какъ слабые птенцы,
Что коршуна завидѣвъ высоко въ небесахъ,
Подъ крылышко родимой ютятся второпяхъ,
Спѣшатъ, бѣгутъ отвсюду, миль на десять кругомъ,
Стекаясь въ замокъ Пулленъ, пр³юта ищутъ въ немъ;
Гостепр³имно Маргеръ впускаетъ въ замокъ ихъ....
Рыбацкихъ лодокъ десять и челноковъ большихъ,
Вдоль Нѣмана роднаго пустились въ рыбный ловъ,
Чтобъ прокормить пришельцевъ и женщинъ, и жрецовъ;
Намолотили хлѣба для нихъ запасъ большой,
Воловъ полсотню тучныхъ пригнали на убой;
Заваренъ крѣпк³й алусъ и наготовленъ медъ.
Князь Маргеръ точно также готовъ кормить народъ....
Какъ, по словамъ пр³ѣзжихъ изъ отдаленныхъ странъ,
Та птица за морями,- извѣстный пеликанъ,-
Что грудь свою нерѣдко расклевываетъ самъ
И отдаетъ на пищу ее своимъ птенцамъ.
Такъ точно храбрый Маргеръ хотѣлъ бы накормить
Народъ своею грудью, и кровью напоить;
Съ нимъ радъ онъ подѣлиться и хлѣбомъ, и душой,
Для счастья и спасенья Литвы своей родной.
Пускай же къ замку Пулленъ стремится вражья рать!
Давно ужъ крестоносцевъ готовы тамъ принять;
Тамъ много натесали изъ камня топоровъ,
Давно тамъ острыхъ коп³й запасъ уже готовъ;
Уже каменьевъ кучи тамъ на стѣнахъ лежатъ
Для раздробленья грудей, закрытыхъ сталью латъ.
Тамъ выѣзжаны кони, и бѣгъ извѣданъ ихъ,
Да и героевъ также не мало удалыхъ....
А если Нѣмцы въ поле Литвиновъ побѣдятъ,
То въ Пулленской твердынѣ высокихъ башенъ рядъ
Защитой остаются да потаенный ходъ;
Ни хитростью, ни силой ихъ Нѣмецъ не возьметъ;
Дозоры вѣрной стражи не дремлютъ по стѣнамъ,
И чутокъ, словно соколъ, отважный Маргеръ самъ.
А подъ землею Марти и страшный богъ живутъ;
И если силъ не хватитъ - найдутъ спасенье тутъ;
Возьметъ и самый замокъ пусть вражая орда,-
Съ Поклюсомъ и Перкуномъ поборется тогда....
На бож³й перуны, на градъ литовскихъ стрѣлъ
Пусть врагъ идти рѣшится, когда настолько смѣлъ!
И если мужъ литовск³й сробѣетъ предъ врагомъ,
То женщина пришельцевъ забрызжетъ кипяткомъ!...
VIII.
Такъ Маргеръ замокъ Пулленъ заранѣ укрѣпилъ;
Но, какъ отецъ, мученья онъ страшныя таилъ!
Когда нѣмецк³й рыцарь изъ плѣна убѣжалъ,
Что было въ сердце Эгле - все Маргеръ отгадалъ...
И мысль отцу и князю ужасная пришла,
Что дочь его родная измѣнницей была.
Онъ вспыхнулъ, будто къ Нѣмцамъ, къ ней местью огневой,
И, грозный мечъ поднявши дрожащею рукой,
Уже пролить рѣшился свою родную кровь,
И вмѣстѣ съ сердцемъ вырвать преступную любовь....
Но опустились руки едва увиделъ онъ,
Какъ взоръ безмолвной Эгле былъ грустью омраченъ:
Въ отцовскомъ сердцѣ жалость проснулась въ тотъ же мигъ,
Когда мученья Эгле онъ тайныя постигъ,
Несчастную съ любовью прижалъ къ груди своей,
Простилъ ей скорбь, и самъ же скорбѣлъ душою съ ней.
"Бѣдняжка ты, бѣдняжка! подумалъ онъ; грозна
"Боговъ кара, и ждетъ тебя она;
"Земли и неба кара склонилась надъ тобой,
"О, Эгле! я, отецъ твой, я собственной рукой
"Тебя вести обязанъ на жертвенный костеръ,
"Когда тебя постигнетъ небесный приговоръ!"
IX.
А приговоръ небесный, какъ громъ внезапно палъ:
Вооч³ю предъ Марти богъ грознвй ада всталъ;
Какъ спасся крестоносецъ, вѣщунье онъ открылъ,
И грозное рѣшенье ей гнѣвно объявилъ;
Когда же крови дѣвы, покорной божеству,
Возжаждала вѣщунья, чтобы спасти Литву,
И смывъ ея безчестье, избавить отъ грозы,-
Не дрогнулъ Маргеръ, даже не проронилъ слезы;
Взялъ за руку онъ Эгле, и молвилъ: "дочь моя,
"Увы, тебя отъ смерти спасти не въ силахъ я!
"Похитила ты жертву изъ подъ ножа жрецовъ,
"И Поклюсъ, въ лютомъ гнѣвѣ, ко всей Литвѣ суровъ;
"Не навлекай же горя и бѣдъ на край родной!
"Я знаю, что страдаешь ты юною душой;
"Но ты вооружила боговъ на небесахъ,
"А воля ихъ священна,- отчизна въ ихъ рукахъ.
"Тобою жертва смерти преступно спасена,
"Сама за то въ возмездье ты умереть должна...
"Я вождь Литвы,- отецъ твой,- не отвращу я взоръ,
"Самъ отточу топоръ я, самъ разожгу костеръ.
"Итакъ, да совершится велѣн³е боговъ,
"Чтобъ на Литвѣ подобныхъ вѣдали грѣховъ!
"Ужаснѣй нѣтъ злодѣйства предъ небомъ и землей,
"Какъ связь литовской дѣвы съ врагомъ страны родной!...
"При томъ же врагъ на горе и гибель намъ спасенъ:
"Вернется онъ для мщенья, придетъ глумиться онъ....
"Литвины! вотъ приказъ неотмѣнимый вамъ:
"Хотя бы самъ рыдалъ я, ломалъ бы руки самъ,
"Вы Эгле отведете въ темницу подъ запоръ,
"Пока не совершится надъ нею приговоръ;
"И къ ней дозволяйте входить вы никому,
"Хотя-бъ и я молилъ васъ... мнѣ даже самому!
"И горе, если, сжалясь, допуститъ кто-нибудь
"Къ ней хоть отца родного на мигъ одинъ взглянуть!
Такъ молвилъ Маргергъ, грозенъ въ рѣшен³и своемъ,
Какъ будто не болѣло стальное сердце въ немъ;
Чело нахмуривъ, мрачно онъ опустиъ глаза,
И изъ очей орлиныхъ не брызнула слеза.
X.
И шумъ, и говоръ въ замкѣ, въ которомъ былъ покой;
Едва вмѣститься можетъ гостей несмѣтный рой,
И всадниковъ, и пѣшихъ вездѣ толры снуютъ,
Обтесываютъ камни Литвины тамъ и тутъ,
Для топоровъ и коп³й, для стрѣлъ и молотковъ:
Оруж³и древнѣйшихъ и варварскихъ вѣковъ.
Почтенные же старцы, сбираясь на совѣтъ,
Припоминаютъ войны и битвы давнихъ лѣтъ;
Обстругиваютъ древки для бердышей стальныхъ,
Владѣть оружьемъ учатъ героевъ молодыхъ;
А сѣдовласый Лютасъ, всѣхъ старше по годамъ,
Какъ юноша - повсюду летаетъ здѣсь и тамъ;
Не смолкнетъ на минуту его громовый кликъ.
Накинулъ волчью шкуру навыворотъ старикъ,
Онъ шапкою мохнатой, медвѣжьею прикрылъ
Свою главу сѣдую и крѣпко закалилъ
Топоръ свой позабытый, извѣданный въ бояхъ,
И точитъ мечъ, отерши на сталь насѣвш³й прахъ.
Усы его сѣдые, съ косматой бородой,
Надъ мѣхомъ отливаютъ сребристою волной;
Его руки изсохшей, въ безсил³и на дняхъ
Надъ гуслями дрожавшей, теперь могучъ размахъ;
Теперь онъ тяжк³й камень подниметъ безъ труда,
И горе лбу, въ который намѣтится тогда!
Въ оцѣпенѣвшемъ старцѣ проснулся юный пылъ,
Звукъ трубный въ немъ отвагу былую разбудилъ;
Подъ броней распрямилась согнутая спина,
А къ сердцу теплой крови прихлынула волна.
Такъ Нѣманъ, обмеревш³й подъ ледяной корой,
Воскреснувъ въ новой жизни весеннею порой,
Съ кипящей пѣной валы крутитъ въ водоворотъ
И о песчаный берегъ волной гремучей бьетъ.
А старца прежде мутный и потускнѣвш³й взглядъ,-
Теперь Перкуна, будто въ ней молн³и горятъ,-
Сверкаетъ издалека и, словно полный чаръ,
Вселяетъ въ самыхъ робкихъ энерг³ю и жаръ.
-"Впередъ, Литва! кричитъ онъ,- по башнямъ, по валамъ!
"Чтобъ не послали предки своихъ проклят³й вамъ;
"Чтобъ цѣло, невредимо спасти дѣтей своихъ!
"Ужъ враж³й мечъ, смотрите, надъ колыбелью ихъ....
"Чу!... вотъ псаломъ нѣмецк³й донесся по рѣкѣ.
"Вонъ дымъ уже пожарный чернѣетъ вдалекѣ
"Взгляните-ка, налѣво, къ Пунальскимъ берегамъ:
"Уже штандартъ магистра, бѣлѣя, вьется тамъ!
"Смотрите, за штандартомъ полковъ несмѣтный рядъ;
"Какъ золотыя искры, щиты у нихъ горятъ....
"Литва! Литва! къ оружью! встрѣчай своихъ гостей!
"Все Нѣмана прибрежье ихъ трупами усѣй!
"Къ оруж³ю! пусть каждый хоть одного сразитъ:
"Въ нѣмецкой каждой груди змѣиный ядъ сокрытъ!
XI.
Раздался этотъ призывъ, звуча какъ будто громъ,
И десять трубъ воинскихъ отвѣтило кругомъ;
А по оврагамъ всюду и по раздолью нивъ
Ихъ эхо огласило, угрюмо повторивъ.
За Нѣманомъ не слышенъ уже напѣвъ другой:
Гармон³и церковной звучитъ тамъ мѣрный строй,
И, въ тактъ латинской пѣсни, несмѣтные полки
Изъ лѣса выступаютъ къ прибреж³ю рѣки;
Штандартъ магистра бѣлый всѣхъ впереди, потомъ
Ганнеберсера знамя, и гербъ его на немъ;
Вонъ изъ-за темныхъ сосенъ и елей, и дубовъ
Дружины замелькали, какъ пестрый радъ цвѣтовъ,
Шеломами сверкая и сталью боевой,
И стали передъ замкомъ, какъ бы стальной стѣной,
Исписанной крестами: у каждаго бойца
Со знамен³емъ крестнымъ плащъ бѣлый. Безъ конца
Раскинулся широко враговъ воинск³й станъ;
Тамъ всюду, какъ на старомъ кладбищѣ христ³анъ,
Читаютъ смерть Литвины и цѣлятся, стрѣлой
Кресты пронзать стараясь и въ битвѣ роковой
О помощи взывая къ богамъ своимъ роднымъ,
Съ глумленьемъ, о, Спаситель, надъ знаменьемъ Твоимъ!
XII.
Но отъ бойницъ литовскихъ, отъ башенныхъ вершинъ
Несется къ крестоносцамъ украдкой вздохъ одинъ:
То Эгле передъ казнью, на смерть осуждена,
Еще надежды смутной и призрачной полна,
Сквозь узкое окошко изъ башни виденъ ей
Станъ рыцарей въ просторѣ наднѣманскихъ полей,
Съ пеленокъ ненавидѣть она привыкла ихъ;
Проклясть бы ихъ хотѣла... но молится за нихъ...
Напрасно хочетъ сердце къ своимъ богамъ вознесть:
Крестъ - божество Рансдофа... въ немъ вѣрно сила есть....
И простонала Эгле, свободу давъ слезамъ:
"О, боги наши! слишкомъ жестоки вы къ людямъ!
"Въ вѣнцѣ своемъ терновомъ, и на крестѣ распятъ,
"Богъ крестоносцевъ броситъ мнѣ милостивый взглядъ
"Спасетъ меня отъ смерти и башни сокрушитъ
"Моей души страданья отрадно исцѣлитъ...
Да будетъ крестоносцевъ благословенъ приходъ!
"Увижу я Рансдорфа, и онъ меня спасетъ!..
"О, да! чѣмъ мнѣ погибнуть, какъ травкѣ подъ косой,
"Я убѣгу съ Рансдорфомъ далеко въ край другой,
"Подъ власть Христову - къ Нѣмцамъ, въ заморск³е края,
"Боговъ Литвы забуду, отца оставлю я...
"Безумье! что сказала!.. О, боги! что же вы
"Перуномъ не сразите преступной головы?
"Не прекратите жизни, что для меня мила,
"И сердце съ грѣшнымъ чувствомъ не вызжете до тла?
"Я - дочь твоя, отецъ мой! Гдѣ-жъ духъ отважный мой?
"Ужели трепещу я предъ жертвою святой
"Для счаст³я отчизны? Что-жъ возроптала я!
"Зачѣмъ сама съ собою въ борьбѣ душа моя?
"Рансдорфъ! Ты врагъ отчизны! скорѣй же погибай...
"Нѣтъ! лучше сгибнетъ Эгде и весь Литовск³й край!
"Литовск³е ли боги, иль тѣ, что Нѣмцы чтутъ,-
"Которые сильнѣе,- Рансдорфа да спасутъ!
"Въ комъ милосердья мало, да будетъ проклятъ тотъ:
"Того признаю богомъ, кто счастье намъ пошлетъ!"
Такъ Эгле вся борьбою мучительной полна:
То дико проклинаетъ, то молится она;
То броситъ наземь крестикъ, то вдругъ къ устамъ прижметъ,
Пока въ изнеможеньи безъ чувства упадетъ.
XIII.
А за рѣкой, изъ чащи, гулъ раздается; тамъ
Стучитъ топоръ нѣмецк³й по соснамъ и дубамъ:
Валятся, какъ герой, сраженныя мечемъ,
Съ угрюмымъ шумомъ ели столѣтныя кругомъ;,
Гудитъ лѣсное эхо; какъ какъ туча надъ рѣкой,
Испуганныя птички, покинувъ кровъ лѣсной,
Надъ замкомъ съ громкимъ крикомъ кружатся въ небесахъ,
Спѣша Литвѣ повѣдать и скорбь свою и страхъ.
А боги, оставляя священный свой пр³ютъ,
Проклят³я глух³я злодѣямъ съ вѣтромъ, шлютъ.
Вкругъ замка, гдѣ бывало царилъ святой покой,
Тысячезвучный говоръ, зловѣщ³й, роковой.
Тревожно стадо птичекъ испуганныхъ летитъ;
Валясь, грохочутъ сосны, топоръ по нимъ стучитъ,
Ржутъ вони крестоносцевъ, трубить сигнальный рогъ,
И шумный, слитный говоръ надъ вражьимъ станомъ легъ.
Въ поляхъ и надъ рѣкою, и въ сумракѣ лѣсовъ,
Едва поспѣетъ эхо за тьмою голосовъ,
Въ нестройный гулъ сливая ихъ наскоро, бѣгомъ;
Одно лишь повторяетъ: разгромъ! разгромъ! разгромъ!
За каждой павшей елью, вездѣ встрѣчаетъ взглядъ
Толпящихся нестройно враговъ, или отрядъ,
Уже готовый къ бою, вооруженный весь.
Ряды палатокъ бѣлыхъ встаютъ то тамъ, то здѣсь.
По зелени цвѣтами пестрѣетъ рядъ знаменъ;
Зоветъ уже къ обѣдни походной церкви звонъ,
И колокольчикъ мѣдный лишь зазвонилъ, кругомъ,
Мгновенно все замолкло: шумъ, голоса и громъ,
И звуки трубъ воинскихъ, и въ станѣ за рѣкой
Повсюду повсюду воцарились молчанье и покой.
А птички, ободрившись при полной тишинѣ,
Надъ самыми шатрами кружатся въ вышинѣ,
И жалобно щебечутъ, ищутъ тамъ и тутъ,
Знакомыя знакомыя деревья и гнѣздъ родной пр³ютъ.
Съ вершины вала Маргеръ бросаетъ гнѣвный взглядъ,
Предъ нимъ вдали знамена мелькаютъ, и блестятъ
Надъ Нѣманомъ и копья, и латы, и щиты;
Уже тамъ бревна тешутъ, и вяжутъ ихъ въ плоты,
Чтобъ въ замокъ перебраться по нѣманскимъ волнамъ.
А встрѣча ужъ готова непрошенымъ гостямъ -
Имъ кипятокъ наваренъ, и пѣнится давно;
Немало и каменьевъ для нихъ припасено.
Враговъ ни ихъ шеломы, ни латы не спасутъ,
Ихъ кипятокъ обваритъ, ихъ камни расшибутъ.
Топоръ же изощренный литовскаго бойца
Размахомъ богатырскимъ ударитъ въ ихъ сердца.
Уже нацѣливъ луки, Литвины по валамъ
Лишь знака ожидаютъ; межъ ними Маргеръ самъ:
Глазами измѣряетъ онъ Нѣманъ предъ собой.
"А! какъ злодѣи близко разбили лагерь свой!,.
"Пустите-ка въ гостинецъ имъ стрѣлъ пернатыхъ градъ;
"До нихъ подарки наши, навѣрно, долетятъ..."
Самъ натянулъ при этомъ онъ свой дубовый лунъ,
Когда вдали раздался вдругъ колокола звукъ,
И все въ мгновенье ока притихло за рѣкой;
Отрядъ передн³й Нѣмцевъ, уже готовый въ бой,
Склонился... знать молитва. Вотъ посреди вождей,
Идетъ магистръ велик³й, со свитою своей,
Въ походный храмъ, что выше другихъ палатокъ сталъ;
Магистра въ ту жъ минуту Литовск³й князь узналъ:
Нацѣлился, навѣрно, въ мгновенье бы убилъ,
Но дрогнуло въ немъ сердце, и лукъ онъ опустилъ.
"Нѣтъ! вскрикнулъ онъ, - постойте! Нѣтъ, не стрѣляйте въ нихъ,
"Покамѣстъ не окончатъ они молитвъ своихъ...
"Они къ землѣ припали: но небо насъ храни;
"Не бьемся мы съ ихъ съ ихъ Богомъ, какъ съ нашими они....
"Надѣясь, что дружна внѣ выстрѣловъ, отъ насъ
"Враги не ожидаютъ удара въ этотъ часъ;
"Нѣтъ, было бы безчестно - напасть на нихъ!.." И вотъ
Князь Маргеръ съ этимъ словомъ лукъ на землю кладетъ
И, преклонивъ колѣна, благоговѣйно самъ
Возноситъ онъ молитву усердную къ богамъ.
И стала на мгновенье такая тишь кругомъ,
Что слышенъ звукъ малѣйш³й въ молчан³и нѣмомъ.
А вотъ и солнце ярко блеснуло изъ-за тучъ,
Знать, Богъ, молитвамъ внемля, шлетъ благовѣстный лучъ.
&n