Байрон Джордж Гордон - Манфред

  Ты не спасешь его,- онъ осужденъ...

         Я говорю въ послѣдн³й разъ: идемъ!

             МАНФРЕДЪ.

  

         Я вызываю васъ, хотя душа

         Ужъ отлетаетъ, я васъ вызываю!

         Пока дышу, я не уйду отсюда...

         Я презираю васъ, пока есть сила

         Бороться съ духами, и что возьмете -

         Возьмете по частямъ.

  

             ДУХЪ.

  

                       Упорный смертный,

         Такъ вотъ волшебникъ, что хотѣлъ когда-то

         Въ незримый м³ръ проникнуть вмѣстѣ съ нами,

         Какъ равный намъ; и это онъ, тотъ самый,

         Что въ жизнь свою влюбился - въ ту жизнь,

         Гдѣ бѣдствовалъ.

  

             МАНФРЕДЪ.

  

                       Коварный врагъ, ты лжешь!

         Уходитъ жизнь моя - я это знаю

         И не хочу продлить ее ни мигомъ.

         Сражаюсь не со смертью, a съ тобой

         И съ ними. Власть свою я пр³обрѣлъ

         Не договоромъ низкимъ съ вашимъ сонмомъ,

         A смѣлостью, наукой, покаяньемъ,

         Ночными бдѣньями и силой духа,

         Познаньемъ древности, когда земля

         Носила рядомъ духовъ и людей

         И не дарила вамъ преобладанья.

         Я вызываю васъ и силою моей

         Гоню васъ прочь, еще смѣясь надъ вами.

  

             ДУХЪ.

  

         Но преступлен³я твои...

  

             МАНФРЕДЪ.

  

                       Что значатъ

         Они для васъ, и развѣ наказанье

         Другой преступникъ можетъ налагать!

         Ступайте въ адъ. Вы надо мной не властны,

         Я это чувствую; твоимъ не буду,-

         Я это знаю; но что сдѣлалъ я,

         То сдѣлано,- оно внутри меня,

         И мукъ моихъ твоя - не увеличитъ.

         Безсмертный духъ самъ носитъ воздаянье

         Въ себѣ за добрыя и злыя мысли,

         И въ немъ самомъ начало и конецъ,

         Пространство, время. Если чувства въ немъ

         Отъ бреннаго свободны, имъ не нужны

         Извнѣ цвѣта измѣнчивыхъ явлен³й;

         Духъ поглощенъ блаженствомъ или скорбью

         Въ сознан³и того, что совершилъ...

         Ты не прельстилъ меня, да и не могъ

         Ни обмануть меня, ни сдѣлать жертвой.

         Я погубилъ себя, и самъ я создалъ

         Свою судьбу на вѣкъ - враги, долой...

         Я руку смерти чую, a не вашу.

  

                   АББАТЪ.

  

         Какъ блѣденъ ты. Твои бѣлѣютъ губы,

         Въ груди твоей спирается дыханье

         И слышенъ хрипъ. Молись, молись же небу

         Хоть мысленно, но такъ не умирай.

  

             МАНФРЕДЪ.

  

         Конецъ. Тебя едва-едва я вижу...

         Вокругъ меня все вертится. Земля

         Какъ будто уплываетъ... Но прощай,

         Дай руку.

  

             АББАТЪ.

  

                   Холодна. До сердца холодъ

         Проникъ. Молись! Молись! Но что съ тобою,

         Скажи?

  

             МАНФРЕДЪ-

  

             Старикъ, не трудно умереть.

  

             АББАТЪ.

  

         Ушелъ. Душа умчалась въ дальн³й край...

         Куда - подумать страшно; но ушелъ.

  

   Байронъ провелъ въ Швейцар³и четыре мѣсяца и три недѣли: онъ пр³ѣхалъ въ Сешеронъ 25 мая, a уѣхалъ изъ виллы Д³одати въ Итал³ю 6 октября 1816 г. Въ течен³е этого пер³ода имъ была написана значительная часть III-й пѣсни "Чайльдъ-Гарольда", "Шильонск³й Узникъ" съ семью стихотворен³ями, которыя были напечатаны вмѣстѣ съ этой поэмой, и "Монод³я" на смерть Шеридана. Въ это же время былъ начатъ и "Манфредъ".

   Въ примѣчан³и къ "Заклинан³ю" напечатанному впервые вмѣстѣ съ "Шильонскимъ Узникомъ" (5 декабря 1816), поэтъ упоминаетъ о своей "неоконченной волшебной драмѣ". Въ письмѣ къ Муррею изъ Венец³и, отъ 15 февраля 1817 г., онъ говорятъ: "Я забылъ вамъ сказать, что нѣчто вродѣ драматической поэмы (бѣлыми стихами) или драмы, начатое мною прошлымъ лѣтомъ въ Швейцар³и, теперь окончено. Это - вещь въ трехъ актахъ, но довольно дикая, метафизическая н непонятная. Почти всѣ дѣйствующ³я лица, кромѣ двухъ или трехъ,- духи земные, воздушные или водяные; дѣйств³е происходитъ въ Альпахъ; герой - нѣчто вродѣ волшебника; онъ страдаетъ отъ угрызен³й совѣсти, причина которыхъ остается наполовину невыясненною. Онъ странствуетъ и вызываетъ этихъ духовъ; они являются къ нему, но онъ имя не пользуется; наконецъ, онъ доходитъ до самаго послѣдняго воплощен³я Злого начала, in propria persona, затѣмъ, чтобы вызвать призракъ, который появляется и даетъ ему двусмысленный и непр³ятный отвѣтъ; a въ третьемъ дѣйств³и слуги находятъ его умирающимъ въ башнѣ, гдѣ онъ изучалъ свое искусство. Изъ этого очерка вы можете видѣть, что я самъ невысокаго мнѣн³я объ этой фантастической пьесѣ; но по крайней мѣрѣ я постарался сдѣлать ее совершенно невозможною для сцены, къ которой, послѣ моихъ сношен³й съ Дрюри-Лэномъ, я чувствую величайшее прозрѣн³е. Я еще не переписалъ этой пьесы,- мнѣ лѣнь за это приниматься,- но когда перепишу, пришлю ее вамъ, a вы можете или бросить ее въ печку, или поступить, какъ угодно".

   Къ этому письму Байронъ, все-таки, приложилъ нѣсколько "извлечен³й" изъ "Манфреда": 28 февраля онъ послалъ Муррою переписанный ²-й актъ, a 9 марта - окончан³е своей "драматической поэмы" (такъ названо въ письмѣ это произведен³е), съ тѣмъ, чтобы Муррей не печаталъ ея, не предувѣдомивъ объ этомъ автора. "Я въ самомъ дѣлѣ не знаю, хороша она или дурна", писалъ Байронъ: "а такъ какъ подобной неувѣренности y меня не было относительно прежнихъ главныхъ моихъ сочинен³й, то я склоненъ цѣнить эту вещь не особенно высоко. Покажите ее г. Джиффорду и еще кому-нибудь, кому вздумается. Что касается гонорара (если она будетъ напечатана), то я не знаю, не покажется ли вамъ сумма въ триста гиней слишкомъ большою; въ такомъ случаѣ можете ее уменьшить; я не цѣню этой пьесы дороже; изъ этого вы можете видѣть, что я дѣлаю разницу между нею и другими моими сочинен³ями" {Муррей заплатилъ требуемую сумму.}.

   Джиффордъ нашелъ ²-й актъ "удивительно поэтичнымъ" и "заслуживающимъ напечатан³я"; но, какъ и предвидѣлъ Байронъ, III-й актъ ему не понравился. "Трет³й актъ, разумѣется, чертовски плохъ", писалъ Байровъ Муррею 15 апрѣля 1817 г.: въ немъ остались слѣды лихорадки, мучившей меня въ то время, когда я его писалъ. Его ни въ какомъ случаѣ нельзя печатать въ настоящемъ его видѣ. Я постараюсь его передѣлать или по крайней мѣрѣ переписать; но прежняго вдохновен³я уже нѣтъ, и я не надѣюсь сдѣлать что-нибудь лучше. Какъ бы то ни было, въ настоящемъ видѣ его печатать нельзя. Рѣчь Манфреда къ солнцу - единственное мѣсто въ этомъ актѣ, которое мнѣ нравится; все остальное изъ рукъ вонъ плохо, и я удивляюсь, какой дьяволъ тогда вселился въ меня"...

   Лихорадка, которую Байронъ схватилъ въ Венец³и отъ нездороваго климата и жизни въ сыромъ палаццо, опять вернулась къ нему въ Римѣ, куда онъ переѣхалъ весной 1817 г. Только 5 мая онъ послалъ Муррею заново передѣланный III-й актъ. "Большую часть я переписалъ заново, а то, что оставлено безъ перемѣнъ, отмѣчено на присланной вами корректурѣ. Аббатъ обратился въ добраго человѣка, духи представлены въ минуту смерти Манфреда. Надѣюсь, вы найдете въ этомъ новомъ актѣ нѣсколько поэтическихъ мѣстъ; если такъ, то печатайте его, не посылая мнѣ дальнѣйшихъ корректуръ, но съ поправками г. Джиффорда, если онъ возьметъ на себя трудъ его просмотрѣть".

   "Манфредъ" былъ изданъ отдѣльной книжкой 16 ³юня 1817 г. Главныя критическ³я статьи о немъ были написаны Джеффри въ "Edinburgh Review" и Вильсономъ въ "Edinburgh Monthly Magazine". О первой изъ этихъ статей Байронъ отозвался, что она "очень мила", а о второй - что въ ея авторѣ "виденъ поэтъ". Приводимъ наиболѣе существенныя мѣста изъ этихъ двухъ статей.

   "Въ "Манфредѣ" мы сразу узнаемъ ту мрачную и могучую душу, которая горѣла, волновалась и мучилась въ "Гарольдѣ", "Конрадѣ" и "Ларѣ" и теперь снова появляется передъ нами въ этой пьесѣ не столько гнѣвною, сколько печальною, можетъ быть, болѣе надменною и болѣе ужасною, чѣмъ когда-либо, хотя самыя выдающ³яся мизантропическ³я черты ея уже заглушаются глубокимъ отчаян³емъ. Манфредъ не ищетъ, подобно Конраду и Ларѣ, забвен³я своихъ сердечныхъ мукъ въ опасностяхъ отчаянной хищнической войны; онъ не старается заглушать свои горьк³я думы въ шумѣ постоянныхъ битвъ; онъ не носится, подобно Гарольду, по разнымъ странамъ, съ чувствомъ презрѣн³я и отвращен³я, наблюдая людск³я занят³я и удовольств³я, какъ предметъ для насмѣшки и сарказма, какъ развлечен³е въ своей непомѣрной тоскѣ. Ген³й поэта переноситъ его въ величественное уединен³е центральныхъ Альповъ; онъ жилъ тамъ съ юныхъ лѣтъ, въ гордомъ и спокойномъ удален³и отъ людей, бесѣдуя только съ окружавшими его величественными формами и явлен³ями природы и съ стих³йными духами, надъ которыми онъ получилъ господство, благодаря своимъ занят³ямъ волшебствомъ и маг³ей. Отворачиваясь отъ людей, онъ презираетъ низшую и суетную человѣческую натуру; но онъ не чувствуетъ къ слабому человѣческому племени ни гнѣва, ни вражды. Людск³я треволнен³я ему не интересны, ихъ заботы не вызываютъ въ немъ сочувств³я, ихъ радостямъ онъ не завидуетъ. Ему скучно и досадно встрѣчаться съ людьми въ своихъ меланхолическихъ блуждан³яхъ, но онъ все-таки относится къ людямъ ласково и жалостливо, и, за исключен³емъ случаевъ слишкомъ безцеремоннаго вмѣшательства въ его личную жизнь, онъ любезно заботится объ удобствахъ всѣхъ его окружающихъ. Пьеса совершенно правильно названа драматической поэмой, потому что она представляетъ произведен³е, главнымъ образомъ, поэтическое, а вовсе не драму или театральную пьесу въ современномъ значен³и этого слова. Въ ней нѣтъ ни дѣйств³я, ни интриги, ни характеровъ; отъ начала до конца одинъ только Манфредъ размышляетъ и страдаетъ. Его страдан³я и въ началѣ и въ концѣ совершенно одинаковы; ихъ характеръ все время остается неизмѣннымъ. Въ числѣ дѣйствующихъ лицъ находятся охотникъ, священникъ и нѣсколько слугъ, но они не имѣютъ никакого отношен³я къ тѣмъ страстямъ и душевнымъ мукамъ, на которыхъ основывается главный интересъ пьесы, и Манфредъ все время остается совершенно одинокимъ. Всѣ его личныя отношен³я ограничиваются воспоминан³ями о любимомъ существѣ да вызыван³емъ безсмертныхъ духовъ, которыхъ онъ упрекаетъ за свое несчастье и за ихъ неспособность ему помочь. Эти неземныя существа ближе подходятъ къ характеру дѣйствующихъ лицъ драмы; но они служатъ только хоромъ въ общемъ дѣйств³я, и Манфредъ является на самомъ дѣлѣ единственнымъ въ пьесѣ дѣйствующимъ лицомъ. Вся цѣль поэмы только въ томъ и состоитъ, чтобы очертить его характеръ и сдѣлать его чувства доступными вашему пониман³ю; въ этомъ отношен³и какъ замыселъ пьесы, такъ и ея исполнен³е одинаково превосходны. Это - величественное и страшное зрѣлище существа, одареннаго сверхчеловѣческими силами для того только, чтобы выносить сверхчеловѣческ³я страдан³я, сохраняя при этомъ всю мощь и гордость духа. Указывать на невѣроятность вымысла значило бы - обнаружить непониман³е замысла и цѣли автора. Мы полагаемъ, что онъ вовсе и не думалъ о правдоподоб³и: его цѣлью было - произвести извѣстный эффектъ, возвеличить и развить извѣстный характеръ, которымъ онъ желалъ заинтересовать и поразить насъ и облегчить намъ разумѣн³е этого характера, пользуясь величественными картинами природы и суевѣрнымъ ужасомъ. Такимъ образомъ вполнѣ достаточно, если мы будемъ въ состоян³и представить себѣ ту обстановку, въ какой поэтъ помѣстилъ своего героя, и если мысль объ его дѣйствительномъ существован³и будетъ дѣйствовать на ваше чувство и воображен³е,- такъ какъ одного только Манфреда мы можемъ страшиться или сожалѣть, одному только ему можемъ сочувствовать. Если мы будемъ въ состоян³и представить себѣ его лицомъ реально существующимъ, усвоить всю высоту его гордости и всю глубину его страдан³й, то намъ уже безразлично, какими средствами поэтъ произвелъ на насъ такое впечатлѣн³е и далъ намъ возможность дойти до такого пониман³я его героя". (Джеффри).

   "Въ этой весьма оригинальной поэмѣ Байронъ шелъ тѣмъ же путемъ и обратилъ свое дарован³е на тотъ же предметъ, какъ и въ третьей пѣснѣ "Чайльдъ-Гарольда". Дѣйств³е происходитъ среди Альповъ; всѣ дѣйствующ³я лица болѣе или менѣе созданы или обусловлены окружающимъ ихъ великолѣпнымъ пейзажемъ; каждая страница поэмы проникнута пыломъ воображен³я и страсти, хотя въ то же время мысль поэта нерѣдко смѣщается силою и новизною своихъ собственныхъ представлен³й, и въ этомъ отношен³и все сочинен³е, въ цѣломъ, вызываетъ немало довольно сильныхъ возражен³й. Но въ этой замѣчательной драмѣ гораздо болѣе вниман³я заслуживаетъ новое примѣнен³е способностей Байрона. Здѣсь онъ проникъ въ м³ръ духовъ, и въ томъ упоен³и, какое дали ему стих³и природы, онъ сдѣлалъ попытку дать имъ извѣстное воплощен³е и вызвать передъ нами ихъ дѣятельныя силы, распоряжаясь этими олицетворен³ями съ тою же свободою, съ какою раньше онъ распоряжался человѣческими чувствами и страстями. Мы не рѣшимся сказать, что эта смѣлая попытка вполнѣ удалась ему: мы склонны думать, что замыселъ его драмы и характеръ главнаго дѣйствующаго лица, имъ обрисованный, требовали бы болѣе полнаго развит³я. Такимъ образомъ, во все время чтен³я поэмы чувствуется что-то смутное, незаконченное, какая-то неполнота, происходящая или отъ какой-нибудь ошибки самого поэта, или отъ присущей сюжету поэмы таинственности. Но хотя съ этой точки зрѣн³я и трудно ясно понять цѣль произведен³я, все же нельзя не отмѣтить въ немъ цѣлаго ряда прекрасныхъ картинъ горной природы, выразительныхъ и ужасныхъ моментовъ страсти и потрясающихъ видѣн³й". (Проф. Вильсонъ).

   Но среди похвалъ критики проскользнуло одно замѣчан³е, которымъ Байронъ былъ глубоко огорченъ: въ одной изъ посвященныхъ "Манфреду" статей было замѣчено, что общ³й планъ пьесы и ея лучш³я сцены заимствованы изъ "Трагической истор³и доктора Фауста" Марло. Противъ этого предположен³я рѣшительно возсталъ Джеффри. "Манфредъ", писалъ онъ,- безъ сомнѣн³я, произведен³е крупнаго таланта и вполнѣ оригинальное. Самый важный его недостатокъ заключается, можетъ быть, только въ томъ, что онъ слишкомъ утомляетъ и страшитъ насъ торжественнымъ однообраз³емъ своего ужаса. Другой недостатокъ состоитъ въ мучительномъ и болѣзненномъ характерѣ того обстоятельства, на которомъ основаны страдан³я героя. Лирическ³я пѣснопѣн³я духовъ слишкомъ длинны и не всѣ хороши. Кое-гдѣ въ нихъ замѣтны черты педантизма; да и самъ Манфредъ слишкомъ часто обращается къ классическимъ намекамъ. Если видѣть въ этомъ произведен³и настоящую драму или вполнѣ законченную поэму, то пришлось бы сказать, что она слишкомъ неопредѣленна и потому неудовлетворительна. Но мы должны смотрѣть на нее съ точки зрѣн³я замысла и цѣли автора. Онъ имѣлъ въ виду дать лишь туманный очеркъ сюжета, который по существу своему не допускалъ болѣе опредѣленныхъ очертан³й и болѣе яркой окраски. Его неясность обусловлена его велич³емъ; прикрывающая его темнота и туманная даль, въ которой онъ теряется,- все это разсчитано на то, чтобы произвести болѣе сильный эффектъ, возбудить наше любопытство и внушить намъ болѣе глубок³й ужасъ. Въ остроумной статьѣ, напечатанной въ послѣдней книжкѣ "Эдинбургскаго Журнала", высказывается предположен³е, что общ³й замыселъ этой пьесы и мног³я изъ превосходныхъ отдѣльныхъ ея сценъ заимствованы изъ "Фауста" Марло; въ статьѣ приведенъ рядъ цитатъ, которыя, по мнѣн³ю автора, сходны съ соотвѣтствующими мѣстами лежащей передъ нами поэмы, а въ нѣкоторыхъ отношен³яхъ даже лучше ихъ. Съ этимъ заключен³емъ вообще мы согласиться не можемъ, но нѣкоторое сходство, несомнѣнно, замѣчается какъ въ приведенныхъ отрывкахъ, такъ и въ складѣ стиха и выражен³я.

   Такъ, напр., стих³йные духи, для того, чтобы побудить Фауста продолжать его безбожныя занят³я маг³ей, говорятъ, что они будутъ служить ему

  

   Какъ женщины, иль иногда какъ дѣвы

   Съ челомъ воздушнымъ дивной красоты,

   Прекраснѣй, чѣмъ сама любви богиня.

  

   Въ другомъ мѣстѣ, гдѣ влюбленный волшебникъ приказываетъ троянской Еленѣ воскреснутъ и сдѣлаться его любовницей, онъ при первомъ ея появлен³и обращается къ ней съ такими словами:

  

   Вотъ ликъ, сгубивш³й сотни кораблей,

   Разрушивш³й твердыни Ил³она!

   О милая Елена! Поцѣлуемъ

   Дай мнѣ безсмертье!

   Выпила устами мою ты душу - прочь бѣжишь - постой!

   Приди ко мнѣ, отдай назадъ мнѣ душу!

   Здѣсь, на устахъ твоихъ, позналъ я небо.

   Все, что не ты,- все прахъ и суета!

   О! Ты прекраснѣе зари вечерней,

   Облекшейся въ свой плащъ тысячезвѣздный!

   Ты для меня любезнѣе, чѣмъ солнце

   Въ объят³яхъ лазурныхъ Аретузы.

  

   Катастрофа также изображена стихами очень изящными, полными классической красоты. Но всѣ эти прекрасные стихи любопытной старой драмы ни въ какомъ случаѣ не могутъ служить доводомъ противъ оригинальности "Манфреда", такъ-какъ въ нихъ нѣтъ и слѣда той гордости, того удален³я отъ всего матер³альнаго и того глубокаго страдан³я, которымъ отличается произведен³е Байрона. Фаустъ - не больше, какъ заурядный колдунъ, продающ³й свою душу дьяволу за обычныя чувственныя наслажден³я, за земную власть и славу; онъ ужасается и дрожитъ въ агон³и, когда приходитъ часъ расплаты. Самый стиль Марло, несмотря на его изящество и ученость, является дѣтски-слабымъ въ сравнен³и съ глубиною и силою байроновскаго стиля, а непр³ятное шутовство и низкаго сорта фарсы, изъ которыхъ главнымъ образомъ состоитъ его драма, даютъ поводъ скорѣе для контраста, чѣмъ для сравнен³я съ пьесой его благороднаго преемника. По тону и складу композиц³и, а также и по характеру выражен³я въ наиболѣе торжественныхъ частяхъ "Манфреда", эта пьеса скорѣе напоминаетъ эсхиловскаго "Прометея", чѣмъ какую-либо современную драму. Ужасающее одиночество главнаго дѣйствующаго лица, сверхъестественныя существа, съ которыми онъ только и находится въ сношен³яхъ, его виновность, твердость духа, страдан³я,- все это пункты соприкосновен³я, въ которыхъ сила поэтическаго творчества выражается наиболѣе разительными эффектами. Главное различ³е заключается въ томъ, что предметъ греческой трагед³и былъ освященъ традиц³онною вѣрою народа и что ея ужасъ нигдѣ не смягчается тою нѣжностью, какою проникнуты мног³я мѣста въ пьесѣ его англ³йскаго соперника".

   Прочитавъ эту статью, Байронъ, въ письмѣ къ Муррею отъ 12 октября 1817 г., далъ очеркъ происхожден³я своей поэмы и вполнѣ опредѣленно высказался насчетъ ея литературныхъ источниковъ. "Я никогда не читалъ и не знаю даже, видѣлъ ли когда-нибудь "Фауста" Марло", говоритъ онъ: "у меня не было и нѣтъ съ собой никакихъ драматическихъ сочинен³й на англ³йскомъ языкѣ, кромѣ нѣсколькихъ новѣйшихъ пьесъ, вами присланныхъ; но прошлымъ лѣтомъ я слышалъ, какъ г. Льюисъ переводилъ словесно нѣсколько сценъ изъ "Фауста" Гете (нѣкоторыя изъ нихъ хороши, а нѣкоторыя плохи): вотъ и все, что мнѣ извѣстно объ истор³и этой магической личности. Что касается зачатковъ "Манфреда", то ихъ можно найти въ Дневникѣ, посланномъ мною г-жѣ Ли (часть котораго вы видѣли) въ ту пору, когда я впервые переправился черезъ Dent de Jamant, а затѣмъ черезъ Венгернъ-Альпъ и Шейдеггъ и сдѣлалъ туръ вокругъ Юнгфрау, Шрекгорна и пр., незадолгодо моего отъѣзда изъ Швейцар³и. Вся картина "Манфреда" стоитъ передо мной, словно я ее видѣлъ только вчера, и я могу точно обозначить въ ней всякое мѣсто, горы, водопады и пр. Эсхиловскаго "Прометея" я страстно любилъ въ дѣтствѣ (это была одна изъ греческихъ трагед³й, которыя три раза въ годъ декламировались въ Гарроу); эта трагед³я, да еще "Медея",да "Семеро противъ Ѳивъ" были единственныя, которыя мнѣ всегда очень нравились. Что касается марловскаго Фауста, то я его никогда не читалъ, никогда не видалъ, никогда даже не слыхивалъ о немъ или, по крайней мѣрѣ, никогда о немъ не думалъ"...

   "Одинъ американецъ, пр³ѣхавш³й недавно изъ Герман³и (читаемъ въ письмѣ къ Муррею отъ 23 октября 1817 г.), сказалъ Гобгоузу, что "Манфредъ" взятъ изъ "Фауста" Гете. Чорть бы побралъ обоихъ Фаустовъ, и нѣмецкаго и англ³йскаго,- а я не бралъ ни того, ни другого".

   Три года спустя, въ ³юнѣ 1820 г., Байронъ прислалъ Муррею письмо "со вложен³емъ", которое должно было его заинтересовать, "а именно: съ мнѣн³емъ величайшаго человѣка въ Герман³и, а можетъ быть и во всей Европѣ, объ одномъ изъ великихъ людей, о которыхъ говорится въ вашихъ объявлен³яхъ. Однимъ словомъ, это критика Гете на "Манфреда". Въ посылкѣ находятся: подлинникъ, переводъ англ³йск³й и переводъ итальянск³й. Сохраните это все въ своемъ архивѣ, такъ какъ мнѣн³е такого человѣка, какъ Гете, все равно, справедливо ли оно, или нѣтъ, всегда интересно, а данное мнѣн³е въ особенности интересно, потому что оно благосклонно. Я никогда не читалъ его "Фауста", ибо не знаю по-нѣмецки, но въ 1816 г., въ Колиньи, Мэттью Монкъ Льюисъ перевелъ мнѣ изустно большую его часть, и я, разумѣется, былъ имъ очень пораженъ, хотя написать "Манфреда" заставилъ меня не Фаустъ, а Штейнбахъ и Юнгфрау и еще что-то другое. Впрочемъ, первая сцена "Манфреда" очень сходна съ первою сценою "Фауста". Къ этому письму было приложено слѣдующее извлечен³е изъ статьи Гете подъ общимъ заглав³емъ: "Искусство и Древность".

   "Трагед³я Байрона "Манфредъ" явилась для меня удивительнымъ феноменомъ, который близко меня заинтересовалъ. Этотъ поэтъ, одаренный столь оригинальнымъ умомъ, усвоилъ моего Фауста и нашелъ въ немъ самую подходящую пищу для своего ипохондрическаго настроен³я. Онъ своеобразно воспользовался для своей цѣли руководящими принципами моей трагед³и, такъ что ни одинъ изъ нихъ не сохранилъ первоначальнаго своего значен³я, и въ этомъ отношен³и я не могу достаточно надивиться его дарован³ю. У него все до такой степени переработано наново, что для критика представлялась бы любопытная задача - отмѣтить не только сдѣланныя имъ измѣнен³я, но и степень ихъ сходства или различ³я съ оригиналомъ. Мрачныя изл³ян³я безграничнаго и чрезмѣрнаго отчаян³я производятъ, въ концѣ концовъ, удручающее впечатлѣн³е; но это чувство всегда соединяется съ чувствомъ уважен³я и удивлен³я къ автору.

   "Такимъ образомъ, мы находимъ въ этой трагед³и квинтъ-эссенц³ю изумительнѣйшаго таланта, рожденнаго для того, чтобы быть собственнымъ мучителемъ. Общ³й характеръ жизни и поэз³я лорда Байрона едва ли допускаетъ справедливую и безпристрастную оцѣнку. Онъ самъ очень часто указывалъ на источникъ своихъ страдан³й и часто изображалъ эти страдан³я; но едва ли кто-нибудь можетъ сочувствовать этимъ невыносимымъ мукамъ, къ которымъ поэтъ постоянно и упорно возвращается въ своихъ произведен³яхъ. Дѣло идетъ, собственно говоря, о двухъ женщинахъ, тѣни которыхъ постоянно его преслѣдуютъ и которыя въ данной пьесѣ также играютъ главную роль,- одна подъ именемъ Астарты, а другая безъ какой-либо опредѣленной формы, только въ видѣ голоса. Объ ужасной судьбѣ, постигшей первую, передаютъ слѣдующее: будучи смѣлымъ и предпр³имчивымъ юношей, поэтъ вступилъ въ связь съ одной флорентинской дамой. Мужъ послѣдней, узнавъ объ измѣнѣ жены, убилъ ее, но и самъ въ ту же ночь былъ найденъ мертвымъ на улицѣ. Подозрѣн³я въ уб³йствѣ ни на кого не было заявлено. Лордъ Байронъ тогда же выѣхалъ изъ Флоренц³и, и съ тѣхъ поръ на всю жизнь осталось у него мрачное воспоминан³е о случившемся {"Серьезная увѣренность, съ какою почтенный критикъ превращаетъ фантаз³и своего брата-поэта въ реальныя лица и событ³я, не затрудняясь въ подтвержден³е своей теор³и, ссылаться даже на двойное уб³йство во Флоренц³и, представляетъ забавный примѣръ очень распространенной въ то время въ европейскомъ обществѣ склонности изображать Байрона человѣкомъ чудеснымъ и таинственнымъ какъ въ поэз³и, такъ и въ жизни. Многочисленныя розсказни объ его романическихъ похожден³яхъ и удивительныхъ приключен³яхъ въ мѣстахъ, гдѣ онъ на самомъ дѣлѣ никогда не бывалъ, и съ лицами, никогда не существовавшими, безъ сомнѣн³я, въ значительной мѣрѣ способствовали распространен³ю о немъ подобныхъ преувеличенныхъ и ложныхъ мнѣн³й. Ходяч³я представлен³я объ его жизни и характерѣ такъ далеки отъ дѣйствительности, что неудивительно, если настоящ³й, изъ "плоти и крови" созданный, герой этихъ страницъ, общительный, одаренный практическимъ умомъ и, при всѣхъ своихъ недостаткахъ и эксцентричностяхъ, все-таки кровный англичанинъ, лордъ Байронъ можетъ представиться чрезмѣрно возбужденному воображен³ю большинства его иноземныхъ поклонниковъ личностью слишкомъ заурядною, лишенною всякаго романическаго ореола и совершенно прозаическою" (Муръ).}.

   "Многочисленные намеки, разсѣянные въ различныхъ произведен³яхъ Байрона, дѣлаютъ это романическое происшеств³е весьма вѣроятнымъ. Такъ, напримѣръ, предаваясь грустнымъ размышлен³ямъ о своей судьбѣ, онъ примѣняетъ къ себѣ роковую истор³ю спартанскаго царя. Истор³я эта - слѣдующая: спартанск³й полководецъ Павзан³й прославился важною побѣдою при Платеѣ, но затѣмъ утратилъ довѣр³е своихъ согражданъ вслѣдств³е своей заносчивости, упорства и тайныхъ интригъ съ врагами своего отечества, На этого человѣка падаетъ тяжкая вина въ пролит³и неповинной крови, и сознан³е этой вины мучитъ его до конца жизни. Дѣло въ томъ, что, начальствуя надъ соединеннымъ греческимъ флотомъ на Черномъ морѣ, онъ страстно влюбился въ одну визант³йскую дѣвушку. Послѣ продолжительныхъ переговоровъ онъ, наконецъ, получилъ соглас³е ея родителей на бракъ съ нею. Ее приводятъ къ нему ночью; изъ скромности, она тушитъ свѣтъ и, пробираясь въ темнотѣ, опрокидываетъ свѣтильникъ. Проснувш³йся Павзан³й, думая, что къ нему крадется уб³йца, схватываетъ мечъ и убиваетъ свою жену. Это ужасное зрѣлище съ тѣхъ поръ всегда стоитъ передъ его глазами. Тѣнь убитой постоянно его преслѣдуетъ, и онъ тщетно молитъ о помощи боговъ и жрецовъ-заклинателей.

   "Растерзанное сердце поэта усвоило эту древнюю легенду, примѣнило ее къ себѣ и еще болѣе омрачило ею трагическ³й образъ Манфреда. Это объяснен³е дѣлаетъ понятнымъ мрачный, проникнутый тоскою монологъ, который мы рекомендуемъ, какъ упражнен³е, всѣмъ любителямъ декламац³и. Здѣсь знаменитый монологъ Гамлета является въ улучшенномъ видѣ" {Гете имѣетъ въ виду монологъ Манфреда: "Мы всѣ - игрушки времени и страха" (стр. 58).}.

   Несмотря на то, что Байронъ, по его собственнымъ словамъ, старался сдѣлать свою драматическую поэму совершенно неудобною для представлен³я на сценѣ, "Манфредъ" (трагед³я въ трехъ дѣйств³яхъ, съ хорами), все-таки былъ поставленъ, 29 октября 1848 г., на Ковентъ-Гарденскомъ театрѣ, затѣмъ, въ 1863-64 гг., на Дрюри-Лэнскомъ и въ течен³е 60-хъ и 70-хъ гг. шелъ нѣсколько разъ на разныхъ сценахъ въ Лондонѣ и въ провинц³и. Шла она и въ Мюнхенѣ и портретъ-картина одной изъ исполнительницъ, кисти знаменитаго Габр³эля Макса, приложенъ къ настоящему тому. Музыка къ "Манфреду" (увертюра, хоры и аккомпанементъ) написана Шуманомъ (1850); въ 1897 г. сэръ Александръ Кэмбль Меккензи, по просьбѣ Эрвинга, сочинилъ аккомпанементъ къ нѣсколькимъ сценамъ драмы. Наконецъ, существуетъ еще симфон³я Чайковскаго (четыре картины, 1885).

  

   Стр. 49. Стихъ 6-й напечатанъ ошибочно. Слѣдуетъ читать:

   Есть вѣчный стражъ; смыкаются глаза...

   Стр. 50.

   И тѣмъ проклят³емъ, что на душѣ моей.

   Ср. "Чайльдъ-Гарольднъ, п. I, строфа 83 (наст. изд. т. I, стр. 44):

   Гарольдъ, скорбя, не вѣдалъ упоенья:

   Проклятье Каина онъ на челѣ носилъ.

   Стр. 51. "Заклинан³е" было впервые напечатано вмѣстѣ съ "Шильонскимъ Узникомъ", въ 1816 г., съ примѣчан³емъ: "Это стихотворен³е составляло хоръ въ ненапечатанной волшебной драмѣ" начатой нѣсколько лѣтъ тому назадъ". Высказываемое различными комментаторами предположен³е,что строфы этого заклинан³я направлены противъ лэди Байронъ, подтверждается близкимъ сходствомъ нѣкоторыхъ изъ этихъ строфъ съ заключительною частью "Очерка" (см. наст. изд. т. I, стр. 466-7).

   Стр. 53. Звучатъ здѣсь въ вольномъ воздухѣ напѣвы

   Подъ звонъ бубенчиковъ бродящихъ стадъ.

   Первые очерки этой и многихъ другихъ швейцарскихъ картинъ въ "Манфредѣ" находятся, какъ указалъ и самъ Байронъ, въ дневникѣ его путешеств³я по Швейцар³и, пересланномъ имъ сестрѣ. Вотъ нѣсколько примѣровъ:

   "Сент. 19, 1816.- Подъѣхали къ озеру, находящемуся на самой груди горы; оставили своихъ четвероногихъ на попечен³и пастуха я стали подниматься выше; подошли къ снѣгу, лежавшему клочками, на которые потъ съ моего лба падалъ росой, оставляя слѣды точно мелкаго сита. Отъ снѣжной метели и вѣтра у меня закружилась голова, но я продолжалъ карабкаться все выше и выше. Гобгоузъ добрался до самой верхушки... Весь этотъ горный пейзажъ превосходенъ. На крутомъ и высокомъ утесѣ пастухъ заигралъ на рожкѣ; это совсѣмъ не похоже на Аркад³ю, гдѣ я видалъ пастуховъ съ длиннымъ мушкетомъ вмѣсто посоха и съ пистолетами за поясомъ... Звонъ бубенчиковъ на шеѣ у коровъ (здѣсь все богатство, какъ у патр³арховъ, заключается въ стадахъ) на пастбищахъ, высота которыхъ часто больше любой англ³йской горы, восклицан³я пастуховъ на утесахъ, звуки свирѣли на скалахъ, казавшихся совершенно неприступными, и вообще вся окружавшая меня картина явились воплощен³емъ всего того, что я когда-либо слышалъ или воображалъ себѣ о пастушеской жизни,- воплощен³емъ, гораздо болѣе полнымъ, нежели въ Грец³и или Малой Аз³и, гдѣ слишкомъ много сабель и мушкетовъ, и если у пастуха въ одной рукѣ палка, то въ другой ужъ навѣрное ружье; здѣсь же впечатлѣн³е было свободно отъ всякой посторонней примѣси - дико и вполнѣ патр³архально... Когда мы подошли, они стали играть Ranz des vaches и друг³я пѣсни, въ видѣ привѣтств³я. Я напиталъ свой умъ природой...".

   Такъ отъ тоски сѣдѣть, какъ эти сосны,

   Зимы наг³е, жалк³е остатки...

   "Я проходилъ черезъ цѣлые лѣса изсохшихъ, совсѣмъ изсохшихъ сосенъ: стволы, лишенные коры, безжизненныя вѣтви,- все это дѣло одной зимы... Ихъ видъ напомнилъ мнѣ меня самого и мою семью...".

   Неситесь, чтобъ меня теперь засыпать...

   "Поднялся на Венгернъ-Альпъ; оставилъ лошадей, снялъ пальто и пошелъ на вершину. Съ одной стороны взорамъ открывалась Юнгфрау со всѣми своими глетчерами; за нею блисталъ, подобно истинѣ, Зильбергорнъ; дальше - Малый и Большой Шейдеггъ и, наконецъ, Веттергорнъ. Юнгфрау возвышается на 1300 футовъ надъ уровнемъ моря и на 1100 футовъ надъ долиной. Слышалъ паден³е лавинъ почти черезъ каждыя пять минутъ...".

   Стр. 53. То плещетъ океанъ глубок³й ада.

   "Облака поднимались изъ противоположной долины, извиваясь перпендикулярно надъ пропастями, словно пѣна адскаго океана въ пору прилива; они были бѣлые, съ оттѣнкомъ сѣры, и на видъ неизмѣримо глубок³е. Склонъ, по которому мы поднимались, былъ, разумѣется, не особенно крутъ; но, добравшись до вершины и взглянувъ черезъ кипящее облачное море внизъ, на противоположную сторону, мы увидѣли, что утесы, на которыхъ мы стояли, съ другой стороны падали совершенно отвѣсно..." (Дневникъ Байрона).

   Ты это сдѣлалъ въ старину, Монъ-Розъ.

   Ошибка переводчика. Въ подлинникѣ: "гора Розенбергъ", т. е. "Россбергъ", близъ Гольдау, на ю.-в. Цугскаго озера (между тѣмъ какъ Монъ-Розъ или Монте-Роза находится въ итальянской Швейцар³и). Россбергъ обрушился 2 сентября 1806 г. Огромная масса утеса, въ тысячу футовъ ширины и сто футовъ толщины, оторвалась отъ горы и скатилась въ лежащую у поднож³я ея долину, на деревни Гольдау, Вузингенъ и Ротенъ, захвативъ также часть Ловерца. При этомъ погибло болѣе 450 человѣкъ, и цѣлыя стада скота были уничтожены въ как³я-нибудь пять минутъ.

   Стр. 55, ст. 17 напечатанъ ошибочно; слѣдуетъ читать:

   Ты человѣкъ загадочныхъ рѣчей.

   Стр. 55.          ... и любили мы

   Другъ друга, какъ нельзя было любитъ.

   Большинство критиковъ прошло молчан³емъ этотъ намекъ на кровосмѣсительную связь Манфреда съ Астартой, но мног³е напали за это на Байрона. Шелли, въ письмѣ къ г-жѣ Джисборнъ отъ 16 ноября 1819 г., говоря о трагед³и Кальдерона "Волосы Авессалома", между прочимъ, говоритъ: "Кровосмѣшен³е, подобно многимъ другимъ некорректнымъ поступкамъ, есть обстоятельство весьма поэтическое. Оно можетъ быть или гордымъ вызовомъ всему окружающему и облекаться въ славу высокаго героизма, или циническою похотью, которая, смѣшивая понят³я о добрѣ и злѣ, пренебрегаетъ ими ради эгоистическихъ побужден³й".

   Стр. 56.

   "Эта сцена - одна изъ самыхъ поэтическихъ и наиболѣе удачно написанныхъ во всей поэмѣ. Спокойное уединен³е мѣста дѣйств³я проникнуто тихимъ и чарующимъ волшебствомъ, и съ этой очаровательной картиной вполнѣ гармонируетъ появлен³е среди нея существа, одареннаго небесною красотою". (Джеффри).

             Лучи косые солнца

   Блестящей радугой надъ водопадомъ

   Стоятъ.

   "Эта радуга образуется солнечными лучами въ нижней части альп³йскихъ водопадовъ. Она совершенно сходна съ небесной радугой,- какъ будто бы эта послѣдняя спустилась на землю,- и находится та