="justify"> Людей первичныхъ. Дѣти великановъ,
Родившихся отъ духовъ и красавицъ,
Привлекшихъ ихъ съ небесъ безповоротно,
Блестящ³й шаръ,- тебѣ всѣ поклонялись,
Не зная твоего происхожденья.
Ты Всемогущаго служитель ранн³й,
Лучами радости свѣтилъ ты на вершинахъ
И грѣлъ сердца халдейскихъ пастуховъ
Во время ихъ молитвъ. Богъ вещества,
Непознаваемаго представитель,
Избравшаго тебя своею тѣнью,
Свѣтило первое и центръ другихъ свѣтилъ,
Ты нашу землю сдѣлалъ выносимой
И только ты всему даешь окраску,-
Всему, что ходитъ при твоихъ лучахъ.
Владыка времени и царь пространства,
Всего того, что въ нихъ живетъ и дышитъ,
И въ насъ самихъ нашъ духъ тобой окрашенъ,
Какъ и наружный видъ. Встаешь и свѣтишь
Во славѣ и заходишь. Но прощай,
Тебя я не увижу больше; первый
Къ тебѣ направленъ былъ мой взоръ,
Прими же и послѣдн³й, ты не будешь
Свѣтить тому, кому любовь и свѣтъ
На гибель были. Но оно зашло.
Горы.- Замокъ Манфреда въ отдаленьи.- Терраса предъ башней.- Время - сумерки.- Германъ, Мануилъ и друг³е служащ³е y Манфреда.
ГЕРМАНЪ.
Какъ странно: ночь за ночью много лѣтъ
Онъ проводилъ безъ сна вотъ въ этой башнѣ
Совсѣмъ одинъ. Я самъ туда входилъ.
Мы всѣ бывали тамъ не разъ, но все
Убранство въ ней еще не позволяетъ
Опредѣлить того, къ чему стремится
Его работа. Есть, навѣрно, въ ней
Еще покой, куда никто не входитъ.
Готовъ отдать я плату за три года,
Чтобъ тайну ту узнать.
МАНУИЛЪ.
Оно опасно.
Доволенъ будь и тѣмъ, что знаешь.
ГЕРМАНЪ.
Ты, Мануилъ, и осторожнѣе, и старше,
Но могъ бы много разсказать про замокъ -
Ты здѣсь давно.
МАНУИЛЪ.
Его отцу служилъ я
Здѣсь до рожденья графа. Сходства мало.
ГЕРМАНЪ.
Про многихъ сыновей мы скажемъ то же.
Но въ чемъ же разница?
МАНУИЛЪ.
Я говорю
Не о чертахъ лица и не о формахъ.
Графъ Сигизмундъ былъ гордъ, но прямъ и веселъ,
Любилъ войну, пиры, не окружался
Онъ книгами и одиноко ночи
Не сиживалъ безъ сна, a веселѣй
Ихъ проводилъ, чѣмъ день. Онъ не бродилъ
По скаламъ и лѣсамъ, какъ будто волкъ,
Людей и радости онъ не чуждался.
ГЕРМАНЪ.
Ахъ, чортъ возьми, вотъ это было время!
Когда бъ оно могло вернуться къ намъ!
Его и стѣны позабыли.
МАНУИЛЪ.
Для этого другой хозяинъ нуженъ...
Я странныя здѣсь видѣлъ вещи, Германъ.
ГЕРМАНЪ.
Будь другъ и разскажи, пока дежуримъ...
Ты какъ-то смутно говорилъ о дѣлѣ,
Случившемся y этой самой башни.
МАНУИЛЪ.
Да, это ночь была такая... Помню,
Смеркалось какъ теперь, такой же вечеръ
И облака багровыя стояли
Надъ Эйгеромъ все такъ же. Такъ же вѣтеръ
Едва дышалъ, и горы снѣговыя
Сребриться начинали въ лунномъ свѣтѣ.
Графъ Манфредъ какъ сейчасъ былъ тутъ же въ башнѣ
И занятъ... чѣмъ? Кто можетъ это знать?
Но бдѣн³й всѣхъ и всѣхъ его блуждан³й
Съ нимъ спутница была; ее одну,
Казалось, и любилъ онъ на землѣ,
Къ чему, по правдѣ, кровью былъ обязанъ.
Съ графинею Астартою его...
Но тише. Кто идетъ?
АББАТЪ.
Гдѣ графъ?
ГЕРМАНЪ.
Тамъ въ башнѣ.
АББАТЪ.
Я говорить съ нимъ долженъ.
МАНУИЛЪ.
Невозможно.
Онъ хочетъ быть одинъ и не позволилъ
Себя тревожить.
АББАТЪ.
На себя беру я
Вину, коль въ этомъ есть вина, но долженъ
Его увидѣть.
ГЕРМАНЪ.
Ты почти сейчасъ
Его ужъ видѣлъ.
АББАТЪ.
Германъ, слышишь?
Стучи и доложи, что я пришелъ.
ГЕРМАНЪ.
Но мы не смѣемъ.
АББАТЪ.
Видно о себѣ
Самъ доложу.
МАНУИЛЪ.
Святой отецъ, постойте,
Постойте лишь минуту.
АББАТЪ.
Для чего?
МАНУИЛЪ.
Идемте вмѣстѣ,- я скажу вамъ послѣ.
МАНФРЕДЪ (одинъ).
Блеснули звѣзды, мѣсяцъ озаряетъ
Вершины снѣговыя... Какъ прекрасно!
Природа трогаетъ, и образъ ночи
Мнѣ остается ближе, чѣмъ людск³я лица...
Привыкъ я въ этомъ звѣздномъ полумракѣ
Среди безмолв³я и тишины
Читать одинъ языкъ другого м³ра.
Мнѣ помнится, что въ юности когда-то
Я странствуя зашелъ въ такую ночь
Въ разрушенныя стѣны Колизея -
Остатокъ властнаго когда-то Рима.
Росли деревья на разбитыхъ аркахъ,
Чернѣя въ синей полуночи. Звѣзды
Сквозь трещины руинъ глядѣли, и порой
Далек³й лай былъ слышенъ изъ-за Тибра.
Вблизи, въ жилищѣ кесарей, смѣялся
Лишь филинъ; окликъ стражи долеталъ
И замиралъ въ дыханьѣ тихомъ вѣтра...
Стояли кипарисы за проломомъ
И горизонтъ, казалось, замыкали,
Но отъ стѣны они далеко были...
Въ жилищѣ кесарей ночныя птицы
Беззвучно рѣяли среди вѣтвей
Кустарника, ушедшаго корнями
Подъ древн³я и царственныя стѣны.
Бурьянъ растетъ гдѣ лавры расцвѣтали...
Но глад³аторовъ кровавый циркъ
Стоитъ еще обломкомъ дивнымъ совершенства,
Гдѣ Цезаря и Августа палаты
Неразличимой грудой камня стали...
И ты все озарялъ, блестящ³й мѣсяцъ,
Все заливалъ волною нѣжной свѣта;
Она смягчала видъ опустошенья,
Вѣковъ минувшихъ бездну заливала:
Прекрасное такимъ же оставалось,
Прекраснымъ некрасивое казалось,
И все кругомъ - все становилось храмомъ
Для поклоненья древнему величью
Властителей, которые и въ урнахъ
Царятъ надъ мыслями.
Такая жъ ночь!
Какъ странно, что я вспомнилъ это время!
Но я замѣтилъ: мысли убѣгаютъ
Всего скорѣй, когда должны бы стройно
Идти и по порядку другъ за другомъ.
АББАТЪ.
Прошу простить за мой приходъ вторично,
Но не сердитесь на мое усердье.
Что есть худого въ немъ, пусть на меня
Падетъ, и пусть надъ вашей головой
Пребудетъ благо. Если бъ только могъ я
Сказать надъ сердцемъ, если бъ могъ васъ тронуть
И духъ вернуть заблудш³й, но прекрасный,
Пока онъ не погибъ...
МАНФРЕДЪ.
Не знаешь, кто я...
Дни сочтены, записаны дѣла.
Иди: опасность близко, уходи!
АББАТЪ.
Ты угрожать не хочешь мнѣ, надѣюсь?
ИАНФРЕДЪ.
Я? нѣтъ; я только говорю: близка опасность,
Хочу предостеречь.
АББАТЪ.
Какъ такъ?
МАНФРЕДЪ.
Смотри.
Что видишь ты?
АББАТЪ.
Я? ничего.
МАНФРЕДЪ.
Сюда
Смотри внимательно. Ну, что теперь?
АББАТЪ.
Я вижу страшное, но не боюсь.
Неясный, грозный образъ выступаетъ,
Какъ злое божество, изъ-подъ земли;
Лицо плащомъ окутано, и формы
Не видно въ темныхъ облакахъ...
Онъ между нами, но не страшенъ мнѣ.
МАНФРЕДЪ.
Ты правъ: тебѣ не станетъ онъ вредить;
Но можетъ кровь застыть подъ этимъ взглядомъ...
Я говорю тебѣ: уйди.
АББАТЪ.
A мой отвѣтъ:
Уйду не прежде, чѣмъ съ врагомъ сразимся.
Зачѣмъ онъ здѣсь?
МАНФРЕДЪ.
Какъ? Да, зачѣмъ онъ здѣсь?
Я не просилъ его: онъ здѣсь незванный.
АББАТЪ.
Несчастный смертный, y такихъ гостей
Что общаго съ тобой? Дрожу за душу...
Зачѣмъ глядите такъ вы другъ на друга?...
Онъ открываетъ ликъ, промежъ бровей
Лежатъ громовыя морщины... очи
Огнемъ безсмертья адскаго горятъ.
Уйди!
МАНФРЕДЪ.
Скажи: зачѣмъ ты здѣсь?
ДУХЪ.
Идемъ.
АББАТЪ.
Кто ты, невѣдомый? Отвѣть, скажи.
ДУХЪ.
Я ген³й Манфреда. Пора, идемъ.
МАНФРЕДЪ.
Нѣтъ, я готовъ на все, но отвергаю
Здѣсь власть твою. Скажи: кѣмъ присланъ ты?
ДУХЪ.
Сейчасъ узнаешь; но идемъ.
МАНФРЕДЪ.
Я самъ
Сильнѣйшими, чѣмъ ты, повелѣвалъ,
Съ владыками твоими спорилъ. Прочь!
ДУХЪ.
Твой часъ пробилъ. Идемъ за мною, смертный.
МАНФРЕДЪ.
Мой часъ пробилъ,- я это зналъ и знаю,
Но не отдамъ души такимъ, какъ ты.
Прочь! Умереть хочу, какъ жилъ - одинъ.
ДУХЪ.
Собрат³й долженъ я- призвать. Явитесь!
(Появляются друг³е духи).
АББАТЪ.
Прочь, злые! прочь, я говорю!
Безсильны вы, гдѣ есть еще святыня,
И заклинаю васъ я тѣмъ...
ДУХЪ.
Старикъ,
Мы знаемъ нашу цѣль и санъ твой знаемъ.
Священныхъ словъ не трать же понапрасну: