Горбунов-Посадов Иван Иванович - Освобождение человека, Страница 4 - Книги

stify">

Но его спасли великие страницы Льва Толстого. И теперь, здесь, у этого круглого стола, около великой души, которая спасла его, окончательно складываются в нем великие, всеразрешающие ответы на великие вопросы, складываются великие решения, в муках назревшие в его душе, - решения, которым нужно было дыханье этой великой любви, чтобы родиться наконец в его сознании.

Он выходит отсюда новым человеком, чтобы с этих пор жить в истине, найдя то единое, не призрачное, великое благо, которое поведет его, может быть, в заточенье, на каторгу, на муки, под расстрел, но которое с этих пор наполнит грудь его тем счастьем, по которому мучительно смертельно тосковала его душа, задохнувшаяся в тюрьме жалкого личного счастья.

3емлевладелец.

Сюда входит гордый, властный человек, спокойно до той поры владевший десятками тысяч десятин Божьей земли, среди которой едва влачили свое существование тысячи мужиков с тысячами детей и стариков, собиравшие с захваченной им и его предками Божьей земли великие жатвы для его роскоши и обжорства, его прихотей и похотей.

И этот гордый, властный человек выходит отсюда с новою душою, решая с этого дня стать братом тех, у которых, ради радостей его и его предков, была отнята всякая радость жизни.

Человек этот, по чьей земле можно было ехать десятки верст, слыша только: "Это земля графа Петровского! Это земля графа Петровского! Это земля графа Петровского", - этот человек, несший в себе развращенную душу властелина земли, маленького царя - поработителя и ограбителя трудового народа, уходит отсюда с непоколебимым решением уничтожить великий грех вековой несправедливости, отдать землю трудящимся на ней и пытаться всеми силами самому стать в их ряды.

Военный.

Повинуясь тому же вечному голосу Бога, который прозвучал и для его души, сюда входит военный с княжеским титулом, - входит флигель-адъютантом с блестящей карьерой, с грудью, увешанной орденами,

И выходит отсюда новым человеком, братом всех жизней, для которого уже немыслимо больше продолжать быть преступником против величайшей заповеди Бога: немыслимо продолжать быть военным убийцей.

Вглядитесь, вглядитесь в будущее, в глубь его жизни, и вы увидите, как этот человек сбрасывает свой блестящий мундир, пропитанный кровью, и в крестьянской рубахе, растресканными в кровь изнеженными руками возделывает свое поле и тайно по ночам при первом свете зари вспахивает поля слабых, больных тружеников-соседей.

Вглядитесь дальше, дальше, и вы увидите его в последнем подвиге его жизни, - не в подвиге военного убийства с занесенной над головой брата-человека саблей, призывающей за собой на убийство солдат, но умирающим в подвиге тягчайшего труда, надрывающимся при вывозке из лесу огромных бревен для прокормления своей семьи и тяжко нуждающихся соседей.

Бывший блестящий флигель-адъютант, умирающий от надрыва кишек при перетаскивании бревен! Бывший военный насильник, усмиритель бунтовавшего замученного народа, легкомысленный поедатель чужих трудов, превращающийся в работника, кормящего свою семью святым трудовым хлебом насущным, орошающий землю кровавым трудовым потом, находя в этом великое благо, и умирающий святою смертью надорвавшегося на работе рабочего!

Мститель.

Они идут вдвоем на лесных тропинках, - он, великий, старый друг людей, и с ним худой, бледный молодой чело-

век, едва поспевающий за стариком, с сильно бьющимся, как птица о прутья клетки, сердцем,

Молодой человек, решивший, что в мир есть только злоба, и бороться с ней можно только одной злобой. В мире есть только ненависть, и бороться с ней можно одной ненавистью. Надо жить ненавистью. Око за око. Насилье за насилье. Бомба за бомбы. Кровь за кровь! Разрушение, месть, убийство, кровь, - только они спасут мир! Только ненависть уничтожить ненависть, только преступленье убьет преступленье.

Он пришел сюда, чтобы убедить в этом и Толстого,

Но в действительности пришел измученный этой ненавистью,

Там где-то, в глубине души, мучительно тоскующей по всеобщей любви, не смея себе в этом признаться.

И теперь, едва поспевая за бодрыми, легкими, юношескими шагами старика, этот, только что, как ему самому казалось, ненавидевший всех и все молодой человек, с исхудалым от внутреннего огня лицом, невольно прижимает руку к сердцу, бьющемуся таким наплывом святой радости, что ему кажется, что вот-вот его сердце разорвется от восторга и счастья.

Страшный гнет, страшная тяжесть свалилась с его души.

Пали с нее ледяные оковы, ледяной туман озлобления и ненависти.

Весна жизни, - та, которая сейчас кругом него, радостно поет в этом лесу каждою веткой, - поет сейчас тысячами голосов во всем его существе.

- Я знаю, что во мне Бог, - говорит, ударяя себя в грудь, бодро, легко идущий рядом с ним, точно в каком-то золотом его сне, Лев Толстой.

И молодому человеку кажется, что при этих словах из старческой груди вырывается светлый поток искр и зажигает его молодую душу светлым пожаром,

И он чувствует этого великого Бога, поднимающегося и в нем и наполняющего его своим огнем.

И борьба за свет, любовь и свободу светом и любовью приобретает в эти мгновенья в этом молодом человеке нового самоотверженного борца.

С единственным, величайшим, победоноснейшим оружием великой любви, разума, провозглашения всеобщего братства пойдет он теперь на ту новую великую борьбу, которая одна только может действительно освободить человечество.

Капиталист.

По пыльной деревенской улице, рядом со стариком в белой блузе, зорко вглядывающимся в каждый штрих деревенской нищеты, подбирающим в свое сердце каждую слезу народного горя для того, чтобы потом потрясающей картиной содрогнуть сердца слепых, ожирелых виновников бесконечно совершающегося преступления народного ограбления,

Рядом со стариком быстро шагает высокий, нарядно одетый, молодой миллионер, владелец огромных фабрик, повелитель и эксплуататор тысяч белых рабов капитала.

"Золото, золото, золото!" - Это стало религией его и его дедов, его отца, его самого до этих дней. Чтобы вырвать у мира как можно больше золота, ему мало было вырывать его напряженьем десятков тысяч рабочих рук и глаз над тысячами станков. Он захотел добывать его сотнями рабочих рук прямо из самых недр земли, - это золото, золото, которое стало его религией, его Богом!

Но под толстою грязной золотою корою в нем жил другой Бог, Бог любви и света;

И когда, как меч, пронзила его сердце проповедь Льва Толстого, как тонкий весенний лед сломилась толстая грязная золотая кора, и под ней оказалась душа, полная глубоких стремлений, полная глубочайшей человечности.

Они идут по пыльной деревенской улице, горячо беседуя, и порою, незаметно для своего спутника, старик бросает на него любящий, глубокий, уходящий куда-то далеко-далеко взгляд, точно он видит что-то там, далеко-далеко... что-то совершенно иное за спиной этого богато одетого человека,

Точно он уже видит, как в будущем этот миллионер, владелец тысяч белых рабов, чтобы пристать к берегам новой жизни, едет в Новый Свет и учится, никому неведомый, в далеких прериях у американских фермеров земледельческому труду и возвращается на родину для того, чтобы, сойдя с плеч своих рабочих рабов, стать самому работником, своими руками кидающим в землю семена своего собственного трудового хлеба и бросающим в мир семена нового строя жизни.

Самая богатая в мире.

Толстой сейчас присел на скамейке в саду, где когда-то, 70 лет тому назад, он играл еще ребенком. И рядом с ним бедное дитя - бедная измученная жизнь - молоденькая девушка с изможденным от страданья лицом, на которое он смотрит с бесконечною ласковостью.

Она хотела себя убить.

"Жить не для чего. Люди - скопление зверей. Сама она - самая бесполезная, никому в мире ни для чего ненужная тварь. - Жизнь бессмыслица, чья-то подлая насмешка".

Но что-то там внутри удержало ее. Она достала уже склянку с ядом; но перед этим она захотела во что бы то ни стало увидать того, кого хотела, но все не решалась увидать, - Льва Толстого.

И она сейчас тут около него. Неужели это не сон, а правда, что она тут, около него, и это он глядит на нее этим взором бесконечной любви и говорит ей?

Боже мой! как она смотрит на него широко раскрытыми глазами! Ее полузадушенное приближавшимся ледяным дыханьем смерти сердце вдруг все распустилось как чудный цветок под внезапным потоком солнца.

И, как светлые птицы, восторженно-радостно летят в высь ее мысли, зарождающиеся от его тихих, ласковых слов.

"Да ведь жизнь - со всеми ее страданиями и муками - ведь это бесконечный смысл, это величайшая радость!

Да ведь дела миллион, - самого нужнейшего, не для нее одной, такой, какая она есть, а для миллионов таких, как она, - миллионы миллионов самого нужного, необходимейшего дела!

"Да ведь она бесконечно нужна для жизни, для Бога, для людей, так же как ей самой бесконечно нужна жизнь, Бог, братья-люди!"

Вот ее маленькая фигурка уходит с переполненным счастьем сердцем из яснополянских ворот в даль жизни.

Вглядитесь, вглядитесь в эту, такую светлую с этих пор, даль ее жизни.

Вы увидите ее, ни на миг не переставая, радостно служащую людям.

Вот она всеми силами своего существа помогает брошенной, слабой, раздавленной семье.

Вот она учит и светит всей душой заброшенным, одичалым, изуродованным детям.

Вот она лечит, как умеет, перевязывает раны грязных рабочих тел - и еще больше: раны души.

Раздавать ей нечего. У нее часто ничего нет, кроме одной юбки и одной рубашки;

Но она раздает, раздает без конца, бросает во все стороны величайшее золото любви, которого чем больше она бросает, тем больше и больше теснится его в ее душу.

Она раздает всем великое богатство души, великую любовь - всем: падшему, падшей, убийце, собаке, пьяному в канаве, - всякому, к кому может протянуться ее маленькая, слабая, но полная теперь величайшей силы рука.

Она делает это до самой своей смерти, когда она умирает, заразившись сыпным тифом от больной голодавшей женщины, которую она спасла от смерти - и больше: от отчаянья, от потери веры в Бога и в человека!

Души со всего мира.

Американец.

Сегодня утром Толстой беседовал с американцем, который переплыл через океан, чтобы взглянуть в глаза тому, кто открыл ему новую жизнь, кто показал ему, государственному человеку, поставившему себе целью всей жизни достичь того, чтобы сделаться президентом Соединенных Штатов, что есть задача безмерно выше и прекраснее, чем стать президентом всего мира: это стать человеком.

Голландец.

Сегодня днем он гулял с голландцем с острова Явы, который добрался к нему после чуть ли не кругосветного путешествия, чтобы сказать ему, как, потрясенный его ученьем, он перестал быть правителем, тираном желтых туземцев, рабов его капиталистической Голландии, и стал их братом и защитником, отрицая с этих пор всякое насилие, всякую эксплуатацию, всякое право власти человека над человеком.

Англичанин.

Вчера к нему явился англичанин из Африки, который рассказал ему о том, как он, подобно сотням молодых англичан, явился в Африку за золотом и алмазами, чтобы стать одним из великих британских хищников. И как теперь, когда его собратья режут буров, чтобы отнять у них золото и алмазы, произведения Толстого, как путеводный огонь, вывели его из рабства своему слепому личному и на-

циональному эгоизму. И теперь, свободный, перевернувший всю свою жизнь, он явился, чтобы пожать ту руку, которая освободила его.

Индус.

Вчера утром с ним провел незабвенные часы браманист, индус, который приехал за тысячи верст из Индии, чтобы рассказать ему, как они были счастливы в Индии, когда узнали, что в Европе явился такой человек, Толстой, через которого Брама вновь возвещает человечеству о единой душе, разлитой во всем живом.

Японцы.

Вчера к ночи в двери Ясной Поляны постучались два маленькие желтолицые человечка с косыми разрезами глаз, - два японца, которые пришли сказать Толстому, что в их стране, которая, по примеру своего учителя, христианской разбойнической Европы, с ног до головы обвешивая себя усовершенствованными ружьями и пушками, поспешно обучается вся самому величайшему усовершенствовеннейшему человекоубийству, - что в их стране, подобно Германии, насквозь отравленной отравою патриотизма и милитаризма, - что в их стране явились уже сердца, пробужденные Толстым к великому братству, к великому единению со всеми народами, со всеми человеческими сердцами в мире.

Представители всего мира.

Они стекаются сюда, души со всего мира, представители миллионов душ, разбуженных, воскрешенных, перерожденных, рожденных к новой жизни голосом Толстого.

Великий океан человечества посылает сюда свои передовые волны.

Европа, Америка, Азия, Австралия, Африка шлют сюда своих передовых гонцов.

Они входят сюда еще индусами, японцами, германцами, англичанами, и выходят отсюда только братьями-людьми, членами великого всемирного братства, частицами единой, великой, божественной души.

Заря человечества занимается из Ясной Поляны, - заря человечества, соединенного великою правдою и любовью, - нового, единого, великого человечества.

Свет надо загасить.

Долой Толстого! Надо задушить его голос!

Он уничтожает государства, нации, партии, церкви.

Он уничтожает всякое разделение, всякое разъединение людей.

Если его послушают, все соединятся в одну душу, в одно сердце, в одно всемирное царство братства.

Если его услышат, зачем же тогда власть государей, президентов, парламентов, национальных вождей, предводителей партий, первосвященников церквей, царей Капитала?

Зачем тогда нужны будут цари, президенты республик, национальные вожаки, начальство всех партий, первосвященники, депутаты, судьи, тюремщики, цензора, сборщики податей и процентов?

Зачем тогда все эти господа, делающие вид, что без них не могут жить народы, трудами которых они отъедаются,

Которые они держат в явном или скрытом рабстве, в невежестве, которые они ввергают во вражду, в звериную борьбу, в потоки крови ради удовлетворения своих аппетитов, интересов кучки их, паразитов на великом теле народа?

Зачем тогда все эти троны, и канцелярии, и залы парламентских заседаний, и кабинеты министров, и суды, и тюрьмы, и полицейские участки, и биржи, и церкви разных вер?

Зачем тогда все эти властолюбцы, славолюбцы, богатстволюбцы и все миллионы честолюбцев и грабителей, кормящихся около них?

Зачем все эти миллионы, величающееся и поедающие тру-

ды народа около всех престолов - царских, президентских, депутатских, церковных, биржевых?

Зачем тогда все эти мириады диких и ученых пособников, лизоблюдов, воспевателей, защитников, благословителей, укрывателей величайших обманов, грабежей и насилий?

Если Толстого услышат, кто же тогда станет платить подати, идущие на их жирную, тщеславную жизнь и на вооружения, разоряющие народы под предлогом их защиты от врагов и увеличивающие в мире порабощение и злодеяния войны?

Долой Толстого!

Из его писаний льется в человечество свет, который разрушит до дна всю тьму, в которой они держат человеческие души.

Спадает чешуя с глаз. Слепые прозревают. Прокаженные очищаются. Расслабленные становятся на ноги и освобождаются.

Его писания свергают без крови и насилия всех повелителей мира.

Нужны ли повелители-люди людям,

Когда повелителем станет Братство,

Когда повелительницей станет Любовь,

Когда повелителем станет Божественный Свет, горящий в душе человека?

Кто может повелевать человеком, когда каждый человек сознает, что в нем то, что выше всего на свете,

Когда в каждом со дна души его поднимется Бог, светлый и великий, -

Бог, над которым не может быть царей, президентов, депутатов, генералов, судей, полицеймейстеров, архиепископов и тюремщиков.

Ибо никто не имеет права повелевать человеком, сыном Божьим, делать из него раба человеков или государства, солдата, убивающего других сыновей Божиих, плательщика на устройство государственных насилий и убийств.

Никто не имеет права делать из человека, сына Божьего,

вымогателя податей, тюремщика, жандарма, расстреливателя братьев по ту или эту сторону границы в мундире царских палачей или республиканских государственных убийц. Никто не имеет права делать из человека, сына Божьего, окровавленную жертву войны, карательной экспедиции, смертной казни.

Долой Толстого! Если его услышат, зачем тогда эти душащие человечество загоны, в которые загнаны человеческие стада, - загоны, которые называются Германия, Россия, Великобритания, Франция, Япония, Соединенные Штаты и сотни, сотни этих загонов, этих государств и государствишек, как стены тюремных клеток вражески разделяющих братьев-людей?

Если Толстого услышат, кто же станет тогда гордиться, что меня зовут немцем, англичанином, русским, а не человеком, сыном Божьим,

Когда одна земля подо всеми, одно небо сияет над всеми,

Когда одна душа во всех,

Когда единый Бог во всех зовет к соединенью, к соединенью, к соединенью!

Зачем тогда все эти тысячи границ, крепостей, броненосцев, зверских пушек?

Зачем все эти окровавленные, национальные, государственные, царские, республиканские знамена, возбуждающие людей резать друг друга? Зачем все эти пережитки человеческой дикости, слепоты и векового обманывания теми, вся сила которых в разделении людей, в распылении человечества?

Зачем тогда среди братьев-людей все эти генералы, офицеры, интенданты с красными, синими, желтыми, тысячецветными выпушками и галунами, все эти дикие люди, которые должны с утра до ночи обучать миллионы людей мерзости будущих убийств под торжественным названием "всеобщая воинская повинность"?

Зачем тогда все эти штабы, эти военные академии, высшие школы международного убийства, где взрослые с бородами люди играют в солдатики на картах всех частей света для того, чтобы потом также двинуть живые части света, с тре-

петно бьющимся живым человеческим сердцем, на всемирный убой друг друга?

Долой Толстого! Ели его услышат, зачем тогда все эти дикие для христианина, для просвещенного человека чины и возвеличивающие клички "офицер, генерал, адмирал, тайный советник, камергер, канцлер, премьер?!" Зачем тогда все эти нелепые разделения людей на черную и белую кость, все эти титулы, эти дворянства, эти дикие "де, фон, барон, сэр, маркиз, лорд?" Зачем все эти остатки человеческого идиотизма, тщеславия, лакейства и рабства? Зачем эти клички: "пролетарии, буржуа", когда все только одно: равные, равные и равные все перед Богом, перед жизнью и смертью, пред людьми и народами, братья, братья-люди, и когда для каждого человека есть одно только достойное его великое название: человек!

Зачем все эти папы, патриархи, архиепископы, суперъинтенданты, патеры, пасторы, священники, муллы, раввины, бонзы, ламы и шаманы, когда Бог сам открывается всем, каждому сердцу?

3ачем все они, разрывающие людей на тысячи церквей, церковок, приходов, сект, когда во всех один Бог и дело жизни одно - слиться всем воедино, в единую веру, в единую душу, в единую церковь, в единую любовь?

Кто посмеет тогда быть властителем человеческих душ, в которых живет живой Бог?

Кто вправе тогда быть посредником между Отцом Богом и его сыном - человеком?

Зачем тогда заклинанья жрецов-лжецов, вызывающих Бога из немых небес, когда Бог говорит в каждом человеке?

Зачем тогда жалкие бормотанья у мертвых алтарей и идолов, когда каждый человек может и должен совершать величайшее священнодействие - любить истину, любить братьев-людей и всякое живое дыханье и жизнью и словом проповедывать всякому созданью Бога - Любовь, который во всех?

Зачем эти сотни вер, кормящих миллионы жрецов-обманщиков и разделителей душ и народов? Когда люди

прислушаются к тому, что Бог говорит человеческому сердцу, на земле будет только одна вера, потому что один Бог во всех.

Долой Толстого! Задушите, задушите его голос!

Ведь он доказывает, что право государства распоряжаться личностью человека и произведениями его труда есть беззаконный произвол одних и глубочайшая слепота других.

Ведь он смеет бросать всю правду в лицо коронованному разбою и выборному парламентскому обману и насилью.

Ведь он озаряет страшным светом истины окровавленные руки государей, президентов, предводителей, точащие топоры для убийства народов, топоры великих мясников, которые готовы превратить весь мир в одну сплошную бойню для увеличения своей власти и богатств.

Ведь он смеет говорить: "Человек, если ты разумное существо с человеческим сердцем, не будь убийцей, не вступай в ряды палачей народов, хотя бы это называлось христолюбивым воинством или республиканской гвардией".

Ведь он сделает то, что ни один человек не пойдет под солдатскую шапку. И тогда конец всему, всему!

Долой Толстого! Он позволяет себе нападать на нашу святыню - на нашу культуру, на нашу цивилизацию с желтыми лакированными ботинками, с блистающими крахмальными сорочками, с сияющими цилиндрами, с дорожными несесерами с ароматными мылами, подпилками и щеточками для полирования ногтей и лица, и с великолепно организованным грабежом всех ради нескольких, с гениально организованным государственным и денежным рабством, с разрывными пулями, минами, расстрелами, виселицами, с миллионами детских тел, продаваемых в трудовое рабство, с мириадами голодных девушек, продающих свое тело на улицах. Он отрицает нашу цивилизацию с усовершенствованными клозетами и с человеческой душой, с ног до головы вымазанной в кале корысти, грабежа, властничества, пошлости и разврата.

Долой Толстого! Он отрицает цивилизацию и культуру!

Он отрицает прелесть жизни, какую мы устроили: с тюрьмами, войнами, казнями, нагло возвышающимися дворцами царей и миллионеров, кабаками и биржами, с кафешантанами, оперетками, фарсами, домами терпимости, с нарядными мужчинами-самцами, с затянутыми и оголенными для возбуждения мужчин женщинами, с литературой, разжигающей скотские похоти!

Долой Толстого! Он отрицает радости жизни!

Он заявляет, что гораздо важнее того, чем знать, что у нас вместо души клеточка, научиться знанию о том, как человеку жить наивысшей, наиразумнейшей, наилюбящей, наисвободнейшей жизнью.

Он говорит, что человечеству всего нужнее не Геккели, со всею своею наукою остающиеся на самом низком уровне духа, признавая смертную казнь и войну, а учителя величайшей науки жизни - Христы, Будды, Беги-Уллы, Ламеннэ и подобные им пророки наших дней, высоко поднимающее душу и жизнь человеческую на вершины разума и любви.

Долой Толстого! Он отрицает науку!

Он утверждает, что только то искусство велико, которое соединяет всех людей в высшем чувстве всеобщей любви. Он выгоняет из великого храма творчества бичом своего слова литературу, живопись, музыку, создаваемые для раздражения половых органов. Он обличает акробатов и клоунов искусства, кувыркающихся перед толпою пресыщенных.

Он заявляет, что искусство, растлевающее чистоту души и тела, преступно; что искусство, воспевающее властителей, насильников, героев силы и крови, подло; что искусство, веселящее угнетателей и эксплуататоров и щекочущее пятки у обжирающихся, гнусно.

Долой Толстого! Он отрицает искусство!

Он верит в Бога, он верит в вечную, вечно творящую жизнь духа.

Долой Толстого! Он - суевер, вредный мистик

Он отрицает Бога с бородою и в белой рясе, сидящего на небе. Он отрицает чудеса от костей покойников и от масла, вытекающего из размалеванных досок. Он

исповедует только Бога, раскрывающегося в человеческом духе. Он, вслед за апостолами Христа, творит величайшие чудеса воскресения человека в человеке, величайшее чудо возрождения души человеческой.

Долой Толстой! Он - еретик, атеист, безбожник!

Он утверждает, что не важно, улетел на небо Христос в теле со своим саваном или нет, что хлеб и красное вино - это тесто и вино, а не тело и кровь Христа, великого учителя того, что Бог есть дух и только дух. Он утверждает, что Христос учил верить не в разные глупости и суеверия, но верить в одну только величайшую, разумнейшую истину любви, которая одна лишь спасет человека и, весь мир. Он утверждает, что Христу нужно никак не то, чтобы верили в него, как в Бога, а чтобы каждый человек поверил в Бога в самом себе и во всех, чтобы каждый человек воспылал пламенем Божьим, чтобы по всему миру из всех душ разлился бы пламенеющий океан Божеской любви. Чтобы таким образом на землю спустилось то царство Божие, то царство любви, за проповедь которого Христос обрек себя на ужаснейшие муки и крестную смерть.

Долой Толстого! Он нехристь, он антихрист!

Он говорит, что выше всего целомудрие, что мужчина должен стремиться смотреть на женщину, как на сестру. Что всеми силами души надо бороться с соблазнами, толкающими женщину в роковую пропасть и делающими из нее рабыню человеческого скотства и из мужчины грязное животное.

Долой Толстого! Он проповедует аскетизм!

Он утверждает, что нисколько не освящает половых отношений то, что люди пройдутся вокруг церковного аналоя. Но что каждый, сойдясь с первой женщиной, становится уже ее мужем и должен свято сохранить этот союз, оберегая себя и ее от падения с другими.

Долой Толстого! Он отрицает таинство брака, он проповедует разврат!

Он провозглашает величие и честность бедности и свободного духа добровольного бедняка. Он обличает всякое стремление к богатству и собственности. Он говорит, что

быть богатым преступно, ибо миллионы людей нуждаются в самом необходимом. Он говорит, что пока есть богатые, будут и холодные и голодные в мире. Он говорит, что берущие выше того, что нужно для их хлеба насущного, отнимают это у нуждающихся братьев, грабят и воюют у Бога. Он говорит, что вся земля Божья и должна быть землею всех.

Долой Толстого! Он проповедует всеобщий грабеж! Он отрицает собственность! Он - коммунист!

Он отрицает, чтобы человека для того, чтобы он стал сознательным борцом, освобождающим себя и людей, строящим великое братство, непременно надо выварить в котле фабрик и заводов, копей и рудников. Он отрицает, что для воцаренья братства надо, чтобы одна половина человечества ненавидела и душила другую, называя ее "пролетариями" или "буржуями". Он отрицает, что прогресс человечества отрицается брюхом человечества, а не великим творческим духом его.

Долой Толстого! Он отрицает исторический материализм! Он отрицает социализм!

Он говорит, что судьи жестоко судят укравшего булку с голода и охраняют богатства, награбленные сильными у слабых и обманутых.

Он говорит, что судьи запирают в тюрьмы голодных и холодных, раздетых и разутых и защищают интересы тех, из-за которых люди и целые народы голодны и холодны, раздеты и разуты, обобраны, темны и слепы.

Он говорит, что надо строить не суды и тюрьмы, а надо строить братство на земле.

Долой Толстого! Он отрицает законы, он одобряет преступленья, он отрицает суд! Он - анархист!

Он говорит: "Мир завяз в кровавой сети насилия, и освободить его может только любовь. Не отвечай никогда насилием на насилие. Не насилуй ни в каком случае ни ради чего. Не грабь и не отнимай ни для чего. Как можно меньше бери себе, как можно больше давай братьям-людям".

Долой Толстого! Он непротивленец, он - проповедник рабства!

Он борется своим словом против республиканских городовых, жандармов, сыщиков, палачей, так же как и против царских городовых и палачей. Он отрицает право республиканских судов распоряжаться человеческой жизнью, так же как и право царей. Так же как святость царской виселицы, он отрицает и святость революционной гильотины.

Долой Толстого! Он - реакционер!

Он борется за совершенное освобождение всего человечества от всяких цепей.

Он поднимается с метающим молнии словом пророка против преступлений всех властвующих и эксплуатируемых.

Он проповедует совершенное освобождение земли и человека.

Долой Толстого! Он - опаснейшей бунтовщик!

Он отрицает право насильем, палкой, кровью, штыками, пушками и гильотинами загонять хотя бы в самый рай Божий.

Так же, как и царские штыки, он ненавидит и республиканский штык, поворачивающийся во внутренностях человека-брата. Он ненавидит всякий штык, всякое человекоубийство.

Долой Толстого! Он отрицает революцию!

Он делает все, чтобы воцарилось только царство Бога, только царство любви и больше ничье, ничье!

Никакой власти, кроме любви!

Когда его поймут, рухнет все, что тысячелетиями строили руки насилия, властолюбия, корысти и обмана.

Долой Толстого! Это самый опасный из мятежей! Это самая страшная из революций!

Анафема ему! Отлучить его от всех святых церквей, - от святых церквей православия, католицизма, протестантства, от синагоги, от мечети, от церкви святого искусства, от церкви святой науки, от церкви святого самодержавия, от церкви святого парламентаризма, от церкви святой республики, от церкви ортодоксальной революции, от церкви ортодоксального социализма. От всех святых соборов, от всех непогреши-

мых церквей анафема ему! Анафема ему за то, что он смеет быть независимейшим из независимых, свободнейшим из свободных и всех призывает к этому!

Они проповедуют Евангелие вражды, - он проповедует Евангелие соединения.

Они проповедуют Евангелие насилия, - он проповедует Евангелие уничтожения всякого насилия.

Они проповедуют Евангелие зверя, - он проповедует Евангелие Любви.

Долой Толстого, а не то он вырвет у них человеческую душу!

Смотрите, она просыпается, она воскресает, она поднимается, - еще усилие, и она освободится!

У них тысячи пушек, миллионные армии, суды, тюрьмы, застенки, церкви, типографии, университеты, миллиарды денег на покупку человеческой совести, тысячи подкупленных чиновников, священников, ученых, писателей, прокуроры, сыщики, доносчики, жандармы, палачи, тысячи ораторов, пропагандистов, чтобы связать, оглушить, одурить народное сознанье, чтобы задавить всякий независимый голос, чтобы заглушить голос свободной совести.

Но чем же, чем же зажать уста истине?

Хотя бы весь мир восстал против истины, ему не задушить ее. Истина сильнее всего мира.

У них миллионы денег, солдат, пушек, газет.

Он - один, семидесятилетий старик, все оружье которого - перо и пачка лоскутков бумаги.

Но с этого пера слетают искры великой истины, которые он бросает в мир.

Но эти лоскутки - величайшее пламя, которое зажжет, наконец, человечество великим пожаром любви, в котором сгорит старый мир насилия и ненависти.

В тюремном карцере.

Блаженны исполняющие волю Пославшего их в мир, ибо воля Его - любовь.

На голом, холодном, вонючем полу

Он лежит,

И крыса ночами чрез тело его,

Визжа,