Добролюбов Николай Александрович - Избранные стихотворения, Страница 10 - Книги

stify">

Но, не внемля утешеньям,

Глупый ванька плачет...

Солнце гневно лик прекрасный

В черных тучах прячет.

Конрад Лилиеншвагер

1859

РАСКАЯНИЕ КОНРАДА ЛИЛИЕНШВАГЕРА

Известно, что г. Лилиеншватер своим смелым и звучным стихом воспел в апреле месяце "беса отрицанья и сомненья", который вовсе не должен был бы и носа показывать в публику в настоящее время, когда (как очевидно из примера акционеров общества "Сельский хозяин") все созидается на взаимном доверии и сочувствии. За непростительную дерзость г. Лилиеншвагера досталось и нам и ему в No 95 "Московских ведомостей". Мы, разумеется, тотчас же сказали, что наше дело сторона, и тем себя немедленно успокоили. Но г. Лилиеншвагер, как пылкая, поэтическая и притом почти немецкая натура, принял упреки "Московских ведомостей" очень близко к сердцу, и - кто бы мог это подумать? - в убеждениях его совершился решительный перелом. Как Пушкин отрекся от своего "Демона", вследствие некоторых советов из Москвы, так и г. Лилиеншвагер отрекся от своего" беса и сделался отныне навсегда (до первой перемены, разумеется) верным и нелицемерным певцом нашего прогресса. Вот стихотворение, которым ознаменовал он момент своего раскаяния:

МОЕ ОБРАЩЕНИЕ

Во дни пасхальных балаганов

Я буйной лирой оскорблял

Прогресса русского титанов

И нашу гласность осмеял.

Но от стихов моих шутовских

Я отвратил со страхом взор,

Когда в "Ведомостях Московских"

Прочел презрительный укор.

Я лил потоки слез нежданных

О том, что презрен я в Москве...

Себе, в порывах покаянных,

Надрал я плешь на голове!..

Но плешью приобрел я право

Смотреть на будущность светло!

С тех пор, не мудрствуя лукаво,

Я прояснил свое чело:

Меня живит родная пресса,

И, полн святого забытья,

Неслышной поступи прогресса

С благоговеньем внемлю я...

Конрад Лилиеншвагер

1856

ОПЫТЫ АВСТРИЙСКИХ СТИХОТВОРЕНИЙ

Соч. Якова Хама

(От редакции "Свистка". В настоящее время, когда всеми признано, что литература служит выражением народной жизни, а итальянская война принадлежит истории, - любопытно для всякого мыслящего человека проследить то настроение умов, которое господствовало в австрийской жизни и выражалось в ее литературе в продолжение последней войны. Известный нашим читателям поэт, г. Конрад Лилиеншвагер, по фамилии своей интересующийся всем немецким, а по месту жительства - пишущий по-русски, доставил нам коллекцию австрийских стихотворений; он говорит, что перевел их с австрийской рукописи, ибо австрийская цензура некоторых из них не пропустила, хотя мы и не понимаем, чего тут не пропускать. Стихотворения эти все принадлежат одному молодому поэту - Якову Хаму, который, как по всему видно, должен занять в австрийской литературе то же место, какое у нас занимал прежде Державин, в недавнее время - г. Майков, а теперь - г. Бенедиктов и г. Розенгейм. На первый раз мы выбираем из всей коллекции четыре стихотворения, в которых, по нашему мнению, очень ярко отразилось общественное мнение Австрии в четыре фазиса минувшей войны. Если предлагаемые стихотворения удостоятся лестного одобрения читателей, - мы можем представить их еще несколько десятков, ибо г. Хам очень плодовит, а г. Лилиеншвагер неутомим в переводе.)

НЕБЛАГОДАРНЫМ НАРОДАМ

(Пред началом войны)

Не стыдно ль вам, мятежные языки,

Восстать на нас? Ведь ваши мы владыки!

Мы сорок лет оберегали вас

От необдуманных ребяческих проказ;

Мы, как детей, держали вас в опеке

И так заботились о каждом человеке,

Что каждый шаг старались уследить

И каждое словечко подхватить.

Мы, к вам любовию отцовской одержимы,

От зол анархии хранили вас незримо;

Мы братски не жалели ничего

Для верного народа своего:

Наш собственный язык, шпионов, гарнизоны,

Чины, обычаи и самые законы, -

Всё, всё давали вам мы щедрою рукой...

И вот чем платите вы Австрии родной!

Не стыдно ль вам? Чего еще вам нужно?

Зачем не жить попрежнему нам дружно?

Иль мало наших войск у вас стоит?

Или полиция о деле не радит?

Но донесите лишь, - и вмиг мы всё поправим,

И в каждый дом баталион поставим...

Или страшитесь вы, чтоб в будущем от вас

Не отвратили мы заботливый свой глаз?

Но мысль столь страшная напрасно вас тревожит:

Австрийская душа коварна быть не может!!

НА ВЗЯТИЕ ПАРИЖА

(ЕСЛИ ВЫ ОНО СЛУЧИЛОСЬ)

(Писано при объявлении войны)

Давно ли бунт волною шумной

Грозил залить австрийский трон

И, полон ярости безумной,

На нас вставал Наполеон?

Давно ли ты, страна разврата,

Отчизна бунтов и крамол,

Была надеждою объята

Разбить еще один престол?

И что же? Честь, закон я право

Сразились с буйным мятежом,

И вмиг - страстей народных лава

Застыла в ужасе немом!

Пред громоносными полками

Крамольник голову склонил,

И над парижскими стенами

Орел австрийский воспарил!

Теперь простись, о град надменный,

С республиканскою мечтой!

Ты не опасен для вселенной

Под нашей мудрою пятой.

В тебе покорность и порядок

Отныне царствовать должны,

И сон французов будет сладок

Средь безмятежной тишины.

Мечты преступные забудут,

Все по закону станут жить:

Курить на улицах не будут,

Не будут громко говорить;

Людей мятежных разум узкий

Законом будет огражден;

Источник смут - язык французский -

Всем будет строго запрещен!

Разврат, везде у вас разлитый,

У нас сокроется во мрак,

И над заразою сокрытой

Не посмеется злобный враг.

Мы будем: горды, неприступны,

К вам не дойдет умов разврат:

Шпионы наши неподкупны

И полицейские не спят.

ОДА НА ПОХОД В ИТАЛИЮ

(В начале войны)

Война! и снова лавр победный

Австрийским воинам готов!..

Я вижу, как - смущенный, бледный -

Уже трепещет строй врагов;

Готов просить себе пощады.

Готов о мире умолять...

Но австру нет иной отрады,

Как непокорных усмирять!

Неотразимо, беспощадно

Мы будем резать, бить и жечь,

В крови врагов купая жадно

Австрийский благородный меч!

Во грады будем мы врываться

По трупам сверженных врагов

И гордо станем наслаждаться

Проклятьями сирот и вдов!

Мы будем чужды состраданью!

Детей и старцев перебьем,

Возьмем мы дев на поруганье.

Что не разграбим, то сожжем}

Сожжем мы города и села,

Мы выжжем нивы и луга, -

Чтоб знала гнусная крамола,

Как поражаем мы врага!

Поникнет, как от божья грома,

Страна всегдашних мятежей!

О, нам давно она знакома,

И мы давно знакомы ей!

Князь Виндишгрец и граф Радецкий,

Барон Гайнау, Гиулай -

С отвагой истинно-немецкой

Уже ходили в этот край.

Осенены их чудной славой

И полны памятью их дел,

Мы потечем рекой кровавой

В тот ненавистный нам предел!

Ура! Австрийскую державу

Распространит австрийский меч,

И нам спокойствие и славу

Даст смертоносная картечь!

ДВЕ СЛАВЫ

(При вести о заключении мира)

Пусть лавр победный украшает

Героя славное чело, -

Но друга мира не прельщает

Войны блистательное зло.

Предсмертный крик врагов сраженных,

Вопль матерей и плач сирот,

Стон земледельцев разоренных

Он внемлет - и войну клянет.

Иная, лучшая есть слава!

Иная, громче есть хвала!

И вновь Австрийская держава

Ее теперь приобрела:

Мечты воинственные бросив,

Щадя запас народных сил,

Наш император Франц-Иосиф

Мир в Виллафранке заключил!

На лицах всех сияет радость;

Ликуют села, города;

В полях, почуяв мира сладость,

Пасутся весело стада!

От груди, матерней ребенка

Теперь никто не оторвет,

И даже малого цыпленка

Никто безвинно не убьет!

За столь благие элементы

Охотно мы врагам своим

Трофей Палестро и Мадженты

И Сольферино отдадим!

Воссядем мы под мирной кущей.

В восторге песни запоем

Величью Австрии цветущей

И - кружкой пива их запьем!

С австрийского Конрад Лилиеншвагер

1859

НОВЫЙ ОБЩЕСТВЕННЫЙ ВОПРОС В ПЕТЕРБУРГЕ

Domine, libera nos a furore normannorum!

Еще один общественный вопрос

Прибавился в общественном сознаньи:

Кто были те, от коих имя "Росс"

К нам перешло, по древнему сказанью?

Из-за моря тогда они пришли

(Из-за моря идет к вам все благое).

Но кто ж они? В каких краях земли

Шумело море то своей волною?

Не знаем мы! Искали мы его

От Каспия, куда струится Волга,

Где дешева икра, вплоть до того,

Где странствовал Максимов очень долго

На Черном море думали найти,

Где общество родного пароходства

Цветет, растет, и будет всё цвести

Десятки лет, назло недоброхотству.

На Балтике его искали мы,

Где вознеслась полночная столица,

Где средь болот, туманов и зимы

Жизнь так легко и весело катится.

Так мы не день, не месяц и не год,

А целый век, от моря и до моря,

Металися, как угорелый кот,

Томительно исследуя и споря.

Но наконец, измучась, истомясь,

Решились все на том остановиться,

На чем застал момент последний нас,

Чтоб с этим делом больше не возиться!

В такой-то час норманство водворил

И дал почить нам господин Погодин,

И с той поры весь русский люд твердил,

Что Рюрик наш с норманнами был сроден.

Но снова мы сомнением полны,

Волнуются тревожно наши груди:

Мы слышим, что норманны сменены

Варягами-литовцами из Жмуди...

Норманнов уничтожил, говорят,

В статье своей профессор Костомаров.

Погодин хочет встать за прежний взгляд

И, верно, уж не пощадит ударов.

Кому-то пасть? Кому-то предлежит

Нас озарить открытьем благодатным?

Бог весть! Но грудь у всех у нас горит

Предчувствием каким-то непонятным.

Привет тебе, счастливая пора

Поднятия общественных вопросов!

В дни торжества науки и добра

Томит нас вновь призыв варяго-россов!

Что ж делать нам? Как разрешить вопрос,

Который так давно нас всех тревожит?

Он в детстве нам так много стоил слез

И, кажется, в могилу нас уложит!

Конрад Лилиеншвагер

1860

РОМАНС

МИХАИЛУ ПЕТРОВИЧУ ПОГОДИНУ

(от рыцаря Свистопляски)

Когда б он знал, что рыцарь Свистоплялки

Невольно с ним сливается душой

И больше рад его ученой ласке.

Чем он был рад, музей продавши свой.

Когда б он знал, как мил мне "Москвитянин".

Где всяк писать из чести был бы рад!

Когда б он знал, что мне совсем не странен

Его порыв к востоку, на Царьград.

Когда б он знал! Когда б он знал!..

Когда б он знал, как слог его прилежно

Я в "Путевых заметках" изучал.

Когда б он знал, как пристально и нежно

Его статью я в "Парусе" читал!

Когда б он знал, что в спичах затрапезных

Меня живит его вертлявый тон

И что из всех ораторов полезных

Милее всех мне Кокорев да он!

Когда б он знал, в борьбе о жмудском деле,

Что уж во мне романс ему созрел!

Решась сказать, что все уж мы созрели.

Когда б он знал, что тут и я сидел!

Когда б он знал! Когда б он знал!

1860

ЧЕРНЬ

(Первое стихотворение нового периода)

Прочь, дерзка чернь, непросвещенна

И презираемая мной!

Державин

Прогресс стопою благородной

Шел тихо торною стезей,

А вкруг него, в толпе голодной,

К идеям выспренним несродной,

Носился жалоб гул глухой.

И толковала чернь тупая:

"Зачем так тихо он идет,

Так величаво выступая?

Куда с собой он нас ведет?

Что даст он нам? чему он служит?

Зачем мы с ним теперь идем?

И нынче всяк, как прежде, тужит,

И нынче с голоду мы мрем...

Всё в ожиданьи благ грядущих

Мы без одежды, без угла,

Обманов жертвы вопиющих

Среди царюющего зла!"

Прогресс

Молчи, безумная толпа!

Ты любишь наедаться сыто,

Но к высшей правде ты слепа,