий след,

  

   Столько ж точно древних, сколько есть и самый свет?

  

   Веру, бога быть, к тому ж с_а_ма безопасность

  

   Утверждает, как трубы громка велегласность;

  

   Положив, что бога и зиждителя всему

  

   Нет и не бывало, вера наша, посему.

  

   Утверждающая быть, ложна непреречно.

  

   Правосудный кто ж за ложь показнит нас вечно?

  

   Но противну веру положа во лжи теперь,

  

  550 К милости всемерно заключается уж дверь.

  

   Мнит та вера: бага нет, кой есть пребывали;

  

   Ясно, веруяй не быть, так и утверждали,

  

   Восприимет казни за лжесловие и лесть:

  

   Бог, кой правосудный, не отмстит ли, ибо есть?

  

   Есть всеведый! Всеблагий! Есть бог всемогущий!

  

   Без начала, без конца, есть везде присущий!

  

   Есть бог, о! Евсевий: всяка проявляет тварь,

  

   Что он есть создатель и верьховный мира царь.

  

  

  

   ЭПИСТОЛА II

  По доказании первою эпистолою божиего бытия известными доводами из самых метафизических внутренностей, рассуждается в сей второй во-первых, что хотя и многий находятся приобыкшии к тонкостям метафизическим, однако немало и таких, которым помянутые доказательства не без трудности будет уразумевать. Чего ради, чтоб и сим последним ту ж истину показать непреоборимо и ясно, восприемлется намерение доказывать оную по премудрым зиждителевым намерениям, или намеренным концам каждыя вещи во всем естестве, на что не должно уже употреблять великую тонкость понятия, но токмо един простый взор на все вещи доволен, соединенный однако с некоторым общим рассуждением и с прилежностию к рассмотрению вещей. Потом начинается дело описанием необъятныя огромности всего света. Рассматриваются обыкновенные четыре стихии, коих по рассмотрении исследываются небесные светила. Всё сие бесчувственное вещество по всему ясно показует премудрость, благость и всемогущество создавшего. Напоследок, самый движения устав в планетах, как то он есть непременный, являет премудрого законодавца, а великолепие небес проповедует зиждителево величие.

  

   Вообще, что утвердил и в веки утверждаю,

  

   В особности о том теперь здесь рассуждаю.

  

   Не всякому легки доводы, признаю,

  

   Читающему ту эпистолу мою.

  

   Но твой, Евсевий, смысл толико просвещенный

  

   От тонкости вещей не мог быть воспященный:

  

   Ты, мню, употребил природну остроту,

  

   Проник во глубину, взлетел на высоту.

  

   И, распростершись там, объял собой пространность,

  

   10 А тем и твердость их, и видел всю избранность.

  

   Довольны для тебя тебе ум показал;

  

   Не сомневаюсь я, ты ж словом то ж сказал.

  

   Однак, как весно мне, другим то всё собщаешь,

  

   Что истинным себе и твердым ощущаешь.

  

   Но всяк ли из других тебе подобен есть,

  

   Хотя и многим в том я отдаю всю честь?

  

   Поистине из них не все с тобою равны

  

   И быть не возмогли рассудком толь исправны,

  

   Ни столько ж о вещах понятия иметь,

  

   20 Чтоб вещи без труда им суще разуметь.

  

   Для сих теперь пойду гладчайшею стезею

  

   И поведу с собой их к той же правде ею.

  

   Всем слабейшим в себе способнейша она

  

   И точно для таких давно проложена,

  

   Но равно приведет к создателю и к богу,

  

   Как и идущих всех в ту первую дорогу.

  

   На весь чин естества вперяя внешний глаз,

  

   Представлю ону внутрь я божества показ.

  

   Такая мудрость всем всегда есть не закрыта,

  

   30 Да разве от страстей в жар может быть забыта.

  

   Едва кто всех вещей воззрил на всяк конец,

  

   Не может не узреть, что их премудр творец,

  

   Что купно он всеблаг, что всемогущ, строитель

  

   И есть он по судьбам своим всему правитель.

  

   Не долг уж тешку быть вещей зря на убор,

  

   Единственно простый доволен токмо взор,

  

   При чем однак всегда потребна есть прилежность.

  

   Не та ж, от коей прочь бежит роскошна нежность,

  

   Но некая, с какой возможет каждый вдруг

  

   40 Приметить, как его и всё объемлет круг.

  

   Воззрим сначала мы на всю огромность света,

  

   На весь округ его, достигнет сколь примета.

  

   Воззрим на дол земли, на коей мы живем,

  

   По коей ходим все, где смертными слывем.

  

   Воззрим выспрь к небесам на толь далеки своды,

  

   Которы кровом нам чрез толь премноги годы.

  

   Воззрим на полноту и воздуха и вод;

  

   Сей окружает нас вещей отвеюду род.

  

   Воззрим мы, наконец, на звезды, на светила

  

   50 И узрим, что зарей сих неисчетна сила.

  

   Не рассуждаяй всяк чрез жизнь свою о сих,

  

   Здесь мыслит о вещах единственно таких,

  

   Которы, суть к нему иль ближе, иль на нужды

  

   Зрит кои быть себе потребны и не чужды.

  

   Он из всея Земли ту знает токмо часть,

  

   На коей дом его и где ему вся власть.

  

   Сей знает по тому о солнце и с зарями,

  

   Что от него светло ему бывает днями;

  

   Так равно, как себе, во мраке и в нощи,

  

   60 Он получает свет довольный от свещи;

  

   Его мысль за места, на коих пребывает

  

   И ходит он куда, отнюдь не залетает.

  

   Но каждый человек, обыкший рассуждать

  

   И разбирая всё о правде утверждать,

  

   Иль отрицать ему покажется что ложным,

  

   Невероятным что или и невозможным,

  

   Весь простирает вдаль в себе сам помысл свой

  

   И тщится рассмотреть и все познать собой

  

   Те виды, что его отвсюду окружают,

  

   70 Различием себя несчетно размножают

  

   И зрятся пребывать в пространстве вкруг таком,

  

   Которого конец ни мыслям не знаком.

  

   Не может он тогда пространнейшего царства,

  

   Без равного во всей вселенной государства,

  

   Не положить в уме за малый уголок

  

   Обширный Земли; а Землю всю за клок

  

   Или за облачко во всем пространстве круга.

  

   Дивится, зря себя и зря подобна друга,

  

   Что жителем он с ним находится на ней,

  

   80 Старается понять, в мир как введен есть сей.

  

   В том восклицает: кто сие всё, что поемлю,

  

   Создал? и на вод_а_х кто всю повесил Землю?

  

   Заклепы кто ее толь твердо положил?

  

   И кто водами ж ту отвсюду окружил?

  

   Когда б Земля была везде претвердый камень,

  

   Не можно б было уж, ниж_е_ чрез сильный пламень,

  

   Терзать ее отвне и в недра к ней входить:

  

   Нам сеять бы нельзя, а ей бы клас родить.

  

   Но если б вещество в ней мягче некак было,

  

   90 Иль только б что песок и сыпко также плыло,

  

   То не могла б она носить поверьх людей,

  

   Нельзя б и никаким быть тягостям на ней:

  

   Повсюду б мы в нее и грузы б все тонули,

  

   Когда б произошли, тогда ж мы б и гонзнули.

  

   Се ж равномерна в том есть обоем она,

  

   Притом и всех выг_о_д та мать есть нам одна.

  

   Сокровища свои нам все она собщает

  

   И грязь и пыль свою в богатство превращает.

  

   Приемлет на себя несметно разный вид,

  

   100 Творя, чтоб всюду быть на ней нам без обид.

  

   Земля нам подает чего мы ни желаем,

  

   Как всё что нужно есть, так мы и чем играем.

  

   Болотна где она и также где пуста,

  

   Где непроходны суть от дебрей в ней места, -

  

   Всё пременяет то и скоро и чудесно,

  

   И делает уж там видение прелестно:

  

   То с полем зрятся луг и сочная трава,

  

   То цв_е_ты и плоды, то рощи и древа.

  

   Везде являет та всем только что доброты,

  

   100 На жителей своих премноги лья щедроты.

  

   Всегда она к ним всем и по всему добра

  

   И так, что описать есть трудно, коль щедра;

  

   Источника ее, обильного не ложно,

  

   Исчерпать никогда и никому не можно:

  

   Утробу мы ее терзаем болей чем,

  

   Богатства больше нам она приносит тем;

  

   Не стареется вся, ни убывая тлеет,

  

   Всегда млада в себе и бодрость всю имеет.

  

   Все чезнет из нее, под старость всяк в нас хил,

  

   120 Едина токмо та вся не теряет сил:

  

   При каждой и весне в жизнь будто воскресает,

  

   В чем дух и есть в чем раст, от пагуб то спасает.

  

   Обилен человек так от нее всегда,

  

   Что недостатка нет ни в чем ему когда.

  

   От лености его приходит недостаток,

  

   Как к деланию той в нем труд бывает краток;

  

   Нетщание людей причина пустоты,

  

   И терний, и волчцов, и гнусны наготы.

  

   Еще ту пустошат и кроволитны брани,

  

   130 Отъемлются когда чужие сильно грани,

  

   А вместо чтоб ее доброте споспешить,

  

   Кровь тем людей смогла и весь тук иссушить:

  

   Един сей плод всегда от славных всех героев,

  

   От действий громких тех и от несчетных воев.

  

   Полезней людям всем оратай и пастух,

  

   Неж вознесенный тот граблений лютых дух:

  

   Герой всяк для себя, и то с чужим, воюет,

  

   Да всех земли делец трудясь, себе горюет.

  

   О! коль плодов, когда б престали быть бойцы,

  

   140 А токмо б нежил всяк своих земель, концы!

  

   Но лютая уже, оружий толь обильных,

  

   Вражда воюет в казнь за все неправды сильных!

  

   Порокам и страстям отверзла та ж врата,

  

   Отнеле же во всех погибла простота!

  

   Неравности Земли быть мнятся не услужны,

  

   Но те к ее красе, а к пользе нашей нужны.

  

   Где идут гор хребты, долины стольки ж там,

  

   На пищу в них трава преславная скотам.

  

   За ними вкруг поля и нив бразды желтеют,

  

   150 Богатых класы жатв волнуются и спеют.

  

   С одной страны их край и цветен и травист,

  

   И древом плодовит, и духом здрав и чист;

  

   С другой - верьхи свои до облак взносят горы.

  

   Дивят нас высотой, увеселяя взоры.

  

   Расселин дичь и всех в них каменистых гряд

  

   Взнесенну землю ту в свой утверждает ряд,

  

   Подобно как крепят нас кости внутрь и жилы,

  

   И твердость придают, приводят нас и в силы:

  

   Дичь тягость держит там ужасных тех громад,

  

  160 Сцепляет их перед между собой и зад.

  

   Различие сие всю Землю украшает

  

   И совокупно нам при нуждах споспешает:

  

   Убежище в вертеп от зноя и дождей,

  

   Убежище на холм от наглости людей.

  

   Во всей вселенной нет, ниж_е_ едины, нивы,

  

   Без некоих доброт, когда мы не ленивы.

  

   Не только долы те, не только чернозем,

  

   Но и болотный низ, но и пески по сем

  

   Оратаю за труд мзду воздают напольну,

  

  170 Пшеницу принося на сжатие довольну.

  

   Болото всё когда осушится трудом,

  

   По тучности внутри, роскошствует плодом.

  

   В безмерну глубину песков нигде нет в свете:

  

   Когда делец земель в одном очистит лете

  

   Всю землю под песком, лежащу впусте там,

  

   И силу солнца даст очищенным местам,

  

   То на другое он, как пойдет полосами,

  

   Увидит весь тот грунт играющ колосами.

  

   Уд_о_бренный чредом кряж всякий мест пустых

  

  180 Не хуже (будет сам плодами нив густых.

  

   Но токмо принесет, что изращать способен:

  

   Грунт на пшеницу есть