sp; ПРИЗРАКЪ.
Прощай!
МАНФРЕДЪ.
Еще скажи: меня ты любишь?
ПРИЗРАКЪ.
Манфредъ!
(Духъ Астарты исчезаетъ).
НЕМЕЗИДА.
Ушла, и вновь ея не вызвать,
Но слово сбудется. Вернись къ землѣ.
ОДИНЪ ИЗЪ ДУХОВЪ.
Лишился чувствъ. Что значитъ, бывши смертнымъ,
Искать того, что за предѣломъ смерти.
ДРУГОЙ ДУХЪ.
Смотри, смотри, онъ овладѣлъ собою
И муку сердца волѣ покорилъ.
Когда бъ онъ былъ однимъ изъ насъ, онъ былъ бы
Могуч³й духъ.
НЕМЕЗИДА.
Къ владыкѣ нашему
И намъ нѣтъ y тебя другихъ вопросовъ?
МАНФРЕДЪ.
Нѣтъ никакихъ.
НЕМЕЗИДА.
Тогда прощай покуда.
МАНФРЕДЪ.
Такъ мы увидимся? Здѣсь, на землѣ?
Какъ хочешь, впрочемъ; я же за услугу
Послѣднюю y васъ въ долгу... прощайте!'
МАНФРЕДЪ.
Который часъ?
ГЕРМАНЪ.
Не долго до заката,
И сумерки, должно быть, будутъ ясны.
МАНФРЕДЪ.
Скажи: ты въ башнѣ все ли приготовилъ,
Какъ я велѣлъ?
ГЕРМАНЪ.
Готово все, извольте
Взять ключъ, a вотъ шкатулка.
МАНФРЕДЪ.
Хорошо.
Ты можешь удалиться. Надо мной
Спокойств³е такое, тишина,
Какихъ я никогда не вѣдалъ въ жизни.
Когда бы я не зналъ, что философья
Пустая самая изъ всѣхъ суетъ,
Безсодержательное только слово,
Лишь терминъ школьный, я бы могъ подумать
Что я нашелъ искомое "калонъ"
И утвердилъ въ душѣ. Пусть не надолго,
Но хорошо хоть разъ его извѣдать.
Да, новое во мнѣ открылось чувство
И записать мнѣ слѣдуетъ на память,
Что это чувство есть; но кто стучится?
ГЕРМАНЪ (снова входя).
Позвольте доложить - изъ Санъ-Мориса
Аббатъ желаетъ видѣть васъ.
(Входитъ аббатъ Санъ-Мориса)
АББАТЪ.
Миръ вамъ.
МАНФРЕДЪ.
Благодарю, и вамъ привѣтъ!
Приходъ вашъ освящаетъ эти стѣны
И тѣхъ, кто въ нихъ живетъ.
АББАТЪ.
О, если бъ такъ,
Но говорить наединѣ намъ надо.
МАНФРЕДЪ.
Оставь насъ, Германъ. Что же вамъ угодно?
АББАТЪ.
Скажу безъ предислов³й - вотъ въ чемъ дѣло.
Мои года, намѣренья и санъ
Даютъ на это право, и сосѣдство
Отчасти тоже служитъ извиненьемъ...
Вездѣ молва объ имени твоемъ
Недобрые разноситъ слухи, пусть же
Его носитель безъ пятна его оставитъ,
Какъ было въ старину.
МАНФРЕДЪ.
Я слушаю.
АББАТЪ.
Молва идетъ, что ты вступилъ въ сношенья
Съ таинственнымъ и запрещеннымъ м³ромъ
И съ обитателями темной бездны,
Что съ духами нечистыми и злыми,
Витающими надъ долиной смерти,
Въ общеньѣ ты. Я знаю, что съ людьми,
Собратьями твоими по творенью,
Ты рѣдко говоришь и одиноко
Живешь отшельникомъ. Дай Богъ, чтобъ свято...
МАНФРЕДЪ.
A кто же тѣ, кто говорятъ все это?
АББАТЪ.
Крестьяне набожные, наши братья.
Твои же слуги за тебя боятся,
И жизнь твоя въ опасности теперь.
МАНФРЕДЪ.
Возьми ее!
АББАТЪ.
Спасать, a не губить
Мой долгЪ. Я не хочу проникнуть въ тайну
Твоей души; но если это такъ -
Пора покаявшись тебѣ найти
Миръ съ церковью, a чрезъ нее и съ Богомъ.
МАНФРЕДЪ.
Тебя я понялъ; вотъ отвѣтъ мой: что бы
Ни сдѣлалъ я и кто бы самъ я ни былъ,
Посредникъ смертный между мной и небомъ
Не нуженъ мнѣ, a если противъ васъ
Грѣшилъ - наказывай; но - докажи.
АББАТЪ.
Нѣтъ, не о наказаньѣ рѣчь идетъ -
О покаяньѣ только, о прощеньѣ;
Достигнуть ихъ лишь отъ тебя зависитъ,
Но учрежденья наши, наша вѣра
Даютъ мнѣ власть помочь при переходѣ
Къ надеждѣ, къ лучшимъ мыслямъ отъ грѣха.
Наказываетъ небо. "Месть моя",
Сказалъ Господь, a какъ мы слуги, - только
Смиренно повторяемъ это слово.
МАНФРЕДЪ.
Старикъ, ничто не можетъ облегчить страданья
Души, познавшей тяготу грѣха.
Напрасны святость и молитвы прелесть,
И покаянье, постъ и всѣ обряды.
Тоска и то, что горше всѣхъ страдан³й -
Отчаянья безвыходнаго муки,
Упреки совѣсти, безъ страха ада,
Которые легко могли бы сами
И небо превратить въ кромѣшный адъ -
Нѣтъ муки въ будущемъ, чтобы сравниться
Съ тѣмъ осужден³емъ, что произноситъ
Онъ надъ самимъ собой.
АББАТЪ.
Пусть будетъ такъ,
Но это все пройдетъ, потомъ наступитъ
Надежда свѣтлая, и ты увидишь
Въ спокойной вѣрѣ край благословенный,
Доступный всѣмъ, кто ищетъ, каковы бы
Ихъ заблужденья ни были земныя.
Все искупается: начало жъ искупленья
Его потребность,- только захоти -
И наша церковь все тебѣ откроетъ
И все что можно отпустить - простится.
МАНФРЕДЪ.
Когда погибъ шестой властитель Рима,
Онъ рану самъ себѣ нанесъ мечомъ.
Хотѣлъ онъ избѣжать позорной казни,
Суда сенаторовъ - рабовъ своихъ недавнихъ;
Изъ жалости къ нему какой-то воинъ
Пытался кровь плащемъ остановить,
Но отстранивъ его, сверкнувши властнымъ взоромъ,
Промолвилъ императоръ, умирая:
"Ужъ поздно - это-ль значитъ вѣрность?"
АББАТЪ.
Что хочешь ты сказать?
МАНФРЕДЪ.
Отвѣтить съ нимъ:
Ужъ поздно!
АББАТЪ.
Нѣтъ! Нѣтъ, никогда не поздно!
Съ своей душой ты можешь примириться,
A душу съ небомъ примирить. Какъ странно:
Всѣ тѣ, кто не надѣются на небо,
Себѣ мечты земныя создаютъ,
Какъ утопающ³й за нихъ хватаясь.
МАНФРЕДЪ.
Да, мой отецъ, мечталъ и я когда-то:
Стремился въ юности къ высокимъ цѣлямъ,
Духъ человѣчества хотѣлъ усвоить,
Стать просвѣтителемъ народовъ, вверхъ
Подняться съ тѣмъ, чтобъ пасть потомъ быть можетъ,
Но такъ упасть, какъ горный водопадъ,
Который, пѣнясь съ кручи, мчится въ бездну,
Спускаясь внизъ туманными столбами
И облакомъ взлетая снова къ небу,
И вновь на землю падая дождемъ,
Тамъ успокоится; но все прошло -
Ошибся я въ мечтѣ.
АББАТЪ.
A почему?
МАНФРЕДЪ.
Не могъ я укротить своей природы.
Кто хочетъ власти, тотъ служить и льстить,
Вездѣ быть вѣчно наготовѣ долженъ.
Ходячей ложью быть, чтобъ стать могучимъ
Среди людей: да, такова толпа.
И я не захотѣлъ быть въ этомъ стадѣ
И вожакомъ - не захотѣлъ вести волковъ.
Въ пустынѣ левъ одинъ живетъ - я также.
АББАТЪ.
Но отчего не жить съ людьми другими?
МАНФРЕДЪ.
A потому, что жизнь претитъ моей природѣ.
Я не жестокъ, я не стремлюсь разрушить,
Но какъ самумъ живу лишь въ разрушеньѣ.
Онъ дуетъ лишь въ пустынѣ раскаленной
И носится надъ голыми песками,
Гдѣ не растутъ ни травы, ни кусты.
Безплодныя онъ поднимаетъ волны,
Не ищетъ никого, никто его не ищетъ,
Но встрѣча съ нимъ смертельна,- такъ и я
Въ моемъ пути земномъ. Но я встрѣчалъ
Порою то, чего ужъ нѣтъ.
АББАТЪ.
Увы!
Боюсь, что здѣсь помочь не буду въ силахъ
Ни самъ я, ни мой санъ; но ты такъ молодъ.
Хотѣлъ бы я...
МАНФРЕДЪ.
Смотри. Есть родъ людей,
Что въ юности состариться успѣли
И умираютъ раньше зрѣлыхъ лѣтъ
И не въ бою, не отъ кровавой смерти,
Отъ наслажден³й, или отъ работы
Усиленной, отъ слабости порой
И отъ болѣзни или отъ безумства
Въ иныхъ сердца разбиты или чахнутъ;
Отъ этого недуга гибнетъ больше,
Чѣмъ значится по списку роковому.
Мѣняетъ онъ и формы, и названья.
Взгляни же на меня - я испыталъ
Ихъ всѣ, когда и одного довольно.
Не удивляйся же, что я таковъ -
Дивись тому, чѣмъ я когда то былъ
И, бывъ такимъ,- еще передъ тобою.
АББАТЪ.
Но выслушай...
МАНФРЕДЪ.
Старикъ, я уважаю
Твой санъ, твои года, я вѣрю также
Въ твои намѣренья; но все напрасно.
Обидѣть не хочу, но я тебя,
A не себя щажу и потому кончаю
Теперь нашъ разговоръ - итакъ, прощай.
АББАТЪ.
Онъ могъ бы существомъ быть благороднымъ,
Въ немъ сила есть, которая могла бы
Создать прекрасный образъ свѣтлыхъ элементовъ,
Когда бъ они разумно въ немъ смѣшались;
Теперь же хаосъ въ немъ и свѣтъ, и мракъ,
И духъ, и плоть, и свѣтлый умъ, и страсти,-
Все борется безъ цѣли и порядка,
То дремлетъ, то бушуетъ. Онъ погибнетъ,
A долженъ бы спастись. Я попытаюсь.
Такой какъ онъ - достоинъ искупленья,
Мой долгъ ни передъ чѣмъ не отступать;
Пойду за нимъ вездѣ, но осторожно.
ГЕРМАНЪ.
Какъ вы велѣли, я пришелъ сказать,
Что солнце за горы заходитъ.
МАНФРЕДЪ.
Какъ?
Уже? взгляну.
(Манфредъ подходитъ къ окну залы).
Блестящ³й шаръ, кумиръ
Природы юной и могучей расы