| Главная » Книги |
Арнольд Эдвин - Свет Азии, Страница 7
Арнольд Эдвин - Свет Азии/div>
И передъ взоромъ враговъ все живущие въ мире - равны.
________________________________________ Благороденъ лишь тотъ, кто всегда справедливъ неизменно;
Низокъ тотъ, кому низость и злоба одни по плечу.
Дай напиться мне, братъ, а когда я свой подвигъ смиренно
Совершу на земле я сторицей тебе заплачу."
________________________________________ Взвеселился пастухъ и исполнилъ Сиддарты желанье.
Дни прошли. Разъ Благой на дороге толпу увидалъ:
Съ музыкантами шли танцовщицы, полны обаянья,
Къ храму Индры... Одинъ музыкантъ на бансуле игралъ,
Билъ другой въ барабанъ; третий струны тревожилъ ситары...
Стройно вторилъ имъ звонъ драгоценныхъ запястьевъ, браслетъ:
Каменистой тропой шли на праздникъ веселыя пары,
Чтобъ всесильнымъ богамъ принесть свой веселый приветъ.
________________________________________ Впереди музыкантъ шелъ съ подругой прекрасной и юной
И струну за струной на ситаре тревожилъ слегка,
Женский голосъ звенелъ подъ журчавшия весело струны,
И лилась ея песнь, какъ по камнямъ - струя ручейка.
* * * ,,Что за прелесть плясать подъ ситару !
,,Но ситару настрой.
,,Ни высоко, ни низко, - умело:
,,Въ свою пляску веселой игрой
,,Увлекать молодежь - наше дело,
,,Что за прелесть плясать подъ ситару!
* * * ,,Если слишкомъ высокъ будетъ строй, -
,,Скоро лопнетъ струна,
,,И конецъ твоей музыке стройной!
,,Слабо, - будетъ безмолвна она,-
,,Снова смерть ей... Рукою спокойной
,,Осторожно ситару настрой!"
________________________________________ Такъ танцовщица пела, спускаясь тропинкой лесною,
Точно бабочка, легкой одеждой на солнце блестя.
И не знала она, что святого подъ пальмой густою
Вразумила своей беззаботною песней дитя.
________________________________________ Будда поднялъ чело, провожая кружокъ этоть шумный,
И сказалъ имъ во следъ: ,,Да, пожалуй, вы правы, друзья:
Как порой, мудреца поучаетъ невольно безумный,
Такъ меня научила нехитрая песня твоя :
Я струну бытия натянулъ слишкомъ сильно и смело,
Чтобъ спасти на земле всехъ мелодией этой струны,
И въ то время, какъ глазъ прозреваетъ ужъ истину, - тело
Умираетъ безъ силъ, а теперь-то оне и нужны!
________________________________________ Нетъ, я долженъ иметь все, къ чему я стремился такъ страстно!
А иначе умру, и со мною навеки умрутъ
Упованья живыхъ, и погибнутъ усилья напрасно,
И спасительный светъ ужъ слепцы никогда не найдутъ!"
________________________________________ Неподалеку отъ владыки
Жилъ человекъ, его стада,
Богатства - честный плодъ труда -
Завидны были и велики.
Онъ былъ другъ бедныхъ и больныхъ.
Его жена Суджата - тоже;
Она въ окрестностях своихъ
Слыла всехъ лучше и пригожей;
И въ мирной сельской тишине
Она судьбу его делила,
И если бъ небо наградило
Ее ребенкомъ, - то вполне
Она сочла-бъ себя счастливой;
И много, много разъ она
Молилась, верою полна,
И обходила торопливо
Вокруг Лингама и во храмъ
Святыя жертвы приносила
Рукою щедрою богамъ.
Она дала обетъ Лингаму*:
Коль онъ мольбе захочетъ внять, -
Ему пожертвовать съ дарами
Златую чашу, чтобъ вкушать
Удобно Дэвамъ пищу было;
И боги вняли ей: она
Красавца мальчика родила,
И, благодарности полна,
Шла въ лесъ для жертвоприношения,
Держа въ одной руке дитя,
Въ другой - священныя печенья,
И лесъ шепталъ благословенья,
На солнце млея и блестя.
Слуга, отправленный Суджатой,
Чтобъ лентой дерево обвить,
Вернулся, трепетомъ объятый
И сталъ въ восторге говорить :
,,О, Госпожа! Въ зеленой сени,
Где ты готовишь торжество,
Сложивши руки на колени,
Сидитъ лесное божество.
Какое дивное сиянье
Вокругъ чела его горитъ!
Какого полонъ обаянья
Его величественный видъ!"
Въ благоговении безмолвномъ
Предъ Буддою склонилась мать,
Что-бъ съ сердцемъ, радостию полным
Следь ногъ его поцеловать,
И говорила: ,,О, да будетъ
Владыко добръ къ своей рабе!
За скромный даръ да не осудитъ,
Да снизойдетъ къ моей мольбе!
Вотъ молоко, Свои сосуды
Я для тебя имъ налила"...
И мать смиренно въ руки Будды
Златую чашу подала,
И окропивъ въ благоговеньи
Все пальцьи рукъ его водой, -
Остановилась въ отдаленьи
Съ смущенной радостью душой.
И молоко свершило чудо:
Въ оцепеневшемъ сердце вновь
Почувствовалъ Владыко-Будда
Переливавшуюся кровь;
Лишенья, голодъ и усталость
Вдругъ миновали, точно сонъ.
И подкрепленному казалось,
Что Онъ незримо окрыленъ,
Что духъ, свершивший, точно птица,
Черезъ пустыни свой полетъ,
Спешитъ блаженствомъ насладиться
На благодатномъ лоне водъ.
И все светлее становилось
Его лицо, и робко мать
Спросила: ,,могъ-ли даръ мой милость
Всечтимьий предъ тобой, снискать?"
И Онъ спросилъ: ,,Что принесла ты?"
,,Святейший, невеликъ мой даръ," -
Ему ответила Суджата.
,,Я отъ пятидесяти паръ
Коров, которыхъ подоила,
Густымъ и свежимъ молокомъ
Двенадцать паръ другихъ поила,
И подоивши ихъ, потомъ
Коровъ шесть самыхъ лучшихъ нашихъ
Доила снова; ихъ дары
Въ серебряныхъ варила чашахъ
Съ сандаломъ, съ примесью амбры,
И рисъ, на ниве возращенный
Какъ жемчугъ, взятый на подборъ,
Въ растворъ бросала благовонный
И кипятила тотъ растворъ.
Услышалъ Богъ мое моленье:
Послалъ мне сына за него,
И вотъ за то въ благоговеньи
Благодарю я божество."
И тихо складки покрывала
Господь нашъ отстранилъ рукой,
Рукой, которая спасала
Отъ зла и смерти миръ живой,
И возложивши руки эти
На непорочное чело,
Сказалъ: ,,Да будетъ въ этомъ свете
Тебе отрадно и светло.
Да не касается тревога
Твоей души !
Но за него
Ты накормила здесь не бога,
А только брата своего.
Я былъ царевичемъ когда-то,
Теперь я странствую шесть летъ:
Земля зловещей тьмой объята,
И для нея ищу я светъ.
И я найду его ! Нетленный,
Ужъ онъ мерцаетъ предо мной,
Как лучъ любви благословенной,
Как светъ денницы золотой.
Но плоть моя въ борьбе устала.
Теперь-же, добрая сестра,
Мне пища силы даровала
И не забуду я добра.
Но отвечай мне: ,,Неужели
Тебе отрада - жизни нить,
И у тебя нетъ больше цели,
Какъ жить, молиться и любить?"
Она ему въ ответъ: ,,Не скрою,
Моя душа не велика,
Но долго-ль влагой дождевою
Наполнить чашечку цветка!
Пусть дождикъ чуть лишь сбрызнетъ поле:
Имъ полонъ лилии цветокъ,
И для моей смиренной доли
Довольно счастия далъ рокъ.
Мой повелитель добръ и неженъ,
Улыбка сына ярче дня,
И миръ жилища безмятеженъ...
Что-жъ нужно больше для меня?
Вплоть отъ заката до восхода
Я целый день заботъ полна:
Поутру, помолясь, народу
Распределить я хлебъ должна,
Украсить дерево святое,
Работу всемъ служанкамъ дать,
А ровно въ полдень, на покое
Владыку дома приласкать.
Домой приходитъ онъ усталымъ,
На грудь главу склоняетъ мне,
А я пою и опахаломъ
Надъ милымъ вею въ тишине.
Тамъ ужинъ... Вечеръ наступаетъ,
Я за столомъ служу ему.
Вотъ ночь лампады зажигаетъ,
И блескъ луны ласкаетъ тьму.
И, помолившись въ нашемъ храме,
Въ зеленомъ садике потомъ
Мы побеседуемъ съ друзьями
И къ сну спокойные идемъ.
И какъ-же мне не быть счастливой?
Я - мать, угодная богамъ,
А сынъ мой жнзнию правдивой
Мне путь укажетъ къ небесамъ.
Въ писаньи есть: ,,Кто созидаетъ
Въ степи для ближнихъ водометъ,
Въ пустыне дерево сажаетъ,
Иль честно сына воспитаетъ,
Тотъ въ небо съ дэвами войдетъ.
А книгамъ верю я смиренно:
Я не умнее техъ мужей,
Что ихъ писали вдохновенно,
Что знали таинства вселенной,
Сердца читали у людей.
Я также думаю, что всюду
Добро исходитъ отъ добра,
А зло - отъ зла, и верить буду,
Что сладкий плодъ, когда пора
Его придетъ, на светъ выходитъ
Изъ корня сладкаго всегда,
Что доброту любовь приводитъ,
А злую ненависть - вражда,
Что порождаетъ миръ - терпенье,
А если мы умремъ, для насъ
Настанетъ, можетъ быть, мгновенье
Счастливей, чемъ минувший часъ.
Зерно даетъ намъ колосъ целый,
Где скрыто зеренъ пятьдесят;
А почки этой астры белой
Цветы огромные таятъ.
Учитель! Знаю, есть печали,
Предъ ними - даже смерть нема:
Умри дитя мое, - едва-ли
Переживу его сама.
Тогда, держа въ объятьяхъ сына,
Я-бъ на святой небесный судъ
Ждала въ томъ мире господина,
Где жены верныя живутъ.
Ударитъ часъ неумолимый,
Уделъ мой видеть, какъ костеръ
Подниметъ грозно клубы дыма,
Подъ небо, царственный шатеръ.
А если смертию примерной
Жена индийская умретъ,
За каждый волосъ свято-верной
Мужъ годы въ небе проживетъ.
Такъ страха смерти я не знаю.
Пусть я любима и люблю,
Я о другихъ не забываю:
Больнымъ и нищимъ помогаю
И небеса о нихъ молю.
Добро творю я, где возможно,
И твердо верую въ одно:
Что все, что есть, то непреложно,
И благо въ немъ заключено."
Ответилъ Будда ей смиренно:
,,Ты самой мудрости мудрей!
Своею речью драгоценной
Научишь ты учителей.
Довольна будь своимъ незнаньемъ,
Тебе путь истины знакомъ.
Рости, сияя обаяньемъ,
Благоухающимъ цветкомъ.
Для лепестковъ твоихъ атласныхъ
Светъ правды будетъ слишкомъ жгучъ,
Пусть ихъ для негъ святыхъ и ясныхъ
Лелеетъ долго светлый лучъ.
Ты поклонилась мне, какъ богу,
А я склоняюсь предъ тобой.
Ты знаешь къ истине дорогу,
Какъ голубь любящий - домой.
Тебя возвышенную зная,
Понять не трудно, почему
Своихъ надеждъ не покидая,
Мы не бросаемъ жизни тьму.
Да будетъ миръ съ тобой всецело,
Пусть также я мое свершу,
Как ты свое свершить съумела.
Теперь-же, добрая, прошу,
Тому, кого ты принимала
За бога, - это пожелать."
И, осчастливленная мать
,,Да будетъ!" тихо прошептала.
Къ владыке мальчикъ между темъ
Рученки простиралъ, и духомъ,
Быть можетъ, зналъ онъ больше, чемъ
Мы все - умомъ, глазами, слухомъ.
А Будда, пищей подкрепленъ,
Стопы направилъ къ древу Боди,
Тамъ, какъ провиделъ раньше Онъ,
Ему открыться на свободе
Святая истина должна.
Съ техъ поръ то дерево - священно,
Съ техъ поръ его листва безсменно
Свежа, густа и зелена.
И шелъ Владыка величаво,
И пелъ ему небесный сводъ:
,,Миры, ликуйте! Слава! Слава!
Учитель къ истине идетъ!"
________________________________________ Когда проходилъ Онъ подъ сенью зеленой
Могучихъ и стройныхъ деревъ,
Земля подстилала Ему благовонный
Коверъ изъ травы и цветовъ.
Деревья вершины предъ Нимъ преклонили,
И боги Ему съ ветеркомъ
Дыханье небесныхъ цветовъ посылали,
И звери смотрели тайкомъ.
Смотрели на Будду все: кто - изъ пещеры,
Другие изъ чащи лесной.
Забывъ о вражде своей, вепри, пантеры,
Олени сбегались толпой;
Изъ трещины камня змея появилась,
Забывши влечения зла,
Она изумрудной головкой склонилась
Предъ Буддой и такъ замерла.
Рой бабочекъ пестрыхъ, какъ радугой томной,
Крылами его обвевалъ,
И выпустилъ на землю коршунъ огромный
Добычу и клекотъ издалъ.
Тутъ векша за Нимъ по деревьямъ скакала,
Тамъ - ткачъ на гнезде ликовалъ,
И ящерка весело рядомъ сновала,
И голубь, воркуя, леталъ.
Все знали, что миру готовится чудо,
И хоры небесъ и Земли
Восторженно пели Учителя-Будду
Отвсюду, - вблизи и вдали:
,,Господь, любовию обильный!
Ты, поборовший гордость, гневъ,
Внемли, всечтимый и всесильный,
Благословляющий напевъ!
________________________________________ Для всехъ ты жертвовалъ собою!
Гряди-же къ дереву, Господь!
Спеши божественной душою
Страданья мира побороть!
________________________________________ Гряди, о светлый и всечтимый!
Насталъ твой часъ. Ужъ сотни летъ
Его ждалъ миръ необозримый;
И въ эту ночь да будетъ светъ!"
________________________________________ И только подъ Боди возселъ нашъ учитель,
Сгустилася ночь, и Мара,
Царь мрака, узналъ, что пришелъ искупитель,
Светильникъ любви и добра.
Онъ созвалъ кь себе всехъ подвластныхъ собратий,
Изъ безднъ и ущелий... На зовъ
Примчалися Тришна, Рага и Арати
Съ толпою презренныхъ рабовъ:
Невежество, низкия похоти, страсти,
Отродия мрака и зла,
Слетелись, чтобъ всеми орудьями власти
Разрушить святыя дела.
Они ненавидели Господа славы.
Но кто изъ святыхъ мудрецовъ
Постигнулъ, какъ были ихъ козни лукавы,
Какъ гневъ ихъ былъ страшно суровъ?!
Они насылали грозу за грозою:
То громь безпощадный гремелъ,
То тучи по небу неслися толпою,
Сверкая мирьядами стрелъ;
То сладкия речи коварно шептали
И въ образахъ нежныхъ, какъ сны,
В цветахъ и листве наготою сверкали,
Как светлые духи весны;
То пеньемъ манили его къ сладострастью:
Сомненьемъ крушились надъ нимъ;
То духъ искушали величьемъ и властью,
Но Будда сиделъ недвижимъ.
Сначала къ нему чередою являлись
Могучие демоны зла:
Все десять прислужниковъ Мары пытались
Храмъ света разрушить дотла,
И первый изъ нихъ - Себялюбье, который
Себя только видитъ во всемъ,
И хочетъ, чтобъ все ему были опорой,
Чтобъ думали только о немъ.
,,Коль вправду ты Будда: - сказалъ онъ лукаво:
Ты спасся, довольно съ тебя!
Теперь тебе вечной наградою слава;
Живи, ни о чемъ не скорбя."
А Будда: ,,Что въ этихъ словахъ, - то презренно:
Что ложь, то проклятье. Ступай,
И техъ, кто лишъ любитъ себя неизменно,
Лукавствомъ своимъ искушай."
Сомненье ему появилось на смену
И глухо шептало: ,,Взгляни,
Какую всему, что ты видишь, дать цену?
Все - призраки, тени одни!
Ты гонишься также за собственной тенью.
Возстань и иди! Нетъ пути
Помимо терпенья, насмешки, презренья.
Знай, миръ невозможно спасти."
Но Будда ответилъ: ,, Исчезни, лукавый,
Съ тобой у насъ общаго нетъ.
Твой путь - вечный сумракъ и хаосъ кровавый,
Мой - истины радостный светъ!"
Тогда за лукавымъ предъ Буддой предстала
Колдунья. Она за собою везде
Несетъ суеверья и мрака начала
И съ истиной въ вечной вражде.
,,Ужель ты посмеешь - колдунья сказала,
Отринутъ священный заветъ,
Низвергнуть великихъ боговъ съ пьедестала,
Загладить обычаевъ следъ?
Ужели посмеешь ты храмы тревожить,
Разрушить властителей тронъ?
Кумиры и мудрыхъ жрецовъ уничтожить?
Нарушить недвижный законъ?"
Но Будда ответилъ: ,,Все то, что ревниво
Хранишь ты, - лишь форма одна,
Что истинно, - вечно, свободно и живо!
Иди!" И исчезла она.
Затемъ появился еще соблазнитель,
Кама-царь могучихъ страстей,
Царь мира и, даже, боговъ повелитель,
Лукавый и хитрый, какъ змей.
Смеясь подошелъ онъ къ подножию древа,
Скрывая свой лукъ за спиной,
Увитый живыми цветами, а слева
Стрелъ полный, колчанъ вырезной.
То были желаний смертельные стрелы;
На каждой стреле трепеталъ
Съ пятью язычками, безпечный и смелый,
Огонь на подобие жалъ.
Съ нимъ вместе, въ священное уединенье,
Какъ девственныхъ призраковъ рой,
Сорвались въ лучахъ золотистыхъ виденья,
Сиявшия дивной красой.
Оне ворковали такъ сладостно, нежно
Волшебные гимны любви,
Что слушала ночь ихъ, томяся мятежно
И сыпала звезды свои,
И радостно вторя невидимымъ струнамъ,
Лилася ихъ песнь, какъ ручей
О ласкахъ, о неге, о счастии юномъ
Въ объятияхъ милой своей;
О томъ, что нетъ въ мире нежней и дороже
Для смертнаго-пышныхъ волосъ,
Трепещущихъ персей, атласистой кожи,
Блаженствомъ исторгнутыхъ слезъ,
Что нетъ совершеннее женскаго тела,
Гармонии линий живой,
Чарующихъ взоры свободно и смело,
Пленяющихъ душу красой.
Съ волнениемъ крови ее сознаемъ мы
Всемъ сердцемъ и всемъ существомъ,
Намъ дивныя чары ея такъ знакомы,
Мы носимъ ихъ въ сердце своемъ.
Сжигаемы страсти блаженнымъ пожаромъ,
Мы жадно владеть ей хотимъ,
Как истиннымъ благомъ, безценнейшимъ даром,
Как небомъ безбрежнымъ своимъ:
О, кто не забудетъ страданья и муки,
Когда къ нему льнетъ красота,
Вкругь шеи кольцомъ замыкаются руки,
Къ устамъ приникаютъ уста.
Когда въ поцелуй заключенъ благодатный
Весь смыслъ нашей жизни, весь миръ необъятный!
Такъ пели оне и чарующей страстью
Манили Его въ тишине
Съ собой къ наслажденью, къ восторгамъ и счастью,
К любви, къ незакатной весне.
Оне въ сладострастно-мучительной пляске
Являли, какъ почки цветка,
Лишь только одне соблазнявшия краски,
Но сердце скрывали пока.
Изъ смертныхъ такой красоты несказанной
Не виделъ никто никогда.
Красавицы пели: ,,Я жду, мой желанный!
Возьми. Я твоя . . . навсегда!"
Учитель остался, объятый покоемъ.
Но Кама далъ знакъ имъ жезломъ,
И все отступили сверкающимъ роемъ...
И тихо во мраке ночномъ
Предъ взоромъ Сиддарты предстало виденье,
Затмившее всехъ красотой.
Ахъ, то Ясодхары его отраженье.
То образъ жены молодой!
Ей слезы тоски отуманили очи.
Объятья влекли за собой,
И, точно волшебная музыка ночи,
Звучалъ ея голосъ мольбой:
,,Царевичъ! я здесь отъ тоски умираю.
Ответь мне: ты встретилъ-ли край,
Подобный прекрасному нашему краю,
Где жизнь - обаятельный рай!
Где-бъ такъ отражало, какъ наша Рохини
Пленительно зеркало водъ
Сады, восхитительныхъ замковъ твердыни
И весь голубой небосводъ.
Я долго въ слезахъ о тебе тосковала...
Вернись, о Сиддарта! Вернись!
Любя, къ моей груди прильни, какъ бывало,
Устами устъ жадныхъ коснись!
Взгляни: я умру отъ холодной печали,
Мне миръ безъ тебя такъ унылъ!
Взгляни-же, мой милый! Взгляни, я не та-ли,
Кого ты такъ пылко любилъ."
И Будда ответилъ: ,,Напрасно ты просишь
Отъ имени милой меня.
Коварная тень! Ея образъ ты носишь,
И я, его свято ценя,
Тебя проклинать не хочу и не смею.
Сокройся-же призракъ! Уйди!
Обманомъ своимъ и игрою своею
Ты чувствъ не разбудишь въ груди!"
И по лесу крикъ прозвучалъ и, мерцая
Сияньемъ болотныхъ огней,
Сокрылася духовъ нечистая стая,
Туманомъ одеждъ своихъ лесъ застилая,
Пугая уснувших зверей.
Исчезли... И небо вокругъ омрачилось
Въ дыхании грозныхъ страстей.
Чудовище Ненависть первой явилась,
Обвитая полчищемъ змей.
Изъ грудей обвиснувшихъ змеи сосали
Губительньий ядъ молока,
И злое шипенье, вияся сливали
Съ проклятьемъ, звучащимъ века.
Но злоба ея не смутила святого.
Онь взоромъ смиреннымъ очей
Заставилъ презренную смолкнуть сурово.
Шла Чувственность следомъ за ней -
Которая жизнь обожая лишь въяве,
Надъ нею царитъ, какъ чума.
А вследъ ей сестра - Вожделение къ славе:
Подвластна ей мудрость сама,
Мать подвиговъ смелыхъ и силы победной!
За нею - спесивый Порокъ
Духъ гордости. Льстивый, холодный и бледный,
Самооправдания богъ.
А тамъ, съ безобразной и гнусной толпою
Нетопырей, гадинъ и жабъ,
Тащилось невежество грязной стопою,
Мать страха и лености рабъ.
Слепая колдунья, при взгляде которой
Сгустилася полночь черней,
Земля всколебалась и дрогнули горы,
И тучи, бросавшия молний узоры,
Пролилися моремъ дождей.
Казалося, къ ранамъ земли приложили
Огонь, и весь воздухъ надъ ней
Наполнился смрадомъ и шелестомъ крылий
И визгомъ незримыхъ зверей;
Казалось, что бездны раскрыли все пасти;
Исторгнулъ все чудища адъ,
И стращныя лица, и грязныя страсти
Съ шипеньемъ и ревомъ кишатъ.
Но святостью, точно стеною незримой
Отъ демоновъ злыхъ огражденъ,
Ихъ даже почти не заметилъ Всечтимый,
Въ глубокую мысль погруженъ.
И Боди не дрогнуло даже ветвями,
Полно небывалой красы;
Какъ въ часъ полнолунья, когда надъ кустами
Зефиръ не повеетъ и съ листьевъ крылами
Не сброситъ алмазной росы.
Природа бесилась съ мучительнымъ гневомъ
Вне тени, бросаемой благостнымъ древомъ.
И въ третию стражу, лишь скрыл 
| |
| Просмотров: 443 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры